Wanna play?

Чонгук то ли охает, то ли вскрикивает – он так и не понял. Наверное, он был слишком сильно поражен и впечатлен скоростью Хаюн, и не заметил, как оказался прижат к полу. Раскрытыми от шока глазами, он смотрел на омегу, которая слишком довольно ухмылялась. Кулак был готов к удару, пока второй рукой она держала плечо альфы, не позволяя сдвинуться с места. Всем остальным телом она парализовала Чонгука, восседая сверху. Он… просто не знал, что сказать, что сделать. Он не ожидал! То ли от восторга, то ли от неожиданности, но он был безмолвен. К тому же… к тому же не часто можно увидеть сильную Хаюн, от которой мурашки по коже. — Видишь? Я не такая слабая, как ты думаешь. Всё-таки, твои тренировки не бесполезны, — она жмет плечами, всё еще ухмыляется и убирает кулак, пока Чонгук всё еще не может и слова произнести. — Но ты… тяжелый, конеч… ЧТО ТЫ…?! Чонгук моментально переворачивает её, даже не прилагая особых усилий. На его губах игривая усмешка, руками он прижимает кисти Хаюн к полу, ноги окутывают её талию. Он не опускается ей на живот – нависает с угрозой, замечая в глазах у омеги странное восхищение. — Зачем ты пытаешься что-то мне доказать, м? — он дергает бровями, неотрывно наблюдая за эмоциями Хаюн. — Я не… я не хочу тебе что-то доказать. Просто… просто… эм… глинтвейн в голову ударил, да. — Глинтвейн? — не веря, кривится Чонгук. — Что-то мне подсказывает, что т… Видимо, он опять дал слабину. Каким-то образом Хаюн вновь его переворачивает, и в этот раз просто так не отпускает. Она так беспощадно щекочет, что Чонгук вскрикивает, как девчонка, и начинает очень громко смеяться, умоляя прекратить. Всё-таки, возможно, глинтвейн и ему в голову ударил, раз он не может собраться с силами и остановить её. В итоге, они чуть ли не заваливают столик, пока пытаются победить друг друга, но контроллеры, всё же, падают с дивана вместе с подушками. Чонгук мстит, доводя Хаюн до истерического смеха щекоткой, но затем получает стопой прямо в живот и оказывается побежденным, но ненадолго. Сколько прошло времени за их глупыми играми – неизвестно, но заканчивается всё терпением Чонгука, когда он укладывает омегу на лопатки, недовольно рыча из-за её выкрутасов, и тяжело дышит, замечая, как грудь Хаюн точно так же ритмично вздымается. Она смотрит на него с легким удивлением и, возможно, испугом, как показалось Чонгуку, поэтому он сразу же ругает себя за то, что перегнул палку. Ответственность и стыд сразу же вымещают баловство, поэтому он ослабевает хватку и хочет встать, но его как молотом по голове ударяют. В легкие проникает сладкий, безумно мягкий запах карамели, который не просто щекочет нюх, но заставляет сглотнуть вязкие слюни, пробуждая знакомый голод. От шока, Чонгук хочет встать и отойти минимум на десять шагов от Хаюн, беспокоясь, что у него опять наступает гон… но ведь рано! Следующий будет через полгода! Или… или у истинных всё по-другому работает? Но чем глубже он вдыхает, тем меньше соображает, замечая, что Хаюн и сама не может понять, что происходит. Она отводит взгляд, нервно облизывая губы и краснея. — Прости, я… не знаю, что со мной… эм…, — она моргает несколько раз, хватается ладонью за голову, как будто та раскалывается, а тело поразительно быстро нагревается, словно она лежит на раскаленных углях, а не на мягком диване. — О, Боже… я… До Чонгука доходит, но далеко не сразу. Он знает эти симптомы, он ни раз их уже видел, поэтому и сглатывает, не зная, радоваться ему или пугаться. — Хаюн… как ты себя чувствуешь? — Странно, — выдыхает, не понимая, как описать то, что её накрыло. — Как будто пьяная, но… но не так, как обычно, и… Она резко распахивает глаза, смотрит ни то растерянно, ни то взволнованно, но осознание происходящего настигает резкой волной. — Ты… только не сопротивляйся, хорошо? — нежно говорит Чонгук, получая в ответ кивок. — Дыши и… о, Боже, — он рычит, закрывает глаза на