Как карта ляжет

Тончик вытаскивает изо рта сигарету и шумно выдыхает струйку дыма. Жаркое закатное солнце опаляет бетонный пол открытого гаража, в котором на старом диване и устроился лидер «Алюминиевых штанов». Отличный вечер для планов. Но не сейчас — через пару минут. Анатолий прикрывает глаза, вытягиваясь, чтобы слепо ткнуть окурком в забитую пепельницу, стоящую на низком столике рядом, и откидывается обратно, обводя их «базу» ленивым взглядом. Барсетка сидел на стуле поодаль и старательно полировал кастет. Павлуха с Мобилой в противоположном углу о чём-то оживлённо спорили, судя по недовольному лицу первого — делили жвачки. Тончик ухмыляется, задерживаясь на секунду мыслями в мирной безмятежности, и рывком поднимается с дивана. Стоит ему встать, остальные члены банды как по команде поднимают головы, внимательно следя за лидером. Тот, убедившись, что завладел их вниманием, наклоняется к столу и садится на табуретку, стоявшую рядом. Резкое движение рук и пепельница с парой пустых бутылок оказываются отодвинуты к краю, открывая потрёпанную карту, испещрённую дырочками и карандашными пометками. Тончик кивком подзывает пацанов и начинает говорить только тогда, когда они оказываются рядом. — Короче, — поправив кепку, деловито начинает он, — у меня план такой: заступаем вот отсюда, — Анатолий тыкает пальцем на небольшой крестик, — грабанём тут продуктовый, чтоб знали — заявим о себе. «Позолоченные» нам ничего не сделают, не поймают. Выступаем сегодня ночью, — он хмыкает, видимо, полагая, что дополнительные пояснения «Штанам» не нужны. Ещё бы — с такой самоуверенностью ни у кого из парней даже не возникает мысль, чтобы попросить подумать подольше или вовсе предложить что-то другое. Тончику они доверяют, несмотря на все его ошибки. А тот понимает, что решительность сейчас нужна как никогда. Ничего, они ещё своё отвоюют. Только размахнутся посильнее сначала…

***

Фить. Тончик замирает, задержав дыхание, перед тем как сделать ещё пару шагов. Фить, фить. Анатолий тихо выругивается сквозь зубы. В такие моменты он свой олимпос просто терпеть не мог — хочешь прокрасться тихо, да только шуршишь, кажется, на весь район. Да, ограбление в этот раз пока складывалось не особо удачно. — Уй! Тончик отшатывается, оборачиваясь, и прожигает врезавшегося в него парня недовольным взглядом. — Павлуха, епта, а ещё выебонистее одеться не мог?! — цедит он раздражённо, хмуря брови. — Хоть очки сними, бля! Не видишь же, куда прёшь! Паша, блестящий в тусклом свете малочисленных фонарей яркостью олимпийки с цепочкой и замысловатыми тёмными очками, обескураженно пожимает плечами, покорно задирая свой козырёк и приспуская очки. Дальше двигаются в относительной тишине — машину Анатолий решил от греха подальше оставить за соседним домом. Мобила как обычно ловко взламывает замок, а там уж двери продуктового их удержать не могут. Загребают всё, что только лезет в карманы: пачки пельменей, сигареты, колбасу, и, чего уж там, пиво с семечками. Павлуха вообще набивает олимпийку чуть ли не до горла, прихватив сверху печенье с конфетами, — Тончик, несмотря на свой темперамент, был большим сладкоежкой, да и сам Паша, в отличие от Барсетки с Мобилой, на сладости был падок. Перед уходом они с Тончиком достают баллончики с краской и оставляют на столе около кассы витиеватую роспись — считай их личный автограф. Замысловато изогнутую и цветную надпись «Алюминь» придумал сам Павлуха, который, как о нём отзывался Анатолий, был «художник ёпта». Удостоверившись, что дело сделано как надо, довольные «Штаны» возвращаются в машину. Всё прошло как по маслу. «Странно даже, — думает Тончик, заводя свою девятку, — ну, оно и хорошо, чего тут думать», — тут же отмахивается он. Район здесь тихий, камер в продуктовом не было. А они о себе заявили — предупредили своеобразно, чтоб не вздумал рыпаться никто. По крайней мере, Анатолий был уверен, что схема рабочая.

