Как карта ляжет

Лошало сидит в чужом кабинете, со скучающим видом разглядывая собственные ногти. Ноги его в чёрных сапогах на высоком каблуке нагло закинуты на стол, и Лало слегка раздвигает их носки, чтобы увидеть недовольное лицо хозяина кабинета. — Ну и зачем ты меня позвал, Роман Дмитриевич? — лениво интересуется цыган, таким тоном, будто продолжительность этой встречи строилась на одном лишь его желании здесь находиться. — Ты, знаешь ли, отвлекаешь людей от важных дел… — Какие, интересно, у тебя дела? — раздражённо рыкает Малиновский, который, судя по выражению лица, того и гляди схватит Лошало за ноги, которые тот бессовестно закинул на его итальянскую мебель. — Скурить за день недельную дозу собственного товара? — ядовито цедит Роман, ухмыляясь недовольно. Лало смеётся — звонко, заливисто, почти искренне, кажется. — А ты шутник, — подмечает он, глядя лукаво и демонстрируя золотой зуб в улыбке. Малиновский, понимая, что серьёзного ответа, как и пробуждения явно отсутствующей цыганской совести, не дождётся, вздыхает устало, решив, видимо, перейти сразу к делу. — Ты зачем к детям в песочницу полез? — тянет он с вялой усмешкой. — Они теперь из-за тебя мне проблемы доставляют. — Из-за меня? — Лошало наигранно «невинно» хлопает глазами и разводит руками. — Просто бизнес, Ром, ничего личного, — он насмешливо щурит глаза и широко ухмыляется, — ты ведь так говоришь? В любом случае, не принимай близко к сердцу… — Лало хмыкает, принимаясь с отстранённо-задумчивым видом ковыряться в зубах. Малиновский морщится и всё же, не выдержав, ударяет тяжёлым кулаком по столу. Лошало это едва ли колышет. — «Не принимай близко к сердцу», значит? — рычит Роман раздражённо. — А ты не подумал, что если их территорию отжать, они к другим полезут? — он выпрямляется и фыркает, сцепляя пальцы в замок. — Не подумал, что они будут честным людям жизнь портить? — Кому? Тебе что ли? — Лошало откровенно потешается, даже сбрасывает ноги с чужого стола и подаётся вперёд. — Не смеши! Малиновский поджимает губы, но не отвечает, лишь хмурится молчаливо. По его лицу видно — борется с желанием послать цыгана куда подальше и вышвырнуть из своего кабинета. — Не злоупотребляй моим терпением, — наконец цедит он, вздыхая, — я не собираюсь терпеть убытки из-за твоих глупостей. — Ой, велики убытки! — пренебрежительно отмахивается Лошало, цыкнув. — Рома, ты деньги лопатой гребёшь, — он вновь подаётся вперёд, опираясь локтями о стол и подпирая сцепленными ладонями подбородок, — и не без моей помощи, между прочим, — Лало хмыкает и щурится хитро. Романа это замечание будто бы оскорбляет — он выпрямляется резко и отстраняется слегка от стола, прожигая цыгана красноречивым предупреждающим взглядом. Лошало будто бы не понимает, что играет с огнём. Медленно перекладывает одну ладонь на стол, начиная ритмично барабанить по дереву окольцованными пальцами, и смотрит всё так же лукаво исподлобья. — Судя по этим миленьким цацкам, дела у тебя идут в гору, — как бы невзначай подмечает он, кивая на поблёскивающие на чужой руке перстни. Малиновский цыкает, скалясь раздражённо, но пока ещё не злобно. — То, как у меня идет дела — не твоё собачье дело, — огрызается он, пряча одну руку под стол, словно боялся стать жертвой хвалёной цыганской «ловкости рук». Лало это лишь больше веселит, заставляя хмыкнуть самодовольно и усмехнуться лишь шире. О жадности Малиновского были наслышаны, наверное, все в этом маленьком и донельзя странном городе. Как минимум, фамилию его знали многие. Роман Дмитриевич был хозяином местных казино и клубов, а заодно оказывал разного рода «охранные услуги». Чем ещё он занимается простому народу оставалось только гадать — многие шептались о незаконной торговле оружием совместно с «Железными рукавами». Так или иначе, факт оставался фактом — деньги у Малиновского водились, причём в избытке. Посоперничать с ним могли разве что сам лидер ОПГ «Железные рукава», державший при себе всех путан города и рестораны, и ещё несколько людей, включая Марка Владимировича Багдасарова — нынешнего кандидата в президенты, по слухам заключившего с «Рукавами» союз. Лошало таким богатством похвастаться, разумеется, не мог, но ему хватало и «объедков» с общего криминального стола. Всё равно по сравнению с тем, сколько городская шпана зарабатывала на рэкете, деньги это были немаленькие. И ему было достаточно. Главное в конце концов — авторитет. А уж он у цыган имелся. Хоть их лидер и не гнался за властью, но среди местных криминальных авторитетов ОПГ «Серебряные шорты» уважали, и с мнением самого Барона Лошало считались, пусть даже и недолюбливали за напускные несерьёзность и легкомыслие. Лало этого было более чем достаточно, ну или он делал вид. По крайней мере свои планы по захвату города или, чего уж там — мира, он предпочитал держать при себе. Чего не скажешь о Малиновском. Наверное, любимой его фразой была: «Цель оправдывает