Три пера

«В ногах правды нет, ― говорил себе Вэнь Сяолю, ― особенно когда это больные ноги!» Но торчать в четырёх стенах, даже если есть окно и дверь, ему было тошно. Выйдя на крыльцо, он обомлел: вчера вечером на гору опустилась туча и всё окутала влажным холодом, теперь же деревья и камни, и сама хижина сверкали в лучах солнца. Чтобы не поскользнуться, знахарь спускался по ступеням осторожно, а потом провёл пальцем по бревенчатой стене. Иголочки инея оказались хрупкими и сразу осыпались. Вэнь Сяолю вспомнил, как играл в снежки с Маоцю, и улыбнулся. Он кидал в орла снежок, а тот в ответ поднимал крылом целый снежный вихрь. «Вот уж точно ― силу свою он рассчитывать не умеет», ― подумал Вэнь Сяолю, повернулся к солнцу, зажмурился и наслаждался теплом. Наверное, так бы и стоял весь день, если бы не заурчал живот. Солнце слепило даже сквозь закрытые веки, и когда знахарь решил оглядеться, перед глазами заплясали цветные пятна. Никто не спешил к нему с обедом, но Вэнь Сяолю не унывал: привыкнув к превратностям судьбы, он научился делать заначки. Отчасти поэтому в комнате то там, то здесь лежали крошки. Но больше всего их было, конечно, в сундуке, где знахарь и прятал снедь. Сунув за пазуху половинку уже затвердевшей рисовой лепёшки, Вэнь Сяолю взял палку и решил провести день в безделье и созерцании красоты. Ни о ком и ни о чём он думать не желал. За время, проведённое на горе, знахарь неплохо изучил ближайшие тропы. Выбрав ту, что уводила подальше от лагеря, Вэнь Сяолю удивился: утоптана. Поглазев по сторонам и никого не заметив, он не стал менять направление. Солнце пронзало кроны сосен и пятнами ложилось на снег. Изредка раздавался щебет, слышались шорохи или хруст веток под копытом оленя. Вэнь Сяолю часто останавливался и отдыхал, но морозный воздух подстёгивал двигаться дальше. Воды в бутылке оставалось чуть-чуть, но в одну из вылазок знахарь заприметил ручеёк и теперь направился к нему. А когда увидел на камне у воды съёжившуюся фигуру, вздохнул. Голыш выскользнул из-под его сапога и звонко покатился к ручью, отчего мальчик вздрогнул, вскочил и хотел дать дёру, но увидел Вэнь Сяолю и застыл. Знахарь молча достал из-за пазухи лепёшку, разломил надвое и протянул кусок. Ученик лекаря вытер мокрое от слёз лицо и принял угощение. «Интересно, у кого такая тяжёлая рука…» ― подумал Вэнь Сяолю, разглядывая след от оплеухи. Не без труда опустившись к воде, он зачерпнул её и сделал глоток. От холода тут же заломило зубы. Знахарь наполнил бутылку, закупорил и подвесил на пояс, а потом достал из-за голенища нож. Тот самый, которым его ранил Датоу. Малец подавился лепёшкой и, кашляя, дал стрекача, вот только камни у ручья скользкие. ― Ну убей уже, убей! ― растянувшись на земле, заорал мальчуган. ― Хотел бы убить, не стал бы кормить, ― сообщил Вэнь Сяолю и протянул ему палку: ― Вставай. Мальчик принял помощь, поднялся и долго отряхивал одежду. ― Возьми, ― Вэнь Сяолю подал ему нож рукоятью вперёд. ― Он принадлежал твоему деду. ― Ты… не проклинаешь его?! ― Я знахарь из Циншуй. Мне нет дела до армии Гунгуна. Если станет невмоготу ― найди меня в лечебнице Хуэйчунь. Помогу. Опираясь на палку, Вэнь Сяолю похромал прочь. Он блуждал и блуждал, пока не вышел к склону горы. Сев на камень поустойчивей, знахарь глубоко вдохнул согретый солнцем воздух. Прямо под его ногами раскинулась необъятная красота… Иней плотно облепил каждую иголочку хвои, и крона сосны, которой Вэнь Сяолю касался сапогом, искрила как высшая драгоценность. Горы мягкими складками сходились в ущелье, где змеилась и поблёскивала река. Облака нежились на вершинах предгорий, отчего казалось, будто там улёгся дракон, топорща гребень… Вэнь Сяолю достал остаток лепёшки и с удовольствием его умял. А когда запил водой, вздохнул: «Жаль, не вино!» ― Я продавал уголь, торговал вином, разводил лошадей, работал счетоводом, тянул пряжу, сейчас врачую, ― в задумчивости пробормотал Вэнь Сяолю. ― Сколько у меня было лиц! А сердце одно и радуется простому… Знахарь снова попытался снять плетёный браслет, который дал ему Сянлю, как пропуск в шатёр к орлу. И опять безуспешно. ― До конца жизни носить что ли? ― проворчал он и поднялся с камня.

