Ведьма

      Жене казалось, что она себя ведёт, как полная дура, та самая, из мыльного сериала, идущего вечером по телевизору.       В доме стояла тишина, набирающий силу дождь колотил огромными каплями в окна, а она молчала, ожидая хоть какой-то реакции на свои слова от Ромы.       Хулиган, щеки которого она все ещё мягко сжимала ладонями, тоже молчал, безвольно опустив руки на кровать. Смотрел так, что у Черновой дыхание перехватывало. В ледяной толще чужого взгляда что-то рушилось, что-то менялось, переливалось, точно калейдоскоп. Кажется, Рома был в полном шоке, не ожидал таких слов от нее, не думал, что она скажет хоть что-то, не думал, что она останется после его криков в доме.       Обычно, люди, которые видят Пятифанова злым, спешат скорее свою тушу подальше унести, даже Бяшка с Антоном не всегда встревали, а Женя…а Женя тоже испугалась, но заднюю дать не могла, хотя он, в порыве злости, и ненароком ее задеть мог. Сам бы себя за это потом удушил, но просто не контролировал то, что творилось внутри, словно бы зверь из грудины наружу рвался.       Чернова и сама от себя не ожидала. Внутри бурлило слишком много эмоций, хотелось вытащить их наружу, отставить подальше ненадолго, чтобы хоть немного прийти в себя, остыть.       Ей стало стыдно, потому что она не привыкла говорить о своих чувствах, а уж тем более перед парнем, ей было страшно, потому что предугадать, какая реакция будет у Ромы, она не могла, ей стало обидно, потому что он молчал. Все ещё молчал, не в силах выдавить из себя ни одного чертового слова, которые ей сейчас были очень нужно. Да хоть что-то, кроме тишины и полного бездействия.       Что за дурдом между ними происходит…       Ладони сами собой сползли вниз, к шее Пятифана, где яремная вена пульсировала в такт его бешеному сердцу. Пальцы неосознанно нащупали слегка отлипший край пластыря. Отошёл..оторвётся сейчас, а эту рану все ещё требовалось закрывать. Не хватало ему ещё инфекцию занести.       —Тебе…— собственный голос резко сел. Евгения сдавленно выдохнула, пытаясь прочистить горло.— шею обработать надо. — она кивнула на бутылку перекиси и пару пластырей, что лежали у хулигана на краю стола. Видимо, его мама с утра оставила, чтобы Ромка не забыл. Черновой слабо верилось, что он запоминал и тем более вспоминал.— И…я на кухню, чай сделаю,— не дожидаясь реакции от вошедшего в роль истукана Ромы, она пулей метнулась в сторону кухни, едва не наступая по пути на развалившуюся на полу Побелку.       Стало жарко, в момент тело окутал жар, прошиб дикий стыд, щеки запылали так, что хотелось сунуть свою дурную голову под ледяную воду на пару минут.       Дура, дура, дура!       Зачем она ему все это наговорила?! Они только вчера, мать твою, начали встречаться, а она…как же стрёмно. Они ничего друг другу не обещали, не говорили о том, что их отношения будут долгими, пусть Евгения и сразу говорила, что в игрушки играться не будет и тратить время просто так не станет, но…это все слишком. Просто слишком.       Не привыкшая к обнажению собственной души даже в кругу семьи, Чернова пыталась спастись от собственных эмоций, механически осматривая кухонные шкафы на наличие чайной заварки. Как поставила чайник на плиту, зажгла огонь на комфорке, сама не поняла. Лишь стянула через голову кофту, оставаясь лишь в одной майке на бретелях. Кинула вещь на один из кухонных стульев, не заботясь о том, что она висит, как попало.       Надо все обдумать, надо успокоиться, надо…надо самой себе объяснить, какого хрена ее мозги рядом с хулиганом отключаются полностью. Она просто хотела успокоить, понять, узнать, а…а в итоге лишь больше запуталась, вгоняя и его и себя в ступор. И уйти не могла, словно бы привязал ее кто-то к этому Пятифану несчастному. Будто случится сейчас с ним что, если она уйдет к себе домой.       Пальцы подцепили две кружки с полки над раковиной. Чернова как-то рассеянно подумала, что вместо чая сейчас не прочь бахнуть пару рюмок бабушкиного самогона. Расслабит хоть немного. Но потом слишком сильно расслабится она сама, и все станет только хуже. Нельзя. Нужно собраться. Нужно разобраться с тем, что они оба устроили.       Она задумалась настолько, что когда грубые мужские руки резко обвили за талию со спины, из груди вырвался сдавленный вздох, похожий на шипение. Тело тут же окутал чужой жар, а нос защекотал до боли знакомый запах одеколона.       —Ром…— выдохнула, продолжая возиться с чайной заваркой. Даже не услышала, как хулиган вошёл. Застыла на месте, не решаясь и головы к нему повернуть, пока руки почти бессмысленно шарили по кухонной столешнице, переставляя посуду с места на место.       Она и обижена, кажется, была не сильно, скорее расстроена, просто…это все было слишком странно, слишком по-новому для них двоих, для друг друга, до того неоднозначно, что завыть хотелось. Казалось, Евгения себя такой сбитой с толку не чувствовала очень давно.       Щеки пуще прежнего покраснели и она буквально чувствовала, как горит чувствительная светлая кожа лица. Чуть наклонила голову вперёд, пытаясь скрыть свое лицо волосами.       Рома тоже не шевелился, лишь ее тело руками сильнее стискивал, уткнувшись носом в макушку. Вдохнул поглубже, не видя, как от этого действия Женя расслабленно прикрыла глаза, точно кошка, которую за ухом почесали. Совсем как его Побелка, когда он, наконец, вечером ложился на кровать, а та прыгала ему на грудь, принимаясь довольно мурлыкать.       —Бля…Жень,— выдохнул сдавленно, от чего голос зазвучал почти жалостливо. Не собирался оправдываться, не собирался распинаться и объясняться, но от смеси эмоций, которая буквально рвала его изнутри, пробираясь горяченными пальцами под кожу, залезая в самые кости, хотелось сорвать глотку в крике, хотелось ответить Жене, сказать, блять, хотя бы дать почувствовать, насколько он сейчас благодарен, насколько ему паршиво от того, что из них двоих в руках себя пытается держать только она.       Так ведь уже не в первый раз…он опять морозится, истерит, точно баба на сносях, а она его успокаивает, доказывает.       И сейчас, то…что она сказала…твою мать. Просто твою мать. Если он заорёт на нее ещё хоть раз, то откусит себе язык к чертовой матери. Батя на маму никогда не кричал, только после войны пару раз...но там он сам себя не помнил уже от синьки, и то, потом чуть ли не рыдал, стоя около нее на коленях. А он... слабак, раз себя в руках держать не может. Потому что Женя для него настолько важно, что он выразить это не мог.       Если бы Женя задержалась в комнате хотя бы на пару секунд, то увидела, как острые скулы Пятифанова краснеют от смущения настолько ярко, что выключи в его комнате свет, зашторь окно, его сконфуженная физиономия горела бы красным, точно факел в ночи.       —Что? — Чернова вздохнула, пытаясь выйти из ступора и придать себе как можно более собранный вид.— Шея? Задел, да? — первое, что пришло в голову. Может, им обоим сейчас лучше отвлечься на его заживающую рану, а не на то, что произошло пять минут назад в комнате? Казалось, ей обнажили душу, оставив голой, незащищённой, уязвимой. Такой быть страшно, такой быть опасно...пока даже с ним.— Говорила же я тебе…— начинающийся поток нервных нравоучений прервали губы хулигана, внезапно оказавшиеся на собственной шее. Рома наклонился, утыкаясь носом ей куда-то за ухо, прижимаясь плотнее, от чего ее спина теперь полностью соприкасалась с его напряжённым животом.       Чернова сдавленно выдохнула, не в силах и дальше терпеть этот виноватый тон и буквально кожей ощущать этот взгляд…колючий и пристальный, от которого внутри словно бы наступало облегчение.        