Родители своих друзей

***

Белым конфетти разлетается снег по переполненному двору. Румяные и немного замёрзшие, но счастливые домовцы радуются обильному снегопаду. Кувыркаются в сугробах, меряются следами и лепят скульптуры. Уже совсем скоро будут возводиться вражеские крепости, и захватчики начнут атаковать их снежками. Сфинксу не сидится на месте. В груди щемится странная тревожность. Или восторг. Ему нравятся радостные возгласы и вездесущий смех; нравится чистое небо и запах мандариновых корочек, наполняющий спальню Четвёртой. Единственное, что не нравится Сфинксу, – это снег. Никто никогда не догадается, почему он предпочитает зимнюю слякоть взамен огромным сугробам.

" – Как, интересно, кошки ходят по снегу, если снег выше кошек?"

Сфинкс спрыгивает с подоконника. Осматривается. Незастеленные кровати, шкаф с вывороченными полками от поиска свитеров, тарелки и чашки с фруктовой кожурой. Македонский разгребает этот хаос, попутно вытирая пол от пятен чьего-то пролитого кофе. Комната в освещении ярко-жёлтой лампочки и Шакалиной гирлянды, приклеенной скотчем по периметру двери. Своеобразная арка новогодних огоньков. В углу закипает электрочайник, Македонский носится с баночками кофе и чая. – Нужна твоя помощь, Мак. Македонский выглядывает на Сфинкса из-под чёлки игольчатых волос. Он оставляет баночки на прикроватной тумбе и скрещивает руки за спиной. – Ты хочешь выйти к ним? Сфинкс задумчиво кивает. Македонский усердно перебирает всю обувь состайников, ища подходящие ботинки. Сфинкс подходит к шкафу и рассматривает оставшуюся тёплую одежду на вешалках. На дверце шкафа – вытянутое зеркало, оно вытягивает и без того высокого Сфинкса в искажённом отражении. Он делает пару шагов назад, и отражение уже не кажется таким нелепым и кривым. Сфинкс равнодушно осматривает цветастые картинки: на зеркале пестрят наклейки со спортивными машинами, мордами клыкастых чудовищ и обнажёнными женщинами. У его ног приземляются осенние ботинки. Македонский озадаченно пялится на них и снова начинает копаться в углу с обувью. – Бросай это дело, Мак. У меня нет зимних. Македонский коротко вздыхает и кивает ступням Сфинкса в шерстяных носках. Затем он встаёт, с ещё более серьёзным видом изучая оставшуюся одежду. Единственная вещь, осиротевшая с первым днём зимы, наверняка принадлежит Лорду или Чёрному. Последний вариант принадлежности этой дублёнки не особо радовал, но выбора уже нет. Сфинкс поочерёдно поднимает ноги, и Мак шнурует ботинки с отточенной скоростью. Протезы-грабли юркнули в тёплые рукава. Дублёнка просто великолепна, и Сфинкс выглядит в ней очень пафосно. Цвет карамельного виски ему к лицу. Сфинкс наклоняет голову, Македонский натягивает на него капюшон толстовки и обматывает шею серым шарфом. Затем он пятится к выходу и смотрит на результат своих стараний в образе Сфинкса. Итог превосходит все ожидания, но ведь это же Сфинкс, и другого исхода быть не должно. Македонский одобрительно кивает и даже улыбается. Сфинкс тоже. Сначала ему, а потом зеркалу. – Спасибо. Я ненадолго проветриться. Македонский открывает ему дверь и провожает у порога. Сфинкс останавливается на полпути и разворачивается обратно. Исполняет любезный поклон, отчего Македонский беззвучно смеётся и снова улыбается молочно-белыми зубами, уходя доделывать согревательные напитки.

***

В коридорах пусто, на Перекрёсток вот-вот выкатится какое-нибудь перекати-поле. Сфинкса обгоняют запоздавшие на снежное веселье Белобрюх и Микроб из Крысятника. Кричат и свистят, передразнивая друг друга, мчась по ступеням вниз.

" – Прыгают."

Сфинкс стопорится у лестницы. Его случайно подбивает неуклюжий Лопотун из Шестой.

" – Каждый раз проваливаясь с головой и выскакивая обратно? А может, они роют тоннели? Как кроты?"

Хорошее настроение развеивается детскими воспоминаниями. Сегодня ему не суждено веселиться с другими. Сфинкс оборачивается за спину, топчется на месте, будто чувствуя нутром, что за ним следят. Но здесь безлюдно. Он уже слышит девические и мальчишеские вопли, переполненные ликованием выходного дня.

" – Снежные кроты. Зимой роют тоннели, летом превращаются в кошек."

За Сфинксом захлопывается дверь на выход.