***

Сянлю направлялся к стрельбищу, где тренировались новобранцы, когда услышал ругань и вопли. Сообразив, что кричат у лечебницы, он скрипнул зубами и поспешил туда ― и не зря. Ученика лекаря подвесили за ворот на высокую рогулину, где он и болтался, вокруг собрались солдаты, и один из них поигрывал ножом для метания. Старый лекарь бранился на чём свет стоит, но ничего не мог сделать ― его скрутили в три погибели. ― Разойдись! ― громко скомандовал советник, вклиниваясь в толпу. Сгустив силу, он сорвал мальчишку с рогулины, освободил старика и подтолкнул их в сторону лечебницы. ― Ждать внутри! ― приказал он им. ― Советник, гляньте! ― солдат протянул ему нож. ― Каков дед, таков и внук*! Семя предателя! /Прим.: 有其父必有其子 ― «каков отец, таков и сын», яблоко от яблони недалеко падает, от осинки не родятся апельсинки./ ― Брехня! ― в отчаянии закричал мальчишка, вырываясь из рук лекаря. ― Я всегда старался помочь! Хотел жизни спасать! ― Поэтому нож выхватил?! ― гаркнули на него из толпы, которая всё прирастала числом. ― Будто не ты мальца разукрасил! ― вступился старый лекарь и увёл ученика себе за спину. Одежда мальчика была перепачкана грязью, а щеки лиловели от затрещин. ― Из-за предателя мой отряд срезали под корень! ― И мои погибли! ― И наши! Советник поднял руку, и голоса стихли. ― Я отдал чёткий приказ: мальчишку не трогать, ― Сянлю обвёл толпу тяжёлым взглядом. ― Он пятый год вас штопает и лечит. Каждому ― по делам его! Предателю ― смерть! Верному ― почесть! ― Он на меня нож направил, ― подал голос солдат, который и подвесил мальчика. ― Волк в овечьей шкуре! Как ни корми, всё к лесу глядит! ― выкрикнул кто-то. ― Чёрного кобеля не вымоешь добела! ― Нет ему веры! Семя предателя! ― Потравит нас! ― зароптали солдаты. Лекарь прижал к себе ученика и попятился к лечебнице, на крыльцо которой поднялась провидица и глядела будто сквозь толпу. ― Госпожа… ― поклонился старик и подтолкнул к ней мальчика. ― Прошу, спасите. ― Не мне решать, ― бесцветно отозвалась она и посмотрела на Сянлю. Тот отозвался на взгляд, помедлил и кивнул. Фу Цзы открыла дверь лечебницы и увела внутрь лекаря с учеником. ― Я отдал приказ! ― повторил советник, сгустил силу и стал помечать тех, кто больше всех голосил. ― Вы ослушались. Кого отметил ― получат сто плетей! Он обвёл взглядом ропщущую толпу и стал сечь слова: ― Голова предателя ― на колу! Собаке ― собачья смерть. Пособников найду и уничтожу. Бессмертны воины, павшие с честью на поле битвы! Погибшим отдадим дань памяти. Огнём и вином. Сегодня. Ничто не забыто. Никто не забыт. Разойтись! Как штормовое море сходит пеной и возвращается в оправу берегов, так и людской гнев унимается. Солдаты разошлись по казармам, и только тогда на площадке никого не осталось, Сянлю зашёл в лечебницу. Лекарь прижимал к себе ученика, словно хотел закрыть собой от всех бед