Значит…значит он действительно просто себя накрутил? Или опять выпустил пар, успокоился, и пытается ее задобрить, чтобы она это скорее забыла? Как она может это точно проверить? И почему, мать твою, у нее в башке столько тупых вопросов? Прежняя бы Евгения кинула в лицо орущему деревенскому хулигану что-нибудь потяжелее и ушла, больше никогда не подпуская к себе, или вовсе приложила чем-нибудь по роже, а она…       —Я дебил, да?— Рома слегка приподнял голову, словно ожидал, что она обернется, но Женя лишь сдвинула кипящий чайник, включая конфорку.       Рома видел, что она если не злится, то обижена, видел, как она сама растерялась от своих же слов, не ожидая, что скажет так много и такого…на самом деле очень нужного. Пятифан толком никому в этой ебаной жизни не нужен был, кроме матери и друзей, а Женя, кажется, была слишком на многое ради него готова, чтобы оставлять даже сейчас. Он никогда не думал, что станет настолько нужен какой-то городской девчонке...но стал. И она даже не представляла, насколько это взаимно.       И от этого в грудине теплело настолько быстро и сильно, что дышать было нечем. Он вновь поцеловал шею где-то под ухом, не пытаясь даже думать о том, что подобные приливы нежности для него совершенно несвойственны. Прежний Ромка скорее бы себе руку откусил, чем стал нежится с кем-то из девчонок, что у него были. Заметил, как Женька едва ощутимо задрожала. Стояла в одной майке, дуреха. У него дома не то, чтоб очень уж тепло было, а она внезапно решила раздеться. С психу в жар кинуло?       —Ох…смотря в чем,— Женя покачала головой, не собираясь отрицать того, что Рома явно контроль потерял.        Горячее дыхание опалило кожу шеи и плеча, длинные грубые пальцы приподнялись выше к рукам. Теперь Рома обнимал ее одной рукой за талию, а второй за плечи, пока сама Чернова начинала плавиться от исходящего от него жара. Вжалась бедрами в кухонную столешницу, не зная, куда деться и что сейчас правильнее сделать. Уйти? Промолчать? Честно и серьезно поговорить? Третий вариант казался самым разумным, но для этого нужно было заглянуть хулигану в лицо, а не стоять трусливо спиной к нему, пока собственные щеки предательски краснели от, казалось бы, вполне обычных действий. Или не самых обычных...она ведь никого и никогда не подпускала к себе настолько близко.       —Ты со мной носишься, как с девкой сопливой…— Рома сжал ее в объятиях сильнее, хотя, казалось бы, куда уже больше. Прижал настолько крепко, что Чернова удивлённо вздохнула, осторожно касаясь его руки тонкими пальцами и надеясь, что собственные ребра не начнут трещать.— ты…блять, я не…— он не хотел так, он не хотел пугать, не хотел, чтобы она сомневалась, не хотел, чтобы видела его таким. Он ничего из этой хуйни не хотел, но все равно сделал. И сейчас стоять и мямлить, как полный чмошник, он тоже не хотел, но получалось у него из рук вон хуево. — не уходи…— какой-то отчаянный шепот, от которого Чернову словно пробрало током. Она впала в ступор, теперь обеими ладонями цепляясь за руки хулигана. Попыталась развернуться, что Пятифан посчитал это за отчаянную попытку бегства и лишь сильнее прижал к себе, боясь, что она сейчас действительно уйдет. И больше не вернётся.— Жень,— Чернова повернула голову, наконец, желая посмотреть в глаза, дать понять, что уходить она никуда не собирается, но Рома опередил. Осторожно обхватил ладонью подбородок, целуя. Резко, почти грубо, испуганно, словно она раствориться могла, или попытаться отвернуться.       Чернова фыркнула, понимая, что развернуться ей так и не удалось. Закинула руку за голову, запуская пальцы в короткие всклоченные, точно шерсть у дикого зверя, волосы на затылке Ромы. Тот задышал тяжелее, мягко надавливая ей по подбородок в немой просьбе разомкнуть губы.       Женя лишь слегка подалась назад, все ещё надеясь, что хулиган даст ей нормально развернуться к нему лицом, но Рома только позволил встать в пол оборота, прижимая боком к кухонной столешнице. Нехотя разорвал поцелуй, когда у самой Черновой начинали гореть лёгкие от нехватки кислорода, принимаясь осыпать мелкими влажными отметинами губ светлую кожу тонкой девичьей шеи. Чернова шумно втянула воздух сквозь сжатые влажные губы, вновь оказываясь развернута к хулигану спиной.       В голову ударил жар, виски начали пульсировать так, что перед глазами все поплыло. Женя, не соображающая, на что конкретно у нее такая реакция, слегка наклонилась вперёд, пытаясь опереться на столешницу, потому что ноги, по ее скромным прогнозам, могли перестать держать очень быстро. Пятифан же сильнее навис над ней, едва ли не укладывая грудью на кухонную столешницу. Лёгкий укус в плечо вызвал у Жени нервную дрожь, от которой она, сама того не поняв, выгнулась в пояснице, упираясь ягодицами прямиком в пах Ромы. Тот шумно втянул воздух ртом, целуя светлую кожу, продолжая оставлять влажные отметины на плечах, шее, ушах, приподнимая белые волосы пальцами, пока Чернова тихо плавилась в его руках, жмурясь и хватаясь пальцами за столешницу, словно бы она могла помочь ей не потеряться в ощущениях.        Места, где хулиган касался, горели огнем, прохладный воздух кухни стал казаться раскаленным, пламенным, обжигающим. Давление на виски усилилось. Женя сдавленно выдохнула через рот, крепко жмурясь. Перед глазами заплясали белые круги. Руки Пятифанова скользнули под тонкую майку, поглаживая плоский напряжённый живот. Грубые пальцы осторожно, насколько Рома, сходящий с ума от обуявших его чувств, мог их контролировать, сжимали форфоровую кожу, оставляя на ней едва заметные отметины.       —Рома…— Женя опустила голову ниже, ощущая, что напряжение в висках не сходит. Задышала ещё чаще, понимая, что перед глазами стремительно скачут черные пятна. — Ром…по…погоди,—резко вздохнула, когда перед глазами опять заплясали образы. Лес, силуэты зверей, Антон в маске зайца и Рома. Все на том же чертовом снегу, лёжа в луже собственной крови. Смотрел на нее пустым стеклянным взглядом, от которого внутри все сковало ледяными тисками. Настолько знакомое чувство, что защемило сердце.— …эй…— видение исчезло, возвращая ее в реальность, где руки явно увлекшегося хулигана уже поднялись к груди, оглаживая ее через ткань тонкого бюстгальтера. — голова,— Женя тихо заскулила, не в силах справиться с накатившим от видения отчаянием. Ноги перестали держать и она почти осела на пол, не замечая, как майка задирается до самого подбородка, пока Рома еле успевает ее, обмякшую, поймать за бока, стискивая ребра пальцами в попытке удержать на весу.       Женя, воздуха в груди которой совсем не осталось, задышала ртом глубже, не зная, как привести зрение в норму. Все плыло, кожа на всем теле горела огнем, жар, скопившийся внизу живота, стал болезненным, тело мелко затрясло.        Перед ней все ещё вспыхивал этот силуэт…мертвый, кровавый, безжизненный. Показалось, что козлиная морда мельтешит где-то сбоку, отдает смрадом гниения, мокрой шерсти и мочи. Стало так страшно, что когда Ромка, в полном шоке с того, что Чернова все же выскользнула с его рук и рухнула на пол прямо на колени, попытался ее поднять, она отшатнулась от него, отползая к выходу из кухни. Со всей дури пнула несчастную, ни в чем не повинную печь, горячий чайник с которой едва не упал прямо на нее.       —Нет!— замотала головой, пытаясь непослушными руками опустить майку, оголившую плоский живот и грудь, закрытую лишь кружевным лифчиком, что стал ей чуть большеват с момента покупки.       Пятифан, не будь в полном шоке с происходящего, наверное, обратил бы внимание лишь на то, что Женя перед ним едва ли не полуголая, но сейчас этот факт, как и собственный стояк, весьма красноречиво оттягивающий ткань тонких спортивных штанов, волновали его меньше всего.       Под общим шоком он не заметил, как заскрипела входная дверь.       —Э! Ты чё, на?!— голос Бяша настиг его в тот момент, когда он склонился над Женей, в попытке осторожно коснуться ее руки и поправить одежду. Взгляд Черновой казался каким-то диким и затуманенным одновременно, а выражение лица было таким, словно перед ней не Ромка, а смерть во плоти.       —Бля, Жень…— Ромка осторожно заглянул Черновой в лицо, пытаясь поймать ее мутный и испуганный взгляд, но в тот же момент получил кулаком в челюсть, от чего его нехило качнуло. Хулиган рухнул прямиком на задницу, едва не прикладываясь головой о край стола и отшибая себе копчик об деревянный пол.— ты чё, сука?!— тут же подорвался на ноги, рефлекторно роняя бурята на пол, пока к перепуганной Жене, не понимающей, что вообще происходит, подбежал Антон. Тактично отвёл глаза, помогая подруге привести одежду в порядок, неуверенно приобнял ее, слегка встряхивая, чтобы хоть как-то привести в чувства. В это время Бяша, которого разъяренный и совсем сбитый с толку Рома уже был готов придушить, кинул быстрый взгляд на Чернову, пытаясь убедиться, что она в порядке.       —Че ты с ней…силой что-ли, как…— он глянул на лучшего друга, сам не желая верить в то, что увидел. Со стороны все выглядело именно так. Рома на полу, навис над полуголой Женькой, которая буквально кричала и отпихивала его от себя в каком-то истерично припадке, который обычно у их боевой и напористой подруги не увидишь. А ещё бурят в глаза не долбится, стояк у друга заметил, хоть и тактично, насколько все происходящее вообще позволяла, не обращал на это внимание.       Лицо Пятифанова тут же стало до ужаса удивлённым. Немой шок в глазах читался насколько четко, что Баранов тут же начал сомневаться в собственных выводах.       —Ебу дал?!— Рома резко отпрянул от друга, подрываясь на ноги. Едва не споткнулся о маленький коврик, неловко пошатываясь в сторону. Тут же бросился к Жене, которая, часто дыша, хваталась за голову в попытке унять остаточную боль и привести дыхание в норму. Подсел ближе, кивая Антону, чтобы он дал ему пройти. Бережно обхватил дрожащие плечи пальцами, понимая, насколько бледная кожа стала холодной, хотя пару минут назад казалась ему просто горяченной.       —Все…нормально. — Чернова схватилась за плечо Ромы, сконфуженно пытаясь прочистить горло. Понимание того, что только что произошло, приходило к ней очень медленно и постепенно. Она еле смогла разлечить Антона — взгляд туманился, и на секунду ей показалось, что она и вовсе слепнет. Следом накатила новая волна страха, но ни крови, ни ножа в руках Петрова она не заметила. Потом были звуки падения, Бяша и Рома кричали. Она не сразу поняла, что они дерутся, и с трудом осознала, что успел надумать себе бурят. Мозг соображал заторможенно, поэтому даже сейчас она еле смогла понять, что к ней подсел Пятифан.— Голова…— она вцепилась в хулигана двумя руками, часто моргая. Посмотрела на взвинченного до невозможности Бяшу и тут же поспешила оправдать Ромку, который в ее приступе совершенно не был виноват.— Бяш, успокойся,— он несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, и лишь потом недовольно кивнул, напряжённо выдыхая. Кажется, поверил не совсем, но и спорить не стал. Лишь смазанным движением взъерошил короткие волосы на затылке, кидая быстрый взгляд на Антона.       Спустя пару секунд, когда зрение хоть немного пришло в норму, Женя, все ещё держащаяся за перепуганного Ромку, попыталась встать, но тут же осела на пол, вновь падая в руки хулигана. Казалось, тело не слушалось ее совершенно, конечности тряслись, мышцы отказывались работать, словно бы их скрутило каким-то спазмом, губы дрожали, страх то и дело пробирал все нутро. Хотелось бежать и сжаться в комок одновременно.       Слишком жутко...это не могло произойти, только не с Ромой, только не он. Она не была готова терять ещё хоть кого-то в своей жизни. Итак отобрали слишком многих. Чернова вцепилась в хулигана с такой силой, что длинные ногти слегка впились в оголенную из-за майки кожу предплечий. Ромка даже не шелохнулся, хоть и было неприятно. Хватка Жени показалась стальной. Она вжалась в него так, будто только что смерти избежала, словно...он не мог представить, что могло произойти, чтобы она так напугалась. Вся стала белая, точно лист бумаги, губы едва ли не посинели, перепуганные глазища таращились то на него, то перед собой, пока она пыталась хоть как-то взять себя в руки.       —Женя, ты чего?— Антон слегка нахмурился, собираясь коснуться плеча Жени, но она отстранилась, косясь на него недоверчиво. Петров тут же отпрянул, ничего не понимая. Поднялся на ноги, недоуменно глянув на подошедшего Бяшу.       —Опять…это опять,— она подняла глаза на Рому, говоря будто бы через силу. Горло словно бы сковывал спазм, хотелось не говорить, а истошно орать, срывая голос и связки. Только он один знал про ее видения, но не знал, что они были и о нем самом. Она так и не нашла в себе смелости это рассказать. Он знал обо всем, что она видела, кроме этого...       —Че там было?— Ромка тут же нахмурился, уже поняв, о чем подруга говорила. Нахмурился так сильно, что заболел лоб, притянул Женьку к себе вплотную, уже было подхватывая ее на руки, как Чернова стиснула его майку дрожащими пальцами, срываясь на какой-то испуганно-злой шепот, которого услышать от нее никто не ожидал.       —Ром…ты…в крови весь, я уже видела,— видела, и очень бы хотела забыть, сделать все, чтобы этого никогда не случилось, если бы только знала, как. Картинка вновь и вновь крутилась перед глазами, словно старая зацикленная кинолента. Женя не знала, как это предотвратить, хотела верить, что не сбудется, но...но ведь остальные сбылись. Все до единого, даже те, которые она толком не запомнила или дума, что предотвратила.       —Что у вас происходит, на?— пока Пятифанов непонимающе хлопал глазами, пытаясь понять, о чем Женя пыталась втолковать ему, бурят присел с ними рядом, вновь заглядывая Черновой в лицо. Взгляд карих глаз внимательно прошёлся по бледному лицу, искусанным губам, скользнул к тонкой шее с едва заметными отметинами от зубов. Последнее заставило поджать губы в лёгком смущении.       Понятно, чем они занимались...но совершенно не ясно, что произошло потом. И о чем Женька толковала. Какая кровь? Ромка. Нужно было разобраться. Все случилось слишком сумбурно.       Они со всех ног с Тохой неслись к Ромке, чтобы побазарить нормально, поддержать его, а когда он влетел в дом, то увидел, как Женя, лёжа на полу под Ромкой, орет не своим голосом. Ещё и майка эта ее...и кофта валяется хер пойми где. Что ему ещё нужно было подумать? Он никогда не думал плохо о своих товарищах, но тут вся ситуация была не в пользу Ромыча. Вот он и не понял...и сейчас тоже ничего не понимает.       —О чем вы?— Антон, решивший взять на себя готовку чая, которую так и не закончила Чернова, и принялся шарить в кухонных шкафах, прекрасно понимая, что сейчас ему лучше к ней не приближаться. Учитывая, как на него отреагировала Женя, самому становилось не по себе. Что такого могло произойти, что она так на него отреагировала?       На несколько долгих секунд повисла полная тишина. Ромка, в голове которого лишь шумел дождь и бешеный стук женькиного сердца, тяжело вздохнул. Нихера не ясно, он так не догонял. Нужно было успокоить ее, в первую очередь, а потом решать что-то.       —Не понос, так золотуха нахуй с тобой. — он осторожно убрал прядь белоснежных волос с бледного лица, заглядывая в серые глаза с трепетом, на который, казалось, просто не способен был. Вновь крепко подхватил под ноги, обнял за талию, надеясь, что Женя для верности обнимет его шею, но она будто бы полностью обессилила, напоминая живую марионетку, чьи руки безвольно покоились на его предплечьях. — Давай, осторожно. — медленно поднялся, тут же направляясь в свою комнату. Бяша поспешил за ними, чтобы открыть дверь и помочь устроить Чернову на кровати, а Антон, чуть задержавшись, пошел следом через пару минут, вооруженный подносом с несколькими кружками крепкого черного чая. Когда он, прикрыв за собой дверь, подставил чай на край кровати, а сам уселся на стул, Рома, прижавший к своему боку Женю, замотанную в его одеяло, наклонился к ней ближе.