Последняя остановка

В какой-то момент всё становится белым, ярким и светлым, будто множество фонарей слепят лицо, но ничего подобного — это просто пустота. Комната, что поначалу казалась неуютной, превращается в постоянное пристанище на пару месяцев, где и люди в белых халатах, и крики за стенкой становятся обычными. И то ли от лекарств, то ли от якобы очищения, все переживания уходят, все мысли становятся обычными, как прямая линия. Бесконечная прямая линия. И вот собака уже не лает, да затихает полностью, будто в приют сдали, переложив ответственность на других, или в поле на машине вывезли, разыграли, и мячик далеко-далеко бросили, чтоб пёс за ним побежал. И он побежал. Рванул с места и с каждым мгновением отдалялся, а найдя ценный приз, никого больше не обнаружил. Бесконечно в панике мордой вертел из стороны в сторону, и по полю метался, путаясь в высокой траве. И комары больше не беспокоили, будто вытравили их, чтоб жизненные силы не высасывали. Это как поджечь сухую траву в каком-нибудь корыте, чтоб от запаха костра они улетали и никогда не возвращались. И запах въедается в кожу, волосы и одежду. И зеркало собралось, правда все те трещины и разломы остались прежними, и множественные отражения, только слегка будто бы замылены, будто бы фокус только на одном. На настоящем Икуи, на сегодняшнем, — но какой он настоящий? Под несколькими сильными препаратами, чтобы не буянил? Худой, потому что голодом себя морил в последние несколько недель? Повешенный на шнуре, потому что хотел умереть? Лежащий под сильным ливнем? Или же упавший в канаву, где хотелось, чтобы живьём прикопали? Но разве это «сегодняшний»? Разве это «настоящий»? Сегодняшний он — больной, со спокойным, расслабленным взглядом, в какой-то домашней одежде под успокоительными в кровати валяется. Правда кровать не его, не та, к которой он привык, но тоже пойдёт. Сегодняшний он в белой комнате с решеткой на окне и двери без дверной ручки изнутри. Сегодняшний он слышит шёпот за стеной, но иногда на крик срываются, но потом успокаиваются. Сегодняшний он не совсем понимает: почему оказался здесь? Почему с ним так поступили? Он ведь просто был дома, просто смотрел на кровь, что по руке стекает, когда попытался вены вскрыть. А потом пришёл отец. И зачем? Лучше бы не приходил, лучше бы не звонил в скорую, лучше бы не говорил, что его сыну не обходимо лечение в психиатрической клинике. Икуя не совсем верил себе, когда отец перебинтовав не слишком глубокий порез, позвонил санитарам, а потом ещё помогал им забрать его, когда Икуя кричал во всё горло, что никуда не хочет. Он запомнил, что ему сказал отец. «Так нам будет лучше». А после всё стало слишком спокойным: ни ненависти, ни обиды, ни гнева — будто смирился в глубине души. И так прошло бесчисленное количество дней. Икуя подумал, что, возможно, это и в правду было очищение, как будто теперь, он сможет начать новую жизнь. Такую же чистую и безмятежную, как его сознание. Вот только сознание, будто плотным туманом застелено, а Икуя пытается пробираться, но ничего не выходит. Отец улыбается, встречая его на ресепшене, весь такой радостный, будто поломанную вещь с ремонта забирает и теперь может дальше использовать, как прежде. Только вот Икуя — не вещь, вещи хоть сколько-то полезны, но не он. Сейчас он не несёт никакой пользы. И они снова едут домой, Стивен рассказывает ему о каких-то событиях, что произошли за последнее время, обобщая так, будто всего ничего прошло. И у Икуи возникает желание спросить об его отсутствии, но он только смотрит на ладони и пальцы и ничего не говорит. — Раз уж теперь ты выздоровел, чем бы ты хотел заняться? — это был крайне странный вопрос. Икуя вздыхает. «Был ли я вообще болен?» — Ещё не знаю, — ровно отвечает он. — Может быть, хочешь вернуться в колледж? — А? — он снова вздыхает. — Это так важно? Стивен отвлекается на пару секунд, смотрит на сына, что сидел рядом и рассматривал свои руки. Лицо Икуи было слегка бледноватые и худым, да и тело в принципе тоже, в весе он не прибавил, а, кажется, только потерял. Под его глазами появились небольшие черноватые отметины, а профиль стал слегка острым. — Как ты себя ощущаешь? Икуя молчит какое-то время, но потом снова вздыхает и наконец говорит: — Стабильно, — он опять смотрит на тонкие, худые пальцы. — Стабильно… — Стивен хочет сказать что-то ещё, но не успевает. — Ага, — парень снова вздыхает и откидывается на кресло. — Стабильно, а плохо или хорошо — велика ли разница?

***

Когда они наконец приезжают домой, Икуя чувствует, что сил значительно поубавилось, будто спортом длительное время занимался или работал несколько двенадцати часовых смен подряд. Он зажимает пальцами переносицу и ещё какое-то время сидит в машине, но всё же отстёгивает ремень и выходит из транспорта. Стивен ставит сигнализацию и спешит к входной двери, чтобы отпереть. Икуя идёт не слишком быстро, даже в какой-то степени медленно, держа рюкзак с вещами на одном плече. Он шаркает ногами по дорожке, оглядывается вокруг и на мгновение возникает ощущение, будто не узнает это место, но потом смотрит на часть открытой террасы и вспоминает. Кажется, что за время его отсутствия всё стало слегка другим: кусты будто подстригли не как обычно; почтовый ящик, будто стал на несколько тонов ярче; мебель на террасе, будто из одной части в другую переставили. В гостиной тоже что-то в голове не укладывается, особенно, когда он смотрит на стену с фоторамками. Там есть снимки, хоть он точно помнит, как вытаскивал их и складывал в ящик тумбы. Икуя бегло смотрит на фотографии и резко отводит взгляд, в теле будто накопленное электричество, пробивает по всей плоти, и смотреть больше нет никакого желания. Он снимает кроссовки, бросая их в проходе и идёт к лестнице. — Может пообедаешь? — спрашивает Стивен, убирая брошенную пару обуви на полку. Икуя медленно поворачивает голову, смотрит на мужчину слегка расфокусированно и отрицательно кивает, поднимаясь к себе. Стивен тяжело выдыхает, опираясь на тумбу, и грустно улыбается, что-то бормочет и идёт на кухню. По правде говоря, он не хотел ничего из того, что случилось, хотел просто подождать, пока Икуе станет лучше, но лучше не становилось. И ещё большее ожидание могло бы стать трагичным, если бы он вогнал лезвие ножа глубже в руку, то уже откинулся от потери крови и бился бы в агонии. Стивен даже не хотел представлять такую картину, не хотел видеть ещё крови своих родственников. Он просто хотел, чтобы всё было, как раньше, мечтал, как маленький ребёнок о лучшем, но дети превращаются во взрослых рано или поздно, приходится принимать действительность. Он понимает, что должен продолжать держаться, потому что уже давно не ребёнок, он должен быть сильным. Но насколько хватит этой силы? Этого притворства? У Икуи не осталось сил на сегодня, поэтому он просто лежал лицом вниз по диагонали кровати. Все пахло свежестью, будто стирали каждый день, будто его ждали, но не знали, когда он вернётся. Но вряд ли он сможет вернуться. Сегодняшний Икуя — ненастоящий.