Wanna play?

Чонгук хочет выглядеть безобидно и дружелюбно, поэтому надевает белую футболку, синие джинсы и белые кроссы. Тонкая, серебряная цепочка, пару колец и браслет. Волосы опять распушились, и, как бы он не старался – всё равно не укладываются, а если завязать в хвостик, то он больше похож на сумасшедшего парня с табличкой “КОНЕЦ БЛИЗОК”. Всё-таки, он идет обниматься с Хаюн, а не пить соджу с бомжами в подворотне. Чонгук тяжело вздыхает. Как же, черт возьми, он нервничает. Словами не передать! Такое ощущение, что у них свидание. Они ведь всего лишь обнимутся и всё – ничего серьезного. Вот если бы они переспали… Твою мать, Чонгук, можешь хоть минуту не думать о сексе?! Как же он боится за себя… боится, что его настигнет настоящее безумие, когда он прикоснется к самой желанной и дорогой ему омеге. Он не уверен, что сможет держать себя под контролем, вот вообще не уверен, и меньше всего ему хочется отпугнуть Хаюн. Чонгук хватает кожанку, шлем с тумбочки и спускается вниз. Всё-таки, за последнюю неделю есть и хорошие новости: байк починен, и теперь ему не нужно эксплуатировать Юнги или пользоваться общественным транспортом. Он уверен на двести процентов, что его черный мотоцикл добавляет ему некого шарма, и Хаюн не сможет устоять, когда увидит Чонгука во всей красе. А если он её еще и покатает… У неё нет шансов. Вообще. Чонгук садится на мотоцикл и наполняется решимостью. По дороге заезжает в магазин, чтобы купить шоколадных конфет с орехом в зеленой упаковке. Прихватил еще жвачку, чтобы дыхание было свежим, мятным. Хаюн ведь говорила, что никто не знает, что может случится, правильно? Так что нужно оставаться предусмотрительным и готовым ко всему. Чонгук очень долго смотрит на магазин с цветами. Нет, вот это уже перебор. Как-нибудь в другой раз. Он подъезжает к указанному адресу, чувствуя, как сердце отдает в ушах. Опять вспотел, опять нервничает, как студентка перед первой в жизни вечеринкой. Но он просто приехал в гости к своей сотруднице, к своей подружке, во-о-от, да-а-а! Вот так надо воспринимать! Сотрудница-подружка, и всё! Чонгук повторяет себе это в голове до самой квартиры Хаюн. Смотрит на коврик с надписью “CHOOSE ONE: esc or enter”. Миленько. Прикольно, на самом деле. Чонгук хочет себе такой же. Он же, всё-таки, оригинальный и креативный дизайнер, так что ему уж точно… Почему он думает про какие-то, блять, ковры? Соберись, тряпка! Мужик же, альфа же, так какого черта ты просто не можешь взять и постучать? Что в этом ковре такого? Совсем с дуба рухнул?! Чонгук мотает головой, хмурится, рычит с раздражением. Какой же он трус, всё-таки. Аж зло берет, поэтому он и не замечает, с какой яростной силой долбит в дверь, будто пришел грабить, ну честное слово! Контролируй себя, размазня! Хаюн с осторожностью открывает, удивленно смотрит на Чонгука, который натягивает самую широкую и большую улыбку, которая только есть в его арсенале, и, не говоря ни слова, протягивает пакет с конфетами. Мда уж. Ничего романтичнее быть не может. — Привет, — здоровается Хаюн и аккуратно принимает подарочки. — Эм… Она рассматривает конфеты, шире открывает дверь, удостоверяясь, что никакой опасности нет. На ней довольно раритетные и стильные джинсы, а еще милый, вязанный жилет цвета темного шоколада. Под низом, кажется, белая рубашка? Чонгук не сильно хочется думать, что еще ниже, поэтому просто мотает головой и всё еще улыбается. — Привет, да, это