— Ещё раз, чё увидела?       Женя шумно сглотнула, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Попыталась сесть ровно, но хулиган не дал этого сделать. Прижал к себе плотнее, укутывая ее с головы до ног, чтобы хоть немного уменьшить дрожь. Наверное, боясь, что она либо рванет от него подальше, либо рухнет без сил на кровати.       На нее смотрели три пары внимательных глаз. За окном с каждой секундой все громче шумел дождь, внутри всю мелко трясло. Нужно было рассказать...хоть что-то. Бегать от ответов и теперь было уже попросту глупо, особенно после тех слов, что она выпалила в кухне, но...       Ее взгляд сам собой метнулся к Антону. Тот выглядел растерянно, но даже сейчас она видела страх. Он боялся чего-то, боялся... её? Или того, что она расскажет. Говорить ли остальным о том, кто был причиной увечий и...видимо, смерти Ромки в будущем? Тогда она Пятифанову ничего не рассказала и это, очевидно, было ошибкой. Одних и тех же ошибок дважды она не совершает.       —Видение…я такое уже видела, тебе не говорила,— но в этот раз совершит. Потому что Антон как-то связан с лесом, с Полиной, со всей этой чертовщиной. Он ведь рассказывал сам. И она должна была понять все это сама. И уже потом говорить с ребятами. Хотя бы потому, что от этого зависит не только жизни, но и дружба...не ее, но парней. Женя видела, насколько они важны друг для друга. Руинить такое, не разобравшись,— скотство, на которое пока она идти не хотела. К тому же, с Петровым действовать в лоб, как с Полиной, нельзя. Он, может, и испугается, но рта не раскроет.       —Конкретнее давай,— Рома, проследивший за пристальным взглядом Черновой, пару секунд рассматривал притихшего Тоху, подмечая, насколько тот побледнел. Прям как сама Женя, которую все ещё ощутимо трясло, пусть и меньше, чем пару минут назад. Значит, начинала успокаиваться.       Опять она ему чего-то не говорила. Идиотская привычка...поди рассчитывала разобраться со всем сама. Эта ее ебучая самостоятельность, где не надо, начинала неплохо так на нервы действовать. Он уважал ее характер, но иногда попросту не выносил таких выкрутасов. Договаривались же...он ведь просил тогда рассказать все. Почему не сказала? Испугалась? Или не доверяла? Последнее казалось самым обидным. Сразу не рассказала, так могла бы потом. Он ей за все это время хоть один повод дал, чтоб она не доверяла?       —Там ты…в крови на снегу…не дышишь,— Женя неожиданно сжала его ладонь своими пальцами крепко-крепко, прям как маленькая Оля, когда он вечером провожал ее после школы в прошлом году. Антон тогда не смог, машина была сломана, вот он и потопал с маленькой вреденой через лес. Она также сжимала его руку, оглядывалась на темные деревья и без остановки лепетала, пока он отвлекал ее идиотским разговорами. Взгляд был один в один. Распахнутый, светлый, испуганный и доверчивый.       Значит, она за него так испугалась?... Или было ещё что-то, о чем она опять не говорит? И поэтому не сказала? Потому что там было про него?       —Что происходит?— Петров поправил тонкую оправу на носу, наклоняясь ближе к кровати и опираясь локтями о колени. Рома, ещё раз взглянув на бледную Женьку, осторожно поднимаясь на ноги. Он просто так ее успокоить не сможет, — такой истерики у девок ещё ни разу не видел, — а если она продолжит так трястись, то ей станет хуже. Такого допустить он не мог. Итак в грудине ломило что-то, пока она, вся трясущаяся, как котенок маленький, жалась к нему, рассказывая какой-то жуткий бред, что вспыхивал в ее голове.       —Жопы прижмите, с ней побудьте, я за успокоительным,— он мотнул рукой Бяше, чтоб тот к Черновой ближе сел. Она, конечно, попыталась сделать вид, что все с ней нормально, но получилось у нее крайне хреного. Женьку качнулась в сторону, и, если б не руки бурята, она б завалилась прямо на бок, как мешок с картошкой.       —Э, слыш, ей синьку сейчас…— Бяша, первым делом подумавший про самое привычное для них " успокоительное", встревоженно глянул на друга, приобнимая Женю за плечи. Она слабо мотнула головой, прикрывая лицо ладонями в попытке не то успокоиться, не то попытаться привести мысли в порядок.       —У матери успокоительное есть, Бяша, не тупи блять! — Рома махнул ладонью, едва не заехав костяшками по дверному косяку.— Куда ей алкашку пихать? Она итак белее листа- худее глиста, не дай бог в обморок брыкнется. — бросил тяжёлый взгляд на Женю, прикидывая, сколько лекарства ей можно дать, чтоб она прямо на ходу не отрубилась. Хотя, и поспать бы ей не мешало.— Потом к бабе Марфе пойдем, пусть лучше она меня полотенцем отпиздит, чем...— договаривать он не стал, скрываясь в коридоре, а потом в родительской спальне. Казалось, продолжать и без того мрачную мысль он не собирался.       Вместо хулигана в комнату тут же зашла Побелка, внимательно оглядывая гостей пристальным, почти придирчивым взглядом. Бесшумно прошла мимо Антона, лишь бегло махнув по его голени хвостом, и с разбегу прыгнула на кровать, тут же забираясь на кокон из одеяла и пристраиваясь прямиком в том месте, где Женька обнимала свои колени руками.       —Я воды принесу,— Петров кивнул, шустро выходя из комнаты. Ему от всего происходящего почему-то становилось очень дурно. Хотелось сбежать если не из дома, то хотя бы от Жени. Такой ее растерянный и заторможенный вид в сумме с каким-то просто не читаемым и пустым взглядом доводил до нервной дрожи.       —Давай не пугай нас так, на…— Бяша, наблюдавший, как Женя слегка распутывает кокон из одеяла, старательно свёрнутый вокруг нее Пятифаном, позволяя Побелке свернуться калачиком у нее в руках. Кошка тут же принялась громко мурчать, лапами проминая Жене живот и руки. Странная кошка...никто, кроме хозяина, ее толком в руки взять не мог, а к Черновой, вон, она бежала, успокоить сейчас пыталась. Понравилась, видимо...прям как женькиному Велесу понравился Ромка.       Женя, нервно поглаживая мягкую белую шерсть, чувствовала, как паника слегка отпускает. Сосредоточилась на собственном дыхании, снова и снова проматывая в голове собственное ведение. Что-то нужно сделать...как-то попытаться обезопасить хулигана. Сказать бабушке? А что дальше? Или, может, что-то сделать самой? Но что? Нужно как-то ограничить... не пускать его в лес!       —Бяш, не пускай его одного в лес…— собственный голос был тихим, шелестящий, словно до этого она молчала несколько часов. Чернова неспеша перевела тяжёлый, темный взгляд на Бурята. Тот захлопал раскосыми глазами, не понимая, к чему была такая странная просьба. И почему шепотом.       —Че?..— Побелка громко мяукнула, словно бы пытаясь заткнуть подростка, а Евгения, резко схватив друга за ворот неожиданно твёрдыми и совсем не дрожащими пальцами, притянула его ближе к себе, заглядывая почти в самую душу.       —Никогда, не пускай одного, хоть рожу бей, но не пускай. Я тебя очень прошу,— она свела брови к переносице в каком-то молящем выражении. Баранов замер, пытаясь ускорить процесс загрузки собственных мыслей.       Где-то в кухне брякнули стаканы, в другой комнате Ромка, запнувшись об угол кровати, громко матерился, выпуская хоть часть собственного напряжения. И все ещё шумел этот противный дождь.       —Понял…—Тимур кивнул, облизывая пересохшие губы. Женя отпустила его, подрагивающими пальцами проводя по собственному лбу в попытке стереть ноюшую боль с тела.— бля буду, никуда эта чума без меня не сунется.— Чернова кивнула, прикрывая глаза. Бяша не совсем понимал, что происходит, но раз Жека просила, то ее просьбу стоило выполнить.— И без тебя — тоже,— ответить ему Чернова не успела. В комнату вернулись Рома и Антон.

