Чертенок

Олдертон, Саффолк, 1817 год Если бы Оливера Фицуильяма когда-нибудь попросили высказать свое взвешенное мнение по этому вопросу – чего он, к сожалению, не сделал, – он бы заявил, что чем скорее высший свет откажется от идеи проведения сезона, тем лучше. Не то чтобы Оливер был каким-то старомодным занудой. На самом деле все как раз наоборот. Ему нравились балы, вечеринки, театры, военные смотры и маскарады, которые составляли бешеный светский календарь Лондона с конца января по начало июля. Он ненавидел только тот факт, что, как и всему хорошему, этому должен был прийти конец, превратив некогда оживленную столицу в настоящее кладбище, когда все собрали вещи и разъехались по домам на следующие шесть месяцев. В случае Оливера домом был Уэверли, более чем скромное поместье в Саффолке, настолько чертовски сельское, что у него сводило зубы. Даже звуки щебетания птиц на деревьях медленно сводили его с ума. Не то чтобы он ненавидел сельскую местность – ну, может быть, немного, – просто она ему ужасно надоедала. Все было бы не так уж плохо, если бы только его оставили в покое, чтобы он мог почитать или порисовать, что ему нравилось, но он был богатым неженатым баронетом¹, и проклятые местные жители не давали ему ни минуты покоя. В этот самый момент один из них пристально смотрел на него и оживленно рассказывал о каком-то предстоящем балу в поместье майора Клинтона и о том, как все были бы рады, если бы Оливер присутствовал. Восхитительно. Оливер улыбался и кивал, пока преподобный мистер Блетчли жужжал без умолку, надоедливый, как муха, застрявшая в оконном стекле. – Ну, конечно, я бы с удовольствием присутствовал, – солгал он, наливая себе еще бренди и вопросительно поднимая графин. – О боже мой, мне действительно не следует, – сказал преподобный, но отказываться не стал. Оливер подавил желание закатить глаза, когда наливал ему еще выпить, затем поднял взгляд, когда в открытом дверном проеме библиотеки на мгновение появилась фигура. Он снова исчез, мимолетный, как тень, но Оливер узнал бы его где угодно. К несчастью. Саймон Кавендиш. Поместье в Уэверли включало в себя: десять тысяч акров первоклассных сельскохозяйственных угодий Саффолка за пределами деревни Олдертон, доход, превышающий восемь тысяч фунтов в год, титул баронета Стокдейла и, к сожалению, непредвиденное осложнение, связанное с человеком по имени Саймон Кавендиш. Осложнение, возможно, было преувеличением. Мальчик не так уж много мог сделать, чтобы осложнить Оливеру жизнь. Все обязанности Оливера по отношению к поместью и к мальчику обычно сводились к чтению корреспонденции, которую ежемесячно присылал ему управляющий. И течение первых нескольких лет письма включали все более обличительные отчеты школьных учителей мальчика. Оливер унаследовал поместье и мальчика от двоюродного деда. Отсутствие у его дяди прямого наследника оказалось чрезвычайно выгодным для Оливера, но он не ожидал, что унаследует кого-нибудь вроде Саймона Кавендиша. Хотел Оливер признавать или нет, но мальчик был еще одной причиной, по которой Оливер не проводил больше времени в Уэверли. Ему было пятнадцать, когда Оливер впервые познакомился с ним. Сейчас ему было девятнадцать. Через два года он достигнет совершеннолетия и, получив более чем щедрое вознаграждение, навсегда избавит от забот Оливера. Не то чтобы он ненавидел мальчика, просто был несколько сбит с толку. Он был сбит с толку при первой встрече с ним и оставался сбитым с толку по сей день. Оливер никогда не вникал в подробности. Он знал только, что отец Саймона Кавендиша, сын предыдущего управляющего Уэверли, был близким другом сына дяди Уильяма. Они были ровесниками и оба погибли на войне против французов в