всё тебе, да, я помню, что ты любишь их, да, вот, — он прочищает горло, мечтая десантироваться с ближайшего окна. — Я не опоздал? — Нет-нет. Проходи, — она ухмыляется и пропускает Чонгука. Как только он пересек порог, то сразу же ощутил нечто… теплое, спокойное. Как будто он сразу же прыгнул в мягкое одеяло, откуда ему не выбраться. Очень много белого, но у Чонгука нет ощущения, что он в палате. Всё вокруг отдает уютом и мягким, воздушным комфортом. Видно, что Хаюн помыла полы, нигде ни одной пылинки. Повсюду растения, причем все живые, как будто новые. Приятный аромат свежести, корицы и эфирных масел апельсина. Квартира небольшая, немного меньше, чем у Чонгука, но он бы не сказал, что в его доме приятнее. — Разувайся. Может, хочешь чай? Кофе? — Нет, спасибо. Я же, ну, ненадолго? Хаюн кивает, скромно улыбается и ведет в гостиную. Мебель в светлых тонах, Чонгук замечает много книг, а еще приставку и целую стопку дисков. Он знает все игры, но не успевает прочитать весь ассортимент – его отвлекает фотография в рамке, где Хаюн с каким-то парнем. Так… так, Чонгук, спокойно. Не стоит бить тревогу раньше времени. Вряд ли же она будет ставить на всеобщее обозрение, причем практически в самом центре гостиной, фотку с бывшим, да? — Это мой старший брат, — словно прочитав мысли, говорит Хаюн. Видимо, Чонгук слишком долго пялился в одну точку. — Донгву. На пять лет старше, живет в Ансане. Не хочет перебираться в Сеул из-за шума, слишком быстрого темпа жизни. — И чем занимается? — Своя сеть магазинов с рыбацкими принадлежностями. Он очень хорошо в этом разбирается. Как-то и меня пытался втянуть, но… моя душа отдана компьютеру, — ухмыляется Хаюн, и Чонгук с пониманием кивает. Наступает неловкая тишина, в очередной раз. Нужно что-то с этим делать, потому что так они уж точно не станут ближе друг к другу. Чонгук решает взять всё в свои руки и с невинной улыбкой смотрит на Хаюн, которая почему-то вздрагивает. — Не хочу тебя задерживать. Может, всё-таки, приступим? К эксперименту. — Д-да. Да, точно, — она облизывает губы и отходит на середину гостиной, как будто они сейчас собираются проводить очередной спарринг. — Прости, просто… я знаю, как это всё странно выглядит и ощущается. Максимально кринжово… — Нет-нет-нет! — Чонгук поднимает руки, мотает головой и хмурится. — Я понимаю, что ситуация, скажем, нестандартная, да? Но разное ведь бывает. Хаюн выдыхает, улыбается. Чонгук рад, что ей комфортно с ним, и что он с легкостью может убрать напряжение между ними. Всё-таки, ему кажется, что он понемногу настраивается на нужную с Хаюн волну, и если так и будет продолжаться, то всё должно быть просто отлично! Но у него, видимо, страдает память, ведь он на несколько секунд забывает, зачем вообще сюда пришел. — Тогда… м-м… Боже, как же это всё странно, — она мило краснеет и прикрывает лицо рукой, не замечая, что лицо у Чонгука тоже немного порозовело. — Тогда, думаю… в общем…, — он прочищает горло и расставляет руки в боки, позволяя себе подозвать Хаюн кратким жестом, будто зовет к себе кошечку. — Давай. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим и забудем об этом. — Да. Да, ты прав, — она тихо хихикает, но затем выдыхает и подходит к Чонгуку. О, Боже, как же она близко. А затем, она обхватывает его талию, щекой прижимается к плечу и отворачивается, видимо, чтобы скрыть адское смущение. Чонгук не сразу опускает руки, замечая, что те дрожат. Они же всего лишь обнимаются, ну серьезно, почему нельзя всё воспринимать хоть чуть-чуть проще? Хаюн прижимается крепче, и у Чонгука чуть ли не вырывается стон, но он резко собирается с мыслями и обнимает омегу в ответ, аккуратно окутав её шею своими руками. Он не знает, сколько они так стояли, но он четко слышал, как у него сердце яростно бьет в гонг. Никакого “ту-дум”, скорее “БАБАХ”. Он пытается сконцентрироваться на чувствах, ощущениях, боясь пропустить запах Хаюн. Но, кажется, ничего не работает… Чонгуку было очень спокойно. Так тепло, так бесподобно мягко и приятно. Он обнимал Хаюн совсем не так, как он обычно обнимает омег. Он был очень осторожным, не позволял себе лишнего, и пытался не слишком сильно наслаждаться близостью. Но у неё такие мягкие волосы, она такая хрупкая, такая нежная. Всё словно исчезает, и они вдвоем стоят на небольшом островке, где их окружает что-то воздушное, как облака или сахарная вата. Так хорошо, приятно. Чонгук вообще не хочет её отпускать. А еще… он чувствует её мягкую, упругую грудь собственной, и сглатывает. Господи, хоть бы у него не встал. Чонгук не хочет нарушать такой романтичный и лиричный момент своим собственным членом, но вдруг, Хаюн его отпускает и отходит. Он словно просыпается от слишком хорошего сна. Хаюн очень… разочарована. Она злится, раздраженно вздыхает и цыкает. Мотает головой, хмурится и пальцами трет виски. — Прости, я… не знаю, на что вообще надеялась, — она горько ухмыляется и скрещивает руки на груди, не поднимая взгляд на Чонгука. Он сглатывает, хмурится и опускает руки. На них словно отпечатались остатки тепла Хаюн, которое постепенно начало угасать. Внутри неприятно сжимало, как будто чего-то не хватало, как будто они что-то сделали не так, неправильно. Он не знает, что его ведет, но Чонгук не уйдет отсюда, пока не узнает её запах. — Разреши… разреши мне еще раз попробовать. Хаюн удивленно дергает бровями. Неуверенно сжимает свои руки, как будто опять боится, но затем сталкивается взглядом с неуклонным Чонгуком, который сам подходит, который неотрывно смотрит в её встревоженные, но такие… сверкающие надеждой глаза. Хаюн растеряна, она не двигается, ничего не говорит и просто позволяет делать Чонгуку то, что он хочет. Сердце так стучит. Как же ему сложно сдерживаться, когда она так смотрит на него, когда она так близко. Он понимает, что руки сами обвивают её, скользят по талии, поглаживают спину и прижимают как можно ближе. Чонгук утыкается носом в её волосы, кончиком чувствуя край ушка. На подушечках пальцев он ощущает, как Хаюн вздрагивает, как она дрожащими руками обнимает его за шею и шумно выдыхает. Всё… по-другому. Не так. Чонгука накрывают необъяснимые эмоции, будто… будто его влюбленность усиливается, будто она становится чем-то большим, чем-то намного интимнее, трепетнее, красивее и осязаемее. Хаюн в его руках, он – в её, и ему так хорошо. Чонгук обнимает немного крепче, немного выразительнее. Почему-то ему кажется, что Хаюн сейчас всё поймет, ведь… обычных подруг так не обнимают, даже если хотят просто провести эксперимент. Но когда она сама расслабляется в его руках, когда она сама плотнее прижимается и встает на носочки, чтобы быть ближе, у Чонгука просто растекается патока в груди. Он сглатывает, немного волнуется и всё еще не понимает, что же им управляет, когда… когда он отодвигается, когда они сталкиваются взглядами и… …смотрят на губы друг друга. Чонгука передергивает. Нос