Золушка из Рио

Честно говоря, на следующий день мне стоило огромных усилий заставить себя приехать в назначенное Гораном место. «По сути, ничего не изменилось. Это всё тот же человек, а то, что говорят о нём его недоброжелатели, нужно делить на два», — уговаривала я себя, но это не очень-то помогало. Горан, по его словам, решил приобщить меня к одной из местных традиций: каждый уважающий себя житель Цюриха время от времени совершает плавание по озеру. По-хорошему, сказал он, на прогулку надо потратить целый день, чтобы было время высадиться на каком-нибудь островке и устроить пикник. Но мы для начала ограничимся двухчасовой прогулкой на яхте, потому что в пять у него встреча. Я через силу улыбалась и кивала, мысленно прикидывая, очень ли холодная вода в озере и смогу ли я в случае чего доплыть до берега или у меня раньше сведет ноги и руки. …Мы прошли до живописного Майлена и обратно. Я всю дорогу, вцепившись в фальшборт, упорно делала вид, что любуюсь берегами, и старалась не смотреть на Горана, чтобы не выдать своей паники. Меня не оставляла мысль, что я могу не вернуться с этой прогулки. — Ты сегодня какая-то молчаливая, — заметил Горан, подходя ко мне. Промычав что-то неопределенное, я поспешно перешла к противоположному борту. Горан проводил меня недоуменным взглядом. — А что там? — спросила я, чтобы хоть как-то замаскировать свое нежелание находиться рядом с ним. — Вон тот белый домик вдали. — Краеведческий музей в Хоргене. Кажется, раньше это был таможенный пункт, — сказал он над самым моим ухом. Я вздрогнула и невольно отшатнулась. Когда он успел подойти? — С тобой все в порядке, Линн? — спросил Горан, всматриваясь мне в лицо. — Да. Просто голова болит. Было заметно, что Горан мне не поверил. Он немного постоял на палубе и потом, сухо извинившись, спустился в каюту. Я почувствовала облегчение и тут же обругала себя. Боже мой, взрослая женщина, а веду себя как ребенок. Нельзя позволить неуправляемым эмоциям разрушить наши отношения. Взяв себя в руки, я пошла за ним. Он с хмурым видом сидел на диване, на полированном столе перед ним стоял стакан виски. — Извини, кажется, я испортила тебе настроение, — робко проговорила я. — Пустое, — отмахнулся Горан. Мы некоторое время молчали, слышно было только, как уютно поскрипывает корпус яхты, переваливаясь через озерную рябь. — Я опять покусился на твою драгоценную независимость? Чем-то обидел тебя? — не выдержав, сварливо спросил он, припоминая мне нашу предыдущую ссору. — Нет-нет, ты тут ни при чем! Пока я стояла там, на палубе, вспомнила наш дом, маму, отца, всякую всячину из детства… Знаешь, как бывает: проваливаешься в воспоминания и не хочется ни с кем разговаривать, чтобы их не спугнуть, — надеюсь, это звучало более-менее правдоподобно. — У тебя не так? — С точностью до наоборот: я обычно благодарен тем, кто отвлекает меня от мыслей о прошлом. Не помню, чтобы Горан когда-нибудь упоминал свое прошлое — разве что в день нашего знакомства. Он явно не желал об этом разговаривать, а я не настаивала. Не из-за какой-то особой тактичности с моей стороны, а потому что мне так было проще и безопаснее. Но простые пути не всегда самые удачные, подумалось мне. Сев рядом, я прижалась щекой к его плечу. — Обещаю, что всеми силами постараюсь тебя отвлекать от плохих мыслей, — тихо сказала я, чувствуя, как отступает страх, терзавший меня с утра. *** Когда мы причалили к пристани в Цюрихе, солнце только начинало клониться к закату. Я сняла ветровку — на суше было гораздо теплее, чем на воде. Горан