***

      Рассказать, пусть и лишь в паре слов что с ней происходит, какие видения приходят и как давно, Жене все же пришлось. Она, как самое настоящее сыкло, так и не сказала ничего об Антоне с ножом в руке, образ которого так хорошо отпечатался на обратной стороне век. Хотелось бы навсегда этот образ стереть из памяти, но, кажется, такого счастья ей никто не обеспечет. Рома, заставив выпить ее сразу две дозы успокоительного, укутал в какую-то из своих кофт, напрочь игнорируя факт того, что где-то в кухни лежит Женькина кофта. Побелка, все не желающая отлипать от Черновой, и вовсе залезла к ней под кофту, устраиваясь там и грея их обоих. Ромка, не будь ситуация такой странной, даже начал бы завидовать, но больше в глубине души радовался. Его противная Побелка людей не особо жаловала, а Женю, вон, как обхаживала.       Антон, белый, словно призрак, не сводил пристального взгляда с Жени. Кажется, теперь он был настроен с ней поговорить. Стоило считать это плюсом. В конце концов, Евгения давно ждала хоть какого-то прояснения всей ситуации. Не ясно, когда именно ее загадочный одноклассник, дружащий с одной из преспешниц Лесного Хозяина, решиться поговорить, но, если что, она вполне сможет ускорить этот процесс.       Бяша по началу хотел обидиться на то, что ребята совершено ничего ему не рассказали, но его обид хватило ровно до первого взгляда на измученную Женю. Ещё один разговор, но уже для Ромы, предстоял ему не позднее, чем этой ночью. Больше бурят не вытерпит. А разъяснить им все между собой надо — кровь из носу. Чуть не подрались, хотя это, в общем-то, не так уж и страшно. Ни раз сцеплялись между собой по пустякам. А вот то, что Баранов черти что успел себе надумать...это точно стоило растолковать.       Когда Петрова забрал отец, решавший оставшиеся вопросы в участке, а за окном стало стремительно темнеть, Чернова, не желая слышать никаких отговорок, потащила Рому в гости, сетуя на то, что одного его оставлять не хочет и без него тоже никуда идти не хочет. Мало ли что. Хулиган отнекиваться не стал, зато Женьку до ее дома доставил прямиком на руках, под радостный лай Велеса, который едва ли не сносил с петель калитку. Черновой, изрядно успокоившейся после дозы успокоительного, казалось такое рвение Пятифанова носить ее на руках милым. Может, будь у нее чуть больше сил, она бы подколола его на эту тему.       Баба Марфа, по обыкновению быстро все поняв, что уже совершенно не было удивительно для остальных, тут же направила Бяшу наверх, чтобы тот приготовил для Ромы комнату, а сама быстро начала рыться в своих баночках. Протянула какую-то совсем маленькую Жене, заставляя выпить ее залпом. Пятифан в это время, уже даже не пытающийся протестовать Велесу, что метался от своей хозяйки к нему, попросил новый пластырь. Старый совсем отклеился, обнажая затягивающийся рубец на коже, который позже точно станет шрамом. Наверное, Женя задела, когда падала, или он сам сорвал, когда с Бяшкой на пол повалился.       —Иди на второй этаж, я после душа займусь твоей шеей,— Женя поджала губы, осторожно поднимаясь на ноги и, в сопровождении своего пса направляясь в душ. Походка ее была неуверенной, слабой, Пятифанов даже собирался предложить ей помощь и донести до душа. Ему не сложно, а она лишний раз напрягаться не будет. Но Марфа Васильевна остановила его резким жестом, нахмурившись. Половицы под ногами Черновой тихо поскрипывали, пока и Марфа и Рома молча наблюдали, как стройный силуэт скрывается в полумраке второго этажа, оставляя их в компании друг друга...и подросшего цыпленка, что возился в своей импровизированном гнезде под лестницей, укладываясь спать.       —Ромочка, на вот, Жене отдашь, а то пластырь твой не держит,— баба Марфа протянула ему бинт, одну из своих многочисленных баночек, и ещё коробку с каким-то кремом, название которого он даже читать не стал, подозревая, что там уже давно не тот крем, который был изначально. Уже давно прекратил вникать, чем и как старушка лечит людей. Главное, что помогает, вреда не приносит. Пусть и воняет иногда так, что глаза режет.       —Ага, спасибо, баб Марф,— он кивнул, смотря прямиком в маленькие старческие глаза, что из-за толстых стекол очков казались больше, но не делали старушку смешной или забавной, по крайней мере не сейчас. Ему показалось, что она хочет сказать что-то, будто знает настолько много, что держать в себе не может. Переживает ведь, пусть и не показывает толком. Понять бы ещё, что она знает и о чём так переживает…не проста оказалась эта старушка. Слухи слухами, но тут было что-то другое, ему казалось, что ещё более серьезное, темное, опасное. У их семьи это в крови, видимо, связываться с чем-то опасным.       —Надеюсь, не забыл, в какой комнате ночуешь сегодня? — Марфа усмехнулась, присаживаясь на стул рядом с ним. Ромка ответить не успел, слегка сбитый с толку таким резким вопросом.— Я рада, что вы, голубки, вместе, но ты смотри…— всякая радость исчезла из старческого голоса, от чего по спине хулигана пробежался табум мурашек. Она посмотрела точно ему в глаза, хмуря брови.— внучку мне обидишь, я тебе все хозяйство оторву и в лесу к дереву прибью. Запомнил?— милая улыбка, словно бы точка в разговоре, буквально пригвоздила его к стулу, пока воображение красочно рисовала собственный причиндал, прибитый к старому дереву где-то в самой чаще леса, там где даже волки срать боятся.       —Баб Марф, да вы чё? — Пятифан поднялся на ноги, не понимая, с чего вдруг старушка решила припугнуть его. Он же пацан ровный, никогда себе ниче такого с девками не позволял. И уж тем более не собирался так обходиться с Женькой.— Я ж не…       —Запомнил?!— Марфа стукнула рукой с полотенцем по столу, от чего Ромка непроизвольно дернулся, едва сдерживаясь от рефлекторного желания прикрыть все, что ниже пояса, на всякий случай. Кто его знает, может, старушка сейчас по загривку его полотенцем все же отходит, а потом ещё чего сделает. Что бабка, что внучка, на тумаки не скупились.       —Да,— сглотнул, уже думая, как бы сбежать к Бяше. Уж там его хозяйству мало что будет угрожать.       —Вот и молодец,—Марфа Васильевна вновь улыбнулась, жестом отправляя его восвояси и каким-то странным, тяжёлым и задумчивым взглядом наблюдая, как хулиган скрывается в коридоре второго этажа, нервно оглядываясь.       Иногда быть местной слегка безумной деревенской ведьмой даже полезно. Люди слушают тебя внимательнее, а, главное, запоминают надолго.