несколько секунд, сглатывая. — Твой запах, Хаюн… — Почему я не чувствую твой? Почему я не чувствую жареный маршмелоу? Почему я…? — она начинает паниковать, но как только Чонгук выпускает лишь малую дозу феромонов, Хаюн вздрагивает, резко втягивает воздух и испуганно смотрит в глаза своего альфы. У неё сердце бьется до невозможности громко и быстро. Платье прилипает к телу, пальчики слабо сжимают футболку Чонгука на груди. Она не знает, что делать, она ужасно растеряна, не понимает собственное тело, её накрывают чувства и желание, но как с ними совладать – не представляет. Запах выделяется бесконтрольно, много и густо, заставляя Чонгука чуть ли не сходить с ума. Всё не так плохо, как при гоне, но может стать хуже. Хаюн облизывает губы, обрывисто дышит и заворожено наблюдает, как Чонгук нависает, приближаясь к губам. — У тебя начинается течка… — Почему? Из-за чего так резко? Я же... Боже, — её кроет, её по-настоящему кроет, из-за чего она выгибается и шипит. Чонгук ложится рядом, сбоку. Пальцами обхватывает её подбородок, заставляя смотреть на него и не терять связь с реальностью. Он знает, что Хаюн осталось недолго, что еще чуть-чуть и ею завладеет течка, но он должен узнать, он должен спросить прежде, чем приступит. — Ты… доверяешь мне? — Да… да, Гукки, конечно… конечно, я доверяю и…, — она закрывает глаза, дергает тазом, задыхается. — Не сдерживайся. Не контролируй себя. Разреши этому случиться, — шепчет Чонгук, мягко целуя в ушко. — Я позабочусь о тебе, Хаюн. — Гукки, — воздушно стонет и выдыхает, покрываясь мурашками. — Так быстро… я теряю контроль так быстро. — Тише-тише, ничего страшного. Я всё сделаю, всё, что ты попросишь. Он целует её первым. Чонгук делает только хуже, что Хаюн, что себе. Но ему хочется, чтобы она окончательно переступила все знаки “стоп”, стала свободной и вдоволь насладилась всеми чудесами, что приносит течка омегам. Он ведь знает, как помочь ей, знает, как окутать настоящей любовью и показать, на что он способен. Хаюн задыхается, всё крепче сжимает футболку и пальцами ведет к волосам. У неё хватка усилилась, на руках проступили вены, а тело покрывается испариной. Полностью открыта для Чонгука, желает Чонгука… она начинает терять рассудок. Течка с истинной ощущается совершенно по-другому, чем с остальными омегами. Поцелуи – слаще, прикосновения – мягче, сердце – громче, движения – плавнее. Чонгук пытается не торопиться, но… …то, как она стонет ему в рот и давит на его язык – заводит похуже любых фантазий. Он закатывает глаза, когда чувствует, как Хаюн проходится пальчиками по его затылку, пуская мурашки по позвоночнику. Чонгук ощущает, как она слабеет. Сила в омеге просыпается то приливами, то отливами, и, скорее всего, это из-за неопытности, из-за новизны и незнания, на что вообще Хаюн способна в таком состоянии: она теряется, не понимая, за что стоит ухватиться. Чонгук отрывается от губ, пропитанных глинтвейном, и не замечает в её глазах и капельки осознанности. Там пусто. Там просто животное желание спариваться. — Чонгук, — сладко произносит и вновь заставляет себя поцеловать. Боже, блять. Как же он ошибался. Такая Хаюн убивает, и он готов отдать ей не просто своё сердце, но и свою жизнь. Чонгук готов на всё, лишь бы еще раз услышать собственное имя, слетевшее с её карамельных уст. Она целует жадно. Он не успевает сглатывать обильно выделяющиеся слюни. Клыки увеличились, вновь чешутся и ноют. В штанах до ужаса тесно, Чонгук и сам не понимает, как дергает тазом и трется о чужое бедро. Но больше всего он поражается с того, как Хаюн на него смотрит, оборвав поцелуй: пошло, грязно и до чертиков сексуально. — Пожалуйста, Чонгук, дай… дай мне… — Что тебе дать, м? — он ухмыляется, надеясь, что сумеет не сойти с ума. — Ты такой сладкий, я… а я такая голодная, Чонгук. Дай мне, — Хаюн рычит, стонет, и Чонгуку стоит многого, чтобы не поддаться искушению. — Нет-нет-нет… сегодня