предложил вызвать такси, но я сказала, что хочу еще побродить по городу, выразив сожаление, что не могу сделать это в его компании. Двинувшись вдоль набережной, я оказалась у небольшого сквера с газоном. Погода сегодня была по здешним меркам теплая — плюс двадцать, и горожане решили, что уже можно открыть сезон — принимать солнечные ванны на пока еще жиденькой травке. — Линн! — окликнул меня детский голос. Я обернулась и увидела Гунтрама с Куртом и неизменного Ведрана. Телохранитель расположился метрах в двадцати от них, оставив им личное пространство. Судя по их невеселым лицам, отец с сыном были недовольны друг другом. Курт отбросил книжку и побежал ко мне. Я в нерешительности остановилась. — Садись с нами, тут много места! — он взял меня за руку и подвел к пенному коврику, на котором они сидели вдвоем. — Здравствуйте, не возражаете? — чинно спросила я. Гунтрам поздоровался и кивнул. В руках у него был блокнот, а рядом лежали какие-то черные палочки. Видимо, для рисования. Я устроилась на коврике как можно дальше от него. Курт плюхнулся между нами и повернулся ко мне, смешно нахмурив маленький лоб. — Линн, почему ты не с Барри, а гуляешь по парку? — обеспокоенно спросил он. — Как и у всех людей, у меня бывают выходные, — улыбнулась я. — У папочки почти не бывает. Он обещал, что мы пойдем гулять к пруду, а потом взял и уехал, — обиженно сказал мальчик… — А кто же их кормит, когда у тебя выходной? — бодро перескочил он с темы на тему. Я не сразу поняла, что папочкой он назвал Линторффа. Похоже, малыш к нему привязан. — Кормит? Обычно Феликс. Что это у тебя за книга? — Le Petit Prince, — недовольно буркнул Курт и сердито покосился на книжку. — Курт невысокого мнения об этом произведении, — язвительно прокомментировал Гунтрам. — И отказывается его читать. — Что так? — поинтересовалась я у племянника. — Потому что книжка глупая. Главный герой живет на астероиде! Всем известно, что на астероидах нет атмосферы. Там нельзя жить, — фыркнул Курт. — Это же сказка. В сказках все бывает. Астероид символизирует родной дом, путеводную звезду — во всяком случае так мне объясняла мама, — сказала я ему. — Ну так бы и написал: дом! — буркнул Курт. — Не хочу ее читать! Гунтрам выразительно поднял брови и покачал головой, но ничего не сказал. — Дом это слишком просто. Внимание привлекает что-то необычное — астероид или прополка баобабов, например, — я пожала плечами. — Во всяком случае, эта книга не похожа ни на одну другую. — Когда мы с твоим отцом только познакомились и присматривались друг к другу, он прочел мне наизусть абзац из «Маленького принца», который идеально подходил к нашей ситуации, — задумчиво проговорил Гунтрам. — Он не считал эту книгу глупой. — И о чем там говорилось, в том абзаце? — спросил Курт. — Не скажу, — улыбнулся сыну Гунтрам. Курт надулся, но ненадолго. Вскоре он снова болтал: о голубом омаре, о проказах старших братьев, о том, что крестный учит его разным приемчикам, о девочке из класса, «которая не такая дура, как все остальные». — Ее зовут Рената? — спросила я, хотя на самом деле мне хотелось спросить про его крестного. — Да. Откуда ты знаешь?! — удивился Курт. — Я ясновидящая, — торжественно объявила я, и Курт недоверчиво прищурил глаза. — Шутка. Ты упомянул ее в прошлый раз, когда приходил навестить Барри. — И тебя тоже, не только Барри! — засмеялся он, и у меня отчего-то потеплело на сердце. — Приятно слышать, — смущенно пробормотала я. Гунтрам взглянул на меня с нечитаемым выражением лица и снова вернулся к своему