Ведьма

      Женя думала. Нервно жевала щеку изнутри, метала каждые несколько минут взгляд к настенным часам над доской и очень усердно думала, сдерживаясь от того, чтобы встать и выбежать из класса, прихватив за собой суку -Катю.       Воображение уже рисовало ей красочные картины того, как она размазывает лицо этой лесной твари в человеческой обёртке об батарею, наслаждаясь брызгами крови или противным хлюпаньем той тухлой массы, что у одноклассницы была под кожей.       Это ведь она. Это она что-то напиздела Тихонову…ее взгляд говорил сам за себя. Такой поганый, что кулаки чесались. И плевать ей на собственное обещание сейчас было, хоть она и понимала, что потом о драке в любом случае пожалеет. И сильно. Уже саму начинало коребить от собственной жестокости.       Ромку забрали в участок, судя по звукам в коридоре — со скандалом. Вещи хулигана оставили в классе, свой любимый нож-бабочку он успел украдкой сунуть Антону в руки под партой, когда вставал из-за своего места.       Чернова ликовала. Додумался, это хорошо. Не хватало ему ещё проблем из-за ношения холодного оружия. Хотя, можно было ставить любые деньги — Тихонов одноклассника на этом уже ловил, просто отпускал, прекрасно понимая, что ничего не добьется изъятием.       Плохо, что она помочь ничем не могла. Даже выйти следом не получилось — здравый смысл и простая логика не дали подорвать свой зад от стула. Что она скажем сейчас, как поможет? Нужен был хоть какой-то план и общая картина ситуации. Будь другие обстоятельства, Чернова бы просто предложила взятку, но сейчас такое не прокатит. Денег у нее не то, чтобы очень много, а Тихонов на продажного мента совсем не похож. И в данной ситуации это был скорее минус, чем плюс.       Где-то на фоне Катькина мать, которую за учителя Чернова особо не считала, возмущалась о том, с каким отребьем приходится учиться нормальным детям, а Антон, Бяша и Женя лишь обидные слова глотали, обмениваясь тяжёлыми взглядами.       Парни тоже были напряженными и прекрасно понимали — сейчас ситуация вышла из-под всякого контроля. Одно дело драка, хулиганство, вандализм, за все это Ромка в участке просиживал штаны ни раз. Но тут…убийство, черт возьми.       Женя качнула ногой под партой, пытаясь заставить себя думать шустрее. Нужно выяснить, что ментам сказала Катька, а там уже действовать по ситуации. Чтобы поговорить с пародией на Смирнову, нужно остаться с ней один на один, а для этого нужно, чтобы кто-то занял Семена и он не отправился искать свою подружку.       Лучше всего это сделать на перемене…опять находить какую-то уловку, чтобы все получилось. Когда же все в ее жизни станет попроще…превратится в простую формулу, а не сложную цепочку из кучи "если" и "надо".       Поймав озадаченный взгляд одного из одноклассников, который с интересом и лёгким страхом ее разглядывал, Чернова поджала губы, слегка хмурясь и заставляя тем самым назойливого зрителя шустро отвернуться от нее, трусливо вжав голову в плечи. Одноклассники шептались, поглядывали на них с опасением. Только Полина грустная сидела. Плечи ссутулила, на них не поворачивалась, нервно перебирала пальцами края своей тетрадки.       Чернова осторожно коснулась пальцами локтя Бяши, привлекая его внимание, наклонилась, заговорив шепотом.       —Нож Ромкин спрячьте в вещах и не светите. На перемене Бабурина отвлечь нужно будет. Как угодно. Я с Катькой поговорю,— пару секунду она пристально смотрела чуть в сторону, чтобы создать впечатление, словно это бурят у нее в тетради что-то смотрит, а уже потом перевела взгляд на него. Всматривались в темноту чужих глаз, надеясь, что Баранов сейчас не станет упрямиться и просто согласиться с ней.       —Жень, это же…—Тимур нервно облизнул губы, хоть и сбитым с толку не выглядел.       Бабурин — не человек. Вернее, лишь обёртка человека, прячущая за собой неведомо какую силу. То, что Женя смогла начистить ему рожу — скорее всего просто случайность и интерес лесной твари, не больше. Чернову этот факт нервировал и огорчал, ведь раньше она была уверена, что смогла уложить такого амбала на лопатки, но сейчас она понимала — разница в физической силе, скорее всего слишком большая.       Бяша же переживал не только за себя и Антона. Да, им нужно было отвлечь Семена, но они могли это сделать и в общем коридоре, где есть люди, а Женька с Катей собиралась говорить один на один. Кто его знает, какая хрень прячется в обёртке красивой одноклассницы. И что она может попытаться сделать с их подругой.       Ему же Ромка, если что, за Женьку голову открутит.       —Я знаю…— Чернова осторожно коснулась ладонью чужого плеча, и сама прекрасно понимая, что рискует собственной задницей. И очень сильно рискует.— но иначе как?— им нужно помочь Роме, но они не могут просто так заявиться в участок. Они, по правде говоря, даже узнав какую-то информацию, не могут просто взять и прийти к Тихонову, но обладая информацией, можно будет так или иначе помочь Пятифану, а не наблюдать со стороны, как ему приписывают не его преступления и спускают всех собак лишь потому, что у местных ментов он особо доверия не вызывает.       Женя была уверена и знала — он не при чем. Даже думать об этом не хотела.       —Ладно, на, я объясню Тохе, все сделаем по красоте,— Бяша улыбнулся, слегка толкнув Женю плечом. Его губы растянулись в слабой хитрой усмешке, и на душе Черновой стало чуть теплее и легче.       —Спасибо,— кивнув другу, она взглядом нашла Катьку, мысленно прикидывая, как же с ней поговорить. Вернее, как заставить ее сказать хоть что-то. И все имеющиеся варианты особо гуманными, к сожалению, не были.

***

      План в сути своей был прост, как пять копеек. Пока Бяша и Антон всеми правдами и неправдами отвлекают Бабурина, Женя утаскивает Смирнову в женский туалет, запирается с ней там, а дальше…а дальше все зависит от обстоятельств.       Парням план не очень нравился, но говорить что-то против все равно было бесполезно. Чернова бы просто тогда попыталась провернуть все одна, это принесло бы лишь большие риски, а друга спасать надо. К тому же, ничего другого сами придумать они не смогли.       Поэтому, со звонком все трое быстренько поднялись со своих мест и почти вылетели из класса, едва не роняя сумки. В последний момент за ними увязалась ещё и Морозова. Схватила Женьку за руку, слабо сжимая тонкими пальцами ее локоть.       Евгения рефлекторно отпрянула, не имея никакого желания сейчас разбираться с одноклассницей. Даже на раздражение и злость времени не было. Катя и Семён как раз поднялись со своих мест и лениво собрали вещи. Нужно было успеть отойти от класса подальше, чтоб учителя ничего не заметили.       —Я хочу помочь,— Полина вновь схватила Женю за руку, немного выше запястья. Сжала пальцы, заглядывая ей в глаза.       Чернова вновь хотела отойти или сбросить с себя чужую руку, но взглянула в лицо одноклассницы.       Все потускнело, перед ней появилась маска лисы, той самой, из леса, Алисы. С этими светящимися глазами, потрёпанным мехом и острыми зубами. Ладони пробрал холод, пальцы мелко затрясло, в нос ударил запах мертвечины, но страха она не почувствовала. Все пропало также быстро, как и появилось, а вместо противной лисьей морда теперь перед ней были большие голубые глаза, полные одновременно страха и решимости.       — В чем? Полина, сейчас…— Антон, заметив, как Чернова зависла, чуть растерянно глядя на Полину, сам попытался осторожно отстранить одноклассницу, но Морозова отрицательно покрутила головой, дёргая Женьку за руку.       —Вы же задумали что-то…— она зашептала, подходя к Жене очень близко, едва ли на расстояние шага.       Чернова, наконец, смогла взять себя в руки. Нахмурилась, пусть и не рывком, но освобождая собственную руку от чужой хватки.       С чего вдруг она решила помочь? В ней взыграла совесть? Очень уж странно. Не было никакого повода ей верить. Не было времени. Ни на что. Нужно вытащить Рому из ментовки. Он ни в чем не виновен и не должен там сейчас штаны просиживать. А они тут все дружно время тянут, хотя уже бы могли делать хоть что-то.       —Чем ты поможешь? Зачем?— она вздернула подбородок, смотря на одноклассницу, как на маленького нашкодившего котенка. Кошек она не очень любила. Полину — откровенно недолюбливала. И это мягко сказано.       Морозова вдруг встрепенулась, будто слова Евгении послужили для нее пощечиной. Молчала пару секунд, но не отступила, лишь вздернула подбородок точно также, как Женя, смазанным движением убирая со лба черную длинную прядь волос. В голубых глазах неожиданно блеснула злость, отчего пальцы Черновой сковал лёгкий жар, а глаза против воли стали выискивать что-то в чужом бледном лице. Что-то, что может послужить сигналом, показать, что доверять точно не стоит.       —Рома мне тоже не чужой,— и ничего не мешало сказать ей “нет” и уйти. Но Женя застыла, пытаясь прислушаться к собственным внезапным чувствам. Что-то было не так…вернее, в Полине, которая всегда ощущалась для нее, как “что-то не так”, появилось нечто иное. То, что заставляло задуматься.       —Шустрее давайте, на, — Бяша нервно схватил их за руки отодвигая с прохода из класса, чтобы другие могли выйти, пока Женя продолжала молчать.       —Вы же с Катей и Семёном хотите поговорить? Я помогу. Могу уговорить Катю…— Полина выпрямила спину, так и не получив ответа. Антон переглянулся с Тимуром, не понимая, стоит ли им вмешиваться. Женя все ещё казалась ему слегка потерянной и он не знал, с чем это связано. Но и брать все на себя он не очень хотел. Хотя бы потому, что саму Чернову иногда словно бы побаивался. Она напоминала Ромку своим напором, но временами была ещё более импульсивная и непредсказуемая, чем друг.       —Ты что-то о них знаешь?— Чернова поджала губы, пытаясь понять, не уловка ли это.       С одной стороны, узнать у Полины всю возможную информацию было бы неплохо, а с другой…ножей в спину ей за жизнь хватало, нового не нужно было. И уж тем более от той, кого она с самого начала подозревала.       —Нет…вернее…это сложно, я потом попытаюсь рассказать,— Морозова нервно оглянулась на Катьку и Семена, что неторопливо шли в сторону столовой, пока Чернова соображала.       На одной чаше весов возможность все провернуть, узнать новую информацию, помочь Роме и, в принципе, лучше разобраться в ситуации, а на другой…картинка раскрашенного кровью курятника все ещё слишком свежа в памяти. Как и странные видения, от которых у нее под кожей словно стая мерзких насекомых шевелиться начинала.       —Жек, времени мало, на,— Бяша нервно дёргал ногой, пытаясь поторопить и напомнить, что времени у них очень и очень мало.       —Хорошо.— Женя медленно кивнула, смотря Морозовой точно в глаза.—Но если ты обманешь, я тебя придушу, прямо здесь,— ей даже не пришлось придавать своему голосу строгости. Полина и так мгновенно побледнела, быстро закивав. Одноклассница прекрасно понимала разницу их физических возможностей и знала —Чернова ее прихлопнет, если придется, и никто не сможет её остановить. А потом и доказать тоже.       —Давайте, осторожнее там будьте,— Бяша кивнул им, наблюдая, как Женька скрывается в женском туалете в конце коридора, а Полина быстрым, но осторожным шагом, идёт за Катей и Семёном. Им с Антоном тоже следовало поторопиться.