мира. Провидица стояла у окна к ним спиной и играла камушком, катая его меж пальцев. ― Кто дал нож? Советник задал вопрос тихо и его голос казался спокойным, но даже Фу Цзы обернулась, ощутив, как от напряжения зазвенел воздух. ― Чужанин… ― ответил малец и тут же вскинулся: ― Господин, прошу, не ругайте его! Только он и шифу… меня в грязь не бросили. ― Ругать? Да его прибить мало! ― вскрикнул старик и закашлялся. Советник сжал его плечо. ― Попрощайтесь. Кивнув провидице, он вышел на крыльцо, и Фу Цзы последовала за ним. ― Кто-то теряет, кто-то находит, ― она насмешливо посмотрела на Сянлю, который в предельном раздражении прикрыл веки. ― Я возьму мальчика под защиту. Но отправлюсь с ним на Маоцю. Увидев, как заиграли желваки на лице демона, провидица тихо рассмеялась. ― Забираешь у меня человека и ещё ставишь условия? ― советник бросил взгляд из-за плеча, от которого любой другой бросился бы наутёк. Но Фу Цзы фыркнула и снова стала катать камушек меж пальцев. А потом щелчком отправила его в рогулину, на которой болтался ученик лекаря. Крепкая палка разлетелась в щепки. ― Я просила тебя не допрашивать предателя без меня. Ты решил по-своему. Теперь расхлёбывай. ― Я готов, ― мальчик отворил дверь и смотрел на взрослых открыто и твёрдо. Лекарь отвёл руки за спину. За последние дни он сильно сдал, но перед учеником держался с достоинством. ― Помни мой наказ, ― сказал старик. Мальчик трижды поклонился ему, а затем поспешил за провидицей, что уже спустилась по ступеням и направилась к обрыву. ― Переживём, ― сказал Сянлю лекарю и добавил: ― Подмогу тебе найду. Обиды не держи. Отдыхай. Услышав свист плетей и вскрики, он сощурился и пошёл на задворье ― лично проследить, как получают наказание нарушители.

***

Обратный путь всегда легче. Уже подходя к хижине, Вэнь Сяолю увидел в воздухе Маоцю и удивился, различив на его спине две фигуры. Прищурившись, знахарь понял, что один из них ребёнок, а второй ― точно не Сянлю. «А Пушарик окреп», ― присвистнул знахарь, оценивая скорость полёта. Напевая весёлую песенку, он захромал к хижине. Нога ныла, но так и путь пройден немалый. Вэнь Сяолю благодарно поклонился солнцу, что уже клонилось к закату. «Если дух спокоен, то и боль отступает», ― подумал он. Желудок бросался на рёбра, и знахарь понадеялся, что кто-нибудь всё же принёс ему поесть. Однако корзины с едой он в доме не увидел и нахмурился. «Обещался кормить, запретил соваться в лагерь, а сам голодом морит!» ― возмутился Вэнь Сяолю и полез в сундук за заначкой. Заморив червячка, он уже собрался под одеяло, как дверь отворилась. ― За мной, ― приказал страж в маске. У знахаря засосало под ложечкой. ― Я только пришёл! И очень устал, ― заявил он и расправил одеяло. ― Могу так, ― страж показал верёвку. ― Сам! Я пойду сам. …Зайдя в сарай, где пытали Датоу, Вэнь Сяолю оцепенел. ― Хочешь жить ― жди