рисунку. В присутствии Курта и Ведрана я, разумеется, не могла у него ничего спросить. Сам он не делал никаких попыток заговорить со мной. Мы некоторое время еще посидели, затем Гунтрам, посмотрев на часы, объявил, что им пора идти. Они ушли, оставив мне свой коврик. Солнце уже подползало к макушкам гор, и сделалось ощутимо прохладнее. Я натянула ветровку, подняла воротник, и мои мысли невольно вернулись к Горану. Мне надо решать, как быть дальше. Постепенно свести наши отношения к нулю или рискнуть и побыть еще некоторое время счастливой? То, что я узнала о нем, пугало до дрожи в коленках, но от этого он не становился для меня менее притягательным. Если подумать, я, обманывавшая его с первого дня нашего знакомства, не тот человек, который имеет право предъявлять к нему, да и вообще к кому-то высокие моральные требования. Я набрала его номер. — Да, — отрывисто бросил Горан в трубку. — Какие-то проблемы? Ничего удивительного — ясно, что после моего сегодняшнего, мягко говоря, своеобразного поведения на яхте у него остался неприятный осадок на душе, несмотря на мои неловкие усилия сгладить впечатление и вроде бы вполне мирное расставание на пристани. — Нет, просто хотела узнать, приедешь ли ты сегодня ко мне, — робко спросила я. — Подожди, — сказал Горан, и я услышала, как он что-то неразборчиво говорит в сторону, потом, видимо, выходит в коридор. — У тебя две минуты — я на совещании. Линн, ты уверена, что мне стоит приезжать? Ты сегодня странно себя вела — сначала шарахалась, потом вдруг начала подлизываться. «Мне было страшно», — чуть не сказала я. Но, конечно, не сказала. — Мне жаль, что я тебя расстроила, Горан. Может, спишем всё на загадочную женскую душу и забудем? У всех бывают неудачные дни. Пожалуйста! Приезжай, я соскучилась. — Здесь всё может затянуться надолго, — уже мягче сказал Горан. — Неважно. Приезжай, когда освободишься. — Хорошо, — коротко сказал он и отключился. *** Было странно сознавать, что человек, лежащий рядом в постели, представляет для меня угрозу, и все равно тянуться к нему в поисках утешения. — Почему ты не спишь? — тихо спросил он. — Не спится. А ты почему? — Да вот, думаю об одном архиве. — Это что-то, связанное с твоей работой? — Это что-то, связанное с тобой. В Бананале сгорели архивные записи за тот год, когда ты родилась. У меня душа ушла в пятки, но я нашла силы невозмутимо спросить: — Продолжаешь меня проверять? Зачем тебе это, Горан? Привык на работе доводить дело до конца? — Наверно, — он слегка повернулся и под одеялом положил ладонь мне на бедро. — Может быть, я хочу заранее знать, где тебя искать, если ты вдруг от меня сбежишь. — Если я сбегу, то уж точно не в Бананал, — фыркнула я. — Туда я поехала бы в последнюю очередь, это такая дыра! И вообще, я пока отсюда никуда не собираюсь, не волнуйся. Ну конечно если никто не настучит властям, что мой брак фиктивен. Горан немного помолчал, о чем-то напряженно думая. — Мари-Элен, что ты будешь делать, если завтра здесь объявится этот мальчишка, Штайнер, и скажет, что желает с тобой развестись? — Придется разводиться, что еще… Но у меня есть один крутой друг со связями, если повезет, он поможет мне легально остаться в Швейцарии, — небрежно сказала я, отметив, что он назвал меня полным именем. Рука Горана, гладившая меня по бедру, замерла. — Что еще за друг? — сухо спросил он. Я рассмеялась и подвинулась к нему. — Это ты. После подобных заявлений со стороны женщины немалая часть мужчин сбегает — далеко не все любят, когда на них надеются. Его пальцы