***

      Идея была полным дерьмом, но отступать было уже поздно.        Чернова, стоя у стенки рядом с раковиной, прислушивалась к шуму в коридоре и надеялась, что Полина все же поможет, а не кинет их или не даст заднюю в самый последний момент. В голове все ещё крутилась навязчивый вопрос — не связана ли ее миловидная одноклассница с этой лесной нечистью? Не хотелось бы вместо помощи получить западню, из которой выбраться просто не получится.       В женском туалете сейчас никого не было — Женя предусмотрительно проверила кабинки, но из коридора привычные школьный шум и гам слышались более чем хорошо, поэтому оставался небольшой шанс того, что в любой момент сюда может войти кто-то нежелательный.       Оставалось надеяться, что крики из коридора помогут заглушить писклявый голос Смирновой, если та надумает кричать и звать на помощь, а никого постороннего, на Женькину удачу, тут до конца перемены не появится.       Взгляд то и дело метался к деревянной двери, выкрашенной белой краской и исписанной всеми возможными матами мира, строками из песен и даже признаниями в любви. Судя по корявым буквам, писал кто-то из начальных классов.        Совсем недавно тут она отмывала собственное лицо от крови, смотря за Пятифановым в отражение грязного старого зеркала, а сейчас ждёт одноклассницу, которая оказалась нечистью в человеческой обёртке, чтобы узнать, как той удалось оклеветать Рому. Тогда она почти случайно спасла Пятифанова от драки, последствия которой могли сложиться для него весьма плачевно, а сейчас намеренно пытается его спасти от вполне реального срока. И проблемы теперь были куда серьезнее. Круто же все повернулось…       Четкие, выверенные шаги послышались рядом с дверью за пару минут до звонка на урок. Противный скрип сопроводил Смирнову, шагнувшую в туалет с гордо поднятой головой. Точно она не по школе шла, а по красной дорожке, как минимум.       —Что ты мне хочешь сказать? Другого времени не нашла? Я только с этим разобралась…— она хмурилась, глядя на Полину, которая, в свою очередь, слегка вжала голову в плечи, смотря на одноклассницу снизу вверх спокойно, но настороженно. Точно молодая львица и главную самку прайда, только вернувшуюся после охоты. Катьке только кровавых разводов на роже не хватало.       Чернова, привалившись боком к стене, сложила руки на груди, наблюдая, как Катька переводит на нее удивленный взгляд, очевидно, не ожидая тут увидеть. Тут же теряет весь свой самонадеянный вид, слегка хмуря светлые брови. А губы Черновой невольно растянулись в едкой усмешке, сгонять с лица которую она не собиралась.       —Ничего, задержишься. — хмыкнула, отлипая от стены. —Полина, выходи,— Морозова кивнула ей и уже пулей собиралась вылететь из туалета в коридор, как Смирнова ловко схватила ее за локоть, резко разворачивая обратно. Больно, судя по всему, потому что Морозова тихо зашипела, едва не падая на пол.        Женя заметила, как под кожей Катьки от злости словно бы закопошились черви, уловила запах гнили и сама распахнула дверь в коридор, чтобы не терять времени. Мельком выглянула, замечая, что к их большой удаче, многие уже разошлись по кабинетам.       —Чего?! — голос Кати казался искаженным, а сама она сутулится, словно бы что-то тяжёлое давило ей на плечи. Кажется, такого поворота событий она совсем не ожидала. Полина, все же, молодец, как бы не хотелось сказать обратное.— Ах ты…— перевела разгневанный взгляд на Морозову, замахиваясь на нее свободной рукой, но Женя ловко перехватила, сжимая чужое тонкое запястье через ткань блузки. Катя выше нее, но это не мешало ей с силой оттолкнуть одноклассницу к стене рядом с кабинками. Да так, что у той сумка с грохотом упала на грязный пол. Содержимое вывалилось прямо под ноги. К ботинкам Евгении подкатилось маленькое карманное зеркало, которое она тут же отопнула от себя, замечая, как хрупкое стекло разбивается от удара о перегородку между унитазами.       —Выходи. — Чернова кинула собственную сумку Полине, кивая на выход. Проследила, как та скрывается в коридоре,бросая на нее встревоженный взгляд, и плотно закрыла за ней дверь на защелку, дёргая для верности ручку.— А с тобой поговорим,— развернулась к Катьке, замечая, как та жмется в угол, глядя на нее как-то боязливо. Почти как самый обычный человек.       Была ли причина в каком-то странном спокойствии, которое Чернова испытывала, или же дело в чем-то другом — Женя не знала, но понимала, что чужой заминкой нужно пользоваться. И поскорее. Прессовать, пока не скажет, понять, насколько далеко может зайти. А потом постараться, чтобы ребята о ее методах никогда в жизни не узнали. Особенно Рома. Она конечно дочь криминального авторитета, не боящаяся влезть в драку, и все такое, но не хотелось бы, чтоб друзья знали, какие методы она неволей перенесла от своего отца.       —И чего тебе надо, ведьма? — Катя горделиво откинула свою косу назад, пока ее лисьи зелёные глаза стремительно белели, напоминая плотный густой туман. Зрачок пропадал, оставляя противную белую пелену, в которой разглядеть чужие эмоции было крайней проблематично.       Женя поджала губы, разглядывая ее. Как раньше не замечала, как никто не замечает до сих пор? Они ведь так отличаются от людей. Жесты, повадки, запах…может, изменилось что-то? Еще летом она ничего подозрительного в Катьке не заметила, но сейчас не могла спокойно смотреть на нее, осознавая, какая нечисть постоянно крутится рядом. И не выдает себя просто каким-то чудом.       —Чтоб ты сначала пасть свою закрыла и послушала, а потом на мои вопросы ответила,— Женя подошла на расстояние шага, замечая, как бледное чужое лицо слегка вытягивается, как этот странный взгляд проходится по ее лицу, точно пытается выискать изъян, как голова странно вбок поворачивается, словно у куклы.       И все равно страшно не было, хоть убей, лишь ладони гореть начинали, словно она их над огнем держала. А вот Катя боялась. Спину выпрямляла и боялась. Глаз с нее не сводила, дергалась, словно была готова броситься на нее, как дикий зверь. И Чернова была готова упиваться этим страхом, желая отомстить за собственные эмоции, от которых она захлебывалась, сидя тогда на полу, прижатая к спине Пятифанова.       —И с чего?— звонкий женский голос исказился, как тогда, в мрачном коридоре. Чернова резко схватила одноклассницу за косу, одним рывком ставя ее на колени прямо на грязный кафельный пол.       Смирнова попыталась схватить ее руками но, взглянув Жени в глаза, застыла, испуганно вглядываясь в ее лицо. Точно перед ней стоял сам Лесной Хозяин, которого все эти твари считали, видимо, своим богом. Ее руки безвольно повисли по бокам, точно у куклы.       Чернова не поняла, что случилось, лишь жжение в руках начало усиливаться, становясь почти болезненным, в ушах стоял гул, а собственное спокойствие стремительно превращалось в гнев, сдерживать который было очень сложно. Да и не хотелось, если честно.       —Иначе я твою шкуру наизнанку выверну и придется искать новый мешок для собственной туши,— собственный голос было не узнать — резкий, звенящий, не похожий на тот, что обычно был при ссорах или в моменты сильной злости. Она наклонилась к Катьке так близко, что ощущала ее зловонное дыхание. От запаха тухлого мяса тошнило, но она старалась не обращать внимания, лишь скривилась брезгливо.       — Ведьма…—Катя зашипела, точно змея. Голос ее стал низким, шипящим и рокочущим одновременно. Стало холодно, вонь стала такой сильной, что у Черновой заслезились глаза. Она представила, как эта тварь могла есть человеческую плоть, как могла облизывать грязные пальцы, копаться в кишках, выискивая лакомый кусочек. Как блестели ее белые глаза...как она носилась где-то у кладбища, выискивая свежие могилы, питаясь падалью. Им ведь нужно мясо...они едят людей.       —Хотелось бы знать, что и ты за ересь. — она кривовато улыбнулась, осознавая, что Катя так и не двинулась с места. В голове тут же закрутились отрывки фраз. Катя говорила, что Женя сильная, говорила, что следует быть осторожнее. Волчок говорил, что она может помочь, говорил, что сильная. А если и правда?... Если они так за ней следят, потому что боятся?— И что ты наговорила участковому?