All It Took Was Your Spark

Уэнсдей не смогла заснуть — весь вечер она пролежала в кровати, стараясь держать глаза открытыми как можно дольше, потому что каждый раз, когда она их закрывала, ей виделось только одно. Член. Она видела член. Член Тайлера — её соседа по комнате. Это явно не то, что имели в виду её родители, когда говорили, что колледж будет полон новых впечатлений. Мало того, что она увидела его член, так она увидела его еще и в таком виде — большим, эрегированным и розовым, — она не могла избавиться от этой картинки в голове. А такой размер считается среднестатистическим или нет? Это был первый член, который она видела в своей жизни, так что у нее не было возможности сравнить. Она вообще сомневалась, смогла бы она выдержать вид еще одного такого же. И если у него далеко не средний размер, является ли это причиной такого самодовольного и самоуверенного поведения Тайлера? Может быть именно поэтому он не прекратил делать то, что делал, когда заметил её? Это было настолько бесстыдно, то как он смотрел на нее своими затуманенными похотью глазами, то как он просил её присоединиться к нему. Так что она предпочла сконцентрировать свои мысли только на его члене, а не на его хозяине. Он был большим, решила она наконец, не имея другого экземпляра для сравнения. С биологической точки зрения, эта штука должна входить во влагалище, и хотя она знала только свое собственное, она могла сказать, что это было бы трудно воплотить в жизнь, так как он был не только толстым, но и длинным. А он вообще поместится? Она покраснела, когда осознала, о чем думает — незнакомый ей до этого жар обжег её щеки, и она повернулась на другой бок и зарылась лицом в подушку. Хуже всего было то, что Тайлер крепко спал в своей постели, всего в нескольких метрах от нее. Уэнсдей выбежала из комнаты так быстро, как только смогла: она схватила несколько учебников и устремилась в библиотеку в надежде, что изучение стадий трупного окоченения сможет стереть изображение пениса из ее сознания. Однако попытка с треском провалилась, но, тем не менее, она сидела в библиотеке до тех пор, пока на улице не стемнело, и сотрудник не подошел к ней сказать, что они закрываются. Когда она вернулась в комнату с колотящимся сердцем и нехарактерно для нее дрожащими руками, Тайлера, к счастью, не было, поэтому она забралась в свою кровать и выключила свет, надеясь избежать любых разговоров. Это сработало — он подумал, что она спит, и забрался в свою кровать, не сказав ни слова. Единственная проблема заключалась в том, что сейчас было почти два часа ночи, и в то время как Тайлер мирно спал в своей постели, будучи, по-видимому, равнодушным к данному происшествию, мир Уэнсдей перевернулся с ног на голову. Она ненавидела тот факт, что эта штука произвела на нее такое впечатление, что её жизнь буквально разделилась на до и после: до того, как она увидела это, и после. И теперь ей казалось, что ничто и никогда уже не будет прежним. «Возьми себя в руки», — строго приказала она себе, — это всего лишь орган, просто часть тела: плоть, мышцы и кожа». Так почему же она не могла перестать думать об этом? Эта ночка была, мягко говоря, беспокойной. Медленное пробуждение Уэнсдей сопровождалось урчанием её живота — вчера вечером, она пропустила ужин, будучи слишком смятенной для того чтобы есть. Её голова кружилась от отсутствия полноценного отдыха. Она была рада, что сегодня у нее не было занятий, так как в данный момент её концентрация была равна нулю. — Привет, соня, — голос Тайлера прозвучал как будильник, и она повернулась к нему, чтобы увидеть источник шума. Он сидел за своим столом и улыбался ей так, что это нельзя было назвать иначе, как порочная ухмылка. Ей вдруг захотелось, чтобы у нее действительно сегодня были занятия, на которые нужно было спешить, чтобы у нее была какая угодно причина быть в другом