стиснули мое бедро. — Обычно за свое покровительство я требую преданности, — заявил он. Такого ответа я точно не ожидала. Покровительство. Странный выбор слова… — Мне потребуется принести вассальную клятву? — я попыталась обратить всё в шутку. — От женщин не принимают вассальных клятв, — сказал Горан очень серьезно. — Они идут в комплекте со своими мужчинами. Боже, у кого-то на дворе еще Средневековье! — Что ты имеешь в виду, когда говоришь о преданности, Горан? Что я не должна тебе изменять с другими? Но я и так… — Само собой, но не только. Ты должна доверять мне, а не посторонним людям. — Сказал тот, кто изучил всю мою подноготную. Он недовольно вздохнул и, поставив свою подушку к изголовью, сел, прислонясь к ней спиной — видимо, меня ждал серьезный разговор. Я неохотно сделала то же самое. — Мари-Элен, я уже говорил, что мое положение требует от меня осторожности в выборе близких людей. У меня есть недоброжелатели, скажем так. О да! Могу себе представить! — Да, помню. Но ведь инициатором нашего общения был ты, если помнишь. То есть это я, по идее, должна тебя проверять, а не ты меня. Кажется, я сказала что-то не то — от Горана словно холодом повеяло. — Я порвал с женщиной, на которой собирался жениться, как раз из-за этого. Она решила, что перед свадьбой полагается как следует покопаться в прошлом своего жениха, — сухо сказал он. Кажется, я знаю эту женщину… — Извини, но, в общем-то, логично хотеть знать, за кого выходишь замуж, — осторожно сказала я. — Ну, конечно, если жениху и невесте не по восемнадцать лет и у них не бурлят гормоны. — Логично задать интересующие тебя вопросы своему будущему мужу, а не полагаться на слова малосведущих людей, — холодно сказал он. — Ты хорошо знала Штайнера, когда выходила за него замуж? — Нет. Но… — Что «но»? — усмехнулся Горан. Типа подловил. — Не надо сравнивать! Дарио видно как на ладони — богатый мальчик ищет необременительных приключений, не задумываясь о будущем. Но ты — другое дело. Ты загадка для меня. И, видимо, для той женщины, твоей несостоявшейся жены, тоже. «Загадка» звучит лучше, чем «мутный», ведь так? Во всяком случае, вежливее. — Загадка? — фыркнул он. — Все гораздо приземленнее. Побывав у меня дома, она заинтересовалась источником моих доходов. — Поэтому ты не озаботился сообщить мне свою фамилию? — усмехнулась я. — Впрочем, и не надо. Замуж я за тебя не собираюсь, в гости не напрашиваюсь, а приятно проводить время можно и без знания фамилии. — Я тоже так думаю. Пока ты мне доверяешь, можешь рассчитывать на мою помощь. — В смысле, пока я прислушиваюсь к твоим советам и не лезу куда не надо? — Да, именно. Так что можешь начинать разводиться. Вид на жительство я тебе организую. Э, нет — де Морнэ вряд ли поймет такой поворот событий. — Пока не могу, Горан. Мы с Дарио поженились не только ради моей легализации в Швейцарии, но и для того, чтобы от него отстали родители. Они хотели его женить на дочери какого-то важного партнера из Северной Европы. Ему пришлось бы с ней жить, и отнюдь не в ста метрах от теплого океана с волнами, подходящими для серфинга. — Тебе так важно его благополучие? — недовольно проворчал Горан. — По правде говоря, нет, но мы с ним договорились, что я не потребую развода в ближайшие два года, — на ходу сочиняла я. — Стараюсь держать слово. — В таком случае ты редкая женщина, — усмехнулся он. — Мне кажется, или ты немножко сексист? — Не знаю, что это такое, и знать не хочу, — ухмыльнулся он. — Ладно, я поняла, — улыбнулась я. — Раз уж мы все равно не спим, давай