только ты получаешь удовольствие, — он целует её щечки и сглатывает, когда чувствует невероятно сильный запах карамели. — Но-но… я так хочу, и… Боже, как же…, — она хнычет, кладет руки на низ живота и выдыхает. — Пожалуйста, мне так… больно… Чонгук ухмыляется, гладит её живот, переплетает пальцы, и затем ползет рукой ниже. Она сама раздвигает перед ним ноги, и… да, он не ошибся. Она была без трусиков. Чонгук сглатывает, закрывает глаза, сжимает челюсти и хрипло выдыхает. Сердце колотится, как ненормальное, и член нетерпеливо дергается, выделяя смазку. Хаюн такая мокрая… она течет сильно, умоляюще. Всё влажное, липкое, сладкое. Она стонет, когда Чонгук проводит двумя пальцами. Выгибается, открывает ротик и неотрывно смотрит в глаза своему альфе, который сомневается в собственном самоконтроле. — Шшш, — он медленно целует щеки, шею. Пальцами растирает, мажет вдоль и затем очень плавно проникает внутрь средним и указательным. Хаюн тут же закатывает глаза, мелодично стонет и сжимает плечи Чонгука. — Ты такая мокрая… вся мокрая. Зовешь меня, просишь… Она обрывисто дышит, вся пылает. Внутри Хаюн скользко, горячо и приятно. Чонгук безумно хочет её испробовать. — Расслабься, Хаюн… и хватит насаживаться на мои пальцы, — он хрипло смеется, на что она хнычет. — Хочу… еще… хочу… слишком медленно, ты слишком медленный. — Мне некуда торопиться, — ухмыляется Чонгук, двигая пальцами поразительно мягко и плавно, заставляя Хаюн извиваться. — Моё тело… дрожит. — Я вижу, — фыркает и целует омегу в губы, сглатывая стоны. Она вновь хватается за его волосы, поддается ласкам, закатывает глаза. Чонгук не останавливается – он лишь ускоряет движения, ощущая, как обильно его омега течет. Хаюн невероятно чувствительная, плавится под ним, шире раздвигает ноги, но тут же их сдвигает, чтобы тереться о руку Чонгука. Он подстраивается под её темп, позволяя использовать свои пальцы. Он помогает ей, знает, в чем она нуждается, знает, чего она так жаждет. — Давай, Хаюн, давай…, — шепчет в её открытые губы, наслаждаясь её сумасшествием и желанием. — Я чувствую, что ты близко… — Чонгук, Чонгук, я… я… Метка на её шее становится ярче, контуры краснеют, словно укус свежий. Нирвана, в которую Чонгук её погружает, затрагивает и его, что не может не удивлять. После того, как он сцепился с Хаюн, они ни разу не занимались сексом, из-за чего течка кажется еще более соблазнительной и манящей. Чонгук целует в губы, не сбавляет темпа и застывает, когда чувствует дрожь. Хаюн стонет протяжно, тяжело, высоко. Дергает тазом, то поднимая его, то опуская. Ладонями сжимает длинные волосы Чонгука, вызывая легкое шипение. Хаюн неотрывно целует его, как будто хочет стать с ним единым целым… опять. Но затем, она отрывается, тяжело дыша. Взгляд темнеет, и Чонгук на секунду не узнаёт её. Она притягивает его за шею, чтобы коснуться губами его уха и послать мурашки по всему телу. — Я чувствую, как ты хочешь меня, Гукки, — шепчет не своим голосом. — Чувствую, как ты хочешь трахнуть меня, не думая, хочу я этого или нет… — Что ты…? Он резко втягивает в себя воздух, когда в очередной раз оказывается снизу. Чонгука аж передергивает, когда он сталкивается со взглядом Хаюн, когда видит спавшие с плеч бретельки, торчащие сквозь платье соски, взлохмаченные волосы и напряженные руки. Она тяжело дышит, смотрит исподлобья, как будто хочет высосать душу из Чонгука… Он так заворожен, что не может двинуться. Неотрывно наблюдает, как она наклоняется к нему и настолько мягко целует, что он мычит от удовольствия. Ноги сгибаются в коленях, ладони обхватывают чужую талию. Чонгук целует Хаюн нежно, задыхаясь в запахах. А затем, она трется о его стояк, и у него пальцы на ногах поджимаются. — Перестань…, — рычит сквозь поцелуй, хотя сам дергает тазом навстречу. Хаюн улыбается. Хаюн, черт возьми, по-лисьи улыбается и тихо смеется. — Нет. — Боже, блять, — Чонгук закатывает глаза и