Золушка из Рио

Если бы не Феликс, который на порядок общительнее среднестатистического швейцарца, мой круг знакомств был бы ужасающе скуден. На работе я никого, кроме своих зверюшек практически не вижу. С соседями по подъезду я так и не смогла подружиться, хотя несколько раз пыталась зазвать к себе на чашечку кофе тех из них, кто, здороваясь, смотрел на меня дольше трех секунд. Они вежливо благодарили и… отказывались. За свой немецкий я спокойна (хотя, конечно, тут полно всяких странных местных словечек, которые не сразу понимаешь), значит, дело в другом. Похоже, что здесь, чтобы поболтать с человеком о погоде, людям нужна серьезная причина. Лучше всего, чтобы ты знал этого человека хотя бы с младших классов школы. Нация интровертов! Дома, в Рио, всё наоборот — если ты не стремишься постоянно знакомиться с новыми людьми, значит, с тобой что-то не так и пора бить тревогу. Не удивительно, что мой фиктивный муж, Дарио, сбежал отсюда в Бразилию и отчаянно не желает возвращаться. Он говорил, что характером пошел в мать, а она из Тичино, «итальянской Швейцарии». Съездить что ли в Лугано на выходные, чтобы с кем-нибудь познакомиться без далеко идущих намерений. Я не сразу поняла, насколько мне повезло с Феликсом. Он мог бы устроить на это место любого из своих студентов просто потому, что хоть немного знает его. Мало того, Феликс познакомил меня со своей «пятничной» компанией, — там много иммигрантов, приехавших в Цюрих учиться, может, потому они и приняли меня как свою. В основном это, как ни странно, студенты — Феликс любит их опекать, такой он человек. Здесь принято брать длинный академический отпуск, поэтому некоторые из них почти мои ровесники. Иногда я думаю, пригласил бы Горан в тот день незнакомую женщину в театр вместо продинамившей его дамы, если бы был коренным швейцарцем. Подозреваю, что нет. Кстати, о неожиданных знакомствах. Умные люди говорят: «клин клином вышибают». Я устала переживать из-за разрыва с Гораном и решила что-то предпринять в плане личной жизни. Мужчины все еще пялятся на меня, когда я в гидрокостюме кормлю Барри и его мокрых приятелей, значит, шансы есть. Сегодня моя цель — один из баров на Лангштрассе. Это то самое место, которое я, сама его никогда не видев, порекомендовала гостям отеля «Турикум», когда работала там, и за что мне влетело. Лангштрассе — не самый характерный район безопасного Цюриха, и именно поэтому я надеюсь встретить там кого-нибудь более раскрепощенного, чем студенты UZH, с которыми я обычно тусуюсь по пятницам. Может, их смущает присутствие Феликса, но ни с кем из них мне не удалось сократить дистанцию. В такое место хорошо идти в компании или хотя бы с подругой, но где их взять?.. Я оглядела себя в зеркале, решая, не примут ли меня за профессионалку. Вот этого совсем бы не хотелось… По меркам Рио одета я была как монашка, но здесь всё по-другому. Если ты не в джинсах, значит, разряжена в пух и прах. Погасив верхний свет, я снова бросила взгляд на свое отражение. Хмм, в полумраке я всё еще могу сойти за двадцатипятилетнюю. Это открытие подняло мне настроение, и я, напевая себе под нос Million Reasons, схватила приготовленную сумочку на длинной цепочке и направилась к выходу. В этот момент раздался звонок в дверь. Посмотрев на видеопанель домофона, я обомлела: на лестничной клетке стоял Горан. Трясущимися руками я открыла замок. — На полную катушку используешь свою независимость и свободу? — напряженно спросил он, оглядев меня с головы до ног. Честно говоря, я не уловила смысл сказанного. В голове яркой праздничной петардой взорвалась мысль: «Он вернулся!» И я не придумала ничего лучше, кроме как взвизгнуть, бросить сумочку на