делом скрепим нашу договоренность. Вместо вассальной клятвы. Он не возражал. *** После полудня пошел легкий весенний дождик, дальние горы потонули в нежной дымке, запахло чем-то смолистым и терпким, как пахнет только весной. Неожиданно, но мне начинала нравиться здешняя погода. Барри тоже не возражал против капающей сверху дополнительной воды. Изящно изогнувшись, он лежал на искусственном островке и наблюдал за тем, как я неизвестно зачем вожу шваброй по бортику бассейна. Но дождь или солнце, а у меня график уборки! Посетителей почти не было — видимо, их спугнул дождь. Около трех часов пополудни, когда я собралась сбегать за кофе, у бассейна появился Курт. Он был чем-то взволнован, глаза горели, куртка сидела криво и была испачкана чем-то, не слишком приятно пахнущим. Я поглядела по сторонам в поисках Ведрана, но не увидела его. Странно. — Привет, Линн, — поздоровался Курт и помахал Барри. Тот в ответ лениво приподнял один ласт. Думаю, совпадение, не настолько же он умный. Хотя, кто его знает… Похоже, Курт пришел сюда один. — Решил начать самостоятельную жизнь? — невозмутимо спросила я. — Или Ведран отошел отлить в кустики? Курт хихикнул, но сразу помрачнел. — Они его забрали! — гневно пожаловался он. — Отец сказал, что Ведрана перевели на другую позицию и теперь у меня будет новый телохранитель. А меня даже не спросили! — возмущенно продолжал он. — Словно я не человек! Дети — тоже люди, и у них тоже есть права! — С этим не поспоришь, — я кивнула, с трудом сохраняя серьезность. — Новый мне не нравится — Ведран в сто раз лучше. С ним можно было нормально поговорить, а этот смотрит на меня, как на мелюзгу! — И где же он, этот новый? — осторожно поинтересовалась я. Только я немного приручила Ведрана и вот… — Наверно, обыскивает школу — я от него сбежал, — похвастался Курт. — Пусть они увидят, что он не подходит для этой работы. — Как это, сбежал? — изумилась я. Неужели от Горановских ребят возможно сбежать? — Вообще-то, из школы просто так не выйдешь, но я спрятался в машине, которая вывозит школьный мусор через задние ворота. Ее не проверяют. — Классика жанра! — расхохоталась я. — То-то я чувствую, от тебя пованивает… — А этот тип небось так и не понял, куда я делся, — злорадно хихикнул Курт. — Я телефон оставил в школьном шкафчике, чтобы меня по нему не отследили. — Ох, дождешься, Курт, тебе чип вошьют… — серьезным тоном сказала я. Кажется, он немного струхнул. — Думаешь? — Я думаю, что тебе надо позвонить папе. Наверняка он волнуется. — Вряд ли, — с сомнением сказал Курт. — У них там еще три часа ночи. Скорее всего, он спит и ничего не знает. — Где три часа ночи? — опешила я. — В Нью-Йорке. Папа улетел на встречу глав банков. Тут я догадалась, что он имеет в виду герцога. — Тогда давай позвоним Гунтраму, — предложила я. — Он-то наверняка не спит. Курт нерешительно переступил с ноги на ногу. До него начали доходить последствия его поступка. Могу поспорить, Гунтрам — строгий отец. — А ты не могла бы сама позвонить Ведрану и сказать, что я с тобой, а? Я помню его номер наизусть, так положено. Молодец, племянничек, отличный план! Они сразу решат, что я тебя похитила, и пришлют сюда взвод сербов. — Это не спасет тебя от головомойки, — твердо сказала и явно попала в точку — Курт побледнел. — А вот если ты позвонишь отцу и извинишься, возможно, наказание будет мягче. Или он тебя вообще простит. — Как же, простит… — уныло пробормотал Курт. — Не дрефь, будь мужиком. Пока ты тянешь время, ситуация только ухудшается. Вполне возможно, охрана