***

Окружение слепит безбожной белизной. Сфинкс щурится сначала от света, потом в поисках знакомых фигур. Горбач и Чёрный стаскивают всех неразумных в безопасное место, где с ними играют девушки и колясники из Гнездовища. Курильщик застревает в сугробе, зацепившись вместе с Филином колёсами, отчего тот начинает толкаться, и к этой аварии подползают Викинг и Генофонд. Остальных состайников Сфинкс также находит, бросающихся снежками или строящих крепости. Все знакомые фигуры как на ладони. Только вот... – На чью команду делаешь ставку? – окликает его Стервятник. – Правую или левую? Как камень с души. Сфинкс облегчённо улыбается, сам не зная почему. Стервятник тоже. Может быть, он боялся, что его старый друг трагически утонул в снегу вместе с невезучими колясниками. – Я рад видеть тебя в добром здравии, Сфинкс. Сидящий на ступеньках Слон лепит маленьких снеговиков, смотря на Сфинкса васильково-голубыми глазами. В вязаной шапочке и шарфе, тёплых рукавичках, с любовью изготовленных Папой Птиц. Рядом, уперевшись в изгородь крыльца, курят Мертвец и Лавр. – Ни на кого не ставлю. Я не смотрел, – Сфинкс оседает на лавку подле Стервятника. – Просто своих пересчитывал. Большая Птица кивает, пряча нижнюю часть лица за чёрным шарфом. Сфинкс рассматривает его перчатки и для себя отмечает, что ради них Стервятнику пришлось отстричь свои жуткие когти. Доверившись бдительности Сфинкса, Птичий Папа откидывается на спинку лавки и дремлет сидя. Сфинкс смотрит на его спящее лицо, пустые проколы в ушах, отсутствие колец. Будто Стервятник собирался нехотя или в спешке. Сфинкс отворачивается на белый горизонт и припорошённые снегом ветви дуба. – Ты сегодня какой-то опустошённый, – говорит Сфинкс. – Не в обиду, Желтоглаз. Стервятник высовывается из тёмных одеяний и, как Сфинкс, задумчиво осматривает двор. – Ты тоже заметил? – спрашивает он, будто утверждая. – Весь день хожу с ощущением, что что-то забыл, но всё находится на своих местах. Почему же так? На крыльцо вскакивает Конь, также весь в вязанных вещах. – Ну что, идём? Слон поднимается и берёт Коня за руку, как вдруг оборачивается на Папу Птиц с явным нежеланием расставаться. – Ступай, милый. Я подожду тебя здесь, – по-отцовски ласковым голосом наставляет Стервятник. – Только осторожнее, присматривайте за ним. Конь закрывает собой радостного Слона от лавины из снежной артиллерии. Мертвец и Лавр бросают окурки на землю и догоняют их. Теперь они идут вчетвером, и Слон шагает в блокировке снегоустойчивых щитов с каждой стороны. Мудрый Сфинкс и Старая Птица умиляются этому зрелищу. – Скажи... Ты его давно видел? – Холодает и темнеет, – пожимает плечами Стервятник. – Тепло он любит больше, чем морозы, но вот темнота для него куда важнее. Ночи становятся длиннее. Совсем скоро Тень будет наведываться чаще. ...А у тебя как? Сфинкс выдыхает облако пара через рот. Это нервы. Стоит ли рассказывать Большой Птице о таком? Верит ли он Сфинксу? Но кто другой сможет ему поверить, если не Стервятник, который тоже потерял близкого человека?.. – Мы видимся только в отражениях, – глухо отвечает Сфинкс. – В отражениях настенной плитки, стеклянных дверей из Могильника. Наверное, он смотрит на меня ещё откуда-то, но откуда – я никогда не могу угадать. Я вижу его силуэт, случайные части образа. Иногда он приходит ко мне во снах, но наутро все видения стираются в туман. Я ничего не запоминаю. Меня это тревожит. Птичий Папа принимает такую же позу кучера, как у Сфинкса. Он заглядывает ему в лицо, ища долю сарказма или насмешки. Но Сфинкс чрезвычайно серьёзен. Он исповедовался. Ему нужна помощь и успокаивающий совет. – Волк не был дураком, мы оба хорошо его знали. Однако я не никогда не умел доверять ему настолько, насколько умеешь ты. Что бы он ни делал при жизни или после – уже не имеет смысла. К сожалению, я ещё не научился воскрешать мёртвых, но если научусь, то сообщу тебе. Всё же... – Стервятник поднимает взгляд к холодному солнцу, похожее сейчас на сияющую луну. – Если ты его не слышишь, значит так и нужно. Сфинкс качает головой и облокачивается лбом о плечо Папы Птиц. Тот тихо смеётся. – Я боюсь признаться себе, – бормочет Сфинкс, напряжённый всем телом от тяжести мыслей. – Что не могу переносить его потерю так, как переносишь ты по Максу. Мне кажется, я отношусь к его смерти слишком... спокойно? Я принимаю эту утрату. – Не сравнивай себя со мной. Я не пример для подражания, особенно для тебя, – противоречит ему Стервятник. – Ты слишком индивидуален для воровского копирования. Если он не пугает и не насылает ночных кошмаров, тогда тревожиться незачем. Возможно, наши друзья тоже его видят, но просто не хотят говорить о подобных встречах. Сфинкс бодает Птицу в плечо, трётся щеками. Ему было бы больно расчёсывать лицо граблями, а мягкое пальто Стервятника как раз кстати. "Наши друзья?" Он снова наблюдает за бегающими фигурами, снующими туда и сюда, и обратно. Муравейник, самый настоящий. А они с Птичьим Папой, как двое мальчишек, по глупости угодившие в этот водоворот безумных событий. – Ты долго молчишь, – дёргает плечом Стервятник. – Тебе не понравился мой ответ? – Это хороший ответ. Самый честный из тех, что мне доводилось слышать. – Я никогда не солгу тебе, даже во благо. Прости меня за это. И за всё то, что было семь лет назад. Если, конечно, когда-нибудь сможешь, то прости хотя бы его. Сфинкс поднимается, и Папа Птиц встаёт следом за ним. Он встревожен резким подъёмом, но Сфинкс улыбается зеленью глаз, схожей по цвету с дикими лесами. Ему удобнее говорить стоя, особенно с человеком такого же роста. – Мне не за что вас прощать, Рекс. Я ценю твою поддержку и прямолинейность. Старая Птица искривляет губы в печальной и смущённой улыбке, затем выставляет свободную от трости руку в широком жесте. Сфинкс, согнувшись в коленях, ударяется ему о грудь. – Век тебе жизни, Мудрый Сфинкс. Стервятник прижимает его к себе успокаивающе крепкими объятиями. Сфинкс вытирает слёзы об чужой шарф.

***