месте, только не под его пристальным взглядом. — Мне показалось, что ты не собираешься просыпаться в ближайшее время, поэтому я сходил в кафетерий и купил тебе завтрак, — он указал подбородком на коричневый бумажный пакет, который лежал на её прикроватной тумбочке. Дрожь пробежала по её телу, когда она представила, как близко он к ней находился, когда она спала, пусть даже для того, чтобы просто положить этот невинный пакет около нее. — Спасибо, — пробормотала она, садясь на кровать и протягивая руку к пакету. Она закуталась в одеяло, как в броню, отказываясь вставать и держась на расстоянии от Тайлера, будто бы он был диким зверем. Он наблюдал за ней, пока она доставала из пакета еду — шоколадный маффин, яблоко и банан. Она начала с маффина, хотя и знала, что он, вероятнее всего, не придется ей по вкусу из-за большого количества сахара. — Ты что заболела? — спросил Тайлер и бросил взгляд на крепость из одеял, которую она выстроила вокруг себя, а затем вернулся к её лицу. — Ты, кажется, немного покраснела. — Я в порядке, — пробурчала она, проклиная кровь, прилившую к её лицу. Казалось, его вообще не беспокоил тот факт, что вчера она поймала его с поличным. Она закончила есть маффин и потянулась, чтобы взять банан с прикроватного столика, но быстро отдернула руку, когда поняла, на что похож этот фрукт. Замечательно. Нужно с этим заканчивать. Он выглядел так, будто его забавляло ставить её в неловкое положение. — Что? Ты не любишь бананы? — спросил он с нескрываемой насмешкой. — Они слишком яркие для меня, — парировала она, выбирая вместо банана яблоко. «Это нелепо», — подумала она, ее замешательство и неловкость перерастали в гнев. Она не собиралась позволять этому самодовольному ублюдку так относится к ней. Откусывая кусочек яблока, она смотрела прямо на него, не мигая, ожидая, что ему станет неуютно под её пристальным взглядом. — Ты не хочешь извиниться? — спросила она наконец, решив, что единственный выход из сложившейся ситуации — спросить прямо. — За что? — спросил он, откидываясь на спинку стула и широко расставляя ноги. Любой шанс доставить ему дискомфорт просто испарился. — Это ты застала меня врасплох. — Тогда почему ты не закрыл за собой дверь? Или хотя бы не задернул занавеску? — упрекнула она. — Почему ты не постучала? — В комнате было темно, — начинала закипать она, — я не ожидала, что ты будешь в душе. — И ты не слышала, как льется вода? — закатил он глаза. — Я была в наушниках. — Да-да, конечно, — кивнул он с недоверием. — Да ладно, могла бы придумать оправдание получше. Уэнсдей отбросила одеяло и встала лицом к нему. — Это все ты виноват, — выплюнула она, делая шаг к нему, её тон стал угрожающим. — Если мы собираемся жить вместе, тебе придется научиться самоконтролю… — Я мог бы сказать то же самое о тебе, милая, — спокойно вставил он. — Я видел, как ты на меня смотрела. Его глаза снова потемнели, как и вчера, и она внезапно осознала, как близко подобралась к нему в порыве гнева. Он наклонился вперед, не меняя положение своих ног — его колени почти касались ее с обеих сторон. — В следующий раз, если хочешь сохранить свой образ праведницы и недотроги, убедись, что не пускаешь слюни на мой член. Она подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но он поймал её запястье в воздухе. Его хватка была крепкой, его рука теплой и мозолистой, и она не могла не заметить, как его пальцы полностью обхватили её. К своему ужасу, Уэнсдей поймала себя на том, что снова представляет себе его член, осознавая, что он определенно толще её тонкого запястья. — Ты невыносим, — прорычала она, вырываясь из его хватки и проносясь мимо него. — Мне это уже говорили, — подтвердил он. Ей послышалось удовлетворение в его словах, когда она захлопнула дверь ванной, защелкнув за собой замок. Уэнсдей старалась игнорировать Тайлера весь оставшийся день: она решила