щекочет такой сладкий, такой… вкусный запах карамели. Он чувствует, как во рту прибавилось слюны, как челюсти словно сдавило. Клыки чесались, очень, и будто стали на несколько миллиметров длиннее, острее. И Хаюн это заметила. Но она и шагу не делает. У неё учащается дыхание, она облизывает губы и сглатывает, как будто… тоже ощущает запах, как будто её легкие заполнил тягучий аромат жареного маршмелоу. Чонгук хмурится, проводит языком по кольцу в губе. Голод, такой… голод. Он уже чувствовал его, он помнит, он… он точно так же хотел её тогда, возле бара, под фонарным столбом; тогда он… попробовал её, и ему было мало. — Чонгук… В голове эхом звенит голос Хаюн, такой чарующий, податливый, требовательный… Боже, он… он просто, он… Чонгук ладонями обхватывает её лицо, она кладет свои пальцы на его кисти, но не останавливает, а словно хочет почувствовать, хочет полностью ощутить то, что источает альфа. Но Чонгук же… Чонгук же проклят, проклят Вселенной быть лохом, потому что даже такой волшебный, такой чувственный момент нарушается звонком телефона. Они оба приходят в себя, пугаются и сразу же отскакивают друг от друга, чувствуя, как в груди щелкает и щелкает. Блять, какого… — Прости, это… секунду, — хрипит Чонгук, не узнавая, даже пугаясь собственного голоса, и подносит трубку к уху, морально готовясь сжечь на костре, кто бы там ему ни звонил. — Да?! — Здарова, братуха! — Чимин никогда не раздражал так сильно, как сейчас. — Что ты там? Как ты там? Он, что, подслушивал или следил за ними через бинокль с соседнего здания?! Почему именно сейчас?! — Что ты хочешь? — А че ты такой злой? Мы триста лет не общались, а ты вот так… — Всего лишь две недели, — хмурится Чонгук, чувствуя легкую головную боль. — Что ты хочешь? Он кидает взгляд на Хаюн, которая закурила прямо в гостиной и начала медленно ходить возле столика. Нервничает. Она нервничает и переживает, что так среагировала, что ослабила защиту. Стоп, а… а почему Чонгук вообще знает, что она чувствует?! Он вообще не слышит, что говорит Чимин, поэтому переспрашивает, на что с трубки доносится уставший вздох. — Говорю, го к нам! У нас тут встреча нашей бандой! Я знаю, что у тебя починенный байк, так что ты не скроешься. Ты же знаешь, у меня глаза и уши везде, — фыркает и что-то пьет. — А еще Хосок тут работает барменом, так что гони сюда, иначе тебе смерть. Да он бы уже и не против сдохнуть после такого-то провала. Пиздец просто. — Я с Хаюн, — шепчет и отворачивается. — А? — Я с Хаюн. — Что-что?! — Я С ХАЮН, ГЛУШМАН! — Та я понял, че ты кричишь, Боже… Чонгук жалеет, что у него нет никаких сверхспособностей, потому что он, как минимум, уже бы взорвал этому идиоту мозг, приложив два указательных пальца к виску, и никаких проблем! Но затем он слышит легкий смешок от Хаюн, которая стряхивает пепел в старую баночку и, кажется, немного успокаивается после никотина… или после клоуна-Чонгука. — Так прихватывай и её, — после недолгой паузы, с ухмылкой предлагает Чимин. — Тут и омеги, и беты. Заодно поможем тебе её очаровать. — Вы уже раз помогли. — Спроси её. — Нет. — СПРОСИ! — Чимин так орет, что Хаюн и так слышит, поэтому Чонгуку не стоит повторять. — Слушай, ты можешь отказаться. Это мои друзья, они сейчас в каком-то баре… в общем, там много байкеров будет, много… ну… такого…, — он тяжело вздыхает, чувствуя неловкость. — То есть… ты сможешь покатать меня на своём байке? Он аж в лице