***

      Струи воды били по голове, казалось, с такой силой, что могли выбить мозги к чертовой матери. В глубине души Жене хотелось именно этого, но в реальности всё, что могла сделать с ней вода — хоть немного привести в себя и смыть пережитый день. Дрожь прошла, дыхание больше не спирало, к ней вернулось хоть какое-то самообладание. Быстро подействовало успокоительное, а бабушкина настойка словно бы шлифанула этот эффект, добавляя какой-то травяной привкус на корень языка.       Она не была сторонником таких препаратов, но без них просто не смогла бы успокоиться самостоятельно. Страх потери близкого человека был для нее слишком велик, наверное, самым большим в жизни. Она уже испытывала тот ужас, когда осознаешь, что родные люди исчезают из жизни навсегда, и все, что от них остаётся, это могильная плита с гравировкой и фотографией. Пережить такое ещё раз она уже не факт, что когда-нибудь сможет.       Было ли стыдно, что она предстала такой слабой перед друзьями? Нет. Наверное, во всем произошедшем, это было самым лучшим. Ещё пару месяцев назад она бы сделала все, чтобы они не увидели ее напуганной, в панике, лежащей на полу, но сейчас…она была благодарна всем троим. За то, что не оставили, успокаивали, сидели с ней. Парни отпоили ее чаем, потом расспросили, пусть и сказала она не много, а потом пытались отвлечь, пусть и получалось у них не очень хорошо, вернее просто ужасно. Бяша ляпнул что-то о том, что их с Ромой "брачные игры" зашли куда-то не туда. И пока Ромка пытался придушить друга подушкой, Женя тихо хихикала, украдкой поглядывая на чуть смущенного Антона. Смех ее тогда был скорее истерическим, чем искренним, но тем не менее.       Выключив воду, Женя быстро обтерлась полотенцем, косо поглядывая в запотевшее зеркало, где угадывался лишь ее смазанный силуэт. Привычно осмотрела кожу на наличии синяков. В последнее время травм было так много, что она взяла в привычку всегда себя осматривать и мазать травмированную кожу бабушкины мазями, которые буквально творили чудо, убирая темные пятна за ночь или две.       Велес, привычно ждавший ее у выхода из ванной комнаты, поднял голову, заглядывая прямо в глаза. Женя улыбнулась ему, с тяжёлым вздохом опускаясь на корточки и крепко обнимая волкособа за шею. Тот, словно бы понял, насколько она устала, ткнулся носом сначала в горячую из-за душа щеку, а потом повернул морду к двери, намекая, что ей пора спать. Выйдя в коридор, Чернова привычным жестом собиралась позвать питомца с собой, но он стремительно сбежал по скрипучей лестнице вниз. Видимо, к своему пернатому приемному ребенку, что изгадил уже весь пол под лестницей. Стоило дейсвительно сшить ему что-то типо подгузника...или выгнать жить хотя бы на веранду, но там уже было слишком холодно для таких радикальных мер.       Толкнув дверь в комнату, она ощутила, как холодный вечерний ветер прошёлся по ногам. Дверь на балкон была приоткрыта, тюль чуть колыхался, позволяя увидеть сгорбленненую фигуру хулигана, что курил, опираясь локтями о перила, склонив голову вниз. Женя, вдохнув полной грудью прохладный воздух, пропитанный табаком, закрыла дверь, туже затягивая пояс ночного халата. Как-то не подумала, что сегодня полный дом гостей, вот и надела привычную щёлковую пижаму. С другой стороны, Рома ведь уже ее так видел. И не раз. И тогда в гараже...не стоило сейчас о таком думать.       Призрачное чувство смущения покинуло ее также быстро, как и появилось, оставляя место какой-то лёгкой апатии. Нужно было скорее ложиться спать. Она, метнув взгляд на свою тумбочку, где стоял уже целый набор медикаментов и бинтов, вздохнула, все же подходя к балкону. Ромка тут же обернулся, окидывая ее задумчивым темным взглядом. Своим фирменным, слишком непонятным, но дающим точно определить, что сейчас мысли хулигана где-то слишком далеко от него самого. Молча затушил сигарету, возвращаясь в комнату, где горел лишь один прикроватный светильник. Остальной свет Чернова включать не стала, подумав, что хватит и этого.       Рома плюхнулся на край кровати, опираясь на руки позади спины и отклоняя корпус назад. Смотрел, как Женя возится с бутылками, поджав бедные губы. Он бы уже давно мог все сделать сам, но ему казалось, будто бы подруге нравится вот так ухаживать за ним, словно бы сейчас она могла отвлечься на это, позабыв о собственном страхе из-за ведений. А ещё ему просто хотелось побыть рядом, а это был отличный и вполне безопасный повод.       —Снимай свою олимпийку,— Женька повернулась к нему лицом, сжимая тонкими пальцами кусок ваты, смоченный в спирте. Халат чуть спал вниз, оголяя бледную, слегка влажную после душа кожу плеча, с которого почти спала тонкая лямкам майки. Шрам при таком свете был почти незаметным, но Рома все равно будто бы специально всегда искал его на светлой коже, раз за разом желая прикоснуться. Пятифан усилием воли отвёл взгляд от точечной фигуры, напоминая, чем закончился кухонный инцидент. Не в его правилах давать заднюю, но в случае с Женей...с ней вообще все какое-то особенное получалось.       —Так сразу?— дёрнул бровями, пытаясь не то отвлечь их обоих, не то разрядить повисшее в комнате напряжение. Будто бы между ними поменялось что-то. И не так, как ему хотелось бы. Она так испугалась его? Или может...у него даже вариантов не было. Копаться в собственных чувствах он не привык, а сейчас как-то нужно было сделать именно это. Очередное усилие во взаимоотношениях с Женькой, на которое он очень хотел пойти, но пока не находил в себе сил.       Женя сначала нахмурилась, рефлекторно упираясь руками в бока, вдохнула полную грудь воздуха, чтобы отчитать хулигана, которого настиг внезапный приступ идиотизма, но в последнюю секунду поджала губы, устало выдыхая и подходя к нему ближе.       —Ром…— осторожно подцепила его подбородок пальцами, мягко поглаживая кожу.— мне не до шуток,— серые глаза будто бы на секунду стали влажными. Показалось. Это всего лишь игра света, но Роме хватило и этого, чтобы с тяжёлым вздохом обхватить тонкое запястье пальцами, оглаживая ее руку в ответ. Зачем-то поборол навязчивое желание прижаться к девичьей ладони щекой, хотя очень хотелось.       —Скучная ты,— Пятифанов вздохнул, снимая с себя олимпийку и откидывая ее на спинку кровати. Остался в одной майке, вновь убирая руки назад, чтобы не мешать. Женя молча принялась за его травму. Осторожно убирала пластырь, почти невесомо касаясь его пальцами, наклонилась ближе, оглаживая ватой края раны. Уже довольно хорошо затянулось, но шрам будет большой. Ей даже смотреть на это было больно, а уж представлять, насколько тогда было больно ему...       Рома наблюдал, как на бледном лице играют тени от мягкого приглушенного света. Как Чернова иногда поднимает на него глаза, чтобы убедиться, что ему не больно. А он что? Не болело почти...тянуло иногда и все. Херня, из-за которой даже переживать не стоило. Шрамы украшают, в конце концов.       От мысли, что Женька даже сейчас переживает за него, хотелось уже взвыть. Ну зачем она так себя изводит? Не сахарный он, не растает. Зато от ее прикосновений мозг уже привычно и предсказуемо отказывал, подавая лишь один сигнал — придвинуться ближе, прильнуть в надежде ласки. Получать ее именно от нее было...очень нужно. Такая холодная, колкая, почти как он сам, Женя одновременно с этим становилась рядом с ним такой мягкой и ласковой. Точно кошка. А он кошатник.       Женя замерла с отрезанным бинтом в руке, глядя куда-то перед собой. Когда Пятифан коснулся ее локтя через холодный щелк халата, резко перевела на него взгляд, опять испуганный и потерянный. А потом осторожно уселась рядом на кровать, пряча взгляд. Надо рассказать...она должна будет рассказать. В ближайшее время. Потому что обманывать его в этом было отвратительно.       —У меня перед глазами эта картинка…не могу,— закачала головой, от чего белые пряди в беспорядке разметались по плечам. Голос показался тихим-тихим, настолько, что им обоим потребовалось несколько секунд, чтобы вновь посмотреть друг на друга.       —Жень, не кипишуй, а…— Ромка тут же обнял ее, обхватывая рукой поперек талии и усаживая к себе на колени.— подумаешь,— подумаешь угроза того, что он откинется в лесу около родной деревни в луже собственной крови. И не таким пугали.       —Мои видения сбываются!— Женька хлопнула ладонью по его плечу, неосознанно сжимая бедра вокруг Пятифановской талии. Мысли о том, что сидеть вот так — слишком интимно, смущающие, по-новому для них, не посетили ни одного, ни другого.       —Ничего со мной не будет,— Пятифан фыркнул, не желая и дальше себе забивать этим голову. Только Женька зря раскипишевалась. Да, у нее были видения, и этот факт охренеть как его удивлял до сих пор, но он не собирался принимать то, что она увидела и как это связано с ним. Все, что его сейчас волновало, так это то, что Женька напугалась и себе сейчас нервы мотала. На остальное было похер.       —Я слишком многих потеряла.— Чернова неожиданно обхватили его щеки пальцами, придвигаясь к его лицу настолько близко, что их носы соприкоснулись. Рома застыл на месте, крепче сжимая чужую талию и в очередной раз мысленно ругаясь на отвратительную скользкую ткань этого идиотского халата. Причуды богатых блять...— Ты даже представить не можешь, сколько трупов я видела. Не хочу увидеть твой. — ее голос неожиданно сильно дрогнул, словно бы она была готова заплакать. Ромка тут же встрепенулся, одной рукой убирая светлые пряди от лица и заглядывая в серые, чертовски темные в полумраке комнаты, глаза.— Ей богу, придумаю, как воскресить, и сама грохну ещё раз,— вместо неуместных слов поддержки, которые Пятифанов говорить не умел совершенно, он осторожно придвинулся ближе к Жене, оставляя короткий поцелуй на пухлых бедных губах. Всего пара секунд, кожа к коже, чтобы она успокоилась.       —Все будет четко, не кипишуй. Правда, Жек,— Рома улыбнулся хитро, не разрывая зрительного контакта. Выдохнул, опаляя кожу горячим дыханием.       —Ты неисправимый придурок,— Женя тяжело вздохнула, немного смущённо дотрагиваясь до собственной щеки.       —Давай тормози,— Рома собирался потянуться за ещё одним поцелуем, но вместо этого Чернова быстро накрыла его шею бинтом, умело закрепляя его в считанные секунды, словно повязки каждый день накладывала.       —Все, вали к себе,— хлопнула ладонью по грудной клетке, собираясь встать, как хулиган схватил ее за руку, дёргая на себя. Они оба повалились на кровать, от чего та еле слышно скрипнула.       —Неа…— Пятифан оскалился в довольной клыкастой лыбе, нависая над Женькой сверху и наблюдая, как ее светлые волосы рассыпаются по покрывалу, а серые глаза становятся удивлёнными и недовольными одновременно. Пусть лучше она на него злится и вредничает, чем саму себя сжирает изнутри.       —Бабушкины угрозы не впечатлили?— Чернова, извернувшись, упёрлась голой ступней Ромке в бедро, руками крепко держа его за плечи, чтобы он и не думал приближаться к ней и отвлекать. Она тут переживает за него, а он лыбится, точно придурок. Ничему его жизнь не учит, ничего слышать не хочет.       Разговор Ромки и бабушки она услышала, когда поднималась по лестнице. Замерла на последней ступеньке, прислушиваясь. Удивилась тому, что бабушка вообще завела этот разговор, а когда Пятифанов поспешил ретироваться на второй этаж, что было правильным ходом, поспешила в ванную вместе с Велесом.       Кажется, Рома совсем не ожидал того, что она подслушает, потому что лицо его стало крайне удивлённым, обескураженным и таким забавным, что Чернова невольно улыбнулась, касаясь пальцами напряжённой мужской шеи с той стороны, где не было раны.       Пятифанов замер, облизывая тонкие губы. Смотрел на хитрую бестию, что лежала сейчас под ним, раздумывая над тем, как среагировать.       —Я…— сглотнул, мысленно чертыхаясь. А потом послал к черту все возможные варианты, сгребая Чернову в охапку и крепко обнимая. — ничего с тобой не сделаю, пока сама не попросишь,— рухнул на бок, закидывая на себя Женькину ногу, пока та, находясь в лёгком ступоре, позволяла ему расположиться в собственной кровати поудобнее.       Она не ожидала, что он скажет ей что-то...такое. Что ему важно все это, что...боже, почему в такие важные моменты мозги решает окончательно покинуть ее?       —Посмотрите, какие важные…— она попыталась отшутиться, чувствуя, как собственное сердце предательски сильно начинает биться в грудной клетке.— будто я позволю тебе лишнего,— она извернулась, почти вскакивая с кровати, но Пятифанов вновь схватил ее, возвращая на прежнее место и лишь крепче прижимая к себе. На этот раз они отдали лицом к лицу. Так близко, как это только было возможно.       —Попалась…— Рома улыбнулся довольно, прижимаясь лбом ко лбу Черновой и заглядывая ей в глаза.— я серьезно, Жень…— шепотом, чтобы она услышала, что поняла, что он никому и никогда больше такого не скажет. И до этого не говорил.— и пальцем не трону, бля буду,— хотя очень хотелось. До дрожи в теле, до боли внизу живота, до навязчивых мыслей, не дающих спать ночью. Но он не собирался пугать. Потому что даже делать рядом вот так было для него так охуенно, что он готов был ждать. Впервые в жизни.       —Спасибо,— Женя, только сейчас поняв, насколько хулиган был серьёзен, обхватила лицо Ромы ладонями, чувствуя, насколько у него горячие щеки.       Стрелка прикроватный часов медленно двигалась, пока они молча лежали в обнимку, смотря друг другу в глаза. Во взглядах обоих плясали чертята, сердца бились быстро, почти в унисон, пока за окном, наконец, окончательно стихал мерзкий холодный дождь.       —Давай посижу, пока уснёшь,— Рома, заметив, как Чернова время от времени медленно моргает, явно пытаясь бороться с повышенной от лекарств и настоек сонливостью, приподнялся, откидывая покрывало и перебираясь к изголовью кровати. Женя не возражала, позволяя ему прислониться самой к спинке кровати, сесть, пока сама она улеглась спиной на его грудную клетку, так, чтобы хулиган обнял ее, позволяя откинуть голову на плечо.       Рома подцепил одеяло, накрывая их обоих, выключил свет, ожидая, что в темноте Чернова быстрее отрубится, но она лишь поудобнее устроилась рядом с ним, едва не отдавив задницей все самое ценное пониже пояса. Да что ж ты делать будешь...одна угрожает, вторая неосознанно делает. Черновы решили его все же прикончить.       Пока Пятифан мысленно выговаривал сам себе гневную речь, Женя скользнула ладонями по его предплечьях, вновь нащупывая пальцами круглые, почти незаметные шрамы, которые постоянно цепяли ее взгляд, но спросить, откуда они, так и не получалось.       —Откуда у тебя эти шрамы?— она слегка приподняла голову, надеясь, что так получится встретиться взглядом с Ромой. Хулиган напрягся, не ожидая, что она спросит. Едва не отпрянул, скорее из привычки, чем из желания, но сдержался, крепче обнимая ее за плечи.       —Да херня, забей.       —Расскажи,— Женя резко развернулась, опираясь руками по обе стороны от его талии. Едва не рухнула лицом на поджарый, напряжённый живот, скрытый только майкой, но смогла удержаться. В темноте видно не было, но Ромка усмехнулся. Такой рассеянной Жека себе обычно быть не позволяет. Может, темнота так действует?       На него эта самая темнота, кажется, тоже действовала. Он никогда шрамов не стеснялся, но и говорит о них не рвался. Особенно об этих. Они были...не позорными, но и хвастаться ими не хотелось. Они были о его слабости, которой он так боялся, они были о глубоком детстве, о семье...       Но сейчас, когда она попросила, ему захотелось рассказать. Может, станет не так паршиво от них?       —Я когда с материным придурком поссорился первый раз, он об меня бычок затушил…— горький смешок вырвался раньше, чем он понял. Женя замерла на месте, перестав даже дышать. Вперилась внимательным взглядом в лицо хулигана, надеясь в темнота разглядеть его глаза, но у нее ничего не вышло.— в целях наказания епта. — опять смешок. Идиотский такой. Это просто защита, Рома просто защищается, потому что не может такое вызывать смех, черт возьми! Как этому уроду в голову пришло тушить бычки о ребенка?! Как?! Ее обуяла такая злость, что захотелось прямо сейчас увидеть этот козла, сделать хоть что-нибудь, натравить Велеса в конце концов!— А потом…я пару раз и сам себя, когда паршиво очень было. Вроде как легче становилось,— на этот раз улыбаться не хотелось. Тогда было правда паршиво, очень. Тогда он буквально жил в участке, исполнял такое, что мать за сердце хваталась. Этот хмырь...если б он не любил мать, то Ромка бы давно его выгнал. Отмутузил и спустил с крыльца, но...он ее правда любил, души просто не чаял. А с ним, как с собакой. И потом такая злость брала, что хулиган не знал, как справляться с этим, кроме как давить моральное физическим. Это ведь привычнее, это не так продолжительное. Поболит и пройдет.       Женя, так резко, что едва не слетела с кровати, села на колени, хватая Рому за плечи. Встряхнула, словно пытаясь вывести его из транса. Хулиган почувствовал, как трясутся ее руки. Хотел обнять, отвлечь, тут же пожалел, что раскрыл хлеборезку свою, но Чернова, в очередной раз напоминая, что далеко не слабая и беззащитная, сильнее впилась пальцами ему в кожу.       —Скажи, что не делаешь так больше,— она и представить не могла...