выдыхает, когда она вновь проходится по торчащему сквозь штаны члену. — Хочешь испробовать меня, Гукки? Она вообще на себя не похожа. Хаюн стала намного сильнее, напористее, намного соблазнительнее, что не могло не сводить с ума. Он сглатывает от одной лишь мысли, что может испить Хаюн. Он плохо помнит её вкус, но сейчас… сейчас она должна быть лучше любого деликатеса, должна вызывать зависимость и путать мысли от одной лишь капли. Он не успевает ответить, как Хаюн слазит и… Чонгук сейчас откинется, он нахрен откинется. Она облокачивается спиной о быльце, непозволительно пошло раздвигает ноги, а указательным и средним пальцами растягивает себя буквой “V”, грязно ухмыляясь. От такого зрелища Чонгуку кажется, что он не то, что кончит, но и потеряет самого себя. Он не знает, краснеет ли, смущается ли, но голод просыпается, и ему трудно сдержаться, чтобы не подползти к своей омеге и не оказаться там, где она хочет. Чонгук просовывает руки под согнутыми в коленях ногами Хаюн, обнимает её и притягивает немного ближе. Она убирает пальцы и кладет ладонь ему на голову, поглаживая по волосам, от чего он вздрагивает и завороженно смотрит в глаза Хаюн. Она закусывает нижнюю губу, ухмыляется и выглядит, как запрещенная мечта Чонгука. — Сделай мне хорошо, Гукки. Так, как ты умеешь… Он не понимает, просит она или приказывает, но ему плевать. Чонгук горячо выдыхает и мучительно медленно проводит языком вдоль, закрывая глаза и грубо рыча от безумно сладкой смазки, что стекает по его губам. Он жадно сглатывает и мажет еще раз, мыча от удовольствия. На третий раз он не выдерживает и прижимается ртом как можно плотнее, вызывая у Хаюн протяжный стон и девичий писк. Как же, блять, вкусно. Карамель словно проникает в кровь, в мозг, в легкие – она везде. Чонгука душит запах, и он стонет, не в силах остановиться. Он смакует Хаюн, поражаясь тому, насколько же она восхитительная, насколько же она неповторимая и особенная. Чонгук в жизни не пробовал что-либо столь медовое, вызывающее адскую зависимость. Языком, он проникает внутрь, растягивая и вылизывая. Хаюн вздрагивала и хныкала от каждого движения, непрерывно наблюдая. От прежней смелости не осталось практически ничего – только жажда. Она не контролировала себя, своё тело, слова или голос – Хаюн полностью овладели инстинкты, требующие ощутить непозволительное. — Не останавливайся, прошу… Гукки, — скулит, тяжело дыша. Чонгук ухмыляется, отрывается от Хаюн, замечая, как смазка смешалась с его слюной, создавая тонкую дорожку между его пирсингом и телом омеги. Он подполз ближе к её лицу, чувствуя, как с его подбородка капает, и мягко вставил указательный со средним, заставляя Хаюн сдвинуть коленки друг к дружке. — А ты, оказывается, такая грязная… — Я не… не… о, Боже, — она дергает тазом, когда Чонгук начинает надрачивать ей пальцами. — Любишь, когда я у твоих ног? М? — шепчет в её приоткрытые губы, желая впитывать каждый звук, что слетает с её уст. — Чонгук… — Любишь, когда я становлюсь твоим хорошим мальчиком? — ухмыляется по-дьявольски, прикусывая девичью нижнюю губу. — О, Господи, я же сейчас кончу, Гукки… — Я могу гавкать для тебя, если попросишь… Хаюн стонет и задыхается. Тянется к его губам, чтобы получить поцелуй, но он не позволяет. Наслаждается её дрожащим телом, нескрываемым наслаждением, что проходит сквозь неё, от головы до пят. Она была так близко, и она готова была на всё, лишь бы Чонгук позволил ей кончить. — Гукки, прошу… — Накорми меня, пожалуйста, — соблазнительно просит, вызывая у Хаюн шок. — Ч-что? Что ты сейчас…?! — Пожалуйста, Хаюн, — он с трудом сдерживает смешок и опускается вниз. — Дай мне, Хаюн. Я же заслужил, верно? — Что ты такое… о, Боже…, — она зажимает рот рукой, когда видит, как Чонгук высовывает язык. Не выдерживает. Для неё это слишком. Хаюн выгибается и изливается на язык Чонгука, даря ему непревзойденный нектар. Покрывает рот альфы, вздрагивает, когда