пол и, всхлипывая, повиснуть у него на шее. Видимо, к таким бурным проявлениям чувств он не привык, потому что оторопел и на несколько секунд неподвижно застыл, пока я мяла и сопливила дорогую ткань его элегантного пиджака. Потом отмер и осторожно погладил меня по спине. Я, наконец, отпустила его и заглянула в глаза. — Горан, я… — и, не договорив, снова всхлипнула. Наверное, нервы расшатались. — Не самое подходящее место для разговоров, — он подобрал сумочку, взял меня за руку и завел обратно в квартиру. Мы прошли в комнату. На меня вдруг напало смущение, что мне совсем не свойственно. Я села, и чтобы занять чем-то руки, стала перебирать звенья цепочки, служившей ручкой у сумки. Горан, кажется, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. — Я должен перед тобой извиниться за те свои слова. Мне не следовало быть таким резким. — И мне, — вздохнула я. — Мир? Видимо, он готовился к длинному выяснению отношений, и от моей краткости у него гора свалилась с плеч. Он облегченно сел рядом со мной на диван. Я прижалась к нему, а его пальцы нырнули мне в волосы, он обхватил затылок и повернул меня лицом к себе, чтобы поцеловать. Это было как после долгой отлучки снова оказаться дома. — Я как-то видел тебя в центре, — немного хрипло сказал он. — Ты выходила из кафе, кажется, из Старбакса, и у тебя было расстроенное лицо. Что случилось? В Старбаксе я встречалась с Моникой. И получила отказ. Какое у меня еще могло быть лицо? — Наверное, мне не понравился здешний кофе, — усмехнулась я. — Привыкла, знаешь ли, к бразильскому. — Линн, если у тебя что-то случилось, скажи мне. Я умею решать проблемы, в этом я профи. — Сейчас у меня только одна проблема: мужчина, по которому я очень соскучилась, почему-то предпочитает болтать, а не… Он заткнул мне рот поцелуем. *** — Что это? — удивленно спросил Горан, взяв в руки подержанные «Основы биологии», лежавшие на прикроватной тумбочке. — Учебник? — А у тебя рядом с кроватью Библия лежит? — усмехнулась я, но эта шутка не имела успеха. Мне показалось, или он даже немного напрягся? Мы с ним никогда не обсуждали вопросы религии — как-то не до этого было. По затянувшейся паузе я поняла, что Горану неприятен мой легкомысленный тон. — Извини, — промямлила я. — Мои родители происходили из семей с разными традициями, поэтому я… не имею четких религиозных убеждений. — Ты крещена? — спросил он строго. — Да. Мама позаботилась. Она католичка. — А отец? — Агностик, — соврала я. Хотя насчет отца, возможно, не так уж я и соврала. Мне кажется, он был вроде меня — просто не думал в этом направлении. — Ну это еще терпимо, — пробормотал Горан. — Так откуда взялся учебник? — Решила заняться самообразованием. Школа у нас была так себе. Помнишь, я рассказывала? Горан кивнул. Он ничего не забывал. — Биология… — протянул он. — Обычно скучающие дамы изучают историю искусства, дизайн или что-нибудь в этом духе. — Во-первых, я не скучающая дама, потому что… — я сделала паузу и улыбнулась, — с тобой не заскучаешь! — Я уже начинаю привыкать к твоей своеобразной манере шутить, — поморщился он. На комплимент это не было похоже. — А во-вторых? — Во-вторых? Во-вторых, я не такая, как все. — О да, это я уже понял, — хмыкнул он. — Так для чего тебе биология? — Картинки нравятся, — пояснила я. Знала бы, что он придет, убрала бы книгу. Он поднял брови и сердито сказал: — Если ты не в настроении нормально разговаривать, Линн, тогда я поеду. А ты сиди, смотри картинки. Он поднялся с постели и стал молча одеваться. Я наблюдала за ним. Ну всё как всегда. Горбатого могила исправит. Извинился — это уже большое достижение. Я вздохнула. Снова ссориться с ним не хотелось. — Подожди, не