***

Следующее утро его встречает безмятежностью и теплом. Ну, или Тончику так кажется. На улице и вправду тепло, даже начинает по-летнему печь, так что лидер «Алюминиевых штанов» даже расстёгивает олимпийку, выставляя напоказ старенькую белую майку. «Добычи» они прошлой ночью награбили немало, так что на подходе к родному гаражу Анатолия встречает запах дорогих сигарет и, кажется, пельменей, которые Барсетка уплетал прямо из кастрюли. Павлуха и Мобила рубились в карты, дожидаясь, видимо, лидера. Тончик при их виде довольно ухмыляется и кивает коротко вместо приветствия, заваливаясь тут же на потёртый диван. Сегодняшний день он планировал провести в праздном безделье. На районе было тихо, даже цыгане не появлялись, в маленьком холодильнике, который они когда-то спёрли, охлаждалось пиво, а дела, похоже, наконец налаживались. Чем не повод дать себе отдых? «Отдых», однако, не складывается. Примерно через полчаса «Штаны» напрягаются, услышав приближающееся шуршание колёс. Тончик вскакивает почти сразу, как видит неспешно заворачивающую в их проулок чёрную «Волгу». Он отлично знает, чья это машина. Когда авто тормозит, Павлуха и Мобила невольно вздрагивают, начиная перешептываться. Настораживается даже Барсетка. — Бля, это ж гробовщик, — нервно слышится Тончику у себя за спиной. Он тем не менее обеспокоенный бубнёж игнорирует, напротив — смело, хоть и напряжённо шагает навстречу выбравшемуся из машины мужчине, выходя из гаража. Высокий, сухопарый армянин в белом костюме не двигается, только хмурится молчаливо, прожигая приближающегося Анатолия сердитым взглядом. Он стоит вытянутый, словно струна: вороные волосы, спадающие на плечи, как обычно зализаны назад, бледные губы поджаты, а тонкие пальцы рук сжимают крепко трость с набалдашником в виде какой-то хищной птицы. Тончик от него останавливается буквально в паре шагов. — Дядя Алик… — так же хмуро начинает Анатолий. — Никаких больше «дядя Алик»! Для тебя Альберт Зурабович, — холодно перебивает его лидер «Позолоченных лампас», морщась красноречиво. Точник вздыхает тяжко, понимая, что так просто ему в этот раз не отделаться. Алик приехал один — это факт, вот только наезжать на него у Анатолия духу не хватит, и не только потому, что у «Позолоченного» во внутреннем кармане приталенного пиджака покоится пистолет… Просто Алик был живым примером одного — чтобы устрашать, оружие не обязательно. — Новая? — с усталой непринуждённостью кивает Точник на чужую трость, решая перевести тему и попробовать другую тактику. — Раньше у тебя такого не видел. — Нравится? — интересуется Альберт с холодной усмешкой. — Мне тоже нравится… Анатолий не успевает опомниться, как из его груди выходит воздух, когда ему в живот прилетает удар плашмя тростью. Он морщится, сгибается пополам с тихим хрипом и тут же получает ещё один — по позвоночнику. — Очень удобно бить людей, — ядовито цедит Алик, задирая верхнюю губу в насмешливом оскале. Тончик едва ли успевает прийти в себя, ему даже выпрямиться не дают — цепкие ледяные пальцы хватают его за ухо, вытягивая вверх. — Антанэли лакот! — рычит Альберт, чуть ли не выплёвывая слова ему в лицо. — Сколько раз тебя ещё надо ударить, чтобы выбить дурь из твоей башки?! Суеты навести захотел? Я тебе наведу суету! — он выкручивает чужое ухо так, что Анатолий ойкает и шипит болезненно. — Ты мне за порядок в моём районе головой отвечать будешь, понял? Тончик дёргается, но не рыпается — знает, если будет яростно сопротивляться, будет ещё хуже. — Ай! Да понял я, понял! Пусти, бля! — тянет уязвлённо он, отчаянно упираясь кроссовками в асфальт. Когда Алик наконец отпускает, Анатолий на него смотрит со смесью злобы и детской обиды. Альберт Зурабович таким был, сколько он себя помнит. Строгим и требовательным. А ещё работал он «по-чистому». Из всех них именно у Алика был сугубо официальный и законный бизнес, и его было не за что посадить, даже при желании. Именно поэтому, наверное, и было так опасно лезть. «Не поэтому», — тут же с досадой про себя подмечает Тончик. Опасно лезть было потому, что разозлить Альберта легко, а угодить трудно. Потому, что он его авторитет переплюнуть не мог, как бы ни старался. Потому, что Алик в его глазах стоял до сих пор высоко, как бы сам Анатолий ни пытался себя переубедить. — Тоже мне учитель нашёлся, — тихо бурчит сквозь зубы Тончик, плюнув на асфальт. — А ну-ка повтори, — замогильным голосом шипит Альберт, щуря угрожающе чёрные змеиные глаза. Анатолий отступает невольно, поджимая губы и приподнимая ладони в примирительном жесте. — Молчу, — рыкает он, тут же засовывая руки обратно в карманы олимпоса, нахохлившись, словно воробей. Теперь, когда «воспитательный процесс», похоже, завершился, Тончик себя почувствовал донельзя глупо. Стоит тут, как школьник какой, получивший двойку. Перед пацанами стыдно. Но пацаны вообще зассали к гробовщику подходить, так что ему ещё простительно. — Чтоб больше у себя в районе не видел! — отпечатывает Алик уже чуть спокойнее, потрясая перед его носом указательным пальцем. — Иначе поспособствуешь моему бизнесу, — он хмурится вновь, перед тем как развернуться. Пока Альберт идёт обратно к своей машине, Анатолий провожает его недовольным и злобным взглядом. В голове роятся тысячи раздражённых мыслей. И как Алик только нашёл его! А вообще… Ничего удивительного, если подумать. Его район всем известен, а уж в нём, если поискать, найти не сложно. Любая дворовая шпана скажет, где обычно проводят время «Алюминиевые штаны». Соваться к ним она, конечно, опасалась. Только вот лидеры «соседних» ОПГ — далеко не ссыкливая шпана. Остальные «Штаны» наконец отмирают. Чёрная «Волга» исчезает в клуба́х дорожной пыли. Тончик снова остался ни с чем.

