ARS MENTIENDI

      Динамики разрывало громкими фанфарами, радушно приветствующими главного распорядителя Семьдесят Четвёртых Голодных Игр в гостях у Цезаря Фликермана и его преданных зрителей. Ведущий, улыбаясь во все тридцать два белоснежных винира, при появлении Сенеки Крэйна из-за кулис пафосно вскинул руки, призывая присутствующих разразиться аплодисментами – и зал взревел. Всеобщее признание и радость наполнили телестудию до самого потолка и теперь концентрировались в воздухе тёплой вязкой материей, мягко давящей на расправленные плечи героя предстоящего шоу.       Таков был эффект его появления где бы то ни было. Сенека всего парой взглядов и небрежно брошенных реплик способен завоевать человека, компанию, толпу. Приятелей подкупало его обаяние, а коллег – профессионализм. Среди его привлекательных качеств не было, разве что, чувства юмора, хотя Крэйн легко обходился и без него. Мужчины и женщины, юные и старые, бедные и богатые – все обожали его, и за тридцать три года его жизни ничто не пошатнуло небезосновательную уверенность в этом. Можно припомнить проблемы с отцом и парочкой учителей, но тогда Сенека был ещё ребенком, не открывшим в себе обезоруживающей харизмы. Теперь же он не только легко очаровывал людей, но и сам наслаждался абсолютно любым обществом, будучи человеком непредвзятым и невысокомерным – в общем, весьма приятным, по своим оценкам.       Он был душой компании, любил внимание и долгие разговоры. Но публичные выступления он ненавидел.       Аплодисменты, тянувшиеся, казалось, вечность, наконец стали затихать. Они польстили ему, даже растрогали, и оттого было ещё сложнее держать лицо. Да, да, Сенека был душой компании. А ещё он был главным распорядителем, и пришёл в студию именно в этом качестве. Его профессия требовала соответствующего имиджа. Он должен быть как будто бы выше всех этих человеческих восторгов. Разве могут эти восторги взволновать человека, в чьих руках ежегодно оказываются двадцать четыре жизни?       Главный распорядитель, отсалютовав зрителям сдержанным кивком головы, опустился в кресло напротив застывшего в неестественной улыбке Цезаря, поправил пиджак и поприветствовал ведущего. Фликерман ответил ему тем же, но куда более эмоционально, и зеркально повторил его жест, поправляя свой синий пиджак. Отличный пиджак, и в целом Цезарь выглядел, как всегда, шикарно. Но галстук был ужасен, и Сенеке стоило огромных усилий не рассматривать нелепый шёлковый узел, завязанный под накрахмаленным воротником ведущего. Галстук поуже был бы идеален.       – Сенека лучший! – Из зала, хотел было Цезарь начать интервью, раздался восторженный женский визг, подхваченный остальными зрителями, возобновившими и без того продолжительные овации.       Это всё же вынудило Сенеку ослепительно улыбнуться: отстранённая сдержанность при настолько тёплом приёме была бы до неуместного неприлична. Хоть и не сегодня, но когда-нибудь он всё же предстанет перед публикой представительно серьёзным и даже суровым. Таковы были все мужчины в любом поколении Крэйнов. В присутствии его деда люди старались не дышать, а с отцом и вовсе остерегались оказываться в одной комнате. И всё своё детство Сенека находился в числе тех самых людей.       Так стоит ли подражать своему холодному родителю? Определённо, не стоит, однако Сенека стремился к этому всем своим естеством.       Но ведь он – не его отец. Отсутствие у Сенеки малейшего с ним сходства сестра называла ценнейшим его качеством. Сенека не был с ней согласен: он насчитал у себя, как минимум, с десяток качеств, более ценных, чем это. Да и сестра наверняка лгала: она слишком любила отца, чтобы отсутствие его черт в старшем брате действительно могло её радовать. И всё же: он – вовсе не его отец.       Сенека расслабленно откинулся в кресле и закинул ногу на ногу.       – Да! – Раскатисто засмеялся Цезарь, лукаво взглянув на сидящую в первом ряду девушку в платье из алого газа – зачинательницу второй волны аплодисментов. – Да, Кассандра, мы тоже рады видеть твоего брата.       