он вплотную прижимается, чтобы ничего не упустить. У него в голове что-то щелкает, что-то, что срывает с цепи. В глазах непроглядная тьма, которая утягивает, и Чонгук даже не сразу понимает, как у него сносит крышу. Он притягивает Хаюн к себе, целует в губы, принимает её удовольствие, желая насытиться и подарить еще. Он хочет, чтобы она дала ему еще… Чонгук встает и обходит диван. Хаюн наблюдает за ним, садится лицом к быльцу и опускает взгляд на приспущенные штаны, замечая пружинистый и сочащийся смазкой член. Чонгук не может упустить, с какой жадностью она смотрит на него, и это до ужаса заводит. — Руки за спину, — рычит, и Хаюн не спорит. Она наклоняется, открывает рот, тяжело дыша. Чонгук собирает длинные волосы в кулак, чтобы они не мешали, и мягко касается головкой высунутого языка. Если он и думал, что будет держать всё под контролем, то очень крупно ошибался. Как только губки Хаюн обхватывают верхушку, Чонгук резко толкается ей в глотку, придерживая за волосы и не позволяя ей отодвинуться. Но она и сама не сильно-то хотела отпускать. То, как она посмотрела в глаза Чонгука, как она еле заметно ухмыльнулась и жадно сглотнула – навсегда останется у него в памяти. Хаюн водила губами слишком влажно и мягко. Постоянно кашляла и сглатывала слюни, тяжело дышала и высовывала язык, чтобы не царапать нижними зубами. Вздрагивала и закатывала глаза каждый раз, когда Чонгук издавал рычащий стон и входил до предела, касаясь головкой задней стенки горла. Горячий рот окутывал, и когда Хаюн имитировала вакуум, у Чонгука был только один вопрос: где она научилась так хорошо отсасывать? Он пытался не думать о том, что до него у неё были другие… партнеры – это ведь не важно. Сейчас он единственный, кто способен заполнять её рот, и одна лишь мысль о том, что Хаюн принадлежит ему, заставила кинуть взгляд на метку и сдержанно выдохнуть. Она берет так глубоко, что это поражает. Казалось, что рвотного рефлекса у неё попросту нет. Неужели течка так сильно расслабляет тело? Господи, он же сейчас кончит. У него нет гона, он не восстановится так же быстро, поэтому он обязан взять себя в руки. Чонгук не хочет позорно спускать после нескольких заглотов. Он подарил Хаюн слишком мало оргазмов, чтобы так быстро заканчивать её первую в жизни течку. Но Чонгук вздрагивает, когда видит, что она всхлипывает и закрывает глаза, покрываясь мурашками. Руки всё еще за спиной, но она дергает тазом, трется о диван и тонет в неожиданном оргазме. Он даже не касался её, она – не трогала себя. Хаюн кончила просто из-за того, что делала приятно Чонгуку. Она сама отрывается, тяжело дышит и упирается руками о быльце, дрожа. С её рта стекает, как и с подбородка. Она не вытирается, поднимает глаза на Чонгука, и у того что-то загорается в груди, когда он видит, каким же по-блядски невинным взглядом Хаюн смотрит на него. Она привстает на коленях, снимает с Чонгука футболку и откидывает в сторону. Касается его груди горячими ладонями и накрывает поцелуями, языком ведя к шее и уху. — Дай еще, пожалуйста, — шепчет в губы, умоляет, тяжело дыша. — Нет, Хаюн. — Пожалуйста, Гукки. Хочу еще, — она вновь падает и проводит языком вдоль члена, от основы до кончика, хитро ухмыляясь. Чонгук не выдерживает. Он выдыхает, накрывает глаза ладонью, пытаясь понять, не глючит ли его. Нет-нет-нет. Это просто, блять, невыносимо. Он никогда и подумать не мог, что когда-то увидит Хаюн… такой. — Прошу, Чонгук, — ласково шепчет, нежными поцелуями ведя по животу. — Пожалуйста, — касается губами линии челюсти и позволяет себя обнять. Чонгук вдыхает запах карамели полной грудью, носом прижимаясь к её шее. Она кажется нереальной, затмевая разум и усиливая чувства. Чонгук никогда не скрывал, что влюблен, но Хаюн заставляла любить её еще больше, бескрайне сильно и трепетно. Он целует её, и она тает в его руках, на несколько мгновений теряя желание быть ведущей. Чонгук