— она натянула косу сильнее, наматывая на кулак, заставляя Смирнову буквально запрокинуть голову наверх до хруста в шее. Кожа на ее лице неестественно натянулась, но Женя не дернулась. Внутри все бурлило, кажется, температура ее тела стала слишком высокой, но она чувствовала лишь какую-то странную уверенность. Сегодня Катька ей ничего не сделает. Ни ей, ни кому-то ещё.       —Не твое собачье дело!— длинные женские пальцы впились ей в руку, царапая кожу через ткань длинными ногтями. Чернова шикнула, резко толкая Смирнову спиной в стену, впечатывая ее голову в плитку с глухим ударом. Тварь в ее руках брыкнулась, но Евгения поймала ее дикий взгляд. И Катя замерла, резко убрав руки. Точно собака, которой сказали "фу". Глядишь, и эту суку можно будет выдрессировать. Будет прибегать к ноге, приносить кость...       —Мое. — Чернова почувствовала, как звенит собственный голос.— Если с Ромой хоть что-то случится, я весь лес на уши поставлю, переловлю каждую тварь и уничтожу, а начну с тебя и дружка твоего, это понятно? — и она не шутила. За близких и родных Чернова была готова убить. Буквально. И не станет бросать своих слов на ветер. Особенно сейчас, когда на кону стояло слишком многое.       Стоило лишь представить, какие из-за этой бестии у Ромы могут быть проблемы...прибить бы её прямо сейчас и дело с концом. Но тогда проблемы начнутся и у нее, и у бабушки. Так нельзя. Не сейчас. Но позже.       —С-сука,— Смирнову мелко затрясло, а ее лицо совсем перестало казаться человеческим. Какая-то изуродованная морда. Бледная маска, словно грим. Ее руки цеплялись за плитку в надежде уйти из-под гнета Жени, но та лишь напирала медленно накручивая светлую толстенную косищу на кулак до упора, натягивая дальше и дальше, чтобы сделать максимально больно.       —Я тебе ещё летом обещала, что сожру, если на пути встанешь. Отвечай!— рывок. Прядь светлых длинных волос валится на пол, а колено Черновой резко впечатывается в солнечное сплетение. Катя рвано выдыхает, кашляет, захлёбывается воздухом, обмякает на несколько секунд, но Женя на этот спектакль не ведётся, понимая, что забить до смерти одноклассницу физически не сможет. Такую тварь вряд ли можно убить голыми руками.       Будь перед ней обычная девочка, она бы и пальцем не тронула. Ну, на крайний случай врезала бы пощечину, как Полине, и хрен бы с ней. Но перед ней какая-то лесная тварь, пораждение тьмы, то, что не должно находиться среди людей. Жалости не было, сострадания тоже.       Ещё один удар коленом, опять в солнечное сплетение. Такой силы, чтобы сделать больно, донести, что шутки точно кончились. Катя чуть обмякла и Чернова презрительно скривилась, толкая ее от себя к углу, позволяя сползти на пол. Создалось впечатление, что она купила по мешку с мукой или зерном — костный скелет в области груди у одноклассницы словно бы отсутствовал. Костей она не почувствовала.       Смирнова сплюнула кровь, проходясь длинным языком по кривым губам, закашлялась, смотря затравленно, зверем. Вся затряслась, клацая острыми зубами, кривила широкий рот, но не двигалась. Боялась. В глаза ей пялилась, пытаясь вызвать страх, но боялась тут только она сама. Потому что видела, как Женя упивается ее жалким видом.       —А что отвечать?— затравленно и истерично рассмеялась от громких хрипов в грудной клетке. Женька поджала губы, резко наступая на чужую шею. Не сильно, но так, чтоб слегка перекрыть кислород, заставить говорить, а не спектакль тут целый устраивать.— С Наташкой этой они еще летом кувыркались. Она по нему всё слезы лила, ходила печальная такая…как девочке не помочь?— от ее поганой улыбки захотелось врезать по лицу, пнуть посильнее, чтоб все зубы повылетали, но Чернова сдержалась. Нельзя было оставлять видимых следов. Итак проблем дохрена.— Я и сказала ей после праздника, перед прядками, что он ее утром на опушке ждать будет,— она хотела сделать больно, она хотела, чтобы Жене стало мерзко, обидно, чтобы она потеряла бдительность, отвлеклась, позволяя ей сбежать.       Но Черновой было плевать, что там Ромку с этой несчастной Наташей связывало. Ей лишь важно было ему сейчас помочь.       —Какая же ты тварь…— она качнула головой, сжимая руки в кулаки и надавливая сильнее, чувствуя, как под собственной ногой вибрирует чужое горло. Концентрация ненависти внутри нее, кажется, достигла какой-то максимальной отметки, заставляя дыхание участиться.       —А на поляне ждал не Ромочка…но ей рады все равно были все. Мы ведь голодные,— Катя рассмеялась, а потом резко замолкла, глянув в лицо Черновой. Поджала колени под себя сжимаясь, закрываясь, заскулила, точно уличная шавка перед смертью от рук очередного садиста. Попыталась убрать ее ногу с горла, тихо сипя.       Женя не могла увидеть саму себя, но её глаза побелели, оставив лишь один зрачок. Стали так похожи на Катькини. Просто не такие дикие, но блеклые, пугающие, отражающие каждую эмоцию словно зеркало.        Она облизнула губы, присаживаясь на корточки, чтобы не терять зрительного контакта. Убрала ногу с шеи Смирновой, пару раз медленно моргая.       —Что ты сказала Тихонову?— за стенами туалета прозвенел звонок, но они обе не шелохнулись, смотря друг другу в глаза. Женя — требовательно, Катя — со смесью страха и восхищения.       Хозяин говорил, что ведьма начнет меняться. И тогда трогать её будет нельзя никому, кроме него. Но не думалось им, что это начнется так скоро.       —Что видела, как он идёт в лес. А кто докажет обратное? — опять она попыталась скрыть за нахальным и страшным оскалом, от которого тянуло блевать, свой страх. Но это привела лишь к резкому удару в живот. На этот раз кулаком. Чернова не пожалела сил — сжала руку так, что длинные ногти впились в кожу собственной ладони, оставляя глубокие отметины-полумесяцы.— Ай!...—Чернова схватила ее щеки пальцами, сжимая то какого-то мерзкого звука, похожего на рвущуюся ткань. Заметила, как за ухом у Смирновой, на границе со скальпом начинает что-то чернеть. Ни кровь...словно бы стухнувшая плоть. Вонь лишь усилилась, будто бы до этого человеческая кожа служила барьером, не пропускающим вонь. А сейчас надорвалась где-то, пропуская смрад наружу.       —Обещаю, сдохнешь, как поганая крыса, но не сейчас.— она усмехнулась, видя в чужом пустом взгляде страх и ненависть. Вот и правильно. Бойся. Она ещё не знала, что за сила не даёт этой твари на нее напасть, но была уверена — разберётся. И уж тогда точно прикончит, не оставит даже мокрого места. Всех их прикончит, покажет, где их место, заставит выглядеть жалко. — Ещё поболтаем. А если попытаешься рассказать кому — на куски порву и своему псу скормлю,— оттолкнула ее от себя, резко поднимаясь на ноги и направляясь на выход из туалета.       —Раньше сдохнешь! —Катька схватила ее за ногу, опять впиваясь ногтями в кожу.—Бабка твоя не поможет, лес тебя себе заберёт! Нам будешь служить,— ее слова были пропитаны ядом, желчью, каким-то больным наслаждением и отчаянием, словно бы Катя отчаянно желала спасения, помощи, но никак не могла их получить. Словно бы остатки ее непонятного разума решили покинуть черепушку, оставляя полное безумие.       —Обязательно. — Чернова оттолкнула ее, сплевывая на пол и брезгливо поправляя одежду, пока Смирнова также продолжала ползать на полу, как червь.— Приготовь рассказ на следующий раз. Хочу узнать, что ты такое,— больше не оборачиваясь, она резко открыла дверь из туалета, оставляя Катьку валяться среди грязи и собственных вываленных из сумки вещей.       —Тварь!— ее крик звучал как поражение. Чернова хмыкнула, даже не оборачиваясь. Потеряла ладони друг о друга, пытаясь согнать с кожи жар. У лестницы она заметила Полину и Бяшу, которые боязливо поглядывали то в ее сторону, то куда-то на лестничный пролет, где, наверное, Бабурин искал свою подружку. Заметив ее, они оба бросились к ней, внимательно разглядывая.       Женя тяжело вздохнула, чувствуя, как тело слегка подрагивает. Медленно моргнула, пытаясь собраться и прийти в чувства. Раскисать было некогда.       Белый цвет ее глаз, который она так и не увидела, стремительно прошел, оставляя прежнюю радужку цвета грозового неба.       —Жека! Шустрее. Нас тоже в ментовку забирают. Родоков вызвали, на.