поменялся. — Ты… что? — Я никогда не каталась на мотоциклах, но тебе доверяю, — улыбается Хаюн, тушит сигарету и не смотрит на Чонгука, который аж присел на быльце дивана от шока. Чимин недвусмысленно тянет “у-у-у-у”, смеется и кричит остальным, что Чонгук скоро будет. — Ждем тебя, короче. И кладет трубку. Что вообще происходит?! У него, что, судьба кинула кубик на логику и не прошла проверку?! Чонгук опускает телефон и смотрит на Хаюн, которая встала прямо перед ним, скрестив руки на груди. Он сглатывает и, наверное, выглядит напуганным, очень напуганным, еще хуже, чем сама Хаюн в спортзале. Но она лишь ухмыляется и кивает в сторону выхода. — Надеюсь, у тебя есть второй шлем? — Д-да! Да, есть, — он подскакивает и идет следом. — Но он дома… Хаюн улыбается и машет рукой. — Подожди пять минут, хорошо? Моя соседка тоже ездит на мотоцикле, я у неё спрошу. — Да, ага… Хаюн накидывает осенний пиджак, сумку, надевает часы на руку и поправляет челку в зеркале. Чонгук обувается так, будто всё еще в трансе. Нет, правда, почему всё так странно, почему всё так не по плану? А какой вообще был план? На что он надеялся? СТОП! СТО-О-ОП! Они же только что чуть не поцеловались!!! — Гукки? Чонгук вздрагивает, когда Хаюн щелкает пальцами перед глазами. Когда они успели спуститься к мотоциклу? И когда она сходила к соседке? — Да, прости… — Поможешь надеть? — она протягивает ему белый шлем, обклеенный стикерами. — Да. Хаюн ухмыляется. Да что за…? Чонгук выдыхает, надеясь, что он не упал в обморок в гостиной и то, что сейчас происходит – не плод его воображения. Он аккуратно надевает шлем на Хаюн, поправляет волосы, визор, проверяет, чтобы всё было по правилам безопасности. Чувствует на себе её пытливый взгляд, как она рассматривает его ресницы, кольцо на губе, губы… — Ты… ты если что-то хочешь сказать, то говори, — не выдерживает Чонгук, хмурится и смотрит на Хаюн, которая дергает бровями. — Извини. Я… ну… мы ничего не обговаривали, я… имею ввиду то, что только что произошло. Но, на самом деле, я очень рада, и мне так тяжело скрывать это, — она улыбается, краснеет и закрывает ладошками окошко шлема, через которое видно её лицо, хотя просто может опустить визор. — Я… я ведь опять начала источать запах, да? Пожалуйста, скажи, что да. Чонгук сглатывает и внимательно смотрит на Хаюн. На языке сразу же щиплет, а в памяти всплывает сладкий аромат, сладкий… вкус, и клыки опять ноют. — Да. Карамель. Ты… пахнешь карамелью. Она улыбается еще шире, смеется и прыгает на месте. Но… почему-то Чонгуку не очень весело. Он радуется, что смог почувствовать запах омеги, в которую влюблен, а она радуется, что просто начала источать запах. Хаюн не радуется, что ощутила аромат жареного маршмелоу, она не прыгает из-за того, что они чуть не поцеловались, а просто из-за того, что она начала источать запах. Но Чонгук не может винить её, нет. Он просто не имеет права, ведь она этого и добивалась, и он должен был быть готов к тому, что Хаюн не прыгнет к нему на руки с поцелуями и желанием как можно быстрее получить его метку. Он надеется, что ошибается. — Гукки, ты чего? — А? — Ты такой грустный, — она касается его руки, и он вновь чувствует её тепло. — Тебе не понравился мой запах? — Нет! Нет-нет, Хаюн. Ты очень вкусно пахнешь. Честно сказать, я вкуснее и слаще запаха не чувствовал от других омег, и я бы очень хотел ощутить еще, но…, — он моментально покрывается красными пятнами, понимая, что