Игра в любовь

Ей абсолютно не хотелось возвращаться в эту школу. Более того, Кира даже и представить себе не могла, что её распределят в класс, где учился он. Болконская слишком долго бежала от прошлого, чтобы вновь, вытерпев всё, вернуться туда, к истокам, откуда и произошёл поворот не туда. Слишком трудно было сдерживаться, слишком трудно было просто стоять, гордо расправив плечи. Как будто стены класса давили и ограничивали. Не хватало воздуха. Всё вокруг было чертовски чужим. Настолько чужим, что даже эти приветливые улыбки некоторых одноклассников, сильная жестикуляции со стороны классной руководительницы не внушали некого доверия что ли? В её прошлой школе, которую, к огромному сожалению, пришлось покинуть, было лучше некуда. Это место было вторым после дома, куда всегда хотелось возвращаться. Или она сама себе это придумала, убегая от призраков минувших лет. Её и Данин взгляд пересекается, и мир вокруг как будто на секунду замирает. Есть только он, она и этот пытливый взор, направленный в её сторону. А ведь всё начинается со взгляда. Безусловно, он вырос и явно изменился, внешне оставаясь всё таким же привлекательным, но в том, как он смотрит и, собственно, в самих его глазах оставалось что-то такое дьявольское, как и ранее. Казалось, что всё, что она пережила, случается вновь. Всё опять повторяется. Повторяется даже то, как он небрежно осматривает её, не дав даже и шанса улизнуть от взгляда. И этот процесс явно доставляет ему удовольствие. Смотрит так, будто соскучился. Кира улыбнулась, отбрасывая подобные мысли в сторону. Глупость. Хочется верить, что тут её примут тепло. У Киры уже есть преданные и верные друзья, которые сразу дали понять, что она не одна. Те, что помогли освоиться в незнакомой среде. Привычное одиночество, точно не уединение, сейчас уже казалось вещью отдалённой, чем-то таким, что быстро стирается из памяти и о чём лучше не напоминать лишний раз, уверяя себя, что так тому и быть. Значит, она заслужила? Ей повезло, что у неё появились настоящие подруги, которые дали понять насколько она привлекательна, если так можно было сказать. Едва заметно подчеркивать свою красоту косметикой, носить вовсе не вызывающие, а особо элегантные вещи, и, в конце концов, полюбить себя. Каждый день развивать в себе достоинства и забывать о том, как один самодовольный мальчишка издевался над ней, пока остальные не замечали или, правильно сказать, просто не хотели замечать происходящего. Или боялись замечать, кто знает? Кто знает, что было в голове людей, которые молча наблюдали за этим? О чём могли думать, когда Даня задирал Болконскую. Она просто научилась жить заново, научилась искать радости в простых мелочах. Она больше не боялась глупых мыслей, не боялась унижения чувств к этой искренней, такой чистой, непорочной и светлой любви. Первой любви и к кому — нестабильному и разбалованному Воронцову, что ежедневно запускал бесповоротный механизм «влюбисьаятебясломаю». Сломаю, да и с каким треском! Сломаю так, что ты никогда не узнаешь радости взаимной любви. Сломаю настолько, что даже на таком большом расстояния я буду преследовать тебя и жить, жить и подкидывать любые намёки, от которых дрожат руки, на глаза наворачиваются слёзы, а воспоминания, особенно ночью, душат. Кира наблюдала за фигурой, стоящей у окна. Наверняка дорогой костюм, идеальный, подобранный явно тем, кто в этом разбирается. Имидж, как-никак. Взъерошенные тёмные волосы, рюкзак, который валялся рядом. Даже и не помнит, когда в последний раз видела его тихим. Вполоборота натыкается на её изучающий взгляд, прежнее состояние сменяется нервозностью и раздражённостью. Она нарушила покой и вырвала из мыслей. Включи мозг и просто беги отсюда, пока не поздно, а то будет только хуже. Зачем сама, будто мотылёк на свет, направляешься туда, где тебя могут погубить? — Какого хера ты следишь за мной? — раздражённо, презрительно. Но было что-то другое в его голосе, похожее на отчаяние. Потерянный. Правильнее будет сказать так. Замечает рассечённую бровь и ещё одну ссадину на скуле. Кто его так? Нерешительно подходит ближе, когда Даня позволяет сделать ей эти чёртовы шаги, которые даются с трудом из-за подкашивающихся коленок. Смотрит прямо в глаза: неотрывно, без обычного вызова, но со знакомым всему миру холодом. Он замер, когда девчонка притронулась к плечу и попросила сесть. Будто бы под гипнозом и почти не колеблясь повинуется, молчит. Болконская чувствует, как напрягаются мышцы под её ладонью и судорожно выдыхает, когда Воронцов без пререканий и язвительности выполняет просьбу и наблюдает за её манипуляциями. Кира к тому времени уже успела намочить салфетку, в полнейшей нерешительности поднося её к такому родному лицу. Видит, как щурится и шипит, стоит ей надавить, прямо как маленький ребёнок. Он сидит с закрытыми глазами и вспоминает маму, её тёплые руки, то, как она дула на ранку и утешала. Но Кира, будучи неосведомлённой, даже не знала, что творится в его голове, не знала, почему он позволил ей приблизиться настолько близко, чертовски близко, что Болконская может видеть каждую крошечную деталь, каждую родинку. Не могла, задыхалась уже от этого чертовски приятного запаха, не могла сопротивляться, не могла сделать шаг назад и оставить его в полном одиночестве. Будто бы уже давно была привязана к Дане невидимой ниточкой. Чувствовала себя последней идиоткой, когда ждала, чтобы он наконец грубо, как обычно, сорвал руку и опять бросил в её сторону гадости. Почему сейчас Воронцов позволяет ей делать это всё с собой? Почему даёт ей хотя бы пищу для мыслей, что он не настолько чувствует это жгучее презрение? Её руки были мягкими, её прикосновения почти что невесомыми. Когда заканчивает, наклеивая пластырь, натыкается на растерянный взгляд Дани. Он испуган, но эта эмоция сменяется следующими. Он настолько расслабился и ослабил хватку, что сейчас казался растерянным. Обескуражен собственной слабиной?  — Тебе бы, когда домой придёшь, ещё раз рану промыть. Обработай перекисью. — Улыбается, заправляя прядь за ухо, чтобы деть уже свои руки куда-то, и смотрит на его приоткрытые губы. Так нельзя. Воронцов стал своего рода зависимостью. У Киры уже были отношения, если эту нелепую игру и самовнушение в прошлой школе можно было назвать таким словом. Всё закончилось крайне печально, так как оба пришли к логическому умозаключению, что они крайне разные люди и, прежде чем двигаться дальше, пора бы отпустить прошлое что ему, что ей. Казалось бы, две сломленные души встретились, всё бы должно быть хорошо, но… Они видели на месте своих спутников тех людей, коих не могли отпустить. И пусть прошло уже большое количество времени, но Данин взгляд всё еще пронзал насквозь и вызывал мурашки. Кому она врёт, если не самой себе? Зачем она врёт, когда пытается внушить себе ненависть, которая просто обязана появиться у любого уважающего себя человека? А по итогу имеет лишь ложь и неопределённость. И остатки глупых чувств.