***

             В ментовке всегда пахло одинаково. Чаем, перегаром, одеколоном и рабочей формой. Застоявшийся такой запах, который не перебивался даже опрятным внешним видом и не таким уж давним ремонтом. В последнее время все сотрудники даже курить бросили. Ни пепельниц, ни сигаретного дыма, даже запах выветрился, хотя он четко помнил, как старый помощник участкового — мужик с пышными усами лет так пятидесяти,— дымил без остановки. Сейчас, вроде, на пенсию ушел.       Рома сидел на стуле рядом со столом Тихонова, уперевшись локтями в колени. Нервно постукивал подошвой кеда по полу, сверля недовольным взглядом старый деревянный пол, выкрашенный коричневой краской. Не рыпался, хоть по началу и собирался.       Смысл какой? Подставили его, как лоха последнего. Как теперь отмазываться? Как он докажет, что не трогал девку эту? Она когда пропала, он даже сообразил не сразу, кто такая. Потом уже вспомнил, когда в участок ехал, что летом разок переспал с ней. Влип. Говорил ему тогда Бяша, чтоб он Наташку эту не трогал. Она ж втюрилась в него по самые уши, ждала, идиотка, чего-то...а теперь мертва.       Внутри бурлила злость. Кончики пальцев слегка подрагивали, зверски хотелось закурить. Было жарко, хотелось на улицу, в школу, черт возьми. Там остались ребята, там осталась Женя. Он так отчётливо запомнил, каким взглядом она его провожала. Встревоженным, чуть испуганным и даже злым. Как бы не натворила чего. Ещё и родителей вызвали. Мама с ума сойдёт от волнения, а потом — от стыда. Ей же мало слухов за спиной. О покойном муже-вояке с контузией, о сыне-хулигане.       —Со школы сейчас привезут остальных,— помощник участкового — молодой парнишка, начавший тут работать совсем недавно, кивнул Тихонову, шаркая ногой по полу. Выглядел он крайне довольно, только что не улыбался во все тридцать два зуба. Если б улыбался, Ромка бы точно не выдержал — вмазал бы ему прямиком промеж глаз, чтоб так сильно не бесил.       —Родителей вызвали?— участковый устало вздохнул, кинув быстрый взгляд на Ромку. Тот лишь щеку изнутри прикусил, откидываясь на спинку стула.       Конечно, сейчас допрос будет при родителях, а вот в начале учебного года с ними просто так базарили, в кабинете директора, без взрослых и свидетелей. Свинство натуральное. Паскуды в погонах. Оборотни ебаные. Не только в лесу нечисть водится. А Тоха их ещё и защищал время от времени, говорил, что это работа такая.       —Да, скоро будут.— кивнул Тихонову.— Слышал?— это он уже обратился к Пятифанову, надеясь, что тот повернется. Рома не шелохнулся. Лишь провел языком по нижнему ряду зубов, прикидывая, как бы этому ублюдку, только работать пришедшему, жизнь подпортить. Он же в любом случае сделает. Просто так его слова не оставит.—Сейчас полный комплект тебе соберут!       —Пошел ты…— Ромка огрызнулся, оглядываясь через плечо. Помощник участкового на секунду стушевался, не ожидая такого ответа от обычного подростка, но тут же собрался, расправляя плечи.       Он был щуплым, едва выше Бяши, старше лет так на шесть, а на фоне Ромки казался до трясучки худым и мелким. Будто бы из них двоих старшим был именно Пятифан. Такая гниль в менты и идёт...По жизни, видать, получал много, школьные годы башкой в сортире проводил, девок голых чисто в журналах видел, вот сейчас и отыгрывается на нем.       —Я тебе сейчас…— его голос показался до смешного обиженным. Мент резко направился в сторону Ромки, очевидно, собираясь ему хотя бы разочек прописать, но Пятифан и бровью не повел. Выпрямился только и к нему лицом повернулся, ожидая хоть каких-то действий.       Он, конечно, дебилом редкостным будет, если устроит драку прямо в участке, ещё и с ментом, но руки чесались так, что терпеть сил не было.       —Отставить!— Тихонов стукнул ладонью по столу. Да так сильно, что чуть собственный чай себе же на штаны не пролил. Посмотрел на довольную лыбу Ромки и жестом отправил подчинённого на улицу. Тот не возмущался, но на прощание Рому таким взглядом одарил, что хулигану совсем смешно стало, и улыбался он теперь во все свои тридцать два зуба, сверкая острыми резцами.—Ну когда ты прекратишь?— Ромка не ответил, прикидывая сколько уже тут сидит. Тихонов сверлил его пристальным взглядом в пустом кабинете, где тишина нарушалась лишь противным тиканьем настенных часов. Напротив решетка одной-единственной камеры, где закрывали одних и тех же дебоширов. В голосе лейтенанта усталость и упрек. А Роме тошно. От всего этого. И от самого себя тоже. —Я с тобой сколько лет уже вожусь? Зачем ты так батю своего позоришь? А отчима?— вопросы, задавать которые нельзя. Пятифанов руки в кулаки сжал, не желая слушать про отца, не желая сейчас вспоминать.       Константин Владимирович в курсе всего, что было в их семье, он знает, что пережил Ромка, но все равно иногда тыкал его носом в пережитое, как поганого кота. Даже Побелку так часто Рома не тыкал носом в ее проделки, как участковый его самого в его семейное дерьмо и личные проебы, которых за столько лет набралось не мало. Он уже даже не считал, сколько конкретно.       —Вы бы не в свое дело не лезли, товарищ участковый,— взгляды у них, наверное, похожие были. У Ромки глаза светлые, у Тихонова карие, но оба они смотрели тяжело, умели видеть людей почти насквозь, даже не прилагая усилий. И эта схожесть бесила Пятифанова. Он ничего общего с ментами иметь не хотел. И слушать сейчас идиотских лекций тоже не хотел.       —Пятифан, ты понимаешь, как все серьезно в этот раз?— Тихонов устало на стуле откинулся назад, продолжая смотреть на него так, словно у него уже были неопровержимые доказательства, словно не было никаких сомнений, что это Пятифанов натворил.       —Я Наташку эту и пальцем не трогал. Перепихнулись разок и все. С чего бы мне ее мочить?! —Ромка вскочил на ноги, не в силах сдерживать собственную злость.— Остальных, по-вашему, тоже я завалил?! И тогда тоже? Нихуя себе маньяк выходит, с двенадцати лет. А тот случай много лет назад, о котором вы говорили? Меня ещё в проекте не было. На кого это повесите?!— он наделал много глупостей. Сидел в участке и за вандализм, и за драки, и за ношение холодного оружия, которое, кстати, так и не изъяли. Но мокруху на себя он бы никогда не взял.       Может, в пылу гнева и мог какого додика бы прихлопнуть, да только Бяша и Антон всегда рядом, точно бы не допустили. А чтоб девку убить….да ещё и так мучать. Неужели он в глазах местного участкового таким животным был? Рома прекрасно знал, что все эти убийства на совести лесной нечисти, но не мог же он сказать так Владимировичу. Сразу направят в заведение с белыми стенами и смерительными рубашками, или наркоманом назовут и тоже лечиться отправят.       —Тебя видели…—участковый на резкий выпад хулигана не отреагировал. Смотрел на него устало снизу вверх, будто бы вместе со всем своим недовольством ещё и жалея его.       Спросить Ромка ничего не успел. Дверь в участок открылась с пинка. В кабинет едва ли не влетела Женя, за которой, словно таракан, пытался поспеть помощник участкового. Еле успел поймать дверь, чтоб она не ударилась о стену, но поспеть за явно злой Черновой он все равно не мог, хоть она была и немного ниже него.       —По какому поводу вызвали нас?— она тут же нашла взглядом Ромку и еле заметно выдохнула, от чего ее плечи на пару секунд ссутулились. Все на несколько мгновений, прежде чем Женька вернула себе прежний собранный и уверенный вид, но этого хватило, чтобы хулиган понял — сильно переживала.        Пятифанов отошёл от стола Тихонова, раздумывая над тем, как бы менее заметно успокоить взбесившейся подругу, которая явно собиралась разнести весь участок до основания. Как минимум. На душе даже как-то потеплело. Переживала, волновалась, вон, как в участок влетела.       —Проходите, вас тоже нужно опросить. — Тихонов поднялся на ноги, устало вздыхая.—Ваших родителей и опекунов мы вызвали,— за Женей следом вошли и Антон с Бяшей, а следом и Полина, оглядывая хорошо знакомые им стены участка.        В последние пару лет, конечно, попадали они сюда не так, чтоб очень уж часто, к тому же Петрова всегда отмазывали, чтоб у будущего художника лишних проблем не возникало, а Полину и вовсе в своих мутные приключения не впутывали, но тем не менее. В деревне редко и мало что меняется, участок — не исключение. Достаточно пару раз здесь появиться, чтобы запомнить каждую деталь.       —Вы ещё и бабушку позвали?!— Чернова нахмурилась, сжимая лямку своей сумки так сильно, что длинные красные ногти впились в кожу ладони, причиняя лёгкую боль, которой она даже не заметила. Кожа на запястье все ещё горела, под штаниной саднили такие же глубокие царапины, но она всего этого словно бы и не чувствовала, не замечала.       —Чернова, сядь к своему наглядному и прикрой рот,— Тихонов, очевидно, не собираясь и на этот раз идти на поводу у капризной школьницы, хлопнул папкой по столу, отчего все присутствующие синхронно дернулись, а в комнате повисла тишина. Противная, не комфортная, которую сразу же захотелось разбавить хоть чем-то, кроме тиканья часов.       —Да, а то помочь тебе тут некому,— помощник участкового ехидно улыбнулся, смиряя Женю каким-то злорадным взглядом, от которого она лишь сильнее нахмурилась, мысленно посылая его так далеко, как только могла. С ехидством представила, как полка, висящая на стене аккурат рядом с молодым мужчиной, падает ему на голову, а тот морщится от боли,— тяжело буд…ай! — полка не упала, а вот толстенная и старая книжка, кажется, про охоту, на голову работнику правоохранительных органов все же свалилась. Да так четко, что он даже вернуться не успел, получая четко по макушке несколькими килограммами мукулатуры.