
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Мудрый Сфинкс и Старая Птица. Они слишком много видели, слишком много знают; они бы никогда не стали так близки, если бы не общее стремление казаться старше. Это было так давно, но жалеют ли они об этом сейчас? Забота о других подарила им пластиковые крылья, чтобы укрывать друг друга от внешних проблем.
Примечания
Некоторые части покажутся чем-то вроде «пропущенной сцены» из оригинала книги, но, тем не менее, они вписываются в концепт основного повествования этой работы. Например, фрагменты из Интермедии, разговор о Лорде и пр. Поэтому какие-либо моменты могут восприниматься не в зависимости от пэйринга.
И ещё: здоровые отношения НЕздоровых людей. То, насколько здоровыми они могут быть, опираясь на характеры таких... неоднозначных, мягко говоря, персонажей. «They're doing their best».
Арты по моим работам можно посмотреть в телеграм-архиве: https://t.me/antikarchive
Ссылка на арт с обложки (автор указан в посте): https://t.me/antikarchive/30
четвёртый фрагмент
19 июня 2024, 10:27
***
Шёпот Сфинкса про обещание хорошего будущего в Наружности вызывает у Стервятника страх. Он опасливо озирается по сторонам, надеясь, что их разговор никто не мог подслушать. Успокоившись, Птичий Папа пропускает по телу мелкую дрожь, скатываясь вниз по спинке дивана, протирая ладонями глаза и лоб. – Нет… Нет, я не могу. Стервятник словно пытается спрятаться, закрывая лицо руками. Опустошённый, обезоруженный. Сейчас он кажется уязвимее кружевного слоя инея на оконном стекле позади Сфинкса. Только дотронься чем-то тёплым, обдай горячем дыханием – холод растает, скатится вниз парой капель, оставляя на кончиках пальцев невидимый ожог, пахнущий свежестью и морозом. – Не говори мне, что у тебя были другие планы. Фраза Сфинкса чрезмерно похожа на укор, Птичий Папа это улавливает. – Осуждаешь моё решение? – выражает в своём голосе явное недовольство Большая Птица. – Я знаю, что ты хочешь перейти на следующий круг. А ещё я знаю, что это делать этого не нужно, – спокойно отвечает Сфинкс. Стервятник выпрямляется: его раскрыли слишком быстро, но он гордо поднимает голову, теперь уже смотря на Сфинкса свысока. – Аргументируй свою позицию. Сфинкс нервно сглатывает, заметив блеск в глазах Папы Птиц. Разговор не из простых, перетекающий в конфликт, чего Сфинксу совсем не хотелось. Ему очевидно, что Стервятник исключительно хорош в дискуссиях, поэтому переубедить того в чём-либо стоит больших усилий. Но пути назад нет, Сфинксу остаётся только сдерживать своё нервное напряжение, не стуча ногой по полу. – Потому что это самоубийство, – говорит он твёрдо, но голос его уже готов дрогнуть. – Я могу попросить Шакала оставить тебя в своей памяти, но какой ценой?.. Чтобы вспоминать о том, что тебя больше нет?... Я не переживу ещё одной потери. Я сломаюсь. ...Это будет моя вина, что я не смог вытащить тебя из череды проблем, хотя знал, что нужно делать. Я не смог спасти Волка, я был ослеплён и не видел того, как он решил перейти дорогу не тому человеку. Я не могу потерять кого-то ещё из-за своей глупости – так позволь мне спасти тебя. Зелёные глаза концентрировались на высокой фигуре Стервятника, но никак не могли сосредоточиться в конечном счёте, бегая из стороны в сторону, чтобы не уронить свои слёзы на безресничные веки. В ответ на просьбу Сфинкса не последовало ничего. Птичий Папа, неподдельно шокированный впервые, кажется, за два года (на память Сфинкса), вытянулся и выпрямился, как гибкий и острый стебель проснувшегося от зимней спячки дерева. Сфинксу это понравилось. Он смог удивить, нет, поразить самого Стервятника! Вызвать у того искреннюю и сильную эмоцию. Сфинкс, наконец, посмотрел ему прямо в глаза – и слабо, однако удовлетворённо улыбнулся, позволяя мгновенно остывающим слезам скатываться к обветренным губам уже холодными. – Я должен уйти к брату, тебе не нужно меня спасать, – говорит ему Большая Птица, подсаживаясь ближе. – Ничего ты не понимаешь... – вновь шепчет Сфинкс. – Где гарантия того, что всё вообще получится? Что ты не впадёшь в кому или не сойдёшь с ума из-за неведомых махинаций Табаки? Ты можешь надеяться только на свою удачу, но я не могу отпустить тебя на такой риск. ...