Александрии. Трагедия, конечно. И, возможно, старый дядя Уильям чувствовал себя в какой-то степени ответственным за осиротевшего мальчика, мать которого умерла при родах. У Оливера сложилось впечатление, что ответственность дяди Уильяма не выходила за рамки финансовой. Из того, что он смог почерпнуть: мальчик провел большую часть своего детства, скитаясь по поместью и ускользая от череды все более разочаровывающихся наставников, нанятых для его обучения. Четыре года назад, когда Оливер впервые познакомился с ним, Саймон был темноглазым, с растрепанными волосами, босоногим мальчишкой-оборванцем с недовольно выпяченной нижней губой и хмурым выражением лица, которое появлялось у него всякий раз, когда его затаскивали внутрь и заставляли разговаривать с его новым опекуном. Ничего особо не изменилось. Оливер подозревал, что они оба невзлюбили друг друга с первого взгляда, хотя Оливер, безусловно, был более опытен в том, чтобы скрывать неприязнь. Целая жизнь, посвященная преодолению опасностей и ловушек высшего света, сделала Оливера экспертом. Очевидная угрюмость мальчика была почти освежающей. Тем не менее терпение Оливера очень быстро иссякло. Когда мальчик выпроводил очередного репетитора, Оливер не потрудился подыскать нового. Он просто отправил сопляка в школу, что, по его мнению, следовало сделать еще десять лет назад. Каким-то образом Саймону всегда удавалось бывать в Уэверли, когда бы Оливер ни приезжал. В то время он обычно переходил из одной школы в другую. Оливер подумал, что, возможно, у него была привязанность к какой-нибудь девочке в городе, раз он так отчаянно пытался сбежать из каждой школы, но миссис Форстер заверила его, что мальчик редко покидал территорию поместья. Большую часть своего времени он проводил в конюшнях, помогая ухаживать за лошадьми. Это было неподходящее занятие для джентльмена, даже такого неблагополучного, как Саймон Кавендиш. Он был слишком беден, чтобы позволить себе содержать собственных лошадей, и слишком благородного происхождения, чтобы разгребать их дерьмо. Оливер иногда задавался вопросом, был ли мальчик намеренно тупым или он действительно думал, что сможет провести свою жизнь в Уэверли, живя за счет щедрости Оливера. Спустя четыре года они наконец закончили учебу – чему в школах были очень рады, – а об университете не могло быть и речи. Как мальчик рассчитывал зарабатывать себе на жизнь в качестве школьного учителя или служащего с его ужасающей успеваемостью – обе эти профессии весьма подходили для человека его класса, – Оливер не знал. Такими темпами ему пришлось бы купить парню назначение в армию, чтобы как следует избавиться от него. Два года, и обязательства Оливера перед последними пожеланиями дяди будут выполнены, и тогда мальчик сможет идти и гнить, сколько Оливеру будет угодно. Он давал ему все шансы стать лучше только для того, чтобы наблюдать, как он снова и снова упускает эти шансы, когда за ним захлопываются двери в каждой школе. Этот мальчик сводил с ума. И раздражал. – Мне ужасно жаль, – сказал Оливер, понимая, что мистер Блетчли замолчал и, судя по выражению смутного испуга на его лице, явно ждал ответа. – Повторите, пожалуйста. – Я только что сказал, сэр Оливер, что очень надеюсь увидеть вас в церкви в это воскресенье. Я не знаю, знакомы ли вы с мистером Хейвудом, нашим новым диаконом. У него четыре дочери. Оливер не был уверен, какой реакции следовало ожидать на подобное заявление. Поздравления или соболезнования? И, в то время как Оливер едва привык к тому, что дочерей брачного возраста водили к нему на все светские мероприятия, дочери церковного диакона? Серьезно? – Я надеялся, что вы могли бы подать пример молодому мистеру Кавендишу, – продолжил мистер Блетчли, – теперь, когда