средства». Роман был инициатором всех самых безумных идей и поражающих своей дерзостью планов. И неизменно пытался втянуть в это дерьмо своих коллег по криминальному цеху. Второй его любимой фразой была: «Деньги не пахнут». Потому, пожалуй, Малиновский и сотрудничал с местной похоронкой так активно. Похоронное бюро у них на весь город было только одно, и, как шутил сам Роман, «имело монополию на смерть». Впрочем, ОПГ «Позолоченные лампасы», главой которого был хозяин этого самого бюро, ОПГ считалась лишь условно. Или скорее простые люди выкидывали из аббревиатуры слово «преступная», потому как незаконная сторона бизнеса «Лампас» существовал лишь на словах, а на деле… На деле никто не знал. Или просто напросто не выжил, чтобы об этом рассказать. Малиновский как раз раздумывает над соблазнительной идеей позвонить своему коллеге, чтобы попросить подготовить «место» для излишне болтливого и, сующего нос не в свои дела, цыгана, когда Лошало прерывает его размышления. — Если тебе всё это так не нравится, можем прекратить наше сотрудничество, — шелестит тихо он, разглядывая внимательно лицо Романа. Тот хмурится, кажется, обдумывая ответ. — И что ты будешь делать? Искать новых клиентов и снова обманывать людей? — интересуется Малиновский сухо. — Обманывать? — наигранно удивлённо переспрашивает Лало, со звоном браслетов взмахнув руками. — Ромалы не обманывают, — усмехается он. Роман фыркает и закатывает глаза. «А наёбывают», — хочется добавить ему. — Да, да, самый честный народ, — отмахивается он пренебрежительно, — знаю я вас. Спиной не поворачивайся, карманы держи на замке… — Малиновский хмыкает, ухмыляясь. — Лишь бы людей на деньги развести. — Странно, я думал, наши системы «развода» направлены в одну сторону, — подмечает Лошало, вскидывая брови. Роман цыкает, складывая руки на груди. — Я в отличие от тебя — человек порядочный, — цедит он с важным видом, отчего Лало не выдерживает и в очередной раз усмехается. Цыган щурит глаза хитро, вновь подпирая кистями рук подбородок. — А гашиш, значит, тоже не ты у меня скупал? — тянет насмешливо он. — Я же не виноват, что у меня он лучше расходится, — непринуждённо возражает Малиновский, ухмыляясь зеркально. Лошало лениво хмыкает, прикрывая глаза. — А мне сегодня карты сказали… — Поди к чёрту со своими картами, — раздражённо перебивает его Роман, — делать мне больше нечего, чем твои карты прокля́тые слушать! Лошало издаёт тихий смешок и открывает один глаз, косясь на него, кажется, почти заинтересованно. Малиновский был суеверен до чёртиков и он, Лало, любил этим пользоваться. По крайней мере наблюдать за реакцией Романа, когда дело доходило до гаданий и прочего, как сказал бы кто другой, «абсурдного мистицизма», ему явно ужасно нравилось. Тот, как ни странно, ужасно боялся разозлить фортуну, поэтому к заглядыванию в будущее относился довольно трепетно и предпочитал лишний раз в подобное не лезть. Может, просто не хотел увидеть там очередной крах, кто знает. — Ладно, тэро́ камло́ ромал тебе погадает… Хочешь? — Лошало улыбается снисходительно и засовывает руку в карман широких штанин. — Могу сделать расклад прямо сейчас, — тянет он, улыбаясь, и ловко перекидывая колоду карт из одной руки в другую. Малиновский не соглашается, но и не противится, только наблюдает за смуглыми ладонями завороженно. Карты будто сами собой расстилаются по поверхности стола — ни дать ни взять — замысловатый веер. Лало знает, что ему получилось заинтересовать «зрителя» и ухмыляется довольно донельзя, словно кот — разве что не мурлычет себе под нос. — Посмотрим… — бормочет он задумчиво, склоняясь над столом и начиная внимательно разглядывать открывшиеся ему «узоры». Роман, всё это время старательно делавший вид, что он в происходящем не так уж и заинтересован, не выдерживает и невольно подаётся вперёд, вытягиваясь, будучи готовым жадно ловить каждое чужое слово. — Ну что там? — почти взволнованно хрипит он. Лошало замирает, хмурится едва уловимо, шепчет что-то одними лишь губами и изгибает брови задумчиво. Когда он наконец поднимает пристальный, будто прожигающий насквозь, взгляд на Малиновского, то долго молчит, выжидая, видимо, эффектную паузу, а потом внезапно усмехается широко. — Карты говорят, что ты сука. Роман резко вскакивает, хватая со стола первое, что попалось под руку, а именно подставку для ручек, и замахивается ей на Лошало, намереваясь попасть. Тот смеётся громко, несдержанно, совершенно не боясь, похоже, гнева Романа Дмитриевича, и ловко сгребает со стола карты, быстро поднимаясь со своего места, чтобы оказаться вне досягаемости чужих кулаков. — Пошёл вон отсюда! — рычит Малиновский, разбрасывая в ярости несчастную канцелярию. Лало уворачивается и, не прекращая смеяться, отступает к дверям. Перед тем, как удалиться, он оборачивается, глядя на Романа лукаво через плечо. — Сам потом ко мне придёшь, — тянет он с усмешкой. Наглые зелёные глаза исчезают за дверью.