Wanna play?

Чонгук знал, что он готов пойти на всё ради Хаюн, но не знал, что будет бегать по всем оптикам района, пытаясь узнать диоптрий на разбитых очках. Если честно, он вообще чудом смог найти более-менее крупный осколок. Оправа сломана пополам, линзы превратились в хрустальный дождик, шанс восстановления равен нулю, и всё из-за него, из-за безмозглого Чон Чонгука, который под воздействием страсти не смог поставить ногу чуть-чуть правее. К счастью, ему удается узнать, что у Хаюн -3 на двух глазах, и он сразу покупает парочку линз. Также, заходит в аптеку рядом, чтобы набрать витаминчиков для восстановления организма. По дороге домой, решает заскочить в кофейню, берет её любимый латте и смотрит на витрину с пирожными. Чонгук же точно не может сказать, чего ей захочется после адской ночи с монстром-насильником, так что он берет 6 разных десертов, вылетает с кафешки и застывает напротив магазина с цветами. Руки забиты, он не знает, что выбрать, но взгляд падает на букет свежих подсолнухов. Как же, черт возьми, он влюблен. Казалось, что после гона, после метки уровень поубавится, но нифига. Чонгук летит домой с цветами, линзами, лекарствами, кофе и пирожными, надеясь, что первая вещь, которую он увидит на лице у Хаюн – счастливая улыбка. Но, когда он возвращается, замечает, что она всё еще спит. Боже, сколько же соков он из неё выжал? Вообще не жалел. Чонгук расстроенно вздыхает, кладет медикаменты на тумбочку у кровати, цветы ставит в вазу, а кофе с пирожными оставляет на кухне. Он так торопился и боялся разбудить Хаюн, что накинул на себя, что попало: серые брюки, как у деда, футболка в черно-белую полоску, как у мультяшного морячка, серая, помятая рубашка под цвет низа и старые туфли. О чем он вообще думал, когда выбегал на улицу? А, ну да. О чем вообще Чонгук еще может думать? Думает, что успеет переодеться, но вдруг слышит, как Хаюн шумит в постели, тихо мыча и с хрустом потягиваясь. — Чонгук? — милым, сонным голосом зовет омега, и альфа тут же выскакивает из-за двери. — Боже, как же бодро ты выглядишь… Он не может сдержать смеха, садится рядом с Хаюн, которая привстает на кровати, корчась то ли от боли, то ли от долгого сна и яркого света. Тянет за собой одеяло, чтобы прикрыться, как будто Чонгук ничего там не видел. — Доброе утро. Как ты себя чувствуешь? Болит сильно? Мышцы? Ноги? Живот? Шея? Что-то вообще болит? Как голова? Что хочешь? Воды? Еды? — Сигарету, — она улыбается и прикладывает ладонь к виску. — Просто сигарету. — Да, сейчас. Он не слишком нервный? Нет, скорее, взволнованный. Да, он очень взволнованный. Просто пиздец какой взволнованный! Он не знает, что ей говорить после всего, что случилось, а сердце отбивает так, словно они вот прямо сегодня пойдут к алтарю. Чонгук достает из куртки Хаюн пачку сигарет с зажигалкой, протягивает омеге и та с благодарностью кивает. — Ты же… ты же не против, что я у тебя в комнате… — Ничуть. Нет-нет. Конечно, нет, — он мотает головой и щелкает пальцами. — Сейчас. Принесу что-то для пепельницы. Чонгук возвращается со старым блюдцем, кладет рядом с лекарствами и садится, складывая пальцы замком. Нога дергается, взгляд не знает, за что уцепиться, дыхание немного сбитое. Класс. Просто класс. Хаюн закуривает и ухмыляется. — Поверить не могу. Ты же… ты же вообще другой человек. — По сравнению с тем, что ты увидела… кхм… сколько дней назад? Три? — он нервно смеется, достает телефон, чтобы проверить, как будто он уже не бледнел от количества прошедших суток. — Четыре, да… Хаюн стряхивает пепел, выглядит расслабленной. Никотин на голодный желудок не лучшая идея, но после пережитого ей