касается губами шеи, клыками царапает метку, ладонями сжимает упругую грудь, которая словно увеличилась на пару размеров. Хаюн вновь дрожит в его руках, требуя не отпускать. Медленно стягивает с неё платье, заставляя поднять руки, и когда она полностью обнажается перед ним, он не сдерживается, прижимает к себе и целует, проникая в мокрый рот языком. Чонгук не скрывает, что хочет её не меньше, что он, на самом деле, просто сдерживается, и Хаюн полностью разделяет его желания. Как же ею легко манипулировать в столь подвешенном состоянии. Она отвлекается на его ласки, слабея и подчиняясь. Что бы Чонгук не делал – ей нравится. Лишь бы он не отпускал, лишь бы был рядом и окутывал безграничной любовью. Он толкает её, и она падает спиной на диван, слабо пружиня. Татуировка лисы украшает и словно раскрывает истинную сущность Хаюн. При течке она ведь совершенно другая… если Чонгук более грубый и жесткий при гоне, то она – требовательная и пошлая. Он стягивает с себя остатки одежды, залазит следом и нависает, вновь целуя. Так сложно было оторваться от неё… воздух вокруг насквозь пропитался сладкими запахами жареных маршмелоу и карамели. Чонгук трется головкой между её ног, мыча от количества влаги, что Хаюн выделяет. Он смотрит вниз. Они вместе наблюдают за тем, как член Чонгука исчезает внутри, и оба стонут, когда он входит до самой основы, вжимая омегу в диван. Неудивительно, но она тут же кончает, вздрагивая и покрываясь мурашками. Хаюн так сильно сжимает его изнутри и так намокает, что Чонгук сам чуть не ли не изливается, но из последних сил сдерживается, раздраженно рыча. Он не дает ей время прийти в себя. Он шипит, отталкиваясь и упираясь о колени. Чонгук обхватывает ладонями таз омеги, чуть приподнимая, и начинает толкаться с совершенно другой силой, выбивая из Хаюн немые стоны. У неё тело всё еще дрожит из-за не отступившего оргазма, она вскрикивает и выгибается, пальцами впиваясь в быльце над головой, и практически умирает в руках своего альфы. Чонгук закрывает глаза и откидывает голову назад, шумно выдыхая. У него дергается кадык, на лбу проступает пот. Он закатывает глаза, когда чувствует, что Хаюн опять близко. Такая горячая внутри, такая мокрая, и так хорошо принимает его, что сложно оторваться. Чонгук смотрит вниз, с жадностью наблюдая, как он трахает Хаюн, как он вбивается своими бедрами, как она бесконтрольно течет. Всё мокрое: ноги, низ живота и диван. Темные пятна разрастаются, и это только начало. — Гукки, Гукки, Гукки, — шепчет одними губами, закрыв глаза и полностью сосредоточившись на ощущениях, что дарит ей альфа. — Еще… да-да… пожалуйста, Гукки… — Тише, — рычит и меняет ритм на более прерывистый. — Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — Плевать… мне плевать…, — пальцами, она сжимает ладони Чонгука, что держат её таз. Он ухмыляется, грубо долбится и не останавливается, когда Хаюн сжимает его изнутри и покрывается судорогами. Она извивается, пытается оттолкнуть Чонгука, слабо хлопая по ладоням, но он лишь опускает её таз, заново нависает и продолжает толкаться, пока Хаюн не кончает еще раз, задыхаясь и на мгновение теряя связь с реальностью. Она не может говорить, вообще. Чонгук целует, переходя на более плавный темп. Он безумно гордится собой и невероятно рад, что может предоставить космическое удовольствие собственной омеге, которая вряд ли когда-то забудет о своей первой течке. Но Хаюн мало. Она обхватывает ногами его талию, показывая, что хочет еще. — Ты такая ненасытная, — хрипло смеется Чонгук, нависая сверху и всё еще мягко двигаясь. Такая красивая. Уставшая, потная, красная, но магически красивая. — Мне… мне всегда будет мало… тебя, — она тяжело дышит, сглатывает и приподнимается, чтобы подарить мягкий поцелуй. — Прошу, Чонгук, сделай мне хорошо… пожалуйста… я хочу еще, еще тебя… — Как насчет проехаться на мне? М? Хаюн не успевает ответить – он резко меняется