вы вернулись в Уэверли. Ах. Значит, дочери дикона, в конце концов, были не для Оливера; ими нужно было размахивать перед Саймоном, чтобы заманить его на путь истинный, не так ли? Оливер сомневался, что сработает. К тому же, как только мистер Хейвуд будет должным образом осведомлен о репутации Саймона, то вряд ли он захочет подпустить любую из своих дочерей к этому отродью на расстояние нескольких миль. – Я, конечно, постараюсь внушить ему важность посещения, – сказал Оливер, в то же время задаваясь вопросом, как самому выпутаться из этого положения. В Лондоне во время сезона люди ходили в церковь, чтобы посмотреть и быть замеченными. Оливер подозревал, что в деревне Олдертон этот опыт будет не таким увлекательным. – О, да, – нетерпеливо сказал мистер Блетчли, снова задвигав челюстями. – Мистер Кавендиш тот еще... тот... – Чертенок? – предположил Оливер, изо всех сил стараясь скрыть свое веселье. Он не был уверен, что в этих краях считается чертенком. – Ну, вполне! – Мистер Блетчли, казалось, испытал облегчение, обнаружив, что его мнение подтвердилось, и в то же время ему было неловко проявлять такую немилосердность. – Конечно, я знаю, что вы сделали с молодым джентльменом все, что могли, как и сэр Уильям, упокой Господь его душу, но что можно поделать, когда тебе отказывают на каждом шагу? Я сам много раз пытался поговорить с мистером Кавендишем о том, где он мог бы найти правильное руководство в Священных Писаниях, но боюсь, что он – овца, которая беспечно отбивается от стада. Оливер постарался не улыбнуться. Возможно, у них с Саймоном все-таки было что-то общее: полное отсутствие интереса к проповедям преподобного мистера Блетчли. – Я уверен, что ваше присутствие в Уэверли окажет на юного мистера Кавендиша должное влияние, сэр Оливер, – серьезно продолжал мистер Блетчли. «Вряд ли», – с усмешкой подумал Оливер, но кивнул. – Я очень надеюсь на это. Оливер позволил преподобному еще немного поболтать, прежде чем тот наконец извинился и ушел. Не потому, что ему было нечего сказать – у Оливера сложилось впечатление, что он мог бы продолжать еще несколько часов, – а потому, что тот был ужасно занят и у него были другие визиты на сегодня. Оливер не сможет видеть его еще какое-то время. В тот момент, когда он ушел, Оливер одним обжигающим глотком опрокинул остаток бренди из своего бокала и снова пожалел, что у него впереди еще не так много месяцев. Боже. Он не мог дождаться завтрашнего приезда своего друга Николаса. И надеялся, что общая скука сократится вдвое.

***

Мальчик так и не показался к обеду, и это раздражало. Оливер ел наедине с капитаном Дюрантом, управляющим поместьем. Дюрант был длиннолицым парнем, его впалую щеку пересекал тонкий белый шрам, оставшийся от военных лет. Он говорил отрывистыми, короткими фразами, и, несмотря на его преклонный возраст, Оливер был уверен, что тот держал слуг в напряжении. На другом конце стола тарелка Саймона уже остыла. Оливер знал, что мальчик обычно ест со слугами, и, конечно же, не завидовал ему. Неужели это действительно слишком – ожидать, что, когда Оливер будет дома, его непокорный подопечный сможет хотя бы оказать ему минимальную любезность и поужинать с ним? Не то чтобы Саймон был хорошим собеседником. С тех пор как Оливер вернулся в Уэверли, этот сопляк едва ли сказал ему больше двух слов. – Добро пожаловать домой, – сказал он, когда Оливер вытащил свое ноющее тело из кареты. Затем миссис Форстер ткнула мальчишку локтем в ребра, и он неохотно добавил: – Сэр. Оливер некоторое время сердито смотрел на свой ужин, катая по тарелке кусочек баранины. Проблема заключалась в том, что в Уэверли он никогда не чувствовал себя как дома, и не только потому, что это был не Лондон. Он