сказал лишнее. — То есть, эм… — Мне тоже нравится твой запах. Ноги у Чонгука очень странно слабеют, и он вот-вот упадет. Как же он рад. — Правда? — Мг. Я же уже говорила тебе, что… — Но ты сказала, что думала, что мой запах не будет таким сладким, — говорит Чонгук, внимательно смотря на Хаюн, которая слишком нежно и понимающе улыбается. Она всё еще не отпускает его руку. — Я сказала, что думала, что твой запах будет… либо шоколад, либо кофе, но это не означает, что мне не нравится жареный маршмелоу. Я люблю жареный маршмелоу, очень. Держите его семеро – у Чонгука сейчас будет инфаркт. Он прочищает горло и отводит взгляд. Хочет вырвать руку, но, кажется, её парализовало. — Извини, что я так… реагирую. Обычно, омегам не нравится мой запах. Они говорят, что слишком сладкий, слишком… несерьезный. Не такой холодный и крепкий, как хотелось бы, — говорит Чонгук, сам не понимая, с чего вдруг его прорвало на откровения. Хаюн не отвечает, очень долго смотрит на него. Он вновь ощущает что-то похожее с понимаем, будто она в курсе, какого это. Чонгук знает, он прекрасно знает, что у неё в прошлом что-то произошло, и то, что она рассказывала на звонке – не всё, а ему нужно вообще всё. От начала и до конца. — Никогда не слушай тех, кто критикует твой запах, кто вообще тебя критикует, — хмурится Хаюн и отпускает руку. Чонгук на автомате тянется за ней, но одергивает себя. — Ты должен ценить себя, свой запах, вообще то, каким ты есть на самом деле, настоящий ты. Если ты кому-то не нравишься, то пошли все нахрен. Воу… во-о-оу!!! Чонгук вдруг увидел в Хаюн защиту, чего раньше никогда в омегах не видел. С чего это она вообще? Он же ничего такого не сказал, да и… Ругающаяся Хаюн – это так горячо. — Нам пора ехать, — говорит омега и засовывает руки в карманы пиджака. — Думаю, твои ребята уже заждались. Чонгук кивает. Как же всё… необычно. Он буквально не знает, что предпринять, что говорить. Хаюн вызывает столько эмоций, что он путается и практически отключает мозги. Им постоянно кто-то или что-то мешает, но если бы Чонгук остался с ней наедине на сутки, то… Не-не-не-не-не! Без пошлых мыслей! А затем, Хаюн садится на мотоцикл сзади Чонгука и обнимает его со спины, заставляя напрячься всем телом. Он чувствует её грудь, чувствует её тепло, её ладони на своём животе. Господи, они так рядом с пахом, что одна небольшая грешная мысль, и всё, просто всё, он пропал, всё пропало, и не отмыться ему от позора. — Держись крепче! — кричит Чонгук, на что Хаюн кивает. О, Великий-кто-бы-ты-там-ни-был, пожалуйста, помоги ему не словить стояк.

• • •

— ВЫ ЧТО-ЧТО?! — кричит Чимин, но Чонгук шипит и прислоняет указательный палец к своим губам, оглядываясь на Хаюн, которая общалась с девушками других ребят из банды. — Тише, придурок. Мы чуть не поцеловались. Да, ты всё правильно услышал, — вздыхает альфа и пальцами трет виски. Как же жаль, что ему нельзя пить. — Гонишь, — фыркает Хосок, протирая стакан. — Ты? С Хаюн? — Да. Я. С Хаюн, — раздраженно отвечает Чонгук. — А че не поцеловались, а? — хмурится Чимин. — Ты что, забыл, как целоваться уже? А? — Потому что кое-кто очень не вовремя позвонил, — натянув пластмассовую улыбку, говорит Чонгук. — Я, что ли?! — Нет, блять, твоя мама. — А че это моя мама тебе звонит? — Чимин, ты ебанулся? — кривится Чонгук и делает несколько глотков апельсинового сока. — Мы отвлекаемся, ребята, — хмурится Хосок, убирает стакан и руками упирается о