можно всё. — Я просто… в шоке. Чонгук, я в таком шоке. Ты был абсолютно другим. Совершенно другим. Как будто… не знаю, как будто я переспала с твоим злым двойником. Он фыркает. Забавно прозвучало. — Прости. Я… — Пожалуйста, не извиняйся, — Хаюн делает глубокие затяжки, выдыхает дым в сторону, чтобы не летел на Чонгука. — То, что я в шоке – не означает, что мне не понравилось. Он сглатывает и рискует посмотреть в глаза омеге, которая мягко улыбается, ничуть не смущаясь. Казалось, что она под кайфом, но, на самом деле, она была до ужаса слабой, уставшей и явно голодной. — Тебе… понравилось? — Конечно. Несмотря на то, что… признаться, я думала, что меня настигнет смерть через сну-сну…, — Чонгук не выдерживает и прыскает от смеха. — Тебе смешно, а мне вот вообще не было смешно. В общем, мне всё равно очень понравилось и… как мне может не понравится секс с тем, в кого я влюбилась? Вновь говорит чертовски откровенные и милые вещи, и Чонгук не может сдержать счастливой улыбки. — Ты видела, какой я был. И я говорил тебе, что другие ом… — То – другие омеги. Они – не я, — немного раздраженно говорит, но затем выдыхает дым и трет глаза. — Чонгук, не упоминай других омег, когда ты сцепился со мной сутки назад. — Прости, — он улыбается, берет её за руку и целует пальчики. — Я… я сделаю всё, чтобы тебе как можно быстрее стало легче, хорошо? Вот, я купил тебе кучу полезных витаминов – мне в аптеке порекомендовали отличное средство для омег после гона. Еще, я купил тебе сладостей и… и кофе взял! И цветы! Точно! — он подрывается, желая принести вазу в комнату, но Хаюн легко сжимает, уговаривая сесть. — Гукки, какой же ты… нет, правда, я всё еще не могу поверить в то, что… видела, — она смеется, подпирая голову рукой, локтем упираясь в колено, и влюбленно смотрит на Чонгука, который в очередной раз тает перед ней. — Ты же… ты же кардинально отличаешься и… — Ты просто впервые увидела альфу при гоне. Альфу, который реагировал на тебя, и на которого реагировала ты, — выдыхает Чонгук, потирая чужие пальцы. — У меня еще будут гоны… и, поскольку, ты теперь знаешь, какой я при гоне, то… — …в следующий раз удивляться не буду, — перебивает Хаюн, прекрасно зная, что Чонгук хотел сказать вовсе не это. — Было… интересно и… м-м… горячо, — она слабо краснеет и отводит взгляд, пока тушит сигарету. Затем, глубоко вздыхает и смотрит на альфу. — А можно… можно поцеловать тебя? — Почему ты спрашиваешь?! — смеется Чонгук и садится ближе. — Теперь… теперь ты можешь не спрашивать своего альфу. Делай то, что хочешь, — шепчет и приближается к её губам, чувствуя трепетное дыхание. Хаюн ничего не отвечает. Наверное, ей немного непривычны новые отношения, поэтому целует нерешительно и воздушно. Но, чем больше Чонгук чмокает, тем больше она сдается. Он не обращает внимание на не самый приятный утренний вкус и запах сигарет. Готов целовать Хаюн столько, сколько потребуется, и, наверное, впервые не ощущает дикого голода по чужому телу. Чонгук чувствует себя более, чем удовлетворенным, и от этого аж жить легче становится. — Мне надо в душ… — Я отнесу тебя. — Погоди, что ты…?! Чонгук откидывает одеяло, на что лицо Хаюн покрывается красными пятнами, и берет её на руки, словно невесту. Она сразу же прикрывается руками, но затем в шоке рассматривает покусанное и покрытое засосами тело не верящим взглядом. — О, Боже…, — она закрывает лицо ладонями, пока Чонгук совершенно спокойно несет её в сторону ванной. Не то, чтобы ему не хотелось поглазеть на обнаженную Хаюн, но она ведь так смущается. Милашка. — Такое ощущение, что меня кинули в стаю волков. — Ну…. Примерно, так и было, — ухмыляется