***

Она научилась стоять за себя. Не позволяла косых взглядов в свою сторону и верила, что уважение можно завоевать честным путём, а не путём унижения слабых. Чувствовала, что он приближается, настигает и застаёт её, но уже не врасплох. Кира сосредоточена, готова. Сколько раз она прокручивала в голове их разговор? Сколько раз ей просто хотелось поговорить, просто и без язвительности? Посадить его рядом и узнать, зачем нужна была грубость? Разве Кира в чём-то перед ним виновата и заслуживает это? Мгновение — Болконская уже развёрнута в его сторону, Воронцов сжимает её плечи и, если бы его взгляд был материальным, от Киры не осталось бы ни живого места, так, горстка пепла. Слишком жёсткое высказывание про умершую мать? Не обессудьте, пришла пора мести. Хотя на душе мгновенно становится так гадко, становится так стыдно. Реванш, это, безусловно, благое дело, но покойница не виновата. Да, теперь её очередь изводить его своим присутствием, своими словами. И, если говорить честно, вряд ли покойница была бы рада тому, во что превратился её любимый сын. Гадости. Гадости. Снова гадости. Реагирует он слишком бурно, ведь Кира знала, какие струны в испорченной душонке нужно задеть, чтобы Даня моментально вспыхнул, как спичка. Ей было противно от самой себя, противно от того, во что она превращается, но разве не Воронцов сделал с ней всё это? Разве не Воронцов ожесточил её и заставил бороться не только с миром, а и с самой собой? Разве не он впервые разбил ей сердце, от чего она до сих пор не может собрать его по кусочкам? Пускай новые одноклассники смотрят и учатся у неё. Пускай наблюдают за тем, как искусно, будучи зажатой в этих крепких руках, ощущая весь гнев и превосходство Дани, она умеет отвечать. Пускай он отрицает, но искра уже пробежала. Уже пробежала, а он, пожалуй, мог её и не заметить. Не беда. Главное, что Болконская видела и почувствовала это на себе. То самое сладкое ощущение, от которого приятно сводит желудок, то, как глупые улыбки появляются без причины. То, как от взгляда рождается что-то, что не было похожим ни на одну ситуацию в их жизнях.