уходи. Присядь, — я похлопала по постели рядом с собой. Горан нехотя вернулся. — Понимаешь, то, что важно для меня, тебе может показаться незначительным, ты это скажешь, а я не хочу сбивать себе настрой. Поэтому мне не хотелось тебе рассказывать. Я надеялась, что этого будет достаточно, но он явно ждал продолжения. — Хочу получить профессию. Поскольку высшее образование я не потяну, то думаю о колледже, — осторожно сказала я, боясь того, как он отреагирует. — Ты хочешь стать медсестрой? — Горан покосился на учебник биологии. — Пожалуй, я даже знаю одно прекрасное место, где ты можешь проходить практику. — М-м-м, не совсем. Я хочу стать ассистентом ветеринара. — Лечить копытную гниль, принимать в четыре утра роды у коров, холостить свиней? — уточнил он. — Если понадобится, то да, — твердо сказала я, хотя, честно говоря, думала о работе в зоопарке или в городской ветклинике. — Я не боюсь грязной работы. И крови. Это, кстати, дано не всем. Я видела, как крутые мужики вроде тебя бледнели при виде неё. — У меня такой проблемы нет, это уж точно, — он издал странный смешок, и я поежилась, подумав что, в общем-то, почти ничего о нем не знаю, могу лишь догадываться, чем он занимается в Ордене. — Ты так загадочно ухмыляешься, что мне в голову приходят нехорошие мысли, — сказала я полушутя, не давая своему воображению разгуляться. — Например? — Что ты не в банке работаешь, а делаешь кровяную колбасу. А про банк сочиняешь, чтобы нравиться девушкам. — Нет, колбаса это, скорее, в духе Мирко, — пробормотал он. — Мирко? Кто это? — Родственник из деревни, — хмыкнул Горан. — Очень беспокойный… Если ты решила учиться, значит, ты пока остаешься здесь? — как бы между прочим спросил он, но голос звучал напряженно. — Я… я бы очень хотела остаться. И чтобы с тобой, — тихо добавила я. Вот дура! Опять лезу в петлю. Горан поцеловал меня и взглянул на часы. — Еще не поздно куда-нибудь сходить. Не пропадать же платью, — предложил он. Я решила не упоминать про бар на Лангштрассе — не будем нарушать хрупкий мир. — Почему бы и нет. А куда? — Вечера уже теплые, поэтому предлагаю Pavillon. Там живописно, и кормят неплохо. Тебе понравится. — Тот самый, на канале, на территории Baur au Lac? — про это место я наслушалась, когда работала в отеле. Помню, как Амита восторгалась этим «Павильоном». «Две мишленовские звезды!” — сладострастно шептала она. — Но разве там не нужно бронировать сильно заранее? — Думаю, я смогу получить для нас столик, — самодовольно сказал Горан и хитро прищурился: — Но только если ты сможешь собраться за пятнадцать минут. — Горан, мы же не в казарме! — возмутилась я. — Дай хотя бы полчаса! *** На работе нам выплатили премиальные, и я решила отправить их маме, разумеется, через Оливера. Олли был в хорошем настроении и предложил устроить мне внеплановый разговор с мамой. Пока он добирался до фавелы, я успела заснуть и когда он позвонил, уже от нее, чувствовала себя разбитой и плохо соображала. Она спросила, как у меня дела, и я призналась, что у меня здесь появился мужчина. Мама сдержанно порадовалась за меня, спросила, из хорошей ли он семьи, разговор каким-то образом перешел на дядю Жерома, и она спросила, ищу ли я его или за удовольствиями обо всем забыла. — М-м, да, — сказала я, но она уловила в моем голосе секундную заминку — ведь она знала меня лучше всех на свете. — Cейчас ты сказала неправду, Мари-Элен. — С чего ты взяла? — не очень-то вежливо отозвалась я, занервничав. Она долго молчала, потом спросила: — Что с Жеромом? Говори, как есть. Теперь замолчала я, подбирая слова. — Мари-Элен? — требовательно позвала она. — Он погиб.