Чонгук, плечом включает свет, ногой открывает дверь и укладывает омегу в ванную. — Ты же помнишь, как пользоваться тут всем, да? Можешь брать мои гели, шампуни, мыло…. Даже кондиционер есть! — Д-да, спасибо… — Я сделаю завтрак. Ах, да, я тебе купил линзы. Твои очки, в общем, в очень плачевном состоянии, — Чонгук виновато чешет затылок, но Хаюн понимающе улыбается. — Обо мне, наверное, даже моя мама так не заботилась, — она вздыхает и пускает воду с крана. — Спасибо тебе, Гукки. — Полотенце – вон там. Если вдруг тебе понадобится помощь – говори, зови и… — Чонгук, я не стала инвалидом. У меня просто немного болят ноги, спина и… всё, в общем, — Хаюн тяжело вздыхает и смотрит на альфу. — М-м… можешь выйти? — Да! Да, прости. Эм, да… я пошел. Перед тем, как закрыть дверь, он слышит тихий смех. Он, наверное, тоже весь красный. Сложно скрывать счастье, очень сложно, а уж контролировать эмоции – так вообще невыполнимая задача. У Чонгука тоже всё новое, неизведанное, странное. Раньше, где-то в глубине души, он знал, что совсем скоро его бросят по тем или иным причинам, или он бросит, но сейчас он уверен, что у них с Хаюн будут долгие отношения, и дело ведь не в метке. Чонгук знает пары, которые расставались, будучи истинными, но такое ведь вряд ли ждет их с Хаюн, да? Задумавшись, он не замечает, как сгорели тосты, и вынимает два обугленных куска, раздраженно выдыхая. Хмурится, выкидывает испорченный хлеб и вставляет новый, надеясь, что вновь не уйдет глубоко в себя. Чонгук готовит лучшие тосты с гуакамоле и яйцами-пашот, заваривает себе чай и проверяет, не остыл ли кофе Хаюн. Красиво выкладывает на тарелочку купленные пирожные и накрывает на стол, слыша, как дверь в ванную приоткрылась. — Я увидела у тебя там чистые вещи и взяла футболку, если ты не против…? — спрашивает омега, заходя на кухню. Чонгук застывает, смотря на Хаюн. Она облокачивается о стену – ей всё еще сложно передвигаться. Футболка намного больше и шире в плечах, волосы завернуты в полотенце. Она шаркает тапочками и хочет подойти к столу, щурясь из-за плохого зрения, и Чонгук не сразу отвисает. Ему слишком сильно нравится видеть её в собственной одежде. — Почему я должен быть против? — выдыхает Чонгук и помогает сесть за стол. — Я принесу тебе линзы… ты сможешь надеть их на кухне? У меня есть маленькое зеркальце, если нужно. — Да, пожалуйста. И сигареты еще… Чонгук притаскивает всё нужное, вместе с лекарствами, выкладывая на стол. Но Хаюн слишком заворожена едой, и слышно, как громко у неё бурчит живот. — Слушай, может, ты меня обманываешь и, на самом деле, ты ходил на кулинарные курсы? — хмурится омега, с нескрываемой серьезностью смотря на улыбающегося альфу. — Ты так красиво подаешь… — Я же дизайнер, — ухмыляется и подмигивает, набирая стакан воды. — Вот это всё – прими после еды. Поможет быстрее восстановиться. Хаюн надевает линзы… так забавно выглядит. Все слепые люди такие смешные? Она постоянно цыкает и чертыхается, но когда вновь видит, то моргает несколько раз и с облегчением вздыхает. — Спасибо. Так намного лучше… Живот опять бурчит, и она тяжело вздыхает. — Давай покушаем, хорошо? — предлагает Чонгук и садится рядом. — Я тоже очень голодный. Ничего не ел… — …а ведь столько сил потратил, — ухмыляется Хаюн и косится на альфу. — Надеюсь, ты не будешь мне теперь каждый раз после гона припоминать, каким неадекватным идиотом я был? — прочистив горло, спрашивает Чонгук и приступает к завтраку. — Может быть, — она жмет плечами и тихо смеется. — Хорошо, обещаю. Я еще не знаю, какой буду при течке. Может – хуже. — Сомневаюсь, — несколько горько улыбается альфа и