тихо, ― сказал страж и вышел. Пустые стены. Сухая хвоя устилала земляной пол, и следов крови не разглядеть, но знахарь всё помнил. Его затрясло. «Девятиглавый демон зря не угрожает… Но я же ничего не сделал! Даже отравить не успел!» ― Вэнь Сяолю толкнул дверь, но та не поддалась. Он стал прощупывать брёвна ― вдруг прохудилось какое, и получится сбежать. Но сарай был сложен на совесть, знахарь поник и стал ждать. Ждал и ждал. Ноги перестали держать, и Вэнь Сяолю сгрёб хвою в кучу и лёг на неё. Он так себя накрутил, что обессилел и уснул. Во сне ему казалось, будто обрёл крылья и парил высоко-высоко, под самым сердцем ослепительного света… который вдруг больно обжёг ему лицо! Вскрикнув, знахарь забарахтался и ощутил, что действительно оторван от пола, вот только держит его сильная рука, а прямо перед лицом ― полыхают алым огнём глаза демона. ― Зачем отдал нож мальчишке? ― почти прорычал Сянлю. ― Я ничего плохого не хотел! ― Но сделал! ― Он кого-то пырнул? ― ахнул Вэнь Сяолю. Сянлю швырнул знахаря на пол, и он кубарем откатился к стене, взвыл и схватился за ногу. ― Из-за тебя пострадают мои солдаты! ― советник навис над ним. ― Лекарь опытен и предан. Но стар. Он готовил себе замену, а мне пришлось мальчишку отдать. Ты забрал жизни моих людей! Потому что в будущем некому их спасать! Никогда прежде Вэнь Сяолю не видел демона в такой ярости. Вспомнив ребёнка на спине Маоцю, он съёжился. ― Я могу помочь… ― знахарь хотел продолжить «найти вам расторопного толкового мальца», но леденящий смех демона заставил его прикусить язык. ― Верно сказал главнокомандующий: тебе доверит спину только глупец. Но в одном деле ты точно поможешь. Встать! ― скомандовал он, как отдавал приказы солдатам. ― Подойти к вёдрам! Вэнь Сяолю подчинился, но заглянул в одно из вёдер и, зажав рот ладонью, попятился. ― Вымыть. Расчесать. Заплести сто кос, ― советник рубил слова, словно рубил мечом. ― Приставить голову к телу. Направить к Мосту беспомощности*. /Прим.: 奈何橋 ― Найхэцяо или *«Мост беспомощности» между мирами живых и мёртвых. Его должна пересечь каждая душа перед входом в подземное царство Диюй. Мост подобен реке Стикс в греческой мифологии./ ― Нет! ― А ну повтори, ― демон повёл рукой, и Вэнь Сяолю словно затянуло на глубину, и толща воды давила, давила, давила на него. ― Н-нет… Из носа и ушей знахаря потекла кровь, и Сянлю ослабил хватку. Упав на пол прямо возле вёдер, Вэнь Сяолю собрал силы и отполз в сторону. ― Предатель отдал свою кровь в обмен на ритуал. Он указал на тебя, как на проводника, ― советник пнул ведро, голова выкатилась и теперь смотрела на знахаря пустым взглядом. ― Но сделку заключил со мной, и я прослежу, чтобы ты выполнил все условия. А если снова услышу «Нет»… Демон сел напротив Вэнь Сяолю и предупредил: ― Тогда за каждого умершего от ран солдата я возьму жизнь того, кто будет рядом с тобой.