Так же, как и папа, — ответила я и услышала, как она слабо охнула. — Может быть, тебе лучше вернуться домой? — сказала она мертвым голосом после паузы. — Нет, мам. — Это из-за твоего нового знакомого? — Из-за него тоже, но главным образом из-за кузена. У нас состоялся еще один разговор, и он сказал, что попытается узнать, можно ли снять запрет. — Значит, Жером мертв? — вдруг снова спросила она непонятным тоном. — Про дядю ничего нельзя знать наверняка, — осторожно сказала я. — Но я нашла статью о его смерти в автокатастрофе и Гунтрам подтвердил — во всяком случае, со мной он говорил о нем соответствующим образом. — Значит, пора. — Что? — не поняла я. — Когда стало известно, что нам придется уехать из Европы и жить в разных странах, твой отец оставил мне сообщение для тебя. Ты должна была получить его, когда (если) их с братом обоих не будет в живых, а ты, повзрослев, вдруг решишь ехать в Европу. Я больше не могу обманывать себя и надеяться, что когда-нибудь увижу Роже. Так что этот момент наступил. — Мама… — я хотела возразить, что надежда еще есть, но осознала, что сама не верю в это и слишком её уважаю, чтобы в такой момент говорить утешающие банальности. — Мама, подожди две минуточки, я налью себе кофе — надо прочистить мозги, здесь три часа ночи, — попросила, — сказала я вместо этого. Оказывается, то, что я в детстве считала лишь красивой сказкой, в нашей семье воспринимают предельно серьезно. *** Вы удивитесь, но раньше мне не доводилось покупать себе книги. Мама обычно одалживала издания на французском и английском у доктора Виларинью — португальский она знала только на уровне бытовой лексики и не читала на нем. Я же в детстве иногда забегала в школьную библиотеку, поэтому неплохо овладела литературным языком. Но любимая книга у меня была своя собственная, не библиотечная. Я привезла ее с собой из Франции — сборник средневековых французских легенд, напечатанный в XIX веке, когда у образованной публики Европы вошло в моду интересоваться фольклором. Из всех историй в этой книге мне больше всего нравилась легенда о длинноволосых королях-чародеях. Она навевала очень яркие сны, например, мне часто снилось, будто меня уносит на спине морское чудовище. Но страшно при этом не было — морская вода приятно омывала ноги, а чешуя змея загадочно переливалась на солнце, рождая в сердце яростную радость… После школы я стала читать значительно меньше — в кругу моих друзей было принято познавать жизнь на личном опыте, а не из книжек. Если б не мама, я, наверное, совсем бы перестала читать. …С непривычки мне показалось, что я попала в бесконечный лабиринт из стеллажей с книгами. Заметив мое замешательство, на помощь поспешил продавец-консультант. Чувствуя себя дурочкой, я спросила у него, существуют ли книги про ветеринаров, но не учебники, а художественные. Из магазина я вышла счастливой обладательницей «Записок ветеринарного врача» Джеймса Хэрриота. Возвращаться домой пока не хотелось, и я решила, что вполне могу часок посидеть где-нибудь в кафе и почитать. Через квартал мне на глаза попалась старомодная вывеска Chez Marie Antoinette . В небольшом, но уютном помещении (наверняка цены на недвижимость в центре города безумные — это же Цюрих) уместилась витрина с очень заманчивыми десертами, короткий прилавок, несколько столиков и детский уголок с яркими игрушками. Молоденькая девушка принесла мне кофе и яблочный пирог с баварским муссом. Отправив первый кусочек в рот, я зажмурилась от удовольствия. Здешний кондитер — мастер своего дела! Открыв Хэрриота, я начала читать о йоркширских холмах и их обитателях, не забывая, впрочем, про кофе и чудесный пирог. — Я не желаю видеть у себя друзей мистера Павичевича. Уходите немедленно! — сказал