местами, падая на спину. Придерживая омегу, он, не выходя, тянет её на себя. Она сразу же упирается ладонями о горячую грудь Чонгука и, не долго размышляя, начинает прыгать на нем, вздрагивая при каждом движении. Как же… бесподобно она выглядит. Чонгук одобрительно гладит Хаюн по ногам, шипит из-за ощущений, касается талии и неотрывно наблюдает за тем, как она открывает рот, как её грудь пружинит, как волосы спутались, и как она жмурится от глубоко проникающего члена. — Иди ко мне, — шепчет Чонгук и заставляет наклонится, чтобы поцеловать. Он гладит её по щеке, спине, позволяя делать всё, что ей хочется. — Я знаю, что ты близко, Хаюн… — Гукки… Гукки, я…, — она трется о его ладонь, закрывает глаза. — Мне так хорошо… никто не делал мне так хорошо, как ты. — Никто и не сделает. Только я могу касаться тебя, только я могу слушать твои стоны… только я могу трахать тебя до потери пульса… — Чонгук… — Ты моя, Хаюн, — шепчет в губы и смотрит в глаза, ладонью касаясь метки. — Только моя… и ты всегда будешь моей, — он целует нежно, слишком нежно, от чего Хаюн стонет. — Ты мой… ты только мой, Гукки, — мямлит, беспрерывно прыгая на Чонгуке и толкает, надавливая на грудь. — Ты всегда будешь моим… моим… Боже… — Моя омега. — Мой альфа. Хаюн кончает, застывая, но когда Чонгук толкается ей на встречу, она вскрикивает, накрывая рот рукой, и грязно стонет. Она вся трясется от неземных ощущений, царапает грудь альфы и сглатывает, задыхаясь. Чонгуку кажется, что она уже понемногу выдыхается, но не тут-то было. Внезапно, она привстает, поддаваясь вперед и упираясь о колени. Он не знал, что Хаюн задумала, но когда увидел, как она дрочит себе, смотря ему в глаза, у него всё замерло, начиная от сердца и заканчивая легкими. Он поверить не мог в то, что видит, и поражался, насколько же горячей она может быть. Чонгук думает, что Хаюн делает себе приятно из-за того, что он её недостаточно удовлетворил, но затем он видит ту самую похоть, которой обладает только слетевшая с катушек омега, и ухмыляется, резко толкая её в плечи. Хаюн садится напротив и хочет вытащить пальцы, но Чонгук мотает головой. — Нет-нет, не останавливайся, — шепчет ей в губы и накрывает свой член рукой, двигая вверх вниз. Она кивает и мастурбирует себе, смотря на Чонгука. Они так близко друг к другу, она так хочет поцеловать его, но он вновь дразнит и лишь касается приоткрытыми губами. Чонгук закусывает пирсинг, ухмыляясь и смотря вниз. — Тебе помочь, м? Хаюн не отвечает, но стонет, когда чувствует горячий язык на груди. Она тяжело дышит, слегка ускоряет движения, но всё равно не может кончить так же ярко, как со своим альфой. Всё её тело в мурашках, она выгибается, чтобы Чонгуку было удобнее, пока он обводит кончиком вокруг и ведет к шее, прямо к метке, игриво кусая. Клыки не чешутся, не увеличиваются, но что-то внутри желает оставить еще несколько меток на истинной. Мысли путаются, когда Чонгук чувствует чужую, мокрую руку на своем члене. Он смотрит в глаза Хаюн, которая мягко улыбается, закусывая нижнюю губу. Но когда Чонгук заменяет её пальцы собственными, надрачивая ей, то омега мягко втягивает в себя воздух, опуская взгляд вниз. Они мастурбировали друг другу, горели вместе, утопая в глазах друг друга. Он растягивал её, а она сжимала его. Чонгуку сложно было свыкнуться с мыслью, что всё взаправду. Он целует её шею, пока Хаюн губами касается его уха. — Не останавливайся, — жалобно просит омега, тихо шепча. — Я и так и не ду… о, Боже… Хаюн наклоняется к нему, падая на живот, и накрывает член ртом, заставляя войти по самую глотку. Чонгук вздрагивает, рычит и успевает убрать руку. Он гладит дрожащими пальцами спину омеги, чтобы проникнуть внутрь снова. Чонгуку приходится немного поддаться вперед, из-за чего он вплотную прижимается к лицу Хаюн. В таком положении она берет максимально глубоко, пока у Чонгука перед глазами взрываются фейерверки. Она вновь