еще не сообщила Гунтраму, что они тебя потеряли. Ты должен сыграть на опережение. Я достала телефон и протянула его Курту: — Звони. Но он не взял, попятился и замотал головой. Я тяжело вздохнула. Вот же трусишка! — Ладно, я сама. Я позвонила кузену со своего телефона. На звонок долго никто не отвечал. Затем в динамике раздался голос Гунтрама: — Слушаю. — Добрый день. Это Линн, смотрительница из зоопарка, — представилась я. Вдруг он там не один… — Из секции морских животных. Ваш мальчик очень их любит. — Чем могу быть полезен? — сухо спросил Гунтрам. Я понимала, что такой тон — для конспирации, но… — Ваш сын пришел посмотреть на тюленей. Один, — многозначительно добавила я. — Один? — его голос дрогнул. — Оставайтесь на месте, я кого-нибудь пришлю, — скомандовал он и отключился. — Ну что, папа сильно зол? — спросил у меня Курт. — Я даже не успела понять, он велел ждать здесь и повесил трубку, — призналась я. — За тобой приедут. Но пока они едут, можно сходить за кофе и пирожками. Я уже два часа мечтаю закинуть в топку хоть что-нибудь. — В топку… Ты так забавно говоришь, — улыбнулся Курт. — Так всегда говорит Оливер. Он хозяин бара, в котором я работала, пока не уехала сюда. И мой друг. Не в романтическом смысле, а просто, — уточнила я. Курт понимающе кивнул. Это выглядело очень забавно. Мы купили по стаканчику кофе (я решила забить на то, что кофе ему запрещен) и вишневому пирожку, вернулись к моим питомцам и сели на скамейку, на которой обычно сиживал Ведран. — Ты любишь снег? — вдруг спросил Курт. — Снег? Даже не знаю. Я его, считай, и не видела никогда. А что? — Иногда мне снится огромное заснеженное поле и черный лес вдали… И человек, который меня обнимает. От него пахнет, как от Ведрана — сигаретами. Не могу вспомнить, кто это, — пожаловался Курт. — Может быть, тебе стоит спросить у Гунтрама? Вдруг он знает? — предложила я. — Я спрашивал. Папа почему-то расстроился и не стал со мной говорить, — обиженно сказал Курт. — А мне очень хочется вспомнить. Мне кажется, тот человек меня любил, — смущенно пробормотал он и тоскливо откусил от пирожка. — Ну, может, еще сам вспомнишь, — неуверенно проговорила я. Значит, человек из сна реален, раз Гунтрам расстроился, услышав о нем. Не успела я додумать эту мысль, как Курт подпрыгнул и с воплем «Ведран!» бросился навстречу идущему к нам сербу. С ним было еще двое мрачных мужчин. У меня душа ушла в пятки, хотя вряд ли они явились по мою душу. Тот остановился и, кивнув мне, спросил у Курта: — Мусоровоз? — Да, — буркнул тот. — Просто я… — Решил проверить новенького на прочность? — предположил Ведран, и его приятели злорадно заулыбались. — Виконт в ярости. Я тебе не завидую. — Он повернулся ко мне: — Спасибо, миссис Шнайдер, что позаботились о нашем беглеце. Я выдохнула. Кажется, ко мне претензий нет. — Пойдем, — снова сказал он Курту. Тот, бросив на меня умоляющий взгляд, поплелся за Ведраном. Я ощутила укол жалости. В конце концов, почему малыш должен терпеть нового телохранителя, если тот ему неприятен? Вздохнув, я достала телефон из кармана и вызвала последний номер. На этот раз Гунтрам отозвался быстро. — Что случилось? — спросил он. — Все в порядке. Ваши люди забрали Курта, — я немного помедлила. — Извините, что лезу не в свое дело, но, пожалуйста, не наказывайте мальчика. — Что ж, по-вашему, я должен похвалить его за то, что он подверг свою жизнь риску и отвлек серьезных людей от работы? Жизнь? Кузен, как видно, любит делать из мухи слона… — Как я поняла из его слов, он очень привязан к