кто-то над моим ухом. Я подняла голову и увидела сердитую женщину средних лет, которая буравила меня недобрым взглядом. Ее лицо показалось мне смутно знакомым… — Это вы мне? — растерянно спросила я, хотя в зале кроме меня никого не было. Но столь суровый прием обескуражил меня. — Разумеется, вам. Уходите и забудьте сюда дорогу. Здесь вас обслуживать не будут. — Но я уже заплатила за кофе и десерт вашей помощнице, — возразила я. — Кроме того, я не знаю никого с фамилией… как вы сказали? Пачивечич? Вообще-то, я в Цюрихе недавно и пока вообще мало кого знаю, — продолжала я, не давая ей вставить и слова. — В основном, коллег по работе, но большинство из них только по именам. У нас в Рио, где я жила до этого, не принято интересоваться фамилией человека без крайней необходимости, ну если вы не работаете в полиции, конечно. В том районе, где я росла, за лишние вопросы вообще могли избить, знаете ли. Тут, конечно, не Бразилия, а Швейцария, но и здесь не спрашивают документов при знакомстве с мужчиной. Так что простите мне настойчивость, но хотелось бы узнать причину, по которой вы не хотите позволить мне доесть этот великолепный пирог. Честно говоря, мне кажется, я вас где-то видела до этого, но не могу вспомнить, где. Женщина растерянно моргнула — видимо, не ожидала такого потока слов, потом снова нахмурилась: — Вы видели меня на барахолке Канцляй; с вами был Горан Павичевич. Не знаю, что могло понадобится человеку, который живет в одной из самых дорогих квартир Цюриха, в таком месте… И тут до меня дошло, что Павичевич это та самая сербская фамилия, которую перековеркала мама, когда я спрашивала у нее про сербов. Так Горан — Павичевич?! Из высокопоставленной орденской семьи?! Но что хозяйка кофейни может знать об Ордене? — А-а-а, так вы про Горана? У вас с ним что-то было? — напрямик спросила я. — Мы с ним собирались пожениться, — мрачно сообщила она, устало опускаясь на стул. Ее воинственный пыл слегка угас. — Я, как и вы, приехала в Европу, правда из Мексики, и была введена в заблуждение этим господином. — В заблуждение? Это не настоящее его имя? Или он женат? — Имя, к счастью, вполне настоящее, иначе бы я так и не узнала правды. Но, вижу, теперь он предусмотрительно не сообщает девушкам свою фамилию, — едко сказала она. — Так он оказался женат? — недоверчиво переспросила я. Горан не был похож на женатого человека. Но что еще могло ее настолько разозлить, чтобы выгонять людей из своего кафе? — Нет, хуже. В интернете я нашла информацию, что он военный преступник. Из-за таких, как он, гибнут невинные люди! Я опешила. Военный преступник? Вроде тех одряхлевших нацистов, которых до сих пор вылавливают у нас в Бразилии и в соседней Аргентине и предают суду? Но Горану, по моим оценкам, и пятидесяти нет. — Он же тогда еще не родился, — ляпнула я и заработала презрительный взгляд. — Я имею в виду войну на Балканах в девяностых, а не вторую мировую, — раздраженно сказала она. — Его собирались судить, но тут вмешались его влиятельные друзья и ему удалось выйти сухим из воды. — Какие влиятельные друзья? — быстро спросила я. — Например, один банкир по фамилии Линторфф. Миллиардер. Линторфф… Значит, никакой надежды, что мы с ней говорим о разных людях. Я схватила чашку и залпом допила кофе. — Вы уверены в том, что говорите? — я старалась говорить спокойно. — Еще бы! Он даже не отрицал, когда я его спросила! — у ее рта залегла жесткая складка. — Представляете, каково это — за месяц до свадьбы узнать, что твой будущий муж — кровавый мясник. — Мне жаль, — пробормотала я. Хотя, по правде говоря, даже в тот момент мне было ничуть не жаль, что Горан не женился на этой женщине. — Тяжело узнать