Чертенок

Саймон ненавидел балы и вечеринки, да и приглашения приходили ему редко. Но это был бал майора Клинтона, и майор Клинтон ему нравился. Итак, одетый так, что мисс Хэммонд назвала его «красивым», а сэр Оливер – «сносным», Саймон был готов стиснуть зубы и попытаться вести себя респектабельно в течение вечера. – Я слышал, мистер Хейвуд, новый диакон и все четыре его дочери будут присутствовать, – сказал сэр Оливер с ухмылкой, когда карета с грохотом покатила в сторону Аргайл-парка. Саймон поправил галстук и уставился в окно. Джейн наклонилась вперед и хлопнула сэра Оливера веером по колену. – Не дразнись, Оливер! Теперь Саймон еще больше почувствовал себя не в своей тарелке. Он не сомневался, что сэр Оливер дразнит его – скорее, поддразнивает, – но не понимал как. Он одернул манжеты и решил ничего не говорить. Ему все еще нужно было обратиться к сэру Оливеру по поводу капитала для расширения питомника, а он и так был в ужасных отношениях с этим человеком. Его вспыльчивость, как любила напоминать ему миссис Форстер, была его злейшим врагом. Сэр Оливер вел себя с ним немного странно с тех пор, как он несколько дней назад уехал под дождь. Саймон ожидал, что на него накричат за неуважение, но сэр Оливер даже не упомянул об этом. С тех пор всякий раз, когда взгляд мужчины падал на него, Саймону казалось, что на долю секунды в нем появлялось что-то новое, вопрошающее и неопределимое, прежде чем сэр Оливер менял свое обычное хладнокровие на выражение, которое было чем-то средним между скукой и презрением. Саймон быстро взглянул на него. Сэр Оливер смотрел в окно отсутствующим взглядом. Прядь рыжеватых волос упала ему на глаз, когда карета подпрыгнула на ухабе, и он поднял худую руку с длинными пальцами, чтобы отбросить ее назад; его тонкие губы раздраженно скривились. У него было холодное, красивое лицо. Саймон снова отвел взгляд и принялся теребить пуговицу на своем пальто. Он слушал, как сэр Николас и мисс Хэммонд рассказывают о людях, которых они знали по Лондону: о заключенных и расторгнутых помолвках, о дружбе, завязавшейся и закончившейся в течение сезона. Представители высшего света, несмотря на все их жеманство, были точно такими же, как щенки в конюшнях: чистокровные, разведенные, имеющие родословную и рыночную стоимость. Аргайл-парк был ближайшим соседом Уэверли. Он располагался как раз по другую сторону небольшого лесистого холма, который Саймон хорошо знал. В ясные дни дым из труб Аргайл-парка был виден из Уэверли. Дом был не таким большим, как Уэверли, и сады, конечно, бледнели по сравнению с ним, но конюшни и псарни... они были великолепны. Извилистая подъездная дорожка от парадных ворот к дому была освещена фонарями, мерцающими и потрескивающими на прохладном ветру. Фасад дома тоже был залит светом. Саймон слышал слабые звуки музыки, смех и голоса, доносившиеся изнутри. Как только карета остановилась, Саймон вылез из нее. Он опустил ступеньку для мисс Хэммонд, не дожидаясь приближающегося лакея, и протянул руку, чтобы помочь ей спуститься. Она улыбнулась ему. – Спасибо, мистер Кавендиш. – Саймон, – сказал сэр Оливер, одергивая сюртук и выходя из экипажа. – Постарайся не ставить меня в неловкое положение, ладно? Саймон нахмурился, его бросило в жар. – Да, сэр. – Хорошо, – сказал сэр Оливер. Саймон в последний раз поправил галстук и последовал за сэром Оливером и его друзьями в дом.