тяжело вздыхает. — Боже, как же всё вкусно… я сейчас заплачу, — Хаюн прижимает ладошку ко рту, пережевывая. — Ты так вкусно готовишь, Гукки, просто невероятно! — Спасибо. Рад слышать, — гордо улыбается и делает несколько глотков зеленого чая. — Я рад, что тебе это нравится. Не еда, а вообще то, что я готовлю. — Конечно, нравится! Ни один альфа не готовил мне завтрак… та вообще никто и ничего для меня не готовил. Некоторые заказывали доставку, а многие просто не умели. Хах, лохи. — Я тоже заказываю часто, особенно, когда очень много работы… или хожу в ближайший продуктовый, закупаюсь раменом, закусками и возвращаюсь обратно, — жмет плечами Чонгук. — Ты, кстати, так и не сводил меня в тот ресторанчик, — улыбается Хаюн, поднимая взгляд на альфу. — Ну-у-у-у…. У нас же еще не было свиданий, так? Вот и свожу тебя туда, да. — И когда же свидание? — М-м…, — он опять начинает нервничать. Она слишком прямолинейна! Нет, Чонгук просто преувеличивает, лишь бы оправдать учащенный пульс. Дело в том, что он, пока что, не планировал свидание, хотя уверен и знает, каким романтичным и незабываемым оно будет. Он в очередной раз боится обосраться. Не хочет, чтобы свидание скатилось во что-то схожее с баром с бандой или корпоративом с коллегами. Чонгук хочет показать, каким чутким и внимательным парнем он может быть, хотя и не понимает, что уже сполна доказал собственную сентиментальность и лиричность. — Ты… не будешь против, если я сама приглашу тебя на свидание? Что-что?! Чонгук зависает с полным ртом еды и растерянно смотрит на Хаюн, которая задумчиво пьет кофе. — В шмышле? — Ты так… так заботишься обо мне, столько внимания уделяешь и… не знаю, мне хочется отблагодарить тебя, а я без понятия – как, — отвечает омега, звучит искренне и немного взволновано. — Подарки? Я не хочу подарить что-то глупое или бесполезное. Поэтому… я решила, что… давай я организую свидание. Что скажешь? — она словно набирается смелости и только потом сталкивается с шокированным взглядом Чонгука. Он думал, что Хаюн не способна влюбить в себя еще больше. Он ведь и так без ума от неё, он сделал её своей омегой, провел вместе с ней гон, она оказалась его истинной. Но как же он ошибался. Чонгук краснеет и отворачивается, прочищая горло. Облизывает губы и отодвигает пустую тарелку от себя. Чувствует, что Хаюн немного нервничает, словно боится отказа. — Хорошо. Тогда… я полностью доверяю тебе. Да. Она улыбается, выдыхает с облегчением и продолжает кушать, излучая сплошное счастье, очень схожее с радостью Чонгука. Они еще долго общаются, обсуждая обыкновенные темы: еду, цены, игры и фильмы, затрагивают работу и постепенно скатываются в сплетни про Юнги и Юну. Чонгук аж подавился, когда узнал, что омега неровно дышит к его другу, а затем вообще чуть не сломал челюсть от того, насколько же широко она раскрылась. — ЮНА ОТПРАВЛЯЛА НЮДСЫ ЮНГИ?! — Да, только не говори ему, что я тебе сказала, хорошо? — шепчет так, будто они обсуждают парочку в офисе. — Она убьет меня, если узнает, что кто-то еще знает, кроме меня. — Юна отправляла нюдсы Юнги, — с очень хитрой ухмылкой повторяет Чонгук и смеется похуже Доктора Зло. — Гукки, пожалуйста! — Я не буду ничего рассказывать, обещаю. Но вытащу из него инфу в отместку на то, что он распиздел о наших отношениях всему офису. — Они с Юной вдвоем хорошо поработали, — закатывает глаза Хаюн и закуривает. — У меня такое ощущение, что они считают себя нашими родителями. — Нет-нет, скорее… скорее, как старший брат и сестра, которые решили нас свести. Свахи, блин, — фыркает Чонгук и встает, убирая со стола. — Нет, а если серьезно – я возмущен! Возмущен тем, что