***

Маленькой глупенькой девочке всегда нужно с кем-то делиться событиями из жизни. Маленькой глупенькой девочке ничего не стоит писать в дневнике о предмете воздыхания, описывая его наилучшие черты. Маленькая глупенькая девочка смотрит фильмы, гуляет в парке после школы, вдыхая аромат весны. Маленькая глупенькая девочка не рассказывает маме про задиру, из-за которого и в школу особо не хочется совать нос. И что этот задира ей небезразличен. Кира всегда выходила на сорок минут раньше, чтобы поймать вдохновение на предстоящий день, настроиться на позитивный лад. В безлюдном парке, уже освещённом лучами солнца, было уютно. Никто не тревожит, только этот успокаивающий ветерок, легко обдававший кожу. С сегодняшнего дня она решила отпустить Даню. Бесповоротно. Быстро. С болью для себя отнять то, к чему шла всё это время. То, ради чего вёлся дневник и то, ради чего сердце девочки приятно трепетало. Не хочет опять позволять себя унизить. Почему она должна страдать от руки того, в кого влюблена вот уже некоторое время? Почему нельзя или просто сойтись, или просто разойтись? Разве Кира заслужила все эти издёвки? Чем она так мешает ему жить? Почему нельзя просто забыть об этом образе недалёкой девочки, который он выстроил? Открывает дневник на новой странице и трепетно касается пальцем, формулируя мысль: «Сегодня я увижусь с ним. Пора бы расставить вещи по своим местам и выяснить наконец, что нас двоих связывает… Мне нравится в нём всё-всё-всё. Но, увы, я не знаю как привлечь к себе внимание. Уверена, что все эти гадости он делает неслучайно, просто пытается привлечь к себе внимание. Сегодня попытаюсь опять поговорить с Даней, надеюсь, у нас с ним всё получится… Наконец, важно и пора бы узнать, почему он позволил себе оказаться так близко рядом со мной, почему не оттолкнул? Неужели увидел во мне девушку, с которой можно общаться на равных? Я ведь не слепая, заметила, что-то, что я делала, приносило ему и мне трепет. Так смысл скрывать?» Знала бы, никогда в жизни, просто никогда бы в жизни не вела дневник. Лучше бы проспала в тот день, лучше бы не вышла в злополучный парк, лучше не посетила мысль о том, что пора бы излить свои чувства на бумагу. Вместо обещанного себе разговора лишь получила звонкую пощечину! На, идиотка, получай! Подавись своими добрыми намерениями, пойми уже, что такие как ты ему не интересны. Хватит ломать чёртову комедию! Хватит надеяться! Кажется, пора вспомнить, что её место будет под Воронцовым. Гневная фраза, но такая актуальная? Слёз больше не было. Кира смотрела в потолок, в мыслях крутилась известная фраза: «Любовь зла — полюбишь и козла». О, да, любовь чертовски жестока и зла. Из раздумий вырвал стук в дверь и ласковая улыбка мамы, ярко врезавшаяся в сознание. Так она улыбалась только тогда, когда хотела сообщить плохие новости. Переезд. Как она ликовала! Этот явно нездоровый смех, вырвавшийся из алых уст. Неужели! За всё то, что она пережила ей дан шанс все исправить! Обнимает маму и в который раз благодарит какого-то там важного человека в том, что её родительницу перевели на не обозначенный срок в далёкую даль отсюда. Она забудет! Кира забудет всё то, что с ней приключилось. А эти такие тёплые материнские объятия только стали подтверждением этих слов. Всё у Болконской будет хорошо. Она знает точно.