***

Саймон не умел танцевать кадриль¹. Вместо танцев он стоял на краю бального зала и наблюдал, как люди перемещаются по ступеням, легко и грациозно, в ритмах, которых Саймон не понимал. Сэр Оливер и мисс Хэммонд составляли одну из четырех пар, в то время как партнершей сэра Николаса была хорошенькая молодая леди, которую Саймон не узнал. Ее лицо обрамляли темные локоны, которые подпрыгивали всякий раз, когда она делала шаг. Саймон взял бокал портвейна с подноса на буфете и сделал несколько глотков. Он оглядел бальный зал, надеясь увидеть хозяина. Он мельком увидел майора Клинтона рядом с музыкантами и сделал несколько шагов в том направлении, прежде чем понял, что преподобный мистер Блетчли уже разговаривает с майором. Саймон снова попятился. В последний раз, когда мистер Блетчли загнал его в угол, он не мог вырваться по меньшей мере полчаса: сначала ему пришлось выслушать бессвязную импровизированную лекцию о том, как укрепить свой дух против искушений. Единственным искушением Саймона было ударить его по лицу и убежать. К счастью, он поддался только второму. Саймон решил поступить сейчас точно также и поговорить с майором Клинтоном позже. Он как раз обходил бальный зал, отводя глаза, когда кадриль закончилась и сэр Оливер оказался рядом с ним. – Саймон, – сказал он. – Пожалуйста, подойди и познакомься с мистером Хейвудом и его дочерьми. Сэр Оливер крепко положил руку ему на поясницу и подвел к добродушному на вид джентльмену с редеющими седыми волосами, морщинками в уголках глаз и группой девушек, стоявших позади него. «Одна из них, – подумал Саймон, – была партнершей сэра Николаса по танцам в кадрили». – Я... Улыбка сэра Оливера была натянутой. – Саймон, ты позволишь мне представить тебя мистеру Хейвуду и скажешь ему, что надеешься получить назначение в армию, когда достигнешь совершеннолетия... – В армию? – Желудок Саймона сжался, и кровь отхлынула от его лица. Сэр Оливер приподнял брови. – Или присоединиться к церкви, но кто в это поверит? – Он оглядел Саймона с головы до ног. – А потом ты выберешь одну из его дочерей, попытаешься запомнить ее имя и потанцуешь с ней, как подобает настоящему джентльмену, и, возможно, просто возможно, уйдешь с сегодняшнего вечера без того, чтобы весь округ подумал, что ты какой-то чертенок. Чертенок? Саймон внезапно почувствовал, что все взгляды устремлены на него, каждое ухо прислушивается к нему, каждый сплетник ждет, затаив дыхание. Он сглотнул и отступил от сэра Оливера. Он покачал головой. – Саймон, – сказал сэр Оливер тихим предостерегающим тоном. Саймон заметил, что несколько разговоров вокруг них стихли. – Оставь меня в покое, – пробормотал он, сжимая пальцы в кулаки, чтобы они не дрожали. – Просто оставь меня в покое! Он повернулся спиной к сэру Оливеру и вышел из бального зала. *** Саймон был хорошо известен людям майора Клинтона, поэтому у него не возникло проблем с проникновением в питомник. Обычно он на мгновение останавливался, восхищаясь тем, как здесь все устроено, но сегодня он был слишком расстроен. Он направился прямо к собакам. У майора уже было двенадцать собак: как харьеров, так и терьеров, но он хотел создать хорошую охотничью стаю. У каждой собаки был свой вольер, имена были написаны на медных табличках на дверях. Был даже отведен вольер побольше для сук, в котором они могли рожать, но в настоящее время оно было не занято. Саймон осмотрел собак, делая медленные глубокие вдохи, пока шум крови в его голове не стих. У собак были ясные и блестящие глаза, они нетерпеливо размахивали хвостами, когда Саймон склонялся над их вольерами. Саймон знал их имена и без того, чтобы читать надписи на медных табличках. Он приезжал в Аргайл-парк уже много лет. Должно быть, ему было тринадцать или четырнадцать, когда однажды вечером он попал под ледяной дождь и понял, что находится ближе к