— Чтоб тебя,— Женя не знала, было ли это совпадением, но теперь уже она поганенько улыбалась, с важным видом проходя к ряду стульев недалеко от стола участкового. Села, закидывая одну ногу на другую.       Ромка остался стоять на ногах, но был рядом, внимательно рассматривая подругу, пытаясь понять, не случилось ли чего. Антон и Бяша, тихо посмеиваясь над помощником участкового, уселись по обе стороны от Черновой, а Полина осторожно присела со стороны Петрова, обеспокоенно оглядываясь по сторонам и без конца поправляя свои волосы. Из них всех она выглядела самой напряжённой.       —Ох, ребятки…— Константин Владимирович вновь тяжело вздохнул, смазанным движением ероша волосы на затылке. Неспеша встал, проходя к тумбочке, на которой рядом с полумертвым цветком в горшке стоял графин воды.       —Дурдом, на,— Баранов нахмурился, надеясь, что его мать сюда не вызвали. Уж лучше пусть Марфа Васильевна и за Женей придет, и за ним. Лучше отхлещут полотенцем и отправят делать что-нибудь по дому, чем опять кочергой…или ещё чем тяжёлым. Он больше побоев просто не вынесет. И находиться в том доме уже не сможет, не после того, как Черновы ему показали, как спокойно и мирно жить можно, не опасаясь постоянно новых ударов и тычков, не боясь домой заходить.       —Дурдом? — Тихонов громко поставил стакан обратно на тумбочку, расплескав половину воды.— А то, что мне каждому из вас есть, что предъявить, не дурдом? Всю вашу компанию можно смело на учёт ставить, а кому-то ещё и срок грозит...и немалый. — Ромка нахмурился, запихивая руки в карманы кожаной куртки. Женя кинула на него пристальный взгляд, задевая носком ботинка его ногу и тем самым заставляя посмотреть на себя.— Драки, причинение лёгкого и тяжкого вреда здоровью, сокрытие важной для следствия информации, подозрение в убийстве. Продолжать? — ребята молчали, прекрасно понимая, что косяки за ними и правда есть. — А твои проблемы в семье, Баранов? Это вам все шутки…про тебя, Чернова, я вообще молчу,— она показательно фыркнула, понимая, что больше играть с милицией тут не получится. Раньше выходило, но теперь…с такими серьезными вопросами разбираться она не умела. Да и ситуация сейчас…в ее силах лишь дать показания и попытаться убедить участкового. Катька во лжи не сознается. Правде они не поверят. Она бы и сама не поверила, если б собственными глазами не видела.       —Так вы предъявляйте, а не проповеди читайте. Или чё, в этот раз все, как надо, с протоколом? В нем, надеюсь, укажите, что до этого проводили допрос несовершеннолетних без родителей и опекунов,— Ромка хмурился так, что начинал болеть лоб, с грохотом уселся на единственный свободный стул рядом с Бяшей, не сводя взгляда с участкового.— Не забудьте туда внести фамилию Смирновой Катьки,— он не дебил, чтобы не понять. Ехидную рожу этой нечисти видел, когда выходил из класса. Она чуши какой-то наплела…       —Где моя внучка?!— дверь в кабинет опять открылась с пинка. На этот раз внутрь зашла баба Марфа, принося за собой запах скорого дождя, холодный ветер и ощущение скорых подзатыльников, которые бойкая старушка была вполне способна раздать каждому из присутствующих.       —Марфа Васильевна…— отец Антона, которому, очевидно, пришлось отпроситься с работы, чтобы приехать за сыном в участок, спешно вошёл внутрь вслед за женщиной, очевидно, пытаясь хоть немного сдержать ее праведный гнев.       —Нет, ты посмотри! Сидят! Детей мне всех перепугали, и сидят!       —Женщина, успокойтесь,— помощник участкового тут же преградил старушке дорогу, наверное, пытаясь ее тем самым успокоить, но едва не получил по лбу небольшой сумкой на длинной ручке, которая, по видимости, заменяла сейчас старушке ее любимые полотенца.       —Я тебе сейчас так успокоюсь, что с девками до старости получаться не будет! Успокаивает он меня,— остальные представители мужского пола, находящиеся в комнате, едва ли не синхронно вжали головы в плечи, уже представляя эту жуткую кару. Проверять достоверность угроз Марфы Васильевны никто не решился, и помощник участкового отошёл в сторону, бросая на нее какой-то странный, настороженный взгляд.       —Марфа Васильевна…—Тихонов проследил, как за старушкой заходят отец Антона и мать Ромки с отчимом, помогая заехать на инвалидном кресле ещё и дедушке Полины. Дети при виде родственников особо радостными не выглядели. Разве что Женя огромными усилиями довольную улыбку прятала, прекрасно понимая, что ее бабушка будет защищать в любом случае и, если надо будет, они вдвоем весь участок на уши поставят. А вот уже потом, дома, Женя получит полотенцем по первое число, но это будет дома.— я вас всех приветствую, очень признателен, что вы так быстро приехали. Мне нужно допросить ваших детей.       —По поводу?— Александр Иванович деловито засунул руки в карманы куртки, бросая в сторону Ромы такой тяжёлый взгляд, что хулиган невольно поджал губы, за что сам себя тут же поспешил мысленно поругать.       Руки тут же зачесались всечь ему прямиком промеж глаз, чтобы больше не думал пахана из себя строить. Не посмотрит, что они в участке — кинется, и никто его не оттащит, пока этот хрен старый от боли хрепеть не начнет, скулить, как шавка подзаборная.       —По поводу убийства ученицы девятого класса. Есть…подозрения, что Роман может иметь к этому отношение,— мама Пятифана схватилась за сердце, чудом не осев на месте прямо на пол. Помогли руки мужа, вовремя подхватившие его. Рома тут же вскочил на ноги и, несмотря на все протесты отчима, помог ей сесть на стул около стола помощника участкового, заглядывая в побледневшее лицо.       —Да чего только он? — Женя махнула рукой, поднимаясь вслед за Ромой. Вытащила из сумки чистый носовой платок и протянула женщине, из глаз которой только каким-то чудом ещё не побежали слезы. Бабушка тут же подошла к ней, хватая за руку, но заткнуть ее не пыталась. Наверное, считала, что внучка в данной ситуации имеет право выразить свой протест.— Может мы ее нашей веселой компанией и завалили?! Вы ее тело нашли или что?!       —Женя…— Антон, рядом с которым встал его отец, поправил свои очки, не ожидая, что подруга начнет кричать.— ты чего?— он приобнял Полину, которая от криков вся сжалась, боязливо прижимая руки к груди.       —Ничего!— она махнула волосами, откидывая их с лица, чувствуя, как от напряжения начинали пульсировать виски.— Оборотни в погонах…— так их отец называл…прав был. Все менты такие были, видимо. Лишь бы дело скорее закрыть, лишь бы в отчёте все красиво указать, а проверить улики, провести нормальное расследование — не по их части. Ей казалось, что Тихонов все же не такой мудак. Рома говорил, что он мужик хороший, понимающий...где это понимание? Если они так давно знают друг друга, неужели не понятно, что это не Рома?       — У нее, видать, наследственное.— помощник участкового усмехнулся, потирая свежую шишку на затылке.— Раз такая нетерпеливая, с тебя и начнем допрос.

***

      Она никогда не присутствовала на допросе именно в таком формате. Темная комнатушка, стол, прикрученный к полу, два стула друг напротив друга, а над головой болтается одна -единственная лампочка, свет от которой невероятно тусклый, теплый, но неприятный, грязный какой-то, как в подвале.       Обычно, если уж какому несчастному следователю и доводилось ее опрашивать, то это происходило исключительно в стенах их дома. В зале, где на большом диване сидела не только Женя, но и ее родители, а на выходе из комнаты дежурила парочка людей отца. Мужики с такими лицами, что несчастному ментику и дышать слишком часто было страшно, не то, что лишние вопросы задавать дочке криминального авторите.       —Итак…— Тихонов вздохнул, достав из папки лист бумаги, чтобы задокументировать протокол допроса. Прокрутил в пальцах ручку, медленно поднимая на нее взгляд.— Женя, расскажи, что делала в день осеннего праздника в школе. И на следующий день после него.       —В карты на раздевания играла…— она усмехнулась, откидываясь назад, на спинку стула. Ее руки спокойно лежали на столе, а позади нее стояла бабушка, стул для которой помощник участкового отправился искать минут пять назад. Видимо, искал очень усердно, потому что до сих пор не вернулся. Марфа Васильевна на их предложения поменяться местами лишь головой качала, говоря, что в состоянии полчаса постоять на ногах. Поэтому, допрос и начали без лишних прилюдий.       —Женя!— Марфа стукнула ладонью на спинке стула, призывая внучку быть хоть немного сдержаннее. Та молча кивнула ей, без слов уже примерно понимая громкую матерную речь, которой любимая бабушка ее бы наградила, если б не объстоятельтсва.        У нее просто не получалось держать язык за зубами, хоть она и прекрасно понимала, что каждое лишнее слово, будто капля воды, переполняет чашу терпения Тихонова. Ещё немного, и окончательно склонится не в ее сторону.       —Ничего не делала. — пожала плечами, не видя смысла врать. Они действительно ничем таким те два дня не занимались, как бы удивительно для остальных это не звучало. Не каждый же день их компания ищет приключений на собственные задницы.— Сходили с ребятами на этот праздник, все вместе домой уехали. Рома нас увез, а рано утром уже собрались у нас дома. Вы же сами там были! — она указала ладонью на него, вспоминая, как Тихонов разговаривал с ними о пропаже их же собственной одноклассницы.— Он весь день был у нас дома, с нами, мы все его видели. Потом на ночёвку остался, и всю ночь просто спал,— она это точно могла сказать — в обнимку же вместе спали.        У нее даже мысли не могло появиться, что Ромка мог быть к этому причастен. Даже если бы эта нечисть лесная с ним что-то попыталась сделать...нет, точно нет. Это все бред, козни Смирновой и ее тупорылого дружка.       —Наташа пропала как раз ранним утром этого дня, а сегодня ночью мы нашли ее тело…— мужчина уже подцепил край своей папки с документами, словно собирался достать оттуда что-то, но в последнюю секунду передумал, складывая руки в замок перед собой.— то, что от него осталось. — кажется, она поняла, что именно ей так и не решились показывать. В папке лежали фотографии с места приступления. Фотографии тела Наташи.— Над ней изверг какой-то измывался, все тело переломал, ничего целого не оставил, чуть ли не одни кости. Женя, подумай…— ее слегка замутило, стоило лишь представить изуродованный труп школьницы. В носу словно бы сам собой появился запах гнили, в голове мрачными картинками проносились воспоминания той страшной ночи на поляне. Как перед ними упало тело, с каким противным хлюпающим звуком, как одноклассница была изуродована, как были изогнуты ее конечности, сколько крови было...       —О чем?! — Женя вскрикнула, сама от себя такого не ожидая, но тут же поспешила успокоиться, крепко стискивая руки и на пару секунд прикрывая рот. — Подумать, не Рома ли ее грохнул? Нет, не он,— это, как бы дико не звучало, куда резоннее было бы предъявлять ей, учитывая криминальную славу ее семьи. Ни одно громкое убийство, даже если оно никак не касалось отца, в любом случае вначале приписывали ему, а уж потом разбирались в деталях. Иногда не разбирались — оставляли висяком без улик, но все равно продолжали думать на криминального авторите.       —Почему ты его защищаешь?— в голосе участкового послышался искренний интерес. Женя внимательно посмотрела на него, чувствуя, как бабушка стискивает ее плечо своими пальцами, пытаясь не то поддержать, не то успокоить.       Интересный конечно, вопрос...а как она может иначе? Как она может не защищать близкого человека? Как может оставаться в стороне, когда его нагло обвиняют в том, чего он не делал? Отца в своей время она не оправдывала, прекрасно понимая, что за ним целая куча преступлений, а руки по локоть в крови. И все равно не винила. А уж винить абсолютно невиновного...хотя, стоит признать : если б Пятифанов всё-таки был виновен, она бы его выгораживала до последнего. Преданная ведь была близким людям, как собака. Как бы однажды за это не поплатиться...       —Потому что он не виноват. — в темном взгляде мужчины напротив только усталость и явный скепсис. Участковый словно бы хотел верить в невиновность хулигана, но не мог упустить шанса как можно быстрее закрыть это страшное дело, что так долго мешает его спокойной работе.— Он был с нами, все время. Рома хулиган, заноза в вашей заднице, но не убийца,— Тихонов кивнул ей, делая несколько записей. В допросную заглянул помощник участкового, передавая ещё какую-то папку с документами. Выглянул в коридор, проверяя, все ли нормально с остальными свидетелями и, к разочарованию и Жени, и ее бабушки, остался в допросной, плотно закрывая дверь.       —Как давно вы встречаетесь?— как бы между делом. Тихонов вновь поднял на нее взгляд, решая, что сможет надавить на их с Ромой связь.       Знал бы он, что их "встречания" начались буквально день назад. Официально. А до этого он наблюдал прекрасно разыгранный двумя влюблёнными идиотами спектакль.       —Ох ты ж батюшки, вы б постыдились!— Марфа Васильевна махнула рукой, бросая на внучку пристальный, но хитрый взгляд. Кажется, для нее это новостью не было. А Женя ее осведомленности особо и не удивилась. Это же ее бабушка.       —Не ваше дело,— она смахнула белую прядь с плеча, в очередной раз бегло думая, что стоит либо постричься, либо начать как-то их закалывать. Мешались жутко.       —А что у тебя за драка с Семёном Бабуриныи была?— помощник участкового, которого никто не спешил им представлять, отлип от стены, рядом с которой стоял, и вальяжно стал проходиться вдоль стены, поглядывая на Чернову исподлобья. Будто бы допрос он тут вел именно он. Или они решили сыграть в хорошего и плохого полицейского? Зря, она на такое не поведется.       Женя вздохнула, в глубине души жалея, что на него свалилась одна-несчастная книга, а не целая полка. Может, сидел бы сейчас за своим столом с лёгким сотрясением и не мотал ей нервы своим предвзятым отношением.       —И это тоже не ваше дело,— она не хотела говорить об этом. Не хотела называть причину драки, не хотела даже вспоминать мерзкую рожу одноклассника. Но, главное, она не хотела давать повод подозревать и ее. В ментовке ж оно все так и работает. Твой дружок кого-то убил, а ты тоже товарищ очень агрессивный. А не причастен ли ты? Как нет? Сейчас докажем.       —Нет, наше. —Тихонов тоже поднялся на ноги, встав сбоку от стола и прислонившись к нему бедрами. Мужчины пытались давить на них, заставить чувствовать себя неуютно.—Это причинение вреда здоровью, статья, Женя,— нашли, чем напугать.       Чернова медленно подняла на него взгляд, слегка хмуря светлые брови. Наклонила голову, пытаясь понять, как ей лучше ответить, как показать, что единственными запуганным тут могут остаться только сами милиционеры, но никак не они с бабушкой.       —Он назвал мою мать шлюхой, а меня дочкой шлюхи. — обидные слова до сих пор резали слух. Челюсть непроизвольно напрягалась, стоило только подумать, что подобные грязные слухи могут ходить по всей деревне.— Было бы вам приятно, если бы вашу дочь так назвали?— бабушка легко стукнула по ее плечу, привлекая внимания. И, неожиданно, во взгляде старушки промелькнуло что-то похожее на вину. Евгения тут же выпрямилась, садясь к Марфе Васильевне боком и пытаясь сквозь толстые стекла ее очков прочитать в чужом взгляде ещё хоть что-нибудь кроме глубокого сожаления.       —У меня нет детей,— голос участкового стал каким-то бесцветным, сочувствующим. Евгения быстро взглянула на него, начиная осознавать — что-то сейчас идёт совсем не так.       —Ну так правду же сказал, товарищ лейтенант...— слова помощника участкового отозвались внутри дрожью. В ушах появился звон, руки мгновенно стали холодными и мокрыми. Женя вспомнила, как бабушка в порыве злости называла ее маму, вспомнила косые взгляды Бабурина и его дружков, вспомнила, как шептались местные бабки около магазина, стоило им только ее завидеть. Неужели...все это время, она, как дура, думала, что все это лишь слухи?       —Выйти!— Тихонов махнул рукой на дверь, чуть ли не силком выволакивая своего недалёкого помощника в коридор. Баба Марфа попыталась вновь положить Жене руку на плечо, но та отмахнулась, не понимая, как ей реагировать на столь резкую правду, к которой она, кажется, была не готова.— Жень…это все? Ты ничего подозрительного за Ромой не замечала?— взгляд Константина Владимировича стал сочувствующим, отрешеным. Может, ему действительно стало ее жаль, а может, он понял, что больше от школьницы ничего не добьется. Жене все это стало не важно. Хотелось поскорее выйти, желательно, на улицу, и подумать, переварить все это, черт возьми.       Она поджала губы, медленно проводя по нижней языком и слизывая остатки своей любимой красной помады, которую уже почти стёрла.       —Зря вы Кате поверили. Эта змея и нас в могилу сведёт, и вас за нами туда же отправит,— если б он только знал все то, что уже известно ей, если б только мог поверить...       Кажется, Тихонов ждал от нее совсем не этих слов. Разочарованно вздохнул, поднимаясь на ноги и открывая дверь.       —Ждите в коридоре, мне нужно опросить всех,— даже не взглянув на них, он позвал к себе второго офицера, прикрывая дверь. Чернова поправила пояс джинс и неспеша вернулась в основной кабинет, где её уже ждали остальные ребята. Марфа Васильевна трогать её не пыталась, лишь отошла к родителям Ромы, что-то тихо говоря.       —Че там, на?— Бяша по началу улыбнулся, ожидая, что Женя сейчас хитро усмехнется, расскажет, как скучно сидеть в компании оборотней в погонах, но на лице подруги он лишь заметил отрешенную холодность.       —Вы про мою мать знали?— она сложила руки на груди, смиряя всех трёх парней пристальным взглядом, от которого становилось неуютно.       Они же знали...по-любому знали. Винить их в том, что они ничего ей не рассказали было бы глупо. Евгения все равно бы не поверила. Она бы и сейчас мужчинам не поверила, если б не реакция бабушки. Она-то ей никогда не врала. Могла не сказать что-то, но врать никогда бы не стала.       —Че?— Ромка нахмурился, слегка отодвигаясь в сторону и тем самым прося ее сесть рядом с ним, но Чернова его жест проигнорировала, собираясь посидеть одна чуть в стороне и просто успокоиться. Ей просто нужно чуть времени, чтобы все уложить в собственной голове, но сможет она это сделать значительно позже, потому что сейчас главное было — свалить из участка, желательно, всем вместе, и, желательно без подписки о невыезде и статусе "подозреваемый".       —Про то, кем она была, знали?— она наклонилась к Пятифанову ближе, заглядывая в его голубые глаза. Хулиган тяжело вздохнул, поджимая губы. Ему ничего не нужно было говорить, чтобы она поняла. —Ясно,— она кивнула собственным мыслям и уже собиралась, как и хотела, отсесть подальше, но Пятифанов ловко и быстро схватил ее за запястье и усадил рядом с собой, все также не говоря и слова. Лишь за плечи слегка приобнял, будто бы пытаясь так собственную вину загладить.       —Жень, мы просто,— Антон нервно поправил очки на переносице, глядя на нее виновато. Чернова лишь качнула головой, замечая, как взгляды почти всех присутствующих как-то незаметно переместились на нее.       —Потом,— она прикрыла на пару секунд глаза, чувствуя слабый запах одеколона, исходящий от хулигана. Переборола резкое желание прижаться к нему ближе, а потом такое же резкое желание наорать на него и стукнуть разок по башке. Сцепила челюсти покрепче, чувствуя, как на плечи постепенно начали наваливаться усталость.       —Пятифанов, в допросную.