неужели ему было настолько больно? Неужели причинять вред самому себе — единственный выход, который он находил?       —Да забей,— Рома отвернулся, всматриваясь в темное небо за окном, где то и дело проплывали черные тучи, а на звёзд дале намека не было.       —Рома,— Женя потянулась к выключателю, собираясь вернуть в комнату свет и продолжить разговор, но хулиган перехватил ее руку. Притянул к себе, укладывая на собственный живот, и коснулся губами макушку. Обнял, желая просто забыть сейчас обо всем, о том, дерьме, что в жизни было. Поцеловал в висок, в щеку, в нос — везде, где дотягивался. Отвлечь ее, себя, не думать обо всем этом, не заставлять ее опять переживать за него. Хватит уже, он же тоже не железный.       —Не делаю…— потянулся к губам, но Чернова накрыла его рот рукой.— Жек, ну мне чё, во всем тебе клясться?       —Узнаю…— недовольно засопела,так и не позволяя себя поцеловать.— сожрать пачку сигарет заставлю       —Уже со страху обосрался,— Пятифанов усмехнулся, все же получая свой короткий поцелуй.       —И даже близко подойти к себе не дам.       —Сраная шантажистка.       —Сейчас спать к себе пойдешь. Сам с собой сидеть будешь,— вопреки своим словам Женька поудобнее завозилась, почти с головой накрываясь одеялом. Улеглась полубоком, пристраиваясь рядом с хулиганом, который так и не лег полностью с ней, все же собираясь потом пойти в другую комнату. Разговор с Бяшей он все же решил отложить.       —Все, тихо, Цаца, спи…

***

      —План с церковью в силе?— Женя, посмотрев на Ромку, который как-то рассеянно смотрел в окно, поставила свою сумку на подоконник, устало выдыхая. Она, на удивление, выспалась, хоть с утра хулигана рядом с ней и не оказалось, в собственном хорошем сне хотелось благодарить именно его.       Вчерашний день сильно пошатнул ее уверенность в собственных силах, поэтому первое, что пришло ей на ум — действовать, и как можно быстрее.       —Хочешь попробовать сегодня?— Рома, только вернувшийся с улицы, где успел почти разом выкурить сразу две сигареты, дёрнул темной бровью, разворачивая к ней лицом. Не то, чтобы он был против приключений на свою задницу...стоило ли впрягаться во все это именно сегодня? Вчера их всех изрядно помотало. Сначала ментовка, потом скандал, ещё и видения эти у Жени. Она хоть и накрасилась с утра, но синяки под ее глазами все равно были заметны. И дело было не в недостатке сна, а в общей усталости. У него у самого морда осунулась так, словно он ничего не жрал минимум неделю.       —Ромыч, ну завтра контрольная же, на,— Бяша, сидевший все это время на подоконнике, недовольно нахмурил брови. В руках у него была тетрадка по истории, которая стояла следующим уроком. По этой же самой истории предстояла и контрольная, которую Баранов, в табеле у которого уже было несколько двоек, неожиданно для всех собирался хорошо написать.       —А ты давно от этом париться стал, гений бля?— Пятифанов фыркнул, засовывая руки в карманы штанов. Женя вздохнула тяжело, разворачиваясь лицом к окну и опираясь о подоконник локтями. Небо по-прежнему было серым и угрюмым, но хотя бы не шло дождя. Зато холод на улице стоял такой, что пришлось достать самый тёплый платок, а вместо блузки надеть кофту. Все утро пыталась заставить Ромку надеть теплый свитер, но хулиган так и не согласился. Даже угрозы от бабы Марфы не помогли.       —Полина пусть едет с нами…— она хотела было развернуться обратно, но заметила, как вдалеке, по единственной дороге, ведушей к школе, едет темная машина.— с ней тоже поговорить надо.       —Базаришь,— Ромка кивнул, ожидая, что Женя развернется к ним обратно, но она встала, словно вкопанная, едва не принимая лицом к стеклу.       Машина...черная, тонированная. Самый новый мерс, таких она ещё не видела, но номера...она знала из наизусть. Иномарка затормозила у школьных ворот, едва не сбив какого-то особо нерасторопного школьника. Тонированное в хлам стекло на заднем пассажирском опустилось, позволяя сквозь кованые прутья рассмотреть до скрежета зубов знакомое лицо.       —Бяш…— она, словно замороженная наблюдала, как открываются двери машины, позволяя пассажирам выйти из салона.— после уроков иди к Роме и даже близко с нашим домом не появляйтесь….никто из вас       —Ты чё?...—Баранов нахмурился, не понимая, что нашло на подругу. А Женя чувствовала, как собственное сердце проваливается куда-то вниз, громко бухая о стенки желудка. Ее дядя вылез из машины, неспешно, лениво, оглянулся с недовольным выражением лица, запахивая плотнее свой длинный кожаный плащ пока следом за ним из машины,вальяжно выставив ножки в дорогущих сапогах, не показалась ее мама. Вышла, нервно оглядываясь и поправляя солнечные очки на носу, которые закрывали половину чуть загорелого лица.       —Вы меня слышите?!— обернулась, разом глянув на всех троих парней.— Чтоб духу вашего не было, если жить хочется. Я позвоню, скажу, когда можно будет,— Пятифанов, наконец, выглянул в окно, тут же замечая чужую в деревне тачку. На таких иномарках никто в округе не ездит, просто потому что таких бабок ни у кого нет. Ему ничего разъяснять не пришлось.       —Жек, это батя твой?— ответа не последовало. Женя отследила, как родители быстрым шагом зашли в школу, пока двое бугаев в кожаных куртках остались ждать у машины, распугивая своим внешним видом проходящих мимо школьников.       —Вы поняли?— схватила свою сумку, собираясь побежать на первый этаж, чтоб "родители " даже не видели, с кем она общается, но высокий силуэт дяди показался в другом конце коридора.— Блять…— не дожидаясь, пока к ней подойдут вплотную, она сама пошла навстречу, оставляя друзей позади. От волнения едва не запнулась о собственную ногу, но вовремя взяла себя в руки, вспоминая, как справлялась со стрессом раньше. Сейчас ей нужно сделать все, что остаться невозмутимой. Остановилась на расстоянии двух шагов, всеми силами сдерживая дрожь.       —А вот и ты…— мама, окинув ее пристальным и недовольным взглядом с ног до головы, тяжело вздохнула, снимая солнечные очки с лица.— здравствуй, доченька,— последнее слова она произнесла так нехотя, с таким....пренебрежением, что в грудной клетке что-то кольнуло. Больно так, обидно, но почти ожидаемо. Она просто отвыкла.       —Мам…— прозвучало слишком жалостливо, хотя Женя просто хотела поздороваться. Прочистила горло, что вызвало лишь недовольный вздох со стороны Екатерины Степановны.       —В машину, бегом. Отец договорится с учителями,— она резко дернула рукой в сторону выхода, уже разворачиваясь, чтобы скорее покинуть стены школы.       —Ну раз отец договорится,— Женя бросила смелый взгляд на Дядю Мишу, желая, чтобы он прямо сейчас рухнул к ее ногам, корчась от какого-нибудь удушья или ещё чего похуже, но мужчина лишь погано усмехнулся в ответ.       —Шустрее спичками своими перебирай,— крупная ладонь почти легла на плечо, по Чернова-младшая увернулась, быстрым шагом направляясь на выход. Ее мать последовала за ней, брезгливо прижимая к себе руки в перчатках, словно ее пачкал сам воздух.       —Ром…что происходит?— Антон, все это время молчавший, испуганно глянул на друга, что застыл на месте, сжимая руки в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.       —Не знаю…родаки похоже,— Пятифанов тут же ринулся к окну, наблюдая, как Женя идёт к машине. Оглядывается у самых ворот, видимо, желая взглядом отыскать их, но один из верзил хватает ее за плечо, с силой заталкивая внутрь машины. — Блять…— с силой лупанул по подоконнику, настолько, что тот глухо затрещал. — упыри городские,— забыв про рюкзак, ринулся к другой лестнице, не собираясь оставлять Женьку с этим всем одну.       —Ты куда, на, придурок?! — Бяша, быстро среагировав, спрыгнул с подоконника, хватая его за плечо.— Женька же сказала...       —Мне ее одну оставить надо?! — Ромка, выхватил тетрадь друга, с силой отшвырнул ее в сторону, чем явно разозлил бурята.       —Тебе, ушлепку бесстрашному, там башню снесут! Ты итак двинутый на всю башку. Хочешь до конца жизни в психушке с мягкими стенами жопу свою тощую просиживать, чтоб красивая сестричка тебе слюни подтирала и поссать помогала?!— последние слова Бяша орал уже несущемуся вниз по лестнице хулигану, который не делал слушать никаких возражений.       —Завались!       —Они же его в бараний рог скрутят,— Антон, схватил сумки друзей, подошёл к Бяше, краем глаза замечая, как Женин отец, все это время смотрящий на них, неспеша направился к кабинету директора.       —Да ебать вас обоих в рот, на!— Бяша, схватив свою уже измятую тетрадь с пола, кинул ее в противоположную сторону, вместе с Антоном спеша следом за Ромкой.