Аргайл-парку, чем к дому. Он укрылся в хозяйственных постройках и был обнаружен там одним из садовников. Майор Клинтон пригласил его в дом, усадил перед камином обсушиться и принялся расспрашивать о лучших местах, где можно найти фазана. Саймон немного испугался, что мужчина может принять его за браконьера. – Ах, Саймон, мой дорогой мальчик! Покраснев, Саймон повернулся поприветствовать майора. – Майор Клинтон, сэр. – Так и думал, что найду тебя здесь, – сказал майор Клинтон. Он ни словом не обмолвился о сцене в бальном зале, за что Саймон был ему благодарен. – Ты уже посмотрел на Эглантайн? Саймон кивнул, радуясь возможности отвлечься. – У нее течка. Вы собираетесь ее разводить? – Для нее был приготовлен пес, но все сорвалось. – Майор фыркнул, сведя свои кустистые брови вместе. – Я надеялся, что ты дашь мне еще раз взглянуть на твои книги. Саймон прислонился к двери стойла Эглантайн, глядя на животное. Она беспокойно вращалась по кругу. – Я еще не говорил с сэром Оливером. Майор Клинтон снова фыркнул. – Боже милостивый, бедная девочка не может ждать вечно! Саймон кивнул, его желудок сжался. Он боялся ответа сэра Оливера на любую просьбу, с которой тот мог бы обратиться. – Я поговорю с ним, сэр. Возможно, майор Клинтон заплатил бы за то, чтобы Эглантайн обслуживала одна из собак Уэверли, но Саймон надеялся вместо этого отказаться от платы и убедить майора Клинтона разделить помет пополам, оставив Саймону несколько щенков для продажи или соединить их с родословной Саймона. Эглантайн была харьером. Она была умной, послушной и здоровой. Однако Саймон боялся, что сэр Оливер только посмеется над ним или проигнорирует его, как всегда делал капитан Дюрант. И, конечно, разведение собак – занятие не для джентльмена. Что ж, возможно, так оно и было бы, если бы это было просто хобби. Если бы, подобно майору Клинтону, Саймон просто руководил, а фактическую работу оставил наемникам, но Саймон этого не хотел. Ему нравилось кормить собак и самому убирать в псарне. Собаки принадлежали ему, и на нем лежала ответственность. Что ж, собаки принадлежали ему до тех пор, пока ему не исполнится двадцать один год и у сэра Оливера больше не будет причин позволять ему оставаться в Уэверли. Он не хотел служить в армии, или быть школьным учителем, или священником в церкви, или еще кем-нибудь, кого сэр Оливер и длинная череда наставников считали респектабельной должностью для джентльмена без капитала. Ему хотелось, чтобы сэр Оливер просто вернулся в Лондон и забыл об Уэверли и о нем самом. Саймон наблюдал за Эглантайн и старался не обращать внимания на тревожный комок в животе. Уэверли был единственным домом, который он когда-либо знал. Он любил Уэверли, и мысль о том, что ему придется покинуть его, была одновременно ужасающей и душераздирающей. Это был его дом. Это был его дом. Когда ему было пятнадцать и сэр Уильям умер, появился сэр Оливер, Саймон возненавидел его за силу этого единственного слова: «дом». Потому что сэр Оливер был каким-то приезжим из Лондона, который никогда раньше даже не бывал в Уэверли, и вдруг он стал его хозяином, и опекуном Саймона, и у него не было никаких прав. Ему даже сельская местность не нравилась, и уж точно ему не нравился Саймон. Однако теперь это слово было окутано мягким сожалением в сознании Саймона, как будто он уже оставил Уэверли далеко позади и был волен возвращаться туда только в воспоминаниях и мечтах. Это был его дом. Эглантайн посмотрела на него из своего вольера и заскулила. Саймон выдавил из себя улыбку майору. – Я поговорю с ним сегодня вечером, сэр. Что-то похожее на жалость промелькнуло на суровом лице майора, и он хлопнул Саймона по плечу. – Полагаю, он хочет для тебя самого лучшего. – Да, сэр, – сказал Саймон и пожалел, что не может в это поверить. Откуда сэр Оливер мог знать, что для него лучше, если Саймон сам этого не знал?