***

Прошла ночь, и забрезжил рассвет. Вэнь Сяолю, зажмурившись, сидел на камне и тёр пальцами ладони. Он открывал глаза, убеждаясь, что кожа чистая, и опускал веки. И опять тёр. Невозможно скитаться, драться за объедки, выживать самому, лечить других ― и остаться брезгливым. Но у каждого есть свой предел. ― Дыру протрёшь. Возвращаемся, ― бесцветно сказал страж, которого Сянлю приставил к знахарю. Но Вэнь Сяолю словно прирос к камню, на котором сидел, и продолжал ожесточённо тереть ладони. Страж свистнул небесному скакуну. Когда тот подлетел к ним, закинул знахаря ему на спину, вскочил в седло и направил коня к лагерю. В солдатской мыльне Вэнь Сяолю немного полегчало. Знахарь ушёл в свои мысли, а потому не удивился одиночеству: пока он отмокал, никто из казармы его не потревожил. Обтираясь посконью*, Вэнь Сяолю в который раз пожалел, что не может духовной силой высушить волосы и очистить одежду. Запах гари ещё стоял в ноздрях, и одевался он с отвращением. /Прим.: *посконь — домотканая ткань из конопляного волокна, грубая и неокрашенная. В Древнем Китае одежду из конопли носили бедняки, и для солдатских нужд вряд ли могло быть что-то другое./ Намотав на голову сухую тряпку, знахарь вышел из мыльни. Он натянул зимоходы и взял палку, что оставил у входа. В лагере текло обычное утро. Снег стаял, и солдаты месили грязь. Кто-то бежал облегчать низ после холодной ночи. Слышались голоса, смешки, скрипы и перестук. Кашевар ударил ковшом по котлу, подзывая на раздачу еды. Живот знахаря с готовностью заурчал. Страж, что стоял неподалёку, оглядел его и отчитал: ― Совсем дурак? Голову застудишь и оглохнешь. Обсохни! ― Могу только так. Принимая прямоту за показную беспомощность, страж помедлил, но всё же направил духовную силу, отводя влагу с волос и одежды Вэнь Сяолю. Тот не ожидал отзывчивости и закивал, благодаря. А потом размотал ткань и повесил на ограду у мыльни, где сушились на ветру другие тряпки. Кое-как собрав волосы в пучок, он скрепил их цикуо*. /Прим.: 缁撮 ― цикуо ― головной убор, ткань, прикрывающая пучок волос./ ― Советник велел тебе возвращаться в хижину и ждать там. ― Не хижина, а халабуда. Насквозь продувается! Ещё чуток и ветром унесёт, ― буркнул знахарь и потуже подвязал халат. ― Точно дурак. ― Страж отвесил ему пребольный щелбан и строго сказал: ― Не вздумай ляпнуть такое при советнике! ― Ему-то что? Не сам же строил,― огрызнулся Вэнь Сяолю и потёр лоб. ― Он слаб. Покалечишь и как оправдаешься перед советником? Знахарь обернулся на насмешливый женский голос и подумал: «Так это её я видел с мальцом на Маоцю! Ба-а, демон доверил своего орла женщине! Накой пацан провидице сдался? В служки взяла или в жертву принесла?» Страж выставил руки в приветственном жесте, а потом дал крепкую затычину Вэнь Сяолю, мол, поклонись, охламон. Знахарь едва не пропахал носом грязь, но смог удержаться на ногах, потёр затылок и поприветствовал. ― Не услышал или не понял? ― провидица едва коснулась стража, но тот упал на колено, словно принял на плечо тяжесть горы. Вэнь Сяолю отошёл вбок, головы не поднял и видел только низ чёрных одежд провидицы. На плотной ткани алели мелкие стежки узора, который будто ожил под его взглядом и зазмеился вверх. Словно заворожённый, Вэнь Сяолю проследил узор до самой груди, сглотнул и зажмурился. Он рискнул открыть глаза, только услышав стража: ― Не шатайся по округе. Ступай в хижину и жди там. Провидица шла в шатёр, где белела фигура советника. Знахарь смотрел вслед женщине и думал: «Сильная. Вольная! Такую попробуй обидь. Аж завидно! Хотя нет. Вольному ― воля, а сильному ― испытания. Крепкое одинокое