барную стойку. — Как так вообще произошло, а? Как вы к этому пришли? К поцелую? — Ой, вы столько всего не знаете… — Ну так рассказывай! — орет Чимин и бахает Чонгука по спине, из-за чего тот аж давится соком. — Пиздец, от тебя ни слуху, ни духу всего пару недель, а ты уже, оказывается, чуть ли не отлизал ей. — ТАК! — он вздрагивает, угрожает другу указательным пальцем, но всё еще кашляет. — Давай ты… ты не будешь говорить такие вещи. Чимин с Хосоком переглядываются, а затем начинают синхронно хохотать с Чонгука. Оба падают на барную стойку, трясутся, пока их друг вообще жалеет, что решил сюда приехать. Он ведь знал, что так и будет, что эти два долбоклюя без приколов не отпустят. — Ой, чел, “такие вещи”, — Чимин вытирает выступившие слезы и шмыгает носом. — Раньше ты нам рассказывал, как ты трахал омегу на кухонном столе, а сейчас не можешь даже слушать о том, что отлизывал Хаюн? — Я ей не отлизы… что вы вообще пристали?! — он хмурится, чувствует жар на щеках, злится и нервно ёрзает на барном стуле. — Вы хотите знать, что произошло, или нет? — Та хотим-хотим, — ухмыляется Хосок и подмигивает. — Мы же просто шутим. Рассказывай. Чонгук пытался упустить ненужные подробности, но рассказал всё, начиная с признания у бара и заканчивая сегодняшним намерением поцеловать Хаюн. Чимин с Хосоком, как бы не шутили над ним, слушали во все уши. Они прикрывали рты от шока или распахивали глаза, даже смеялись, а Чимин вообще чуть ли не прыгал, когда слушал про видеозвонок и совместную готовку. Да, Чонгук их терпеть не может, но, всё-таки, они правда хорошие друзья, которые искренне радуются за его успехи, только вот он сам не считает случившееся успехом. — Ну ты вообще, красавец! — Чимин опять хлопает его по спине. — Горжусь! — А как она пахнет? — спрашивает Хосок. Они оба внимательно смотрят на Чонгука, но он лишь отводит взгляд и тихо бурчит: — Не скажу. — Почему?! — кричит Чимин. — Что здесь такого?! Мы же не будем её нюхать, так… — Ну хоть чуть-чуть потише, ну пожалуйста, — хмурится Чонгук, уже боясь оглядываться на Хаюн. Наверняка сидит, наблюдает за ними, хихикает там с того, какой он “милый” и “забавный”. — А что это вы тут обсуждаете? К ним подходит Ёнгву, мужик сорока девяти лет, человек, который был одним из первых, кто сформировал банду “Драконы Сеула”. Он был толстым, высоким, с густой, седой бородой и длинными, рокерскими волосами, чаще всего завязанными в хвостик. Ёнгву носил банданы, кожу и был классическим представителем любителей байка и рока, пива и чипсов, но, кроме всего прочего, как говорят легенды, он когда-то был наемным убийцей, но никто не рискует у него спрашивать, правда ли это. Он был суровым и строгим, с низким, прокуренными голосом и тяжелым взглядом. Его боялись все, вообще все, кто не состоял в банде. — У Чонгука, видишь ли, любовь случилась, — с улыбкой говорит Хосок. Ёнгву поднимает густые брови и смотрит на младшего, который тяжело вздыхает и просит еще сока. Не набухается, так хоть жажду утолит. — Любовь? У Чонгука? — Да, — кивает Чимин. — Ого, — Ёнгву задумчиво тянет и облокачивается локтем о барную стойку. — Вот это да. Наш Чонгук влюбился? — И ему очень нужна помощь… — Мне не нужна помощь, — шипит сквозь зубы, смотря на Чимина, но то, что сказано, без внимания не остается. — Хм, — Ёнгву чешет бороду и оглядывается. — Это она? Ту, что ты привел. Чонгук знает, что если ничего ему не говорить, то можно получить в глаз, поэтому, скривившись, как будто его держат за глотку и насильно требуют ответа, кивает. — Он сегодня с ней даже чуть не поцеловался, — подняв указательный палец, говорит Хосок. Чем бы их заткнуть… — Хм, — Ёнгву внимательно смотрит на Хаюн, которая смеялась с компанией и что-то увлеченно им всем рассказывала. — Я понял. Сейчас всё устроим. — НЕТ! НЕ НАДО! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ… Ёнгву свистит, засунув два пальца в рот. — Эй, Новенькая! — громовым голосом Тора крикнул Ёнгву, чем заставил Хаюн вздрогнуть. — У нас, вообще-то, есть такая традиция: если в нашей банде у кого-то появляется пара, то мы должны сражаться за неё. Чонгук должен показать, что может постоять за тебя. Ёбанный нахуй… как же ему стыдно. Он даже не двигается. Он сидит спиной к Хаюн, ко всем, поэтому его адски красное лицо, с которого, наверное, уже пар идет, видит Хосок и дико угорает. — Кто хотел бы взять Хаюн себе? — Ёнгву скрещивает руки на груди и оглядывает затихшую толпу. — Я. — И я. Чонгук распахивает глаза, рот, душу, блять, и в шоке смотрит на Хосока и Чимина, которые с невероятно широкой ухмылкой смотрят на своего друга и подмигивают. Он на них не злится только потому, что они его друзья, и они всё это делают чисто из-за очень крепкой дружбы. — Чонгук против Чимина и Хосока. Пройдите в центр, поставьте столик и три стула. Ну, ладно. Не так всё уж и страшно. Чонгук всё еще не может посмотреть на Хаюн, но он уверен, что Чимин с Хосоком будут ему поддаваться, так что, что бы там Ёнгву не придумал, Чонгук со всем… — Кто выпьет больше и быстрее литр домашнего вина от моей любимой бабушки, тот и забирает Хаюн. Опять бухать?! Нет-нет-нет! Последний раз, будучи пьяным, он натворил самую ужасную вещь, о которой только мог думать! Если после сегодняшнего почти поцелуя он еще и напьется, а если его еще и эти купидоны запрут в одном помещении с омегой, он же… он же… — Простите, — раздается голос среди толпы, и Чонгук, всё же, поднимает взгляд на Хаюн, которая вздернула руку, чем привлекла внимание всех. — А можно я сражусь за то, чтобы быть достойной Чонгука? … Ти-ши-на. Чонгук в ахуе. Он просто стоит возле столика, пялится на Хаюн, которая выглядит чересчур, даже слишком спокойно. Все в шоке, вся банда в шоке, даже Чимин с Хосоком в шоке, но никто не сравнится с Чонгуком. Он, кажется, побелел и превратился в камень. — Нихуя себе, — хрипит Ёнгву, но затем широко ухмыляется. — Можно. Чонгук вздрагивает, когда Хаюн смотрит на него с улыбкой и подходит к столику, за который опустились Чимин с Хосоком. Ёнгву просит младшего отойти обратно к толпе и ставит бутылку с вином посреди столика. Некоторые подносят бокалы для каждого, и всё происходит словно в другом измерении. Чонгук смотрит на профиль Хаюн. Она выглядела такой серьезной, такой целеустремленной, такой… уверенной в том, что победит. Почему она вообще вызвалась? Зачем? Значит ли это, что она действительно неровно дышит к Чонгуку? Значит ли это, что она хочет ему что-то показать? Доказать? Что это, блять, значит?! — Начинайте! Кажется, любовь Чонгука побила шкалу и вырвалась за пределы, когда он увидел, с каким желанием Хаюн хотела победить. В тот момент он понял, что, даже если она будет супер пьяной, даже если она не будет нормально соображать, он добьется правды, он узнает всё, что хочет, потому что он сойдет с ума, если не услышит от Хаюн истинные намерения, истинное отношение к нему.