***

Алик сидит в кресле, напряжённо потирая переносицу и косясь время от времени на часы, показывающие полночь. Что ни день, то головная боль. С бухгалтерией «Платиновых пиджаков» как обычно беда, в похоронке завал, важные накладные куда-то запропастились… Так ещё и Тончик ему беспокойства устраивает! Будто своих проблем мало! — Я ему даже сотрудничество предлагал! — недовольно рычит Малиновский, взмахивая руками. — Так нет, он, представляешь, отказался! Альберт вздыхает устало, переводя хмурый взгляд на своего излишне громкого и эмоционального собеседника. — Зная, как ты предлагаешь… — он морщится. — Ничего удивительного. Роман поджимает губы на пару секунд, но упрёк старательно игнорирует, продолжая распинаться. — Вырастили на свою голову, называется! Вот его благодарность! Алик вновь морщится, закатывая глаза в мученической гримасе. — Рома, ради бога… — в его голосе появляются металлические нотки. — Ори потише! Малиновский замирает, прекращая ходить по комнате взад-вперёд, и послушно затыкается, глядя на раздражённого гробовщика слегка растерянно. — Извини, — наконец снисходительно бормочет он, — Запамятовал. Тебе это… Может таблеток каких-нибудь? — спохватился Роман. — Если они избавят меня от головной боли по имени Анатолий, то буду рад, — язвит недовольно Альберт, хмуря брови. Малиновский усмехается вяло и тут же фыркает. — Да как Жила на зоне оказался, всё по наклонной пошло, — цедит он вновь недовольно, — щенок этот борзеть начал! — Роман переводит взгляд на Алика, выжидая, кажется. — У тебя самого какие-нибудь мысли на этот счёт есть? Альберт молчит несколько секунд, а потом вздыхает тяжело. Видно было, что эти самые «мысли» давались ему с трудом. — Реши уже что-нибудь сам, — наконец ворчит гробовщик, — я двадцать с лишним лет тебя терплю, мне полагаются отпуск и премия за такие усилия… А лучше пенсия, — он в очередной раз вздыхает, обессиленно сползая в кресле. Малиновский, видя, что Алик сейчас не в работоспособном состоянии, кивает сам себе, задумчиво. — Ну, у меня-то план есть, только я ж знаю, что он тебе не понравится, — усмехается он с оттенком лёгкого самодовольства. Альберт приоткрывает один глаз, демонстрируя заинтересованность. — Надо их того… — Роман красноречиво хлопает кулаком по собственной ладони, за неимением возможности стукнуть по кухонному столу, стоящему рядом. — Да не будем мы никого убивать! — тут же восклицает он, ловя на себе крайне неудовлетворённый взгляд Алика. — Просто отмудохаем хорошенько, чтоб место своё знали! Альберт снова закрывает глаза и цыкает, качая головой. — Так дело не пойдёт, — бормочет он недовольно, — ты на горячую голову опять бед натворишь, а мне потом, как всегда, трупы вывозить… — Малиновский возразить не успевает — Алик прерывает его немое возмущение, продолжая, — Значит, пока выжидаем… Если ещё что-нибудь выкинет, вернёмся к твоему варианту, но я в любом случае поеду с тобой, — Альберт откидывает голову, демонстрируя, что беседа подходит к концу, — тебе без меня нельзя… — бормочет он сонно. Роман хмыкает и молчаливо удаляется в соседнюю комнату. Когда он возвращается с пледом, Алик уже дремлет, положив голову на спинку кресла и вытянув ноги. Через пару часов Рома разбудит его, чтобы по настойчивой просьбе самого гробовщика отправить обратно на работу. А пока… — Мне без тебя нельзя, — со вздохом шепчет Малиновский, укрывая его пледом и вяло улыбаясь.