закончить распаковку, представляя, что его вообще не существует. Энид, к сожалению, все еще была занята посещением ознакомительных мероприятий — Уэнсдей подумывала о том, чтобы присоединиться к ней, просто ради того, чтобы не находиться рядом с Тайлером, но отказалась от этой идеи, потому что не хотела доставлять ему такое удовольствие. И так как ей больше некуда было пойти, она осталась в комнате с Тайлером. Она злилась на него, и то, что он вызывал у нее подобные эмоции, заставляло злиться её ещё сильнее. Её не смущало, что он считал её ханжой, но вот что действительно действовало ей на нервы и заставляло кровь кипеть, так это его наглость. Кем он себя возомнил, разговаривая с ней подобным образом? Закончив складывать свою одежду, она захлопнула шкаф, чуть не сорвав дверцу с петель. Однако казалось, что его это только больше веселило, поскольку он украдкой бросал нескромные взгляды в ее сторону, пока она следила за тем, чтобы процесс распаковки был как можно более громким и сердитым. «Он у меня еще получит», — подумала она, сидя в своем кресле. Она открыла учебник, притворяясь, что читает, в то время как ее голова была полна планов мести: «Я насыплю яд в его кофе. Я сломаю его гитару. Я…» — Уэнсдей? — Чего? — прорычала она в ответ. — Ты держишь книгу вверх ногами, — сказал Тайлер, сдерживаясь от смеха. Ей потребуется все её самообладание, чтобы не прирезать его во сне. — Эй, послушай, — наконец сказал Тайлер, спустя полчаса всеобщего молчания. Уэнсдей уставилась на него поверх своего учебника, который она, к счастью, уже держала правильно. — Я сожалею от этом…инциденте. Мне не нужно было вести себя как придурок. — Ты действительно сделал это не специально? — повторила Уэнсдей, с хлопком закрывая книгу. — Это просто случайность? — Типа того, — усмехнулся он, проводя рукой по волосам. Она бы даже подумала, что он испытывает стыд, если бы не знала, что подобное чувство ему незнакомо. — В любом случае, прости меня. У меня давненько не было соседа, и я немного забыл о хороших манерах. — Ну да, конечно, — сухо ответила она. — Ты и хорошие манеры. — Мир? — предложил он — его глаза были полны искренности. Уэнсдей обдумывала свой следующий шаг. Хотя она ни на секунду не купилась на его извинения, но было очевидно, что он не хотел причинить ей боль. Конечно, ему нравилось злить ее и, возможно, даже немного мучить, но он явно не хотел задеть её чувства. В любом случае, её чувства действительно не пострадали. Только её гордость, что было намного хуже. — Я принимаю твои извинения, — сказала она строгим тоном. — Но я должна тебя предупредить, если ты еще раз заговоришь со мной подобным образом, то я не гарантирую твою безопасность. — Принято к сведению, — серьезно кивнул ей Тайлер. Затем, ослепительная улыбка медленно вернулась на его лицо. — Я также обещаю впредь запирать от тебя дверь. — Или может быть тебе перестать рукоблудить, пока я здесь? — тон Уэнсдей снова стал угрожающим. — Но это испортит все веселье, — надулся Тайлер и бросил на нее взгляд, который одновременной был щенячьим и маниакально похотливым. «Он хочет, чтобы я была здесь, пока он…» — она отбросила эту мысль прежде, чем сделала еще один шаг, но жар уже заливал её щеки. — С тобой невозможно нормально разговаривать, — огрызнулась она, возвращаясь к своему несуществующему домашнему заданию. — Спасибо, я прилагаю все усилия для этого. Их решение заключить перемирие, вероятно, было самым разумным шагом в данной ситуации. С этой мыслью Уэнсдей погрузилась в свою обычную рутину. Однако оставаться в трезвом рассудке становилось все сложнее, потому что каждый вечер Уэнсдей сталкивалась с последствиями их «неловкой встречи»: она проводила дни в попытках отвлечь себя от ненужных мыслей — писала огромные сообщения Энид, перечитывала учебники, а как только начались занятия, она нагрузила себя домашней