Юнги мне ничего не рассказывал! Я, бляха, душу ему открывал, делился чувствами, все уши прожужжал о том, как я тебя люблю, а он никакого намека не дал. Вот же гнида, — Чонгук эмоционально моет посуду и слышит заливистый смех Хаюн. — Зато, конечно, требовать с меня Джека Дениелс при любой удобной возможности – это да, это он не забывает. — Та ладно тебе, Гукки! Может, он не хотел тебя отвлекать от того, что у нас происходит. Всё-таки, он кажется мне закрытым… я вообще не знаю, как ты с ним так быстро подружился, — отвечает Хаюн, делая затяжку. — Я и сам иногда не понимаю, но… работа вынудила. Сама ведь знаешь, что у программиста и дизайнера должен быть хорошо налаженный контакт друг с другом. — Со мной ты решил пойти немного дальше? — Это другое! — он разворачивается, краснея, пока Хаюн опять смеется, утыкаясь лбом в стол. — Я же люблю тебя не из-за работы. — Я знаю! Боже, Гукки, ты как ребенок. Он цыкает, закатывает глаза и домывает посуду, но всё равно рад слышать, что Хаюн хорошо рядом с ним. Она много улыбается, смеется, от неё не ощущается страха, и она действительно открытая с ним. Как только он выключает краны и разворачивается в поисках кухонной тряпки, Хаюн тушит сигарету и тяжело вздыхает. Чонгук чувствует, что она хочет задать определенный вопрос, но не знает как. Она снимает с себя полотенце, расчесывает пальцами еще слегка влажные волосы и задумчиво смотрит на бумажный стаканчик из-под кофе. — Слушай… а… а ты не чувствуешь каких-нибудь изменений? — прищурившись, спрашивает Хаюн. Чонгук дергает бровями, мягко улыбается, вытирая руки, и пододвигает стул ближе к омеге, садясь лицом к ней. — Чувствую. — Например? — с интересом уточняет, следя за движениями и мимикой альфы. — Когда… когда я сегодня бегал с утра, то… как бы сказать. Раньше, на меня много кто оглядывался, и сейчас тоже, но… я не чувствовал того рвения от других омег, что было раньше. Они смотрели на меня, но ощущали, что у меня есть истинная, и сразу же теряли интерес, — рассказывает Чонгук, подперев голову рукой. — Да, прости, что я говорю про других омег, но… — Я же говорила – не извиняйся, — улыбается Хаюн и тоже поворачивается корпусом к своему альфе. — Что еще? Он долго думает, языком теребя кольцо на губе. — Покой, — кивает Чонгук. — Какой-то душевный покой. Я… не знаю, как это описать. Хаюн, наклонив голову, следит за его языком, но затем отворачивается, задумавшись. Указательным пальцем, она стучит по стаканчику, рисует им небольшие круги по столу, и затем щелкает пальцами. — Я чувствую, словно… после бесконечных экранов с надписью “Игра окончена” и постоянных перезапусков с самого начала, я нашла того, кто доведет меня до конца, — с необъяснимым огнем вдохновения говорит Хаюн, смотря в глаза Чонгука. — Нашла тебя, того, кто будет рядом и… с кем игра не окончена, а только продолжается, — она жестикулирует, добавляя эпичности собственным речам, чем вызывает у Чонгука умиленный смешок. Дабы добавить драматизма, он хватается за сердце и театрально вздыхает, на что Хаюн тихо хихикает и краснеет. — Как? Ну вот как? Ты, когда была пьяной, тоже раскидывалась живописными метафорами и… и… я, вообще-то, творческий человек, а не ты. Хаюн смеется громче, прикрываясь ладошками. — Но это правда! Я просто тоже не знаю, как еще описать то, что я чувствую, — она жмет плечами и тяжело вздыхает. — Счастье. Настоящее счастье, о котором я раньше не знала. Чонгук улыбается, не может сдержаться и притягивает Хаюн, подвигая стул ближе. С легкостью усаживает её к себе на колени, не ощущая и доли сопротивления. Она сама не против, обнимает его за шею и сразу же выпускает