такое о любимом человеке. Может, лучше и не знать вовсе. Ведь любовь не заканчивается в один день, ее приходится с болью выдирать из сердца. Она горько усмехнулась. — На самом деле нет. Выдирать не пришлось. У меня тогда словно пелена с глаз спала. Я рада, что легко отделалась. Ты-то отделалась, тоскливо подумала я. Ну почему из полмиллиона жителей Цюриха меня угораздило встретить именно его? — Я, пожалуй, пойду… Спасибо, что предупредили, — тихо сказала я и на негнущихся ногах побрела к выходу, едва не оставив на столе книгу. Дома я попробовала читать, но ни учебник биологии, ни «Записки ветеринара» не смогли отвлечь меня от того, что я сегодня услышала от хозяйки кофейни. Военный преступник… Я мало что знала о югославской войне, на самом деле вообще ничего. Хотя Бразилия и принимала участие во Второй мировой на стороне США, направив в Италию бразильский экспедиционных корпус, мое поколение даже о ней имело самое приблизительное представление. А уж о войне на Балканах — небольшом клочке Европы — знали лишь немногие, и эти немногое явно получали образование не в фавелах. В Южной Америке всегда хватало и своих войн, чтобы заполнить страницы школьного учебника истории. Но в одном я была уверена — на войне не бывает абсолютно правых и абсолютно виноватых. К тому же сомневаюсь, что можно вытащить человека из-под трибунала, если в его случае вообще нет смягчающих обстоятельств. Пора де Морнэ поделиться информацией… — Добрый вечер, Мари-Элен. Что случилось? Вас опять уволили? — ехидно поинтересовался старик, видимо, недовольный моим звонком. — Пока еще нет. Но если это случится, вы первый узнаете. Так вот, в самом начале нашего… сотрудничества вы говорили, что я могу задавать вам вопросы, если понадобится. Я хочу узнать об одной семье, вы наверняка что-нибудь о них слышали. Павичевичи. Последовала долгая пауза. Я успела подумать, что у меня что-то не в порядке с телефоном. Потом де Морнэ наконец заговорил. — Где вы услышали эту фамилию? — От мамы. Мы иногда созваниваемся. Я упомянула, что у Курта сербский телохранитель, и она спросила, не Павичевич ли его фамилия. Вроде бы человек с такой фамилией имеет отношение к судьбе нашей семьи, и она меня предостерегала. — Поверить не могу, вы обсуждаете с ней наши дела! — старик даже повысил голос. — Послушайте, месье де Морнэ, не делайте из мухи слона. Гунтрам и Курт наши ближайшие родственники. Естественно, она спрашивает о них. Наши дела я не обсуждаю, потому что обсуждать нечего — я до сих пор ничего не знаю о ваших намерениях. Де Морнэ раздраженно вздохнул. — Если вам так интересно… Павичевичи, боснийские сербы, издавна служат Линторффам. В настоящее время одной из ключевых фигур организации является Горан Павичевич. Кстати, он крестный Курта. Очень опасный человек. От неожиданности я резко вдохнула и закашлялась. Горан — крестный Курта! Мне припомнилась наша с ним ссора. Теперь понятно, откуда он узнал, что в зоопарке я работаю с животными, а не с бумажками. Странно вообще, что это не случилось еще раньше — Гунтрам говорил, что в первое время Курт беспрестанно болтал о нашем доморощенном эксперименте. — Мари-Элен? В чем дело? — Он крестный Курта, и вы только сейчас мне об этом говорите?! — вполне правдоподобно возмутилась я. — Что если он заинтересуется увлечениями крестника и явится в зоопарк, а там я?! — И в чем проблема? — Если Павичевич такая шишка в Ордене, то он наверняка видел наши с мамой фотографии! — Об этом можете не беспокоиться. Друзья вашего дяди обо всем позаботились. — Каки друзья? Как? — Неважно. Поверьте, вероятность, что вас узнают по изображению в досье, крайне мала. Старикан явно темнил, но, с другой