***

      Допрос семейства Пятифановых долго не продлился. Не прошло и пятнадцати минут, как со стороны допросной послышался приглушённый шум, отдаленно напоминающий звуки борьбы. Женя переглянулась с Антоном и Бяшей, не совсем понимая, что там могло случиться, и лишь надеялась, что драки там действительно не происходит.       Надеялась, конечно же, она зря.       Дверь в маленьком коридоре открылась с мощного толчка, ударяясь ручкой о стену. Мерзкий звон сопроводил почти вывалившихся из допросной два мужских силуэта, которые сцепились между собой, точно дворовые собаки. Чернова еле смогла различить Ромку и Тихонова, совершенно не ожидая, что драка может начаться именно с их участием.       Пятифан, то и дело пытаясь вырваться из крепкой хватки высокого милиционерам, попытался ударить его затылком в нос или лоб, но лейтенант вовремя увернулся и, резко заломив руки Ромы ему за спину, повалил на стол, крепко прижимая голову к холодной поверхности стола.       —Ай, сука, руки убери!— Рома вновь дернулся, изо всех сил пытаясь ослабить чужую хватку, но ему лишь посильнее вывернули руки, заламывая их в локтевых суставах. Пятифан опять тихо рыкнул, в этот раз от боли, и чуть притих, шумно дыша через рот.       —Рома!— вслед за ними из допросной выбежала и Елена Федоровна. Женщина едва не упала, споткнувшись о свою же ногу, чудом удержалась и ринулась к участковому, хватая того за локоть. Сжала ткань формы худыми дрожащими пальцами, умоляюще глядя на мужчину.—Отпустите его, ну что же вы тво...— договорить ей не дал муж, вышедший из допросной последним. Осторожно, хоть и уверенно, взял ее под руки и помог сесть на ближайший стул как раз в тот момент, когда с улицы залетел переполошившийся помощник участкового, который выходил, чтобы немного проветриться. В участке было до ужаса душно.       —А ну успокойтесь, ироды!— баба Марфа тут же поднялась на ноги, ловко отбрасывая свою сумочку Жене в руки. Чернова поймала ее, наблюдая, как бабушка сначала собственноручно наливает в стакан воды из графина, а потом спешит к Елене Федоровне, которая никак не могла успокоиться и вся тряслась не то от страха, не то от стресса.       Евгения вздохнула, переводя пристальный взгляд на то и дело брыкающегося Ромку. Влезать в мужскую драку, когда она была уже в самом разгаре, да ещё и в такую, было бы с ее стороны слишком глупо. Но и смотреть, как хулиган чертыхается, вертится на месте и пытается выкрутить ноющие от боли руки она тоже не собиралась. Поэтому поднялась на ноги, осторожно подходя ближе к столу участкового.       Тот, судя по его выражению лица, собирался отправить ее куда подальше, но заметив странно-серьезный взгляд, помолчал, наблюдая. Знал бы он, как самой Жене хотелось разнести здесь все на мелкие кусочки, как она устала от всего происходящего, как бы хотела оказаться далеко от всего этого, переждать где-нибудь, а не решать одну дерьмовую проблему за другой. Но такой роскоши, как бездействия или выбора, у нее не было, поэтому стоило действовать здесь и сейчас.       —Рома…— присела около стола на корточки, шепотом позвав его по имени. Тут же поймала злой и затравленный взгляд, замечая, как покраснело от гнева и напряжение лицо хулигана.       Пятифанов смотрел в ответ, больше всего сейчас желая, чтобы ни Жени, ни матери, никого рядом не было. Чтобы они не видели его вот таким, жалким, злым, прижатым мордой к столу. Чувствовал себя не то, как конченный зэк, не то, как дешевая колхозная шлюха. Не знал даже, что хуже. Долгие несколько секунд смотрел Жене в глаза, чувствуя как тело невольно будто бы поддается ее пристальному взгляду, слегка расслабляясь.       —Отпусти...— резко перестал сопротивляться, обмякая всем телом и с глухим ударом впечатываясь в столешницу лбом. Евгения кивнула, поднимаясь с корточек, а Тихонов, помедлив пару секунд для верности, отпустил его руки, делая несколько шагов назад.       Женя тут же взяла Рому за ноющий локоть, наблюдая, как он разгибается, брови хмурит, злится. Резко на нее взгляд переводит, все такой же злой, загнанный. Кажется, будто сейчас оттолкнет и она резко всем телом напрягается, готовая к тому, что сейчас придётся от него отойти. На Пятифан лишь выдохнул сквозь стиснутые губы, кивая ей благодарно, и слегка сжал ее свободную руку своей горяченной ладонью. На нее злиться сейчас не за что.       —Так, Пятифановы, — участковый вздохнул тяжело, беря с собственного стола пару листков с протоколом допроса и соглашением.— подписывайте и идите. Деревню вашему сыну покидать запрещено. Потом вас вызову. — он положил перед Еленой Федоровной и Александром Ивановичем.— Марфа Васильевна, а вы с Женей тоже свободны, только распишитесь, — бабушка, все ещё стоящая рядом с Пятифановым, недобро глянула на Тихонова, а потом перевела взгляд на Бяшу, мягко улыбаясь ему уголками губ и намекая тем самым, что в беде его одного точно не бросит.— а Тимура я потом привезу к вам, вместе с Морозовыми. Не волнуйтесь, допрашивать его буду в присутствии Бориса Петровича,— отец Антона кивнул, подмигивая Баранову и слегка сжимая его плечом большой ладонью.        Кажется, маленький участок уже не на каком уровне не мог вместить в себе столько шибутных свидетелей в пубертате, поэтому участковый и решил хоть немного разгрузить собственный рабочий процесс. Ещё одной драки или скандала он уже просто не выдержит.       —Давайте мы вас подвезём. Нам все равно потом на работу,— Елена Федоровна, тяжело вздохнув и в последний раз шмыгнув носом, осторожно поднялась со стула, обращаясь к бабе Марфе. Та лишь кивнула, жестом попросила у Евгении свою сумку. Чернова тут же отдала, на секунду задерживая взгляд сначала на бабушке, которая, кажется, опять что-то задумала, если судить по хитрому блеску в ее глазах. А потом и на маме Ромы. На своего сына она сейчас не смотрела и Черновой оставалось только догадываться, что в той допросной произошло. И что сейчас творится на душе у этой хрупкой женщины.       —Пойдем, поговорим,— отчим жестом попросил небольшую женскую коалицию с Марфой Васильевной во главе подождать, а сам резко схватил Ромку за плечо, дёргая в сторону небольшого коридорчика на выходе, отделенного от остальной комнаты железной дверью, что с таким усердием сегодня пинало семейство Черновых.       —Да пошел…—Пятифанов попытался сопротивляться, даже уже замахнулся для удара, но наткнулся на умоляющий взгляд матери. Застыл, опуская руки, а потом, увидев настороженный взгляд Жени, которая уже была готова кинуться к нему на помощь, нехотя поплелся с отчимом. Ещё одного скандала им точно видеть не нужно.       —Бегом, кому сказал,— мужчина подтолкнул его сзади, быстро выходя следом и плотно закрывая за ними дверь.       Женя устало вздохнула, нервно глядя в сторону, куда ушел Рома. Ей не нравилось все это. Мягко говоря. Не нравилось, что Бяша останется тут без них, хоть и под присмотром отца Антона, который казался ей довольно надёжным человеком. Не нравилось, что Полина со своим дедушкой сидят и молчат, почти сливаясь с местностью, не нравилось, что нервничает бабушка, что едва ли не плачет мама Ромы. Не нравилось себя чувствовать бесполезной, нервной, уставшей.       —Жек...— Бяша заметив ее мрачное настроение, да и в целом какое-то непонятное состояние, поднялся на ноги, подходя ближе и одновременно приобнимая за плечи и ее, и Марфу Васильевну. Слегка улыбнулся, пытаясь тем самым хоть немного успокоить подругу, пусть и понимал, что поможет это сейчас вряд ли.       Чернова уже хотела приобнять его в ответ, что было ей совсем не свойственно, но крики из-за двери заставили всех присутствующих устремить свои взгляды в одну сторону.              —Ты куда влез, щенок?! Чё творишь?! Так хочется по стопам папашки своего пойти?— голос Александра Ивановича, пусть и приглушённый из-за закрытой двери, был полон злобы, усталости, почти сочился ядом. Женя медленно перевела взгляд на Бяшу, который приобнял ее крепче и покачал головой. Не надо вмешиваться, не лезь, не вникай лучше.       —Пасть закрой свою. Не смей ничего о нем говорить...— Ромка не кричал, но голос у него был такой, словно он был готов броситься на мужчину прямо сейчас. Чернова уже представила, с каким выражением лица хулиган говорит это, почти ощутила его гнев, боль...он ведь тоже потерял отца, о котором вот уже в который раз не очень лестно отзывались. Ей это было слишком хорошо знакомо...       —Не сметь? А кто, сука, тебе в голову здравые мысли вобьет? С Черновой этой спутался. Не понимаешь? Она не твоего полета птица. У ее папаши деньги, связи, все на блюдечке, сечешь? Что ты ей дашь? Трахнешь ее пару раз? А дальше? Пойдешь за нее завалишь кого?! — Чернова от возмущения качнулась на месте, собираясь уже ринутся к мужчине и, как минимум, высказать все что о нем думает. Помог все тот же Бяша — крепко схватил ее за плечи, не давая сдвинуться с места. Да как только этот старый хрен смеет? Как может так говорить о ней? Об ее отце?! Он знает хоть что-то? Знает, какова ее жизнь на самом деле? Или, может, знает, сколько дерьма ей к шестнадцати годам пришлось увидеть?!— Если не уже…— Елена Федоровна тихо охнула, прикрывая рот рукой, пока все остальные, кроме Жени и бабы Марфы, стыдливо отводили глаза, не зная, что сейчас и без того нервной матери можно сказать и как заверить, что ее сын ничего не совершал.       —Заткнись…— шипение Пятифанова было еле различимы, но Женя поняла — предел.       —Что дальше? Думаешь, ты ей нужен? Думаешь, она станет потом на тебя время тратить? Да ей удобно сейчас и все. Вытрет об тебя ноги и найдет себе по статусу, а ты?— больше слушать этот бред не могла и она. Резко дернула руками, вырываясь из хватки друга, и ринулась к двери, собираясь прервать неуместный воспитательный процесс, в котором ее уже успели выставить конченной продажной стервой, играющий с глупым деревенским хулиганом, как с оловянным солдатиком.       Она открыла дверь, юркнув в маленький коридор. Сжала руки в кулаки, но не позволила себе начать кричать. Лишь смирила мужчину, стоящего в жалких десяти сантиметрах от Ромы, таким взглядом, что тот невольно сделал шаг назад, отпуская ворот олимпийки Ромы, который успел сжать ладонью, чтобы подросток от него никуда не делся.       —А вам на работу не пора?— она прикрыла дверь почти бесшумно, неспеша подходя к ним и вставая между, как бы чуть заслоняя Рому собой.       Никому не позволит больше говорить ему такого, думать о ней так, думать об их взаимоотношениях в принципе хоть что-то лишнее. К обсуждению своей семьи, себя, она привыкла за столько лет, но говорить подобные вещи Ромке...пусть молится, чтобы она ему прямо сейчас нос не сломала. Хотелось просто дико.       —Выскочила…— Александр Иванович презрительно скривился, смотря на нее сверху вниз. Рома тут же поспешил отодвинуть подругу за себя, но получилось лишь прижать к собственному боку. Женя, словно бы переняв его злость, почти окаменела от нахлынувшими эмоций, сжимала бледно -красные губы в тонкую полоску и явно боролась с желанием врезать его отчиму парочку раз.       —Поедем, нам ещё на работу,— Елена Федоровна, словно пушинка, скользнула в коридор, тут же хватая мужа под локоть и толкая на выход. Ее извиняющийся взгляд на пару секунд замер на Черновой, но Женя на это никак не среагировала. Она не должна извиняться за сельское поведение своего супруга.       —Пусть ребята прогуляются, идём,— Марфа Васильевна поспешила за ними, бросая напоследок на сладкую парочку странный, довольный и хитрый взгляд, от которого Жене стало как-то неуютно, но от Ромы она все равно не отошла.       Они переглянулись между собой, в тяжёлом молчании дожидаясь, пока стихнет гул мотора и шин. И они смогут спокойно пойти домой, в компании друг друга, которая, кажется, была им сейчас очень нужна.       