Разоблачённая Кассандра широко улыбнулась: знала, что камера взяла её крупным планом. Сенека усмехнулся, наблюдая за её демонстративным смущением – отточенным кокетством. Уж её-то рассудок, вопреки первому впечатлению, всегда остаётся холоден, и даже всеобщее внимание не выбьет её из колеи.       Из них обоих сестра наиболее похожа на отца. И это ценнейшее её качество.       Она, немного театрально отыграв перед общественностью роль воодушевлённо поддерживающей младшей сестры, своевременно прекратила развлекать оператора, и всё объективы снова отвернулись к сцене. Кассандра и впрямь была такой, какой стремилась себя показать, просто свою сестринскую любовь обычно демонстрировала куда более деликатно, и за это Сенека ценил её еще сильнее.       Чего не скажешь о большинстве капитолийцев, для которых нормой была чрезмерность: семейные чувства Крэйнов, не будь они столь яркими и громкими, остались бы без общественного одобрения. А ведь разыграть карту приверженности семейным ценностям полезно любой публичной персоне, особенно если она происходит из интеллигентного и уважаемого рода.       Крэйны были таким родом, и члены этой семьи всегда держались друг друга.       Сенека и Кассандра всегда держались друг друга. Особенно после потери других гордых носителей их великой фамилии – властолюбивого деда, деспотичного отца, сумасшедшей матери, эгоцентричной тётки и вздорного дяди.       Имидж великовозрастных сирот, безусловно, располагал даже самых жестокосердных. Особенно снисхождение публики спасало Кассандру в период её пристрастия к алкоголю и провокациям – таким уж выдался её подростковый период. Сенека же в снисхождении никогда не нуждался, потому что не допускал ошибок. Запущенный синдром отличника и нездоровый перфекционизм всегда держали его в форме.       Хотя периодически тешить общественность демонстрацией семейных уз – обязательное условие для представителей консервативного высшего общества Капитолия. Потому молодые Крэйны, ещё не создавшие собственных семей, оставались неизменными спутниками друг друга на любом мероприятии. Для брата с сестрой это идеальный вариант: Сенека не афишировал свою личную жизнь, чтобы поберечь свою невесту от внимания, которого та смущалась, а Кассандра – потому что в ней творился полный бардак.       В остальном же она была педантична под стать брату. Конечно, их роднила не одна лишь любовь к порядку: их общими чертами были, например, чёрные волосы, серые глаза, неумение пить, аллергия на кошек, увлечение трагедиями Софокла и работа в штабе распорядителей Голодных Игр.       Первые двадцать минут интервью, которые Цезарь посвятил деликатному выпытыванию у гостя хоть какой-нибудь информации о предстоящих играх, Сенека едва сдерживался, чтобы не выложить все свои идеи и не показать план арены со всеми пояснениями. Ему было физически необходимо рассказать обо всём, что он задумал, и молчал он слишком долго. Обычно его неизмеримую страсть к играм разделяла его сестра, однако в этом году им самим собой было запрещено ей разглашать любую информацию о работе, потому что Кассандра по определённым причинам была от неё отстранена.       Наконец Цезарь завёл беседу в сторону мировоззренческих рассуждений, и теперь главному распорядителю было намного проще противостоять внутреннему желанию раскрыть все карты в телеинтервью, транслируемом на весь Панем – в том числе, будущим трибутам и их менторам.       – Это наша традиция, – Сенека не нарочно выдержал паузу: ему, с раннего детства слушающему рассказы деда, познавшего бесчеловечность повстанцев у них в плену, заводить речь о восстании было непросто. – Она восходит к очень… трудному периоду нашей истории.       – Да, да, – Цезарь сдержанно кивнул с выражением почтительной скорби на лице, как всякий капитолиец, когда речь заходила о мятеже: память о тёмных днях осталась на подкорке у каждого в этом зале и не утратила влияния даже на молодые поколения.       – Но благодаря им мы смогли излечиться, – добавил Сенека, надеясь не допустить упаднического настроения аудитории. – Когда-то это было напоминанием о восстании. Ценой, которую обязали платить все Дистрикты, но, по-моему, всё это в прошлом. Сейчас Игры обеспечивают наше единство.       