работой, однако ночью, лежа в темноте, в ее голову возвращался образ, от которого она пыталась так настойчиво избавиться. Изображение его члена продолжало преследовать её. «Из всех прекрасных и ужасных вещей, которые могут преследовать меня, — с горечью констатировала Уэнсдей, — конечно, меня должен мучить его член». Как будто вселенная пыталась посмеяться над ней. Она не только была вынуждена жить с мужчиной, но она еще и знала, как выглядит его пенис, как искажается его лицо от удовольствия, когда он испытывает сексуальное удовлетворение. Как бы она ни старалась, она не могла выбросить эту картину из своей головы, особенно когда Тайлер беззаботно расхаживал по их комнате в своих обтягивающих штанах в свойственной ему самодовольной манере. Она не раз ловила себя на том, что пялиться на его пах, и знала, что это вопрос времени, когда он тоже это заметит. Она пыталась присматриваться и к другим парням тоже. Она пыталась отнестись к ситуации с научной точки зрения, и хотя у нее не было возможности увидеть другие пенисы, она попыталась выяснить, зависело ли ее поведение от наличие одной конкретной переменной (переменной, к сожалению, был Тайлер). Но другие парни не вызывали у нее совершенно никакой реакции, она даже не могла рассматривать их как объект исследования. Она фиксировала движение их мускул, щетину и окаменевший вид, когда они ловили на себе ее пристальный взгляд, однако у нее это не вызывало никаких эмоций. И уж точно они не могли вызвать у нее внезапного прилива крови к щекам и нежелательного напряжения внизу живота. Нет, подобная реакция наблюдалась только при контакте с Тайлером, и это наблюдение вызвало у нее непропорционально большое количество гнева. Поведение Тайлера, хотя и соблюдавшего их перемирие и не отпускавшего больше нескольких язвительных замечаний в течение нескольких дней, тоже не помогало. У неё вошло в привычку рано ложиться спать, но она все равно могла сказать, что когда он забирался в свою постель, его грудь всегда была обнажена, а татуировки выставлены напоказ. Теперь она знала, что гласила его татуировка на животе, и эта информация, казалась, отпечаталась на ее радужной оболочке, даже если она не видела Священное Писание каждый день. Обычно он немного ерзал в своей постели, а затем что-то бросал на пол — ей потребовалось удивительно много времени, чтобы понять, что это были его штаны. После этого её ночи превратились в настоящую пытку. Всего несколько слоев ткани отделяли её любопытные глаза от его члена — этот факт сводил её с ума. Ее рассудок почти её покинул, когда она осознала, что не хочет, чтобы что-нибудь скрывало его от нее. На самом дела Уэнсдей была не против снова увидеть его член. «Любопытство», — твердила она себе, а ее разум метался из стороны в сторону. Медицинский интерес. Научный интерес. Подростковые гормоны. Неужели половое созревание наконец начало оказывать на нее эффект? Ей было почти 18, и она знала, что рано или поздно настанет страшный день, когда ее тело предаст её, и она начнет испытывать те подозрительные ощущения. Она просто никогда не представляла, что они будут такими всепоглощающими, такими обжигающими, заставляя её чувствовать удушающий жар, как будто она была под тяжелым шерстяным одеялом. Уэнсдей откинула физическое хлопчатобумажное одеяло, желая подышать прохладным ночным воздухом. Мысль о члене Тайлера буквально пожирала её, волны жара захлестывали её, и она хотела, чтобы земля разверзлась и поглотила её прямо здесь и сейчас. Лавина недоумения, отчаянные гормональные изменения и общее ощущение того, что её знания о себе и мире, разлетаются в клочья — это все, что ей было ясно. И Уэнсдей цеплялась за эту ясность, уверенная в том, что именно это позволит ей выбраться из жалкого положения. Тайлер никогда не должен узнать об этом. До тех пор, пока он не знает, все будет хорошо.