***

Не ожидала. Не ожидала, что окажется тет-а-тет с тем, кто вызывал дрожь только лишь одним своим взглядом. Казалось, ещё одно слово из его уст, и её просто начнёт колотить. Маленькое помещение. Слишком маленькое расстояние между ними. Просто, чёрт, просто сматываться отсюда побыстрее, бежать, бежать, бежать, не теряя здравый рассудок, который уже готов был помахать ручкой и уйти, даже не прощаясь. А Воронцов всё дразнит её, играет и потешается. Ответь ему что-то. Давай, слабачка, собери всю свою волю в кулак, скажи уже хотя бы что-то. Тебе просто необходимо ему что-то ответить, просто так необходимо взять себя в руки и успокоиться. Это всего-навсего Даня, вы всего-навсего в узкой комнатушке, вдвоем, а его глаза всего-навсего горят этим дьявольским и победным огоньком. Явно не то, чего она ожидала, явно не то! И это тепло в районе груди просто не даёт покоя, как и то, что она пытается не смотреть в его сторону. Посмотрит — пропадёт. Проходили уже. Это же то, чего он добивается. Всегда добивался. Ему не доставлял удовольствие сам процесс унижения. Ему нравился лишь результат — то, как она ответит и проявит гордость, чтобы Воронцов мог затолкать её куда поглубже. Задеть больнее, сильнее, чтобы в случае чего Кира понимала, что лучше вообще на лишний сантиметр не приближаться к нему. Но в чем смысл? Неужели ему приносили удовольствие эти глупые наблюдения за тем, как реагирует девчонка на его манипуляции? Или за этим всем на самом деле было то, что он так хотел скрыть и заставить общественность думать иначе: он ее не ненавидел, ведь на деле было что-то в Болконской такое, что его не на шутку интересовало. Он всего лишь врал и себе, и ей. Что ему плевать, что Кира ничего не стоит. Просит открыть дверь. Открыть эту чёртову дверь. Воздуха как будто не хватало, а в лёгких уже осел фирменный запах Воронцова. Нет, нет, нет. Это его приближение и срабатывающие инстинкты самосохранения Киры. Нет, нельзя быть ближе, нет, остановись, пожалуйста, просто остановись. Просто открой чёртову дверь. Болконская испугалась, доволен? Доволен видеть ее, загнанной в угол? Все, хватит, представление закончено, открой эту дверь, или она её сейчас попросту снесёт с петель. Иначе она сойдёт с ума и начнётся то, от чего она так долго убегала и то, от чего пряталась последние два года. И очередная пытка начнётся заново. Касается, скорее, обжигает её кожу своими пальцами. Вдох и выдох. Все нормально, это всего лишь Даня. Пора бы подумать о чем-то светлом, о том, что не связано с ним. Так будет легче успокоится, смотреть на мир трезво и не принимать особо близко к сердцу происходящее. Даня с каждой секундой был ещё ближе, черта невозврата пройдена и успешно стёрта. Видит его губы, чёткий их контур, всматривается куда-то в даль, когда его горячее, нет, просто обжигающее дыхание щекочет шею. Последняя надежда ломается с характерным треском: он кладет свою руку на талию. Куда бежать? Кира теперь в полной его власти, вне зоны комфорта, и никакие кулачки, которыми она стучала по груди Дани, не способны спасти её. В этой подсобке, где никто не услышит, он может вытворять с ней всё, что угодно. Будет ли она против — это, уже, конечно, другой вопрос. Идиотка! Дура! Всё, к чему ты стремилась все эти годы, рассыпается по кусочкам. Вот была вся такая смелая из себя Болконская, вызывающая восторг у незнакомцев, а вот её и нет, стоило лишь Воронцову положить свою чёртову ладонь ей на талию. Но она не сдается без боя. Ключ! Вон, её спасение. Просто подарок, она сможет убежать, сможет ведь? Ведь заберёт то, что вытащит её отсюда? Заберёт. Забудет ли она о том, что сейчас произошло? Соврёт, дав абсолютно положительный ответ. Нет, не забудет. Этот его запах ещё как минимум два дня будет преследовать, а эти глаза, его дьявольские глаза, наверняка приснятся темной, как и они сами, ночью. Когда она будет комкать простыни руками, пытаясь унять неугомонный поток мыслей. Один момент. Один чертов момент, когда они смотрят друг в другу глаза. Хватило всего лишь одного крошечного момента, чтобы ощутить, как его губы накрывают её. Внутри что-то с оглушительным треском ломается. Верно, внутренние убеждения. Сосредоточиться. Не терять ни минуты. Одной рукой зарывается в волосы, а второй пытается нащупать ключ, что выходит очень даже успешно. Что важнее: поцелуй, что сносит крышу или шанс наконец избавиться от миражей прошлого? Не ожидала от себя пощёчины. Пожалуй, вложила в неё всю ту ненависть и обиду. Получай! Да, пора бы стереть эту наглую, даже слишком, ухмылку с его губ. Что, уже представил себя победителем? Решил сравнять счёты в этой игре? Решил, что обладаешь ею? Что же, Даниил Воронцов, Кира Болконская пока что лидирует. Обвела тебя вокруг пальца, как маленького ребенка. Только вот, она не знает, от чего ей так хорошо: от твоих поцелуев, что заставили стоять с подкошенными коленками или этот сладкий вкус превосходства на кончике языка? Да кого она обманывает? Ей было так хорошо, так чертовски хорошо, в этих его теплых и собственнических объятиях. Только от одного контакта с ладонью Дани Киру как будто громом сразило: она не может двигаться, что тут уже говорить о взгляде, который приковывает к месту. Помимо долгожданного поцелуя в её памяти отпечатается ещё одна важная деталь — то, как обескуражен был таким поступком Даниил Воронцов.