А если ты погибнешь? А если в пятнадцать лет или позже Макс снова умрёт? Если на том кругу у тебя может не оказаться ни Макса, ни меня, ни кого-либо ещё? Ты думал об этом?! ...И что, если на другом кругу нас с тобой не существует вовсе? – Нет... – также шепчет ему Стервятник, не замечая, как по щекам начинают скатываться слёзы. – Я думал, ты умнее, чем хочешь казаться. Сфинкс резко встаёт с дивана и уходит прочь, пытаясь вытереть мокрое лицо об плечи. Папа Птиц неуклюже, с затёкшими ногами, настигает его на Перекрёстке, хватая за короткий рукав футболки. – Не уходи, Сфинкс, подожди! И Сфинкс ждёт... Останавливается и ждёт, теперь тоже смотря на Большую Птицу свысока, пока тот скалится и жмурится от боли в колене. Сфинкс немного приседает, помогая Стервятнику зацепиться за его шею. Так, в молчании, они доходят до знакомого подоконника. На полу по прежнему обитают железные банки, окурки и другой мусор, который им приходится обходить. От идеи запрыгнуть на подоконник Птичий Папа явно сейчас не в восторге, поэтому он останавливался у стены. Сфинкс тоже, искоса наблюдая за тем, как Стервятник усмиряет боль массажем и стягивает жгут. – Тебе наоборот нужно расслабить, чтобы циркуляция крови была нормальной, – говорит он, наклоняясь, как будто хочет протянуть несуществующую руку помощи или усадить Большую Птицу на грязный пол. – Если я это сделаю, то не смогу дойти до постели. Буду идти – колено нагреется, нога онемеет... – отвечает Стервятник, стаскивая руку с плеч Сфинкса. – Значит, ещё постоим? – Да, пожалуй. Мы, кажется, там плед оставили. – А ты мне его подарил, между прочим, – усмехается Сфинкс. – Он мне понравился, я заберу на обратном пути, когда отведу тебя спать. Долго вязал? – Месяца три, наверное. Это не так сложно и даже, в некотором смысле, успокаивающе. Папа Птиц чертит на полу непонятные узоры, наконечник трости часто ударяется о его тапочки и затем ползёт в другую сторону. Узоры напоминают Сфинксу каракули в тетрадях, которые он пробует выводить, зажав в грабли предательски скользкую ручку. – Ты разве нервный? Зачем себя успокаивать? – спрашивает Сфинкс. Стервятник вздыхает, неоднозначно мычит. – В целом, не особо. Только с недавних пор, считай, в голове беспорядок. – Это из-за тех тестов по предметам? – удивляется Сфинкс. – Да брось, ты же знаешь, что аттестат с отличием можно просто купить под конец года. Акула сделает его без проблем, если захочешь. Деньги у меня есть. – Это меня не особо волнует, – покачал головой Птичий Папа. – Всё в порядке. Там даже Ральф обещался похлопотать, если кому-то будет нужно. Пожав плечами, Сфинкс прислонился спиной к стене, чувствуя, как по позвоночнику растягивается прохлада. Так и заболеть недолго, как минимум, подхватить кашель и насморк, но Сфинксу всё равно. Он думает, ведь при нестандартном разговоре с вожаком Третьей следует сохранять чистоту и ясность ума. Сфинкс слушает и слышит. – Между нами, Четвёртая не особо рада его возвращению, если бы не Лорд. Р Первый теперь приглядывает за Курильщиком, а мы – за ним, чтобы не написал в свой дневник того, чего Ральфу знать не обязательно. – Однако стадо овец не может держаться без пастуха, – подмечает Стервятник. – Птенцы были искренне рады ему, как мне показалось. Хотя для них вся жизнь и так сплошная постановка в театре. Плачь и смейся, пей водку с лимоном и не забудь расстегнуть ширинку джинс, чтобы не обмочиться перед дамой или вожаком. – Обмочиться от страха или восторга? – посмеивается Сфинкс. – Почём мне знать... – бормочет сквозь улыбку Большая Птица. – Пусть этот секрет твоего обаяния останется между Фазанами и Птенцами, но Лэри на твоём месте словил бы экстаз от того, что кто-то из Фазанов мочит штаны от страха при виде него. Стервятник сдерживает смех, пряча кривую улыбку за ладонью. Сфинкс улыбается куда-то в потолок, очень довольный собой. – Нелепо вышло, но я не мог не пошутить. Извини, если задел, ты же и вправду не такой ужасный, как о тебе говорят. ...