стороны, Горан действительно не узнал меня… Или это только пока? — Так чем же он занимается у Линторффа? — Горан Павичевич — военный лидер Ордена. В юности участвовал в боевых действиях на Балканах, а в настоящее время возглавляет элитное боевое формирование Ордена, созданное для усмирения непокорных. Большей частью боевики набраны из соплеменников Павичевича. Эти люди фанатичны, кровожадны и безжалостны. Павичевич пользуется у них непререкаемым авторитетом, так что можете себе представить, что он за человек. По милости Ордена и его сербских боевиков я потерял нескольких друзей. Меня до сих пор мороз по коже продирает, когда я вспоминаю обстоятельства их смерти. Их хоронили в закрытых гробах. — Сочувствую вашей утрате, месье… Тогда странно, что мой кузен выбрал сыну такого крестного. — В общем-то, не так уж и странно. Несмотря на ваши семейные обстоятельства, Гунтрам прекрасно вписался в ближний круг Линторффа, — кисло сказал де Морнэ. — Он считает Павичевича своим другом, чуть ли не братом. — Только считает? — Ну какая там может быть дружба… Сербы преданы Линторффу, как псы, потому что он хорошо их кормит и позволяет им иногда вдосталь порезвиться. Соответственно, они стараются поддерживать хорошие отношения с мужем их босса и заодно шпионить за ним. Вот и всё. Если вдруг Гунтрам уйдет от герцога, они забудут о нем на следующий день — это в лучшем случае. Все, что интересует экзекуторов, это деньги и возможность удовлетворять свои садистские наклонности без опасения быть привлеченными к уголовной ответственности. Орден попирает любые законы! В его голосе звучала настоящая ненависть. — Ясно, — пробормотала я. Старик наверняка сгущает краски — не мог же Гунтрам позволить садисту стать крестным его сына. — Как относится к вам мальчик? — спросил де Морнэ, меняя тему. — Курт? Хорошо. Во всяком случае, радуется при встрече. — А его телохранитель? Ведран? Сейчас опять заладит, что я должна его соблазнить. Что-то совсем не хочется… Похоже, времена, когда я легко меняла свои привязанности, прошли. — Ну… улыбается. Смотрит иногда заинтересованно. — Этого мало, — недовольно сказал де Морнэ. — Неужели такая привлекательная женщина, как вы, не способна добиться того, чтобы мужчина пригласил ее на свидание? — Способна, но это может вызвать подозрения. Получается, Ведран — подчиненный Павичевича? — Вот именно. И если Павичевич узнает о вашем существовании, пусть лучше думает, что у вас виды на этого Ведрана. Если у него возникнет подозрение, что вы следите за Гунтрамом и Куртом, вам не поздоровится. Поздно. Он уже узнал. — Эти люди патологически подозрительны, — продолжал старик. — Для них любое новое лицо в окружении Гунтрама — повод затеять расследование. Насчет подозрительности это правда. Чтобы лечь с женщиной в постель, Горан должен точно знать, в какой именно унылом бразильском захолустье она появилась на свет. — Хорошо, займусь этим Ведраном. — Разве могла бы я подумать еще полгода назад, что задача обольстить симпатичного мускулистого брюнета может показаться мне настолько неприятной. — Придется купить гидрокостюм на размер меньше, — с фальшивым задором сказала я. — Такие подробности меня не интересуют, — проворчал де Морнэ. Я словно воочию видела, как он чопорно поджимает губы. Ну еще бы. Твои золотые дни остались далеко позади, старый стручок. На этом мы распрощались. «Кровавый мясник». Так назвала Горана хозяйка кафе. «Кровожадный, беспощадный» — были слова де Морнэ. И это всё говорилось про того человека, который дарил мне фиалки, морщился от моих рискованных шуток и всегда мыл за собой чашку из-под кофе (чтобы получить разрешение на установку посудомоечной машины в этой допотопной