дерево притягивает молнии. Живи тише воды ниже травы и целее будешь. Но чего это провидица на мою защиту встала?» ― Сладкий аромат, острые шипы, ― пошлёпал губами он и, шагнув к стражу, понизил голос: ― Пс-с, скажи, а советник с ней того? Ну, то тучка, то дождь*? Тот промолчал, и знахарь перешёл на доверительный шёпот: ― Как думаешь, ветки красного абрикоса перекинутся ко мне за стену**? Страж поправил маску, сдавленно рассмеялся и сделал жест, словно говорил: я не имею никакого отношения к этому обормоту. Он зашагал прочь, а Вэнь Сяолю глянул на небо и стал напевать себе под нос: ― Чивикают, чивикают пичуги целой стаей: самец теряет самку и жалобно поёт, зовёт к себе*. /По преданию к чускому вану Хуай явилась Яо-цзи, богиня горы Ушань, и разделила с ним ложе, а утром ушла, превратившись в тучку над горами. Сун Юй описал это в поэме *«Горы высокие Тан». Оттуда пошла идиома 翻云覆雨 ― *«то тучи, то дождь» или же «рассеялись тучи, брызнул дождик», обозначая любовную связь, а также «семь пятниц на неделе». Чем Сяолю и озадачил стража. Напевал знахарь строки из поэмы, и да, это анахронизм, но будем считать, что время течёт нелинейно :) 红杏出墙 ― **«Ветки красного абрикоса перекинулись за стену» ― Сяолю спросил, есть ли у него шанс охмурить провидицу: эвфемизм означает «наставить рога». А страж принял подначку задиры за чистую монету, бгг))/ В вышине над обрывом реял Маоцю. Помахав ему рукой, Вэнь Сяолю зашёл в хижину и замер в дверях: по комнате плыл дразнящий аромат. Причмокивая, знахарь принялся уплетать ещё тёплую еду. Насыщение и усталость после бессонной изматывающей ночи сделали его вялым, но он встряхнулся, придвинул жаровню и затеплил огонь. Осмотревшись, Вэнь Сяолю принялся складывать в заплечную корзину свои вещи. А когда наткнулся на гребень Шици, то распустил волосы и стал расчёсывать их, начиная с кончиков. Сев на топчан, Вэнь Сяолю водил гребнем, чувствуя, как уходят мрачные мысли. Огонь потрескивал в жаровне, живот приятно тяжелила сытость, а руки всё чесали и чесали пряди, пока те не легли мягкой волной на спину. ― Куда делась шпилька? Вроде сюда положил… ― пробормотал Вэнь Сяолю и стал ворошить постель. Скрипнули ступени. Дверь отворилась. Сянлю остановился на пороге, принеся с собой свежесть вечерних сумерек. ― Я вернул Датоу к истокам*, ― отчитался Вэнь Сяолю. Он нащупал шпильку, зажал её зубами и принялся собирать волосы в пучок. /Прим.: 归真 — *«вернуться к своей первичной природе» ― больше чем смерть, учитывая мифологичность новеллы и череду перерождений./ Советник зашёл в хижину и затворил дверь. Знахарю показалось, что он выглядел озадаченным, словно обнаружил у Вэнь Сяолю под мышкой вторую голову. Знахарь провёл по своему лицу, посмотрел на ладонь, но ни копоти, ни крошек не было. Нахмурившись, он стал пялиться в ответ. А приглядевшись, понял, что Сянлю бережёт бок. «Видно, крепко досталось. Так тебе и надо!» ― позлорадствовал Вэнь Сяолю и воткнул шпильку в волосы. ― Я думал, думал… ― протянул он и хлопнул ладонью по здоровой ноге, ― и понял, что маленько завидую тебе! Будь у меня девять голов, то не страшило б одиночество, не крутила б скука. Наверное, ты постоянно сам с собой болтаешь, поэтому и выглядишь так, будто ушёл в себя и заблудился. Но с другой стороны… Солнце закатилось за гору, и комнату освещала только жаровня, отбрасывая на стены длинные пляшущие тени. Но даже полутьма не могла скрыть ― чаша терпения демона наполнилась доверху. ― Ну, пора и честь знать! ― Вэнь Сяолю быстро поднялся с постели и подошёл к своей заплечной корзине. ― Я собрался и ухожу! Не проронив ни слова, Сянлю подошёл и взял