Сенека обратил взгляд в зал, и тот согласно разразился аплодисментами. Кассандра в явном смятении чувств запоздало присоединилась к ним. Наверняка она тоже вспомнила их деда – героя войны с медалями на гордо расправленной груди и без ногтей на единственной оставшейся руке.       – Вы уже третий год распорядитель Игр, – продолжил Цезарь, украдкой бросив взгляд на лежащий на его коленях планшет со списком вопросов; распорядитель тактично сделал вид, что не заметил этого. – Скажите, в чём ваш уникальный стиль?       – Я не стремился найти свой уникальный стиль и всегда действовал по наитию, – признался Сенека и не соврал: хотя по натуре он был осторожным планировщиком, на работе действовал совсем иначе. – Творчество уникально само по себе.       – Значит, то, что мы наблюдаем на Арене – результат вашего вдохновения и творческого гения? – Цезарь, опираясь о подлокотник, заинтересованно поддался вперёд, и Сенека согласно кивнул, оценив такое точное определение его методов работы.       – И работы всего распорядительского штаба, разумеется, – напомнил он, любезно отдав дань уважения коллегам.       – Разумеется! Возможно, в этом и заключается ваш стиль – в творческом подходе.       Возможно. Евпирид писал трагедии, Поликлет ваял скульптуры, а Сенека Крэйн организовывает Игры. Создаёт искусство наравне с величайшими мастерами.       – …и в командной работе, – добавил Цезарь прежде, чем Сенека вновь ненавязчиво напомнил ему о своих миньонах-распорядителях, хотя он вовсе не собирался этого делать.       – Командная работа действительно очень важна в штабе распорядителей, – тем не менее, он согласился развить эту тему. – Там заняты настоящие профессионалы, которые понимают друг друга с полуслова и действуют оперативно и скоординировано. Им можно доверить не только рабочее поручение, но и жизнь.       – Жизнь трибута, – уточнил Цезарь, и по залу прокатилась волна легкомысленного смеха.       – Жизни трибутов зависят вовсе не от одних лишь распорядителей. С каждым из них работают менторы, сопровождающие, стилисты и команда подготовки, чтобы помочь завоевать титул Победителя и любовь Капитолия. Потому что любой капитолиец может повлиять на исход игр, проспонсировав понравившегося трибута.       Цезарь едва заметно кивнул, уловив момент для рекламы спонсорства и тотализатора. Сенека понятия не имел, направлены сейчас все камеры на Цезаря, или хоть одна смотрит на него, поэтому на протяжении всего обращения ведущего к зрителям он с серьёзным видом кивал головой, как бы подписываясь под каждым словом Фликермана.       – Кстати о командной работе и делегировании обязанностей, – Цезарь вернулся к гостю, справившись с невзначай случившейся рекламой и выдержал небольшую паузу. – Мне известно о готовящейся рокировке в штабе распорядителей.       – Это пока лишь не заслуживающие интереса планы, – отозвался Сенека, не уверенный, что хочет посвящать часть своего интервью рабочим моментам.       – Всем всегда интересно, что в планах у главного распорядителя, – подначил его Цезарь, лукавым взглядом дав понять, что направление беседы уже выбрано.       – Всего лишь введение новых должностей, – Сенека развёл руками, надеясь, что зрители, уловив его незаинтересованность, сами потеряют интерес.       – Подробностей! – Горячо потребовал Фликерман, поддерживаемый любопытной аудиторией.       – Вы их получите, – мягко улыбнулся Сенека, сдавшись, и жестом призвал зал затихнуть. – Ещё ни один интервьюируемый не сумел вам противостоять.       – Поэтому я и вещаю на Capitol-TV! – Захохотал Цезарь и вскинул голову, тряхнув блестящим синим хвостом; Цезарь обязан организовать алтарь для своего колориста, который сохранил его волосы такими красивыми и здоровыми, несмотря на постоянные окрашивания.       Зрители искупали любимого ведущего в аплодисментах, и Сенека присоединился к ним: Фликерман действительно их заслуживал.       – Что ж, – вдумчиво начал распорядитель, когда Цезарь насладился вниманием аудитории. – С каждым годом игры становятся всё масштабнее, поэтому было принято решение расширить штаб и внести кадровые перестановки для делегирования некоторых обязанностей. Чтобы снизить нагрузку на распорядителей, часть из них вступит в новые должности и примет на себя всю работу, связанную с формированием спонсорских счетов и ставок, набора специалистов в команды подготовки, организацией парадов, интервью и аттестаций, работой с прессой. Всё, что происходит вне Арены, теперь будет официально подведомственно новому подразделению во главе с моим доверенным лицом, на которого я смогу переложить часть своей ответственности и сосредоточиться на организации собственно игр.       – Понятное и актуальное решение, особенно накануне квартальной бойни, – одобрил ведущий, предвкушая Семьдесят Пятые игры ещё до начала Семьдесят Четвёртых. – Уже можно поинтересоваться, как выглядит ваше доверенное лицо?       – Претендентов несколько, – и из них Сенеку интересовал лишь один. – В этом сезоне все они обязаны попробовать себя в качестве сопровождающих трибутов и погрузиться в сферу, в которой они собираются работать. Это испытает их и поможет при дальнейшей работе.       – В этом году твоя сестра заявлена как сопровождающая, – многозначительно подметил Цезарь.       – Потому что она тоже претендует на должность.       И она её получит. Профессионализм и непотизм гарантируют ей любую должность в штабе распорядителей.       Камеры снова нашли Кассандру. Сестра больше не хихикала и не кокетничала. Она была сдержана, как подобает распорядителю, и присутствующие оценили её настрой. И даже если овации ей польстили, Кассандра не изменилась в лице, лишь взгляд её стал чуточку мягче.       Если бы Кассандра родилась мальчиком, то Прокул Крэйн, подобно категоричному спартанцу, не раздумывая сбросил бы своего убогого первенца со скалы за ненадобностью.       Ведущий жестом дал указания операторам, и две камеры подползли к сидящей в первом ряду девушке. Её удачный крупный план можно было бы взять даже из-за кулис, однако Цезарь велел настроить камеры явно по другой причине: ему понадобились встроенные в них микрофоны.       Ладно, с Кассандрой Сенека готов разделить время своего интервью.       – Кассандра! – Обратился к ней Цезарь со сцены, и девушка, настроившись на беседу, резко переменилась.       – Цезарь! – Она засмеялась, взмахнув руками в бриллиантовых браслетах, и, застыв в широкой улыбке, вскинула брови, выражая готовность отвечать.       – Для начала я хочу выразить радость от того, что в этом сезоне ты не будешь заперта в комнате управления и осчастливишь нас своим присутствием на всех официальных мероприятиях, – Фликерман, всегда начинавший общение с дамами с комплиментов, остался верен себе.       – Не сильно радуйтесь, Цезарь, – отозвалась Кассандра, балансируя на грани деловитости и заигрывания. – На всех мероприятиях я должна, прежде всего, работать.       – Что ты думаешь о решении брата, вынудившего тебя податься из распорядителей в сопровождающие? – Спросил Цезарь словно украдкой, склонившись в её сторону и понизив голос.       – Я никогда не подвергаю сомнению его решения, – наглое враньё, но какое убедительное. – И с этим его решением я, к тому же, согласна. Узнать Игры с другой стороны не только полезно, но и интересно, поэтому я полна энтузиазма и решимости.       – Тогда кому-то сильно повезло стать твоими подопечными! – Оптимистично заключил Цезарь, а Сенека хмыкнул, оставаясь за кадром: «повезло» – мягко сказано. – Уже сейчас у тебя есть возможность им представиться, открыв, какой Дистрикт достался тебе на жеребьёвке.       Кассандра снисходительно усмехнулась на неприкрытую попытку выведать у неё эксклюзивную информацию и переглянулась с Сенекой, спрашивая у него разрешения раскрыть её. Он кивнул, и девушка будто бы нехотя повернулась к смотрящему на неё объективу, неровно улыбнувшись:       – Мне, Кассандре Крэйн, выпала честь сопровождать на предстоящих играх трибутов Четвёртого Дистрикта.