Значит, ты уже пообщался с Ральфом? – переходит на более серьёзный тон Сфинкс, поворачиваясь к Папе Птиц. – Я бы сказал, что ты в числе тех немногих, кто тоже был рад видеть его живым и здоровым. – Показалось. – Что показалось? – уточняет Сфинкс. – Тебе показалось, – тем же будничным тоном отвечает Стервятник. – Ты думаешь, мне это нравится? Встречать каждого, не только его, с натянутой улыбкой и вежливостью, когда час назад я хотел ещё раз попробовать повеситься в ванной с мыслью: "Вот сейчас точно получится". Сфинкс в момент отпрянул от стены, как будто его ударили по лицу мокрой тряпкой. Или дали хлёсткую пощёчину. – Ни одну предсмертную записку я так и не смог написать. Не придумал о чём. Каждую попытку я совершаю почти что в состоянии аффекта, – продолжал Птичий Папа. – К слову, из меня неплохой актёр, правда? Даже ты поверил. В общем... Если ты имел в виду то, что Ральф помог мне в ночь, когда умер Макс – да, он помог мне. Он сделал то, что должен был сделать. Или сделал то, что посчитал нужным. Но получилось это у него, откровенно говоря, херово. Вот почему у него нет ни жены, ни детей. – Почему ты так решил? – вполголоса спрашивает Сфинкс. Большая Птица показательно закрывает глаза, отлипает от стены и прохаживается в направлении Третьей спальни. Сфинкс следует за шаркающими шагами, заглядывая в безэмоциональное лицо Стервятника. Тот не останавливается, уходит от вопроса, и Сфинкс одёргивает его назад, уцепившись зубами в руках халата. Птичий Папа в изумлении поднимает брови и щёлкает Сфинкса по носу. – Прекрати. Я устал и хочу спать. – Ты не ответил на вопрос, – укоризненно смотрит на Большую Птицу Сфинкс, перегораживая собой дорогу. – Тебе не понравится ответ. – Снова? – Возможно. Это лишь моё предположение. Луч фонаря безнадёжно гуляет по стенам (словно это может притянуть Гнездовище поближе к Стервятнику) и замирает на одном из рисунков Леопарда: желтоглазая стая фламинго гуляет вдоль неглубокой реки, поднимая тонкие ноги-палочки. Завораживающе, нечего сказать. Сфинкс также наблюдает за недвижимой стаей и Папой Птиц. – Сочувствовать и жалеть Ральф умеет. Наверное. Только, в любом случае, он нам всем здесь чужой человек и ничем не обязан. Может уйти в любой момент, когда захочет. Поэтому он предатель. В тот день меня не волновали сопутствующие моему поведению проблемы. Куда меня могут отослать или что со мной случится? ...Хочешь спросить, изменилось ли что-то сейчас? Ты не спросишь, но я отвечу: нет, ничего не изменилось. Мне по-прежнему плевать. Единственное, там бы я быстрее созрел на то, чтобы удавиться шнурком от ботинка, а здесь... сантименты распустил, потому что рядом вы. Они не разговаривают друг с другом весь оставшийся путь до спален. Стервятник открывает дверь Третьей и намеревается пожелать Сфинксу «доброй ночи», однако встречается с его тоскливым взглядом. – Я же предупреждал, что тебе не понравится мой ответ, – не к месту ласково улыбается Большая Птица. Сфинкс отступает назад, за спину Стервятника, собираясь вернуться за пледом. – Я зайду за тобой с утра ровно в восемь, прямо перед завтраком. Мы сходим к Янусу за таблетками, и, может быть, отпросим тебя на внеурочное обследование в Могильнике. Если в моё отсутствие ты что-то сделаешь с собой, я приеду на похороны и плюну тебе в могилу. Сможешь воспринять это как моё полное разочарование в тебе. ...До завтра, Рекс, постарайся выспаться.***