***

      Они шли, кажется, слишком быстро. Женя едва поспевала за шагающим перед ней Ромкой, мысленно матеря его высокий рост и длиннющие ноги, за которыми она бы никогда не поспела, если б хулиган не сжимал ее ладонь своей и почти не тащил за собой, пока стремительно сгущающиеся на небе темные тучи обещали скорый ливень.       Это все было странно. Ромка не дал ей попрощаться с ребятами, ничего не говорил, сунул сумку, запахнул полы ее пальто, которое она с себя так в участке и не сняла, и повел за собой на улицу, сжимая ее пальцы крепко, едва ли не больно, но сдерживался, чтобы не сдавить сильнее.       А она шла, как глупая овечка. Шла и молчала, не зная, как начать с ним разговор. Видела, что он чертовски сильно зол, чувствовала, что ещё сильнее он расстроен. И не могла из себя выдавить ни слова. Собственное нутро требовало устроить разнос, напомнить, что с ней нельзя так обращаться, что он не может ее тащить за собой, что она не кукла и не игрушка.       —Ром…— она крепче ухватилась за его руку, фактически переходя на лёгкий бег, цокая каблуками ботинок по мелким островкам асфальта, что попадались на пути. Она бы должна сейчас подумать о себе и своем неудобстве, но не думала.       Лишь видела, насколько он напряжен. И хотела поговорить, коснуться как-то, утешить. Не любила, когда близким плохо, и была готова на многое, чтобы это исправить. Ведь для этого у каждого человека и есть свои близкие люди. Чтобы быть опорой и поддержкой, когда это надо, чтобы веселить или принимать, чтобы помогать и радоваться. В ее жизни таких людей почти не было. А он, кажется, впервые за долгие годы, стал таким человеком...       Ромка обернулся на нее, поджимая губы, вздыхая тяжело, словно бы не находил пока слов и не совсем понимал, куда они идут и зачем.       —Давай пацанов у меня подождем,— хватка стала чуть слабее, пальцы больше не сжимали с такой бешеной силой. Чернова просто кивнула, не решаясь ему сказать что-то в ответ.       Казалось, он просит, казалось, его взгляд похож впервые не на вечный лёд, а на светлое морозное небо после безумно тяжёлой ночи. Казалось, что сейчас стоит молча идти за ним. И ничего больше.       Всю дорогу до дома Пятифановых, куда он потянул ее, когда Чернова в замешательстве затормозила, стоя на дороге и поглядывая на собственный дом, где уже горел свет, они молчали. Евгения даже предположить не могла, что он пытается сделать, но покорно пошла следом, надеясь, что в стенах собственного дома хулиган станет спокойнее. И сможет с ней поговорить.       —Рома, надо поговорить,— ее терпения надолго не хватило. Стоило переступить порог уютного, хоть и маленького зала, как она пристально посмотрела на хулигана, замечая, как от ее слов моментально напрягаться его широкие плечи.       —Не сейчас...— Ромка направился в свою комнату, кидая на нее секундный, но тяжёлый взгляд. Чернова от такого едва ли не опешила.       Он привел ее к себе домой, молчал всю дорогу, чтобы что? Просто оставить ее тут? Она понимала, что он зол, представляла, как погано ему на душе после всего, что он выслушал, но это не давало ему никакого чертового права сейчас так себя вести. Не бесконечное же у нее терпение.       Из кухни лениво вышла Побелка, покачивая своим высоко поднятым хвостом в воздухе. Замерла, внимательно оглядывая хозяина и его гостью, а потом, внезапно, зашагала в противоположную от ромкиной комнаты сторону, напоследок потираясь боком о женькины ноги. Наверное, это знак, что стоит оставить идею разговора на потом...       —Нет, сейчас,— но прислушиваться к знакам она не стала. Решительно пошла следом за ним, не собираясь оставлять его сейчас одного. Когда обоим и без того паршиво.       —Да сука! — неожиданно Пятифанов со всего маху толкнул дверь в свою комнату, от чего она с громким звоном впечаталась в стену, обдав застывшую Женю резким потоком воздуха.— О чем?! О чем говорить, блять?!— она ни разу не слышала, как он кричит...       Не испугалась, потому что успела уловить его дерганное движение, но застыла, пытаясь понять собственную реакцию. Хулиган перед ней не просто разозлен — в гневе. Сжимает руки в кулаки, дышит загнанно, и смотрит, точно зверь дикий. Загнанный в угол и напуганный.       —Не смей орать на меня,— но и на нее никто и никогда кричать больше не станет. Не позволит. Собственный отец никогда почти голоса не повышал. И другим она не позволит больше никогда.       Кажется, решительный, если не слегка воинственный взгляд подруги привел хулигана только в большее бешенство.       —А то чё нахуй? — он подошёл вплотную, нависая над ней, точно коршун, заставляя чувствовать что-то странное, клокочущее в груди. Зарождающийся страх, которому она никак не желала поддаваться. Это же Рома. Он никогда... Обдало приятным запахом его одеколона, теплом, если не жаром, исходящим от светлой кожи. Женя молча смотрела ему в глаза, не собираясь делать и шага назад. Потому что если она сейчас уйдет, то больше в этом доме никогда не появится.—Я тебе не ровня, чтоб так разговаривать? Или чё, а?!— это был не страх.       Женя резко выдохнула, не отводя от него взгляда. Поверил, получается?..Слова его отчима все же остались где-то в подкорке, противным червем копошась в его мыслях. Или он так изначально думал? Или его мнение никогда и не менялось? Не может же все это быть зря, черт возьми!       Захотелось развернуться и уйти, но Чернова лишь губы поджала, облизывая нижнюю. Помады на них больше не осталось, от чего лицо стало казаться бледнее, болезненнее.       —Успокойся,— голос сел до шёпота. Теперь уж она просто так не уйдет. Она доверилась, она решила дать собственным чувствам шанс, и не позволит просто так сейчас ему все рушить. Лишь из-за дурацких слов, которые ничего общего с действительностью не имеют.       Если, конечно, он и сам так не думает... Как же ей хотелось, чтобы не думал. Просто повторил, ошибся и сейчас все осознает. Пусть не извиняется, просто...просто так с ней не разговаривает, пусть никогда больше не будет смотреть так, словно она виновата во всех смертных грехах.       —Нехуй мне указывать,— Ромка уже было развернулся к ней спиной, собираясь выйти, вытащить из кожаной куртки пачку сигарет и попробовать остыть.       Думал, что сможет успокоиться по пути, но злоба буквально душила изнутри, не позволяя ему мыслить здраво. Хотелось просто орать в голос, пока связки не порвутся, хотелось разнести всё вокруг на куски, придушить кого-нибудь. Отчима, участкового, Катьку — похуй.       Тех, из-за кого он себя сегодня последним дерьмом чувствовал, из-за кого в участке мать ревела, а остальные смотрели, как на прокаженного. Все "взрослые".       А Женя иначе смотрела. Помочь хотела, не верила никому. Женя, кажется, была готова рядом с ним там все время находиться. Блять...да как же так?! Почему сейчас она его пытается успокоить? Почему она держит себя в руках, а он не может? Почему зол? Почему орет на нее?! Не должен ведь.       —Ты поверил в его бред? Серьезно? — она схватила его за локоть, не позволяя уйти. Ее руки были ледяными по сравнению с горячей кожей хулигана.— Ром…— резкий удар ладонью по стоящей рядом распахнутой дверце шкафа на этот раз стал для Жени пугающим. Она дернулась всем телом, резко разжимая пальцы.       —С-сука!— Ромка метнулся было прочь из комнаты, не в силах совладать с самим собой, но ему не дали этого сделать.       —Ром…—Чернова схватила его чуть подрагивающими пальцами за руки, дёргая на себя изо всех сил.— Рома, эй! — смогла развернуть к себе лицом, не обращая внимание на попытки стряхнуть ее с себя.— Сядь…— резко толкнула его в грудь, вынуждая рухнуть на край кровати, пока сама встала между широко разведёнными ногами, бережно обхватывая худое лицо ладонями, заставляя смотреть на себя. Пальцы дрожали от испуга, от волнения, от собственной злости.— посмотри на меня. Посмотри. — почти встряхнула его, заставляя не прятать взгляд. Смотрела, пытаясь найти там все ответы, надеясь, что хоть так сможет его успокоить. — Ты сам так думаешь? Мне деньги нужны? Связи? Мне это нужно? — собственный голос дрогнул, стоило лишь подумать, что спустя столько пережитого хулиган все ещё может думать о ней вот так.— Деньги можно заработать, связи найти, а нормальным человеком не станешь, если ты дерьмо. Я всю жизнь жила в окружении богатых мальчиков, которые только пиздеть были горазды. Никто бы и десятой доли не пережил того, что я пережила с тобой. — мягкий шепот скользил по комнате, пока Рома немигающим взглядом смотрел на нее, ощущал холодные ладони, что так ласково гладит щеки. Смотрел и не мог выйти из ступора.— Мне ты нужен, ты! Я с тобой хочу, ты мне нравишься. Вот такой вредный, бесячий…— она тяжело вздохнула, хмуря светлые брови.— я вчера не просто так к тебе пришла, понял? Мне это не просто далось. Ты для меня очень важен. Не заставляй меня это постоянно повторять, ладно? — она заметила, как его плечи расслабились, чуть ссутулившись. Молчала, слушая повисшую тишину, которую разбавлял лишь тихий шум только что начавшегося дождя.       А он все молчал, не в силах выдавить из себя не единого слова.