никогда не чувствовал себя здесь как дома, потому что вместе с домом появились экономка, слуги и Саймон, а Оливер не испытывал абсолютно никакой привязанности ни к этому месту, ни к людям, которые здесь жили. – Миссис Форстер, – сказал он, когда экономка внесла блюдо с овощами, – разве я не давал четких указаний, чтобы молодой мистер Кавендиш поужинал со мной сегодня вечером? Ее губы сжались. – Давали, сэр Оливер. – И вы сказали ему? – Да, сэр Оливер. Миссис Форстер была маленькой кругленькой женщиной с темными глазами, посаженными на бледном лице, словно смородинки в тесте. – Что ж, – мягко сказал Оливер. – Какое разочарование. Миссис Форстер выбежала из комнаты. – Чертов несносный мальчишка, – сказал капитан Дюрант. – Простите мою грубость, сэр Оливер. Оливер отмахнулся от извинений. Он доел свой кусок баранины и принялся за картошку, когда Саймон наконец бочком вошел в дверь столовой. Оливер крепче сжал свои столовые приборы. – Добрый вечер, Саймон. Темные брови мальчика сошлись на переносице. – Добрый вечер, сэр. Ножки его стула заскрипели по полу, когда он сел. В свете свечей Саймон был поразителен. Темноволосый, с глазами цвета терна, с упрямой гримасой, которую, Оливер был уверен, он не собирался изображать привлекательной. Однако в мерцающем свете Оливер не мог не представить его с небольшим количеством туши вокруг глаз и небольшим количеством краски, нанесенной на губы и щеки, как у мальчиков или, скорее, девочек из дома Молли. Не то чтобы Саймон Кавендиш смог бы изобразить кокетливую улыбку, даже если бы от этого зависела его гребаная жизнь. Суровый маленький негодник. – Ты всегда так опаздываешь на ужин? – спросил он мальчика. – Человек майора Клинтона пришел посмотреть на щенков, сэр. – Саймон выдавливал слова так, словно они причиняли ему боль. Он разгладил перед своего плохо сидящего пальто. – Майору, возможно, понадобится несколько для охотничьих собак. – Конечно, кто-нибудь другой мог бы показать ему, – сказал Оливер, приподняв брови. Саймон нахмурился. – Я знаю этих собак. Капитан Дюрант фыркнул. Оливер не удивился бы, узнав, что он катается с ними по грязи, учитывая его общий неряшливый вид и тот факт, что рычание, по-видимому, было его основной формой общения. – Что ты на самом деле здесь делаешь, Саймон? Мальчишка замер с вилкой на полпути ко рту, а затем положил ее на тарелку. – Сэр? Оливер махнул рукой. – Чем ты занимаешься, Саймон? Учитывая, что поместье оплачивает твою еду и содержание, а также ту неудачную попытку твоего обучения в школе, мне интересно знать. Что ты делаешь? И, что более важно, что ты собираешься делать, когда тебе исполнится двадцать один год и тебе больше не на что будет жить без моей благотворительности? – Я присматриваю за собаками, – сказал мальчик, слегка выпятив подбородок. От кого-нибудь другого Оливер, возможно, воспринял бы надутую враждебность как вызов. Иногда между ненавистью и желанием была невероятно тонкая грань, но раньше у Оливера никогда не возникало проблем с ее прочтением. Саймон, однако... что ж, вполне возможно, что Саймон просто откровенно ненавидел его. Капитан Дюрант снова фыркнул. – О, какой ты прекрасный джентльмен, – сказал Оливер, и улыбка тронула его губы. – И какая прекрасная цель в жизни – присматривать за собаками. Саймон отодвинул свою тарелку и встал. Он бросил на Оливера злобный взгляд и выбежал из столовой. Хорошо. Вот и все для беседы за ужином со своим подопечным. – Давно пора сбить с него спесь, сэр, – сказал капитан Дюрант и одобрительно фыркнул. Оливер прислушался к удаляющимся шагам Саймона и покачал головой. Боже милостивый. Этот мальчишка действительно был диким. Они с капитаном Дюрантом закончили трапезу в дружеском молчании.