легкий аромат карамели, показывая, как же ей нравятся прикосновения альфы. Чонгук окутывает её талию, ладонью жмет на спину, чтобы она наклонилась к нему, и чувствует чужие губы на собственных, с блаженством выдыхая. Вкус сигарет смешался со вкусом кофе, запах карамели припудривал легкие, путаясь с еле слышимым ароматом жареных маршмелоу. Такое ощущение, что они разделяли одно сердцебиение на двоих, с трудом скрывая рвущуюся наружу любовь и нежность. Хаюн запускает язык в рот Чонгука, и тот ухмыляется сквозь поцелуй, прижимаясь ближе. Он закатывает глаза и глухо мычит, когда чувствует пальчики в своих волосах. Ведет головой, словно трется о девичью ладонь, и раскрывает рот немного шире, углубляя поцелуй. Они с трудом отрываются друг от друга, тяжело дыша. — Думаю… я еще не восстановилась достаточно, — шепчет Хаюн, утыкаясь лбом о лоб Чонгука. — Всё еще уставшая и… — Я понимаю. Не настаиваю и… прости. Мне нравится целовать тебя. — Мне тоже… нравится целоваться с тобой. Всегда кажется, что мало. Чонгук ухмыляется. Боже, она, наверное, при течке будет не хуже самого Чонгука. Хаюн будто читает его мысли и говорит: — Я думаю сходить к врачу в ближайшие дни, заново сдать анализы и… эм… ты же… ты же будешь со мной во время течки? — Не спрашивай таких глупостей, Хаюн, — Чонгук ухмыляется. — Только я должен быть рядом с тобой во время течки. Она улыбается и тяжело вздыхает. Опять о чем-то думает, рассматривая пирсинг, и затем закатывает глаза, словно сама себя раздражает. Чонгуку очень это знакомо. — Ты сказал, что тебе всё равно, есть у меня течка или нет… когда был… ну… под действием гона, в общем, — она облизывает губы и слабо сжимает его футболку на плече. — Если у меня действительно не будет течки, вообще никогда… я просто хочу тебя спросить, когда ты адекватно соображаешь, — Хаюн смотрит Чонгуку в глаза, вновь боясь услышать отказ. — Ты будешь со мной? У него сейчас сердце расколется напополам и пустит трещину по всему телу. Она всё еще переживает, что может оказаться неполноценной омегой, что отсутствие течки может оказаться пожизненной проблемой. Чонгуку не обидно и не больно слышать, что Хаюн не доверяет или сомневается – учитывая, какие альфы были до него, то можно понять её сомнения. Ему просто грустно, что такие прекрасные омеги, как Хаюн, страдают из-за идиотских замашек тупорылых альф. — Послушай, — тихо выдыхает и с невероятной нежностью смотрит в глаза своей омеге. — Мы с тобой истинные. На тебе моя метка, Хаюн. Моя и только моя. Мне нужна только ты, и мне правда плевать: есть у тебя течка, нет у тебя течки. Я сделаю тебе хорошо и без неё, — он ухмыляется, пока Хаюн мило краснеет. — Ты делаешь меня счастливым просто потому, что ты есть. Она вздрагивает и сразу же отводит взгляд. Сглатывает комок в горле. Сердцебиение учащается, глаза сверкают так, будто она сейчас заплачет, но Хаюн мигом берет себя в руки и несколько раз моргает, шмыгая носом. Она всё еще очень чувствительная не только физически, но и ментально, и Чонгук рад, что она не пытается скрыть что-либо или умолчать, оставляя всё на потом. — Спасибо, Гукки, — шепчет и прижимается к нему, утыкаясь носом в волосы, глубоко вздыхая. Чонгук так крепко прижал Хаюн к себе, что, казалось, она сломается в его руках. Он хочет, чтобы ей было комфортно рядом с ним, чтобы она всецело доверяла ему, не боялась и не стеснялась говорить о том, что на душе, что волнует и тревожит, он хотел, чтобы Хаюн видела в нем тот самый островок уюта и тепла, который так трудно найти, ведь… Чонгук находит в ней что-то, что помогает расслабиться, выдохнуть и осознать, что с ней – хоть на край света.