кухне, пришлось бы переспать с каждым челеном муниципального совета)... Но если подумать, тревожные звоночки были, но я не хотела их замечать. Взять хотя бы его привычку задавать неожиданные вопросы и внимательно следить за моей реакцией. Она должна была меня насторожить, но всего лишь слегка раздражала и скорее служила поводом пошутить, а не испугаться. Но теперь мне стало страшно. Я не знала, что делать. Порвать с ним? Но я уже попала у него «в разработку», и даже если я его брошу, он не прекратит присматривать за женщиной, которая крутится вокруг его крестника. А может, насторожится и еще с большим рвением продолжит под меня копать. Так ничего и не решив, я разобрала постель, надеясь, что хотя бы во сне отдохну от душевных метаний. Улегшись на бок, я обняла подушку, закрыла глаза, и тут телефон мелодично пискнул: пришла смс от Горана. Почти в приказном порядке мне было велено к двум часам завтрашнего дня явиться на пристань Бюрклиплац, потеплее одевшись. Я уставилась на экран, похолодев от ужаса: неужели Горан что-то узнал и решил разделаться со мной, утопив озере, чтобы не оставлять тела? Нелепая мысль? Да, но если вспомнить про друзей де Морнэ, похороненных в закрытых гробах после встречи с орденскими сербами, то мысль эта перестанет представляться такой уж нелепой. Простыня стала казаться кусачей, а подушка — слишком горячей. Я встала и открыла фрамугу. С улицы поплыл холодный ночной воздух и отдаленный звук отъезжающего от остановки трамвая. Нырнув под одеяло с головой, я замерла, надеясь, что если долго лежать совершенно неподвижно, то обязательно заснешь. Заснуть я не заснула, но в голову пришла мысль. Какая же я дура, что раньше этого не сделала! Первый звонок мне не удался. «Этот номер больше не обслуживается», — сообщил по-португальски приятный голос автоответчика. Лукас, скорее всего, просто вовремя не заплатил за услуги мобильного оператора, сказала я себе. Скорее всего. Придется снова побеспокоить Оливера. Кажется, я разбудила его, потому что голос у него был сонный. — Может, тебе стоит вернуться сюда, раз ты так по мне скучаешь? — проворчал он. — Скучаю, но возвращаться пока не собираюсь. Олли, ты что-нибудь слышал про моего бывшего? — Лукаса? Кстати, да, слышал. Люди говорят, он всё бросил и подрядился работать инструктором по серфу на крутом курорте. — Не в Бразилии? У него мобильный отключен, говорят, не обслуживается. — Вроде на каком-то полинезийском острове в отеле для очень богатых людей. — Где-где? — переспросила я, чувствуя, как на душе легчает. — На острове в Тихом океане. Пообещали большие бабки, вот он и сорвался. Вряд ли я смогу узнать его новый номер, сама понимаешь, — проворчал Оливер. — Это же отлично! — воскликнула я. — Спасибо! — Не знаю, за что, но пожалуйста. А теперь можно я дальше посплю? Вчера перебрал. — Да-да, извини. Олли, если кто-то будет у тебя спрашивать мою фамилию, говори всем фамилию Лукаса. Про ту, старую, забудь. Никакой де Лиль ты не знаешь. Ты понял? Это очень важно! — Понял, понял, ты уже это говорила, пока, — он зевнул и отключился. После этого разговора я немного успокоилась. Судя по той информации, которая была известна обо мне Горану, ему удалось получить доступ только к моим документам, предъявленным в швейцарском консульстве для заключения брака. Он не сможет выйти на Лукаса — Араужу не такая уж редкая фамилия в наших краях. Но даже если каким-то чудом он раскопает в архиве муниципалитета записи о моем первом браке, то, если верить Гуглу, в Полинезии около тысячи островов, и мой первый муж, которому известна моя девичья фамилия, сейчас где-то на одном из них... Найти его там — практически невыполнимая миссия.