Несвоевременность

      Бывает так, что ты просыпаешься и офигеваешь от жизни. Ты долго и скрупулёзно настраиваешь свой быт, свой бизнес, планируешь, подстраиваешься под циклы своего тела, отслеживаешь каждое изменение, высчитывая дни до гона, а потом просыпаешься в одной постели с омегой, который тебе нравится с того дня, как вошёл в твой дайнер. Бывает так, что ты просыпаешься в одной постели с Эрвином Смитом, на чьём теле виднеются следы губ и зубов. Твоих губ и зубов. А он продолжает спать, растянувшись на твоей постели, как будто не стесняется носить на себе твои отметины. Как будто он горд быть отмеченным тобой. Как будто всё в этой хижине у озера принадлежит ему. Как будто это уже его постель. И ты его. И ты офигеваешь. И ты спрашиваешь себя: «Как так вышло?», и вспоминаешь, с чего всё началось.

***

      Утро Ливая в тот день не отличалось ничем особенным. Обычное будничное утро в обычном городке с обычными-привычными посетителями в его дайнере. За столиком у окна сидели преподобный Шадис и раввин Пиксис и дискутировали о полезности бекона, а также его кошерности. Рядом с ними хихикала стайка девочек в школьной форме: они разглядывали какую-то цветастую, ярко обклеенную стикерами тетрадь, а за стойкой, позёвывая, расселись мисс Люси, владелец газетного киоска и по совместительству источник и хранитель всех сплетен городка, и её приехавшая погостить старшая сестра Фрэн.       — Ливай, котичек, плесни нам ещё кофе, — протянула чашку мисс Люси, улыбаясь и по-девичьи стреляя глазками. На него этот «лав»-обстрел не действовал, потому что, во-первых, мисс Люси заигрывала со всеми подряд, и даже то, что тридцатишестилетний Ливай ей в сыновья годился, её не смущало, а во-вторых, романтические отношения, по скромному мнению горожан, угрюмого владельца дайнера не интересовали от слова совсем.       Он сложил жирненькие и сладкие пончики с банановой начинкой в бумажный мешок, передал посетителю, перекинул посудное полотенце с одного плеча на другое, чтобы не мешало, и потянулся за кофейником. Разлил чёрный как смоль кофе по чашкам, чем вызвал взрыв кудахтанья взрослых леди у стойки:       — Ну разве он не душка, Фрэн! — сёрпая, восхитилась мисс Люси.       — Люси… — Ливай покосился на старушку предупредительно.       Распахнулась входная дверь, в дайнер вместе с порывом осеннего скрипучего ветерка ворвалась музыка ветра, и вошли двое.       — Определённо милашка! — подхватила похожая на разбухшую, но миловидную жабу Фрэн. — А кофе какой! Такой же крепкий, как эти руки! — Её сальный взгляд скользнул Ливаю по плечам и ниже — на сложенные у груди руки.       — Такой же крепкий, как задница Генри Кавилла! — усаживаясь рядом с Фрэн, поддакнул Эрвин Смит. Такой же энергичный, лучезарный и притягательный, как и всегда. Ливай, атакованный со всех сторон, глухо сглотнул, но выражение лица оставалось каменным. Пока никто не должен знать о том…       — Мам! — возмутился Винни. Шестнадцатилетний сын Эрвина, его точная копия, сбросив рюкзак на пол, присоединился к галдящему трио за стойкой. — Это же вздор!       — О боги, и это говорит мой сын! — воскликнул театрально Эрвин. — Как ты можешь такое говорить о заднице Генри Кавилла?! Крепость задницы Генри Кавилла не вздор, а научно доказанный факт!       — Кто доказал? — губы Винни растянулись в хитрую улыбку. Эрвин за словом в карман не полез.       — Учёные из Оксфордского университета… — сказал он, а потом подумал секунду и добавил, — … и миллионы поклонников по всему миру.       — Кто же источник горячих новостей? — не унимался Винни. Казалось, ему доставляло удовольствие вот так схлёстываться с Эрвином в словесных поединках. Ливай наблюдал их на ежедневной основе, раз за разом убеждаясь, что яблоко от яблони недалеко падает.       — Космополитен! — Эрвин подмигнул Ливаю, чем вызвал у того усталый вздох.       На миг воцарилась тишина, а потом Фрэн, выглядящая озадаченной, не стесняясь присутствующих, повернулась к сестре:       — Мам? — повторила она, уточняя.       — Эрвин у нас омега, — мисс Люси ласково улыбнулась, указывая ладонью на Эрвина. — А это его сын Винни!       Оба Смита, старший и младший, помахали дружелюбно в ответ.       — Приве-е-ет!       — Вообще-то полное имя Эрвин, но все зовут меня Винни, — улыбнулся подросток.       — А я Фрэн, — просияла в ответ старушка. — Погодите, Эрвин… И Эрвин?..       — Мгм, сам в шоке, — вклинился Ливай из-за стойки со скучающим видом. С заказом никто не торопился.       — Видите ли… — начал Винни, но Эрвин перебил сына.       — Тихо, мама сам расскажет, ведь это его момент сиять.       — Понеслось, — вздохнул Винни и шепнул Ливаю. — Кофе, пожалуйста.       Тот незамедлительно с понимающим, сочувствующим видом выполнил заказ. Ливаю нравился Винни. Воспитанный и улыбчивый ребёнок на его глазах вырос и превратился в красивого, обаятельного юношу, и их отношения по мере взросления Винни из «взрослый-ребёнок» постепенно перешли в доверительные. Дружеские.       — Видите ли, — с мечтательным видом, будто сказку рассказывал, вторил словам сына Эрвин, — когда я выталкивал из себя этот комочек счастья, то так сильно кричал и ругался матом, да, такое тоже может быть, так вот, медсестрам пришлось вколоть мне двойную обезболивающего, от чего мой разум помутился…       — И не прояснился с тех пор, — пробормотал Ливай себе под нос, а Эрвин продолжал вдохновенно:       — … и когда у меня спросили имя ребёнка, ничего красивей своего собственного я придумать не мог. — Эрвин, гордый мать, сиял будто начищенное золотое блюдце.       — Что за чудесная история, — охнула Фрэн, приложив одну руку к груди, а другую сестре на плечо.       — Спасибо, мам! — поблагодарил Винни, отхлебнув кофе, а Эрвин бросил на Ливая полный негодования взгляд.       — Я всё слышал, предатель! — воскликнул он.       — Ливай не со зла, мам, и жутко раскаивается, да же?       Последнее Винни произнёс с нажимом, но с неизменно вежливой, очаровательной улыбкой.       — Угу, — буркнул Ливай. — Теряюсь в догадках, как бы мне искупить вину.       Посторонний бы уловил иронию в голосе хмурого владельца дайнера, но те, кто знали Ливая довольно долго, различили терпкие нотки вины, щепотку стыда и щедрую каплю стеснения в словах, полных задумчивости. Эрвин читал его, как открытую книгу, или думал, что читал, поэтому никогда не обижался на едкие ремарки, считая, что такая у них дружба: Ливай ворчит, но никогда не оставляет в беде, а Эрвин отшучивается, чем вызывает редкие улыбки, и так же одним из первых спешит на помощь, если Ливай в ней нуждается. Эта перепалка не отличалась ни от одной другой из тысяч, что были до, и Эрвин прекрасно знал средство, которое могло бы всё исправить. С этого средства и началась их дружба, на нём она зиждилась, и им ароматно пахла.       — О! — воскликнул Эрвин. — Кофе! Кофе исправит всё!       Не понаслышке кофе у Ливая был самым лучшим в городе. Какую непостижимую магию он творил со своей кофемашиной, никто не знал, но все как заведённые тащились к нему в дайнер за новой порцией каждое утро и в дождь, и в снег, и в слякоть. Эрвин — не исключение. Скорее, он был главным ценителем и главой фанклуба, если бы такой существовал.       Ливай снова потянулся за кофейником, но наливать не торопился. Что-то его насторожило в ясно-голубых, молящих глазах Смита-старшего. Когда Эрвин выклянчивал кофе, то обычно состраивал такую невинную, почти ангельскую моську, что Ливаю хотелось схватить того за щёки и смачно, влажно, прямо у всех на виду мокро поцеловать, впиваясь в губы. Но он каждый раз себя одёргивал, напоминая самому себе, что они с Эрвином только друзья, а потом вспоминал, что Эрвин этой дружбой бессовестно пользовался. И снова хмурился, как сейчас.       — Какая чашка по счету? — прищурился, испытывая, Ливай.       — За всю жизнь? — Эрвин хитро улыбался. — За этот месяц?       — За это утро! — грозное шипение.       — Третья, — псевдоневинный ответ, на который Ливай не купился.       — Четвертая, — вклинился Винни, сияя эрвиновой улыбкой.       — Не могу поверить! — Эрвин шлёпнул по стойке. Он взглянул на Винни с таким видом, будто тот его с награбленным полиции сдал. — И ты, Брут?       — Прости, мам, — выдохнул Винни, виновато улыбаясь. — Но ты сам меня учил, что врать нехорошо.       — Сговорились, вредители, — бесцветно и как-то обреченно обронил Эрвин. Плечи его упали, улыбка растворилась: весь его вид говорил, что он перестал надеяться, что ему нальют лучший кофе в городе.       — От кофемана слышу, — буркнул Ливай и наполнил чашку до краев.       Видя, как льётся жидкая бодрость, Эрвин радостно засиял.       — А я не отрицаю! — охотно согласился, энергично кивая. — Мне очень нужен кофе. Твой кофе. Желательно внутривенно! Он самый лучший! Спасибо!       Ливай знал. Чего-чего, а недооценивать он себя не смел. Он знал, что его навыки кулинарии и заваривания горячих напитков превосходят остальных в округе, но слышать, как Эрвин заливается соловьём, как хвалит, как смотрит на него с благоговением и благодарностью, не поддавалось сравнению ни с крепким чаем по утрам, ни с прохладой раннего утра, ни с тихими мгновениями рыбалки, которую Ливай находил умиротворяющей. Внезапно он поймал себя на мысли, что готовить для того, в кого так давно и так горячо влюблён, имеет особую ценность.       Его признательность осталась безмолвной. Как и всегда. Ливай лишь коротко улыбнулся самым краешком губ и кивнул, принимая близко к сердцу все восхищения, которыми его осыпал Эрвин. И не важно, что слова относились к кофе и завтракам, а не к самому Ливаю, не важно. Главное, что Эрвин сейчас улыбался только ему.       Мисс Люси, которая с живым интересом наблюдала за привычной перепалкой, обменялась короткими взглядами со своей сестрой, но никак не прокомментировала ситуацию.       — Ливай, солнышко, и нам плесни ещё, — мисс Люси протянула пустую чашку. — Сегодня у нас предстоит насыщенный… — не закончив мысль, старушка громко и недовольно воскликнула. — Да господи боже!!!       На полуслове её прервал оглушающий рёв проезжающего мимо мотоцикла. Все сидящие у стойки проводили взглядом возмутителя спокойствия обеспокоенными взглядами.       — Это же не хайвей! Кто разрешил этим треклятым мотоциклистам разъезжать по центру на такой скорости?!       — Турист, скорее всего, — пожал плечами Эрвин, как ни в чём не бывало. В их маленький уютный городок часто приезжали туристы, особенно в осенний период, когда вся Новая Англия пестрела золотом, багрянцем, а местные рынки наполнялись свежим урожаем яблок, тыкв, кукурузы и турнепса.       — Свернёт себе шею, и поделом ему, — мрачно сказал Ливай, глядя в окна исподлобья, сканируя площадь, выискивая шумного гостя.       — Какой ты добрый, — усмехнулась Фрэн, а из-за её спины донеслось: «Где же твоя терпимость, Ливай».       То был раввин Пиксис. Его тон был по-отечески добрым, но до чёртиков раздражающим.       — Там же, где и мои чаевые, Дот, — крикнул Ливай из-за стойки, чем вызвал неоднозначные смешки пожилых сестёр и обоих Смитов. Раввин Пиксис, явно смущенный упрёком, начал лихорадочно рыскать в карманах под насмешливым взглядом преподобного Шадиса. Тот, зная своего закадычного друга, выразил Ливаю свою молчаливую солидарность и подмигнул ему. Ливай покачал головой.       — Кхм, — Эрвин кашлянул, привлекая внимание. Ливай перевёл взгляд на него. — Наш план ещё в силе?       — Какой?       Вместо Эрвина ответил Винни.       — Тот самый, в котором ты нам ливневки обещал почистить.       — А, это. — Ливай вспомнил, что давно обещал, но руки не доходили. Эрвин боялся высоты, а Винни на крышу не пускал сам Ливай. Парнем тот вырос крепким, его вторичный пол всё ещё не определился, но Ливай, заподозрив в нём омегу, не хотел рисковать, втягивая его в дела, требующие грубого вмешательства альфы.       — Ну так что? — Эрвин нетерпеливо поёрзал на стуле. Волосы взлохмачены ветром, глаза, бездонные и бирюзово-голубые, широко распахнуты, а грудь колышется то ли от волнения, то ли от переизбытка кофеина в крови. Ну и как ему можно отказать? Ливай сделал глубокий вздох. Сердечко зашкалило. Упёрся ладонями в стойку, собирая последние капли самообладания, направляя их к горлу, чтобы не выдать непонятно откуда возникший трепет.       — Угу, — он кивнул. Голос его не подвел. Не выдал. За все те годы, что он смотрел, как Эрвин входит и выходит из его заведения, Ливай выработал навык ничего не выражающего, каменного контроля эмоций. Будь он азартным игроком, разорил бы Лас Вегас давным-давно. По крайней мере, ему так казалось. — После закрытия приду, по рукам?       Эрвин протянул изящную ладонь, лучезарно улыбаясь.       — Приятно иметь с тобой дело, дружище! — и крепко, совсем не по-омежьи, сжал.       