кончает, пуская вибрации по члену благодаря собственным стонам. Не сразу, но она освобождает рот, кашляет, тяжело дыша и заворожено наблюдает, как Чонгук облизывает свои пальцы, которые словно пропитались её соком. Не долго думая, он целует Хаюн, размазывая по девичьему языку своим, смешивая их смазки и кричащее удовольствие. Чонгук притягивает к себе и вновь заставляет лечь на спину. Хаюн неотрывно целует его, обнимая за шею, и широко раздвигает ноги, позволяя вновь заполнить себя. Пальцы на её ногах поджимаются, когда Чонгук толкается и вновь дарит ей неистовый ритм, заставляя диван трястись. В какой-то момент грязный и пошлый секс превращается в более чувственный и нежный. У Чонгука в голове всплывает ответ, как будто он всегда знал, как сделать Хаюн хорошо, как будто у него в ДНК заложено то, что ей нравится… Он, тяжело дыша и любуясь омегой, мягко гладит её по волосам, максимально плотно прижимаясь бедрами. Порывистые, короткие движения заставляют Хаюн нахмуриться и посмотреть в глаза альфе, который наклоняется к ней, чтобы покрыть поцелуями её лицо. — Я никогда не отпущу тебя. Я всегда буду любить тебя… моя омега. Она хочет что-то ответить, но не может. Её так кроет, что она плачет, выкрикивая имя Чонгука. Хаюн выгибается, кончает так сильно, что Чонгук почти выскальзывает, но всё равно прижимается как можно ближе. Хаюн всхлипывает, что-то бурчит и притягивает его, чтобы поцеловать и крепко обнять. Бешеный поток карамели, кажется, заполнил весь дом, проникая к каждому в квартиру. Грудь часто вздымалась, губами она что-то шептала, руками гладила Чонгука по спине и путалась пальцами в его влажных волосах. Он понимает, что она больше не может, понимает, что она достигла пика, что Хаюн получила то, что хотела, и осталась более, чем удовлетворенной. От неё ощущалось столько любви и благодарности, что у Чонгука сердце сжималось. Он не мог не радоваться, не мог не целовать в ответ, ведь он так счастлив, что может подарить Хаюн незабываемую ночь. Он привстает, чтобы толкаться в удобном для него ритме. Отпустив контроль, он понимает, что близко. Бедра бьются о мокрую кожу, сбитое дыхание Хаюн смешивается с рычащими вздохами Чонгука. В голове – ничего, но в груди – взрывы. — Я больше не могу, Хаюн… я больше не могу, — закрыв глаза, шепчет ей в губы, на что она просто целует его. Он заставляет себя выйти, чтобы не допустить ошибок. Рукой подгоняет себя, надрачивая и крепко сжимая, но он не успевает что-либо сделать, как Хаюн толкает его и накрывает ртом член Чонгука именно в тот момент, как он изливается и интуитивно дергает тазом, ударяясь о лицо омеги. У него всё белое перед глазами. Он не может отодвинуть её или остановить – Чонгук слишком сильно поглощен той патокой, что растекается по телу и достигает точки невозврата. Он грубо рычит, хватается за волосы Хаюн и смотрит на то, как она всё проглатывает. От такого зрелища хочется сдохнуть, а от тех ощущений, что Чонгук разделил со своей омегой, хочется возродиться, и всё по кругу, заново, пока они вновь не падут во тьму. Чонгук пытается отдышаться, замечая, что у него на несколько секунд даже потемнело перед глазами, но когда он видит, как Хаюн из последних сил приподнимается на руках, чтобы поцеловать его в губы, он словно просыпается и прижимает её к себе, не обращая внимания на собственный вкус спермы у неё на языке. Они очень долго целуются, обнимаются и вдыхают остатки ароматов друг друга. Метка на шее у Хаюн всё еще яркая и заметная, а её тело по-настоящему истощенное. Она так много раз кончила и так сильно залила диван, что ей понадобится немало часов и жидкости на восстановление. Но Чонгук сделает всё, чтобы она пришла в себя как можно быстрее. Течка забирает у Хаюн всё, что только можно, поэтому она буквально отрубается на руках у Чонгука, на что он лишь умиленно улыбается и целует омегу в макушку. И как она вообще выдержала его при гоне?