его за подбородок, заставляя открыть взгляд. Знахаря бросило в жар, он натужно рассмеялся. ― Ой да ну ладно! Не нужен мне твой абрикос! Сердишься почём зря! Я ж пошутил. Захотелось уесть стража. У меня от его щелбана шишка выскочила! ― Какой ещё абрикос? Хватит нести чушь, ― в раздражении произнёс Сянлю, отвёл его подбородок в сторону, коснулся щеки и шеи. ― У тебя нет щетины. ― Я ж знахарь! Бородёнка у меня жидкая, скоблиться надоело, вот и потравил себя чуток. Теперь лишнее не растёт и не чешется. Можно и глиной, но это муторно. Зелье надёжней. Могу приготовить для тебя. Только не ручаюсь, что весь не облысеешь. Ха! Давай отравлю? Наверняка, ты умаялся ухаживать за своей роскошной шевелюрой. Как оплешивеешь, так и забот убавится. Глядишь, хоть одна из голов болеть перестанет. Точно говорю! Подобреешь и перестанешь меня за горло хватать! ― Язык без костей, ― процедил Сянлю сквозь зубы. ― Совсем страх потерял. Он провёл по шее Вэнь Сяолю, тот сглотнул, и его кадык прошёл прямо под пальцами демона. Сянлю приблизил лицо, ноздри дрогнули. Сузив глаза, он отстранился и бросил: ― За мной. ― Хочешь отправить меня домой на Маоцю? Вот спасибо! ― обрадовался Вэнь Сяолю и схватил свою корзину. ― Вещи оставь, ― послышалось с крыльца. Знахарь скис, но натянул ватный халат поверх стёганой куртки, вышел следом и ахнул. По небу плыли пятицветные облака*. ― Советник Сянлю, тебе улыбается удача! ― подметил Вэнь Сяолю и принялся подначивать: ― Нюйва* починила Небо разноцветными камнями и по сей день благословляет красотой! Вспомни-ка: она ― богиня брака. Так что не хлопай ушами и сорви уже свой абрикос! А то он в другие руки упадёт. Во втором месяце весны принесёте жертвы и устроите свадьбу, наплодите детишек. А если дело не заладится, то не вешай го́ловы! Приведи жёнушку в мою кли… /Богиня *Нюйва и Фуси в китайской мифологии ― первая супружеская пара богов. Спасли мир от Великого потопа. Изображают их с переплетёнными змеиными хвостами. *Пятицветные облака считаются добрым знаком./ Под чарами молчания слово «клиника» Вэнь Сяолю смог только промычать. Демон не снял заклятие даже тогда, когда Маоцю поднял их на высоту. Спрятавшись от ледяного ветра за спиной Сянлю, знахарь стучал зубами, но открывшийся вид его ошеломил. Светило завершило свой путь, и только краешек неба тлел в закатном огне. Тучи клубились, плотно покрывая горный хребет. Казалось, будто это океан простирался до самого горизонта, и вершины гряды ― россыпь островов. Высоко над головой стелился второй слой пятицветных облаков, и знахарь улыбнулся: Нюйва заботливо укрывала суматошный мир своей накидкой… Одеревенев от холода, Вэнь Сяолю стал трясти демона за плечо. Тот скосил взгляд, и знахарь указал на свой рот: верни голос! Но Сянлю лишь похлопал орла по спине. Вэнь Сяолю понял, что уже различает движения: вот это означало «вверх». Маоцю набрал высоту, и дышать стало тяжелее. ― Даю один шанс. Расскажи всё без утайки, ― потребовал Сянлю, снимая чары молчания. Знахарь наморщил лоб и честно ответил: ― Мне плохо одному. Замёрз. Устал бояться. Хочу домой. Демон развернулся к Вэнь Сяолю и сузил глаза. ― Звери, птицы, рыбы и гады честнее людей и божеств… Вы обвиняете демонов в жестокости, но сами переплюнете любого из нас. Я понял, что именно ты отравил Маоцю, как только зашёл в твой дом. У озера твой заплечный мешок пахнул также, и трава вокруг Маоцю, и его клюв. Но врал ты залихватски. Я даже начал сомневаться. Пока снова не почуял яд. Сянлю резко толкнул знахаря, орёл наклонился, уходя в разворот, и Вэнь Сяолю с криком сорвался вниз. Выждав время, Сянлю велел орлу: ― Схвати его.