Что-то оборвалось внутри. Оглушающе громко треснуло. Но не маска верного, надёжного друга. Ливай заставил себя улыбнуться в ответ. Вышло не очень: уголки губ только дёрнулись, сложились в болезненную гримасу, но, к счастью, всё произошло настолько быстро, что никто не заметил. Ливай одёрнул руку, словно ошпарился, и обтёр о фартук. Нужно было как можно скорее выкрутиться из этой до ужаса нелепой ситуации. Выкрутиться и поскорее забыть о радости прикосновения, о боли, которую принесло небрежно сказанное «дружище».       Значимое и желаемое для многих других, Ливая это слово ранило, полоснуло по самому нежному, но это ничто. Это не впервой. Он не умрёт, если останется просто другом, которому можно изредка его касаться, а это всегда приятно. Он снова криво улыбнулся и напустил на себя вид бурной деятельности. Проверив, что все посетители обслужены — время завтрака подходило к концу, и дайнер начинал пустеть — он начал греметь пустыми тарелками, переходя от столика к столику, собирая посуду, чтобы отнести на кухню и помыть. Тут-то шум мотора снова резанул ухо, но уже ближе. Гораздо ближе.       — Что? — Мисс Люси обернулась, выглядывая байкера в большое окно. — Опять?       Ливай проследил за её взглядом, и увиденное заставило его замереть на месте с горой немытой посуды в руках.       Мотоцикл проехал мимо дайнера и плавно остановился неподалёку от местного супермаркета, обильно украшенного к осенней ярмарке. Мотор заглох, легко и со щелчком откинулась подножка, и байкер спешился. Это был крупный, высокий и хорошо сложенный мужчина. Лёгкость, с которой он перекинул ногу, а потом пружинисто соскочил с мотоцикла, говорила, что он в прекрасной физической форме, и, несмотря на шкафоподбную комплекцию, мужчина обладал каким-то небрежным изяществом движений, как у танцора или фигуриста. Ливай смотрел на него будто в замедленной съемке, где каждое движение гиперболизировано, утрировано, подсвечено, чтобы показать, насколько байкер был крут. Уровень крутости и так зашкаливал, но когда тот, аккуратно потянув, снял шлем, и из-под него золотой россыпью хлынули русые волосы, у Ливая возникло нехорошее предчувствие. Неспроста этот парень заявился к ним в город.       — Кажется, он идёт сюда. — Фрэн сидела вполоборота, очевидно, чтобы получше разглядеть, и откровенно пялилась на мужчину. — Боже, какой огромный!       Ливай фыркнул себе под нос. Приехал и приехал, смысл напрягаться. Уедет. У них таких тысячи каждый год. Покачав головой, Ливай развернулся и пошёл на кухню, чтобы отнести тарелки, однако он не успел дойти и до стойки, как за спиной раздалась мелодия ветра, оповещая о новом посетителе.       — Попались! — бархатный бас прокатился по залу.       Ливай остановился, у него на загривке поднялись волоски: другого альфу он почует, если тот будет стоять на другом конце футбольного поля, а этот вошёл и заполонил душком своих феромонов весь дайнер. Аромат был слабый, но достаточный, чтобы другой альфа понял, что территория помечена. Ливай медленно повернулся, готовый выпустить свои феромоны, чего никогда не делал, как вдруг за стойкой раздалось радостное:       — ПАП!!! — Сдержанный, взрослый не по годам Винни подскочил с места и полетел в объятья незнакомого альфы. Байкер широко развёл руки и поймал несущегося к нему Винни, приговаривая: «Приветствую, отпрыск мой!», а Винни что-то радостно бормотал, Ливай уловил несколько фраз: «Как здорово!.. Мы так соскучились!.. Покажу тебе наш город!..» У всех присутствующих отвисла челюсть, и только Эрвин сидел неподвижно, будто железный штырь проглотил. Альфа, крепко обнимая Винни, широко и до тошноты заразительно смеялся, кивал на все предложения Винни и в то же время бросал заискивающие взгляды на Эрвина. Ливаю это не понравилось. Очень сильно не понравилось. В нём проснулся и зашевелился волчий инстинкт, по зову которого захотелось оскалиться и зарычать, ощетиниться, чтобы прогнать чужака, но они не волки, а люди, произошедшие от волков. Люди цивилизованны и улаживают конфликт разговором, а жаль. Ливай бы с радостью вцепился ему в загривок и уволок прочь из его города, но глядя на то, как «его» омега узнал альфу, обречённо кипел злостью, стоя на месте.       Мисс Люси и Фрэн переглянулись, а потом мисс Люси нахмурилась.       — Пап?! — она завертела головой, будто хотела убедиться, что не ослышалась. — Эрвин, это?..       — Это Майкл. — Эрвин тоже поднялся и пошёл навстречу альфе. — Отец Винни.