Ведрану. — Ведран не может всю жизнь работать нянькой. У него тоже есть амбиции, — сказал Гунтрам. — К тому же по протоколу телохранителей полагается время от времени менять. Чувак, мы же говорим о твоем сыне! При чем здесь какой-то протокол?! — Курту нравится Ведран, потому что кого-то ему напоминает. — Кого? — резко спросил Гунтрам. — Не знаю. Но ему часто снятся заснеженные поля и человек, который его обнимает. И от этого человека пахнет сигаретами, как от Ведрана. Это слова Курта. На том конце трубки повисла тишина. Подождав несколько секунд, я позвала: — Гунтрам? Вы здесь? — Спасибо, Мари-Элен, — бесцветным голосом наконец отозвался он. — Не волнуйтесь, я не стану наказывать Курта. И я помню, что вам обещал, — добавил он и повесил трубку. *** В следующие несколько дней я не видела Курта, но в субботу утром мне позвонил Гунтрам и пригласил присоединиться к ним в Шпрюнли. Я, разумеется, согласилась. К моему удивлению, их снова сопровождал Ведран. Заметив мою реакцию, Гунтрам с легкой улыбкой пояснил: — Нам удалось уговорить Ведрана еще немного поработать бебиситтером. Курт был в хорошем настроении, болтал про пони, которого ему обещал папа Конрад. Потом утянул меня к витрине выбирать пирожные и, пока мы разглядывали шоколадное-марципановое изобилие, шепнул мне: — Меня почти не ругали. Это ты попросила папу? — Я просто сказала, что тебе очень нравится Ведран. — Спасибо, Линн. Ты классная! — он на несколько секунд обнял мою руку и прижался ко мне. У меня почему-то застрял комок в горле. *** Вечером, когда я одевалась на выход (за мной должен был заехать Горан), позвонил де Морнэ. — Прекрасная работа, Мари-Элен! — слышно было, что старикан действительно доволен. Это было так непохоже на его обычное брюзжание по абсолютно любому поводу. — Что вы имеете в виду? — Мой человек видел вас сегодня в Шпрюнли. Это случайная встреча, или вы договорились заранее? — Меня пригласил Гунтрам. — Отлично. Это хорошо, что вы наконец растопили лед в отношениях с ним. А мальчик, похоже, в вас души не чает. — Вы преувеличиваете, месье. Нам еще далеко до доверительных отношений. — Не скромничайте. Мальчишка прямо-таки льнул к вам. — Какой внимательный у вас наблюдатель, — ухмыльнулась я, но внутри все сжалось. — Вы и за мной следите? — нарочито беспечно спросила я. Если да, то должен знать о визитах Горана ко мне. Теперь, когда мне стало известно, кто такой Горан, эта мысль заставила меня похолодеть. — А смысл? Наблюдать за тем, как вы садитесь на трамвай или покупаете растворимый кофе в ближайшем «Coop»? Напрасная трата средств. — Я не пью растворимый кофе! — возмутилась я, мысленно выдохнув. — Надеюсь, вы не обиделись за это невнимание к вам? — хихикнул старик. — А за крестным Курта? — рискнула спросить я. — Нет, я еще не сошел с ума, — мрачно буркнул старик. — Будьте на связи. *** На следующей неделе прямо за павильоном морских млекопитающих началось благоустройство территории. Как по мне, ничего там благоустраивать не требовалось — точно такой же массив кустарника и деревьев окружал зоопарк практически со всех сторон, надежно отделяя его от шоссе. Феликс в ответ на мое недоумение сказал, что по генеральному плану в этом месте в будущем предполагалось построить дополнительный птичник — для больных и ослабленных особей. Недавно некоммерческая организация, которая управляет зоопарком, получила от благотворителей целевой взнос и решила не откладывать дело в долгий ящик. Видимо, наших орнитологов можно поздравить — птичник они получат скорее, чем думали.