Три пера

Осень в горах холодна, как зима на равнине. У шатров горели костры, возле которых грелись солдаты, передавая по кругу подогретое вино. Мало кто был в броне ― кожаные доспехи сушились на рогулинах там же у огня: на гору прибыл главнокомандующий Гунгун и, несмотря на дождь, советник устроил не просто смотр войска, а полноценные учения. Сянлю гонял пехоту так, словно это был последний бой. Впрочем, выкладываться по полной он требовал всегда: и когда строили оборонительные рубежи, и когда возводили в лесу сторожевые вышки; и когда складывали в горах убежища для разведчиков или же на случай отхода; и когда после камнепадов разбирали булыжники и брёвна для укреплений и ловушек; и когда проводили вылазки и диверсии; и когда смешивались с торговцами, доставляя важные грузы в караванах; и когда нападали на обозы противников, захватывая провиант и оружие; и когда сталкивались с врагом лицом к лицу… Новые рекруты боялись советника больше смерти, бывалые же воины боялись, но уважали, видя, что с себя советник требовал больше, чем с остальных. Ставку освещали масляные лампы. У карты собрались военачальники, советник и главнокомандующий. В отличие от солдат, они броню не сняли. ― Соглашусь с советником, лучникам выгодно занять позицию здесь, ― Гунгун указал на участок горной дороги. ― Но важно знать наверняка, будет ли у врага поддержка с воздуха, иначе напрасно потеряем людей. ― Лучше вот тут, и сбросим сверху камни, ― ткнув пальцем в карту, пробасил Фую*, который даже в человеческом облике походил на медведя. ― Нет. Раздавим и охрану, и груз. И дорогу потом расчищать, ― отсёк Гунгун. ― У нас мало небесных коней, ― покачал головой Сю*, родной сын главнокомандующего и его правая рука. ― Разумно ли рисковать ими? ― Передовой отряд я прикрою с воздуха сам. ― Сянлю подошёл к карте и провёл рукой, очерчивая пространство боя: ― А двум другим нужны твои крылатые лучники, Сю. Замыкает сяожун** Фую. ― Снова суёшься в пекло? ― рыкнул тот и оттёр советника от карты: ― Знаю эту дорогу. Там отвесные скалы! Значит, моим придётся рассредотачиваться. Растянемся, замедлимся и не успеем прикрыть! Мало огрёб в прошлый раз? Нужен другой план! Этот рисковый! Сянлю пригвоздил военачальника взглядом, но промолчал. То отступление он не смог бы забыть при всём желании. План рухнул. Замыкающих отсекли. Его передовому отряду пришлось прикрывать отход и сдерживать врага. Солдаты бились насмерть, сумели выиграть время для отвода сил и обеспечили занятие оборонительного рубежа. Из отряда выжило лишь трое. Сянлю вместе с солдатами возводил погребальные костры, а потом долго залечивал свои раны. Главнокомандующий обратился к Фу Цзы***, что стояла по левую руку: ― От твоих шпионов жду окончательный маршрут, точный перечень груза по обозам и состав охраны. А от тебя лично жду прорицания. Сю прав: небесные лучники на вес золота. Фу Цзы не только руководила шпионской сетью, но и была провидицей. Она сложила руки в почтительном жесте. Сянлю поджал губы и бросил на неё острый взгляд, а в следующий миг повернул голову ― раздались крики, орлиный клёкот, ржание коней, топот, звон… ― Советник! ― караульный распахнул полог шатра и сложил руки, прося прощения за вторжение: ― Маоцю напал на коня главнокомандующего! Мы не можем с ним справиться! Сянлю бросил взгляд на Гунгуна, у которого от гнева потемнело лицо. ― Всё решу! ― сказал он и широким шагом последовал за часовым. /Прим.: Гунгуна поддерживал не только Сянлю: был *Фую, превратившийся после смерти в медведя, и двое сыновей ― одного из которых звали *Сю. ***Фу Цзы ― это реверанс воительнице и жрице Фу Хао. **Сяожун ― отряд в 50 человек (из пятёрок «у» формировались более крупные подразделения). Под замыкающими имеется ввиду арьергард, который разведывает состав, группировку и направление движения войск противника, обеспечивает отвод войска. / Легко сказать! Если пожар паники, который вспыхнул из-за Маоцю, удалось погасить быстро, то последствия… От небесного коня Гунгуна не осталось ни копыт, ни сбруи. Орёл метался, снося всё и вся, теряя перья, и в его клёкоте слышались боль и ярость. Сянлю сумел усмирить его и перенёс подальше от лагеря и гнева Гунгуна, но не понимал что делать дальше. Снова и снова он проверял его тело, но не находил следов яда или проклятия и мог только облегчить боль, исцеляя духовной силой. По телу орла прошла судорога, и демон ослабил сдерживающие чары. ― Ты дичаешь?.. ― тихо спросил Сянлю, положив ладонь на голову Маоцю. ― Я нашёл тебя в разорённом гнезде и вырастил. Не смей терять разум! Маоцю издал жалобный звук, похожий на плач, и закрыл глаза. Скрипнув зубами, Сянлю погрузил его в глубокий сон и со всей тщательностью стал сооружать укрытие. Он усилил схрон иллюзией для отвода глаз, вернулся в лагерь и сразу направился к командующему. Караульные вытянулись в струнку. Отведя край полога, Сянлю зашёл в шатёр. Миска риса, ломтики тушёного мяса, подогретое вино ― вот и весь ужин главнокомандующего. Гунгун поднял взгляд. Броню он так и не снял. ― Солдаты собрали перьев на десять одеял, ― обронил он. ― Я осмотрел Маоцю. Следов яда или проклятия не нашёл. Не понимаю… Моих знаний недостаточно. Ифу*, я прошу вас помочь. /Прим.: 义父 ― *ифу ― приёмный отец, названный отец; иероглиф 义 означает честь и достоинство, как основу личности, справедливость, нравственность, принцип 义气过于骨肉 «чувство долга сильнее уз крови»./ Гунгун отложил палочки. Сянлю называл его ифу так редко, что можно пересчитать по пальцам. А помощь просил ещё реже и всегда не для себя. Сделав глоток вина, Гунгун заметил: ― От Чжаньданя не осталось даже сбруи. ― Это моя вина, ― кивнул Сянлю и пообещал: ― Дайте мне месяц. Ваш небесный конь будет быстрее молнии. ― Боевой конь ― это боевой товарищ. ― Я приму любое наказание. Прикрыв веки, Гунгун помедлил, но сделал жест, приглашая сесть рядом. ― Какое наказание считать достаточным? ― тихо спросил он, и усталость тенью легла на суровое лицо, состарив его. Сянлю отметил, что невзгоды выбелили виски отца, промолчал и остался стоять. Гунгун открыл глаза, взял палочки и указал ими на место за столом. ― Сядь, ― потребовал он и, дождавшись, когда сын расположится рядом, взял чистую миску и наполнил её рисом, положил кусочки мяса. ― Ешь. Сянлю посмотрел на миску, но к еде не притронулся. ― Без Маоцю мы теряем манёвренность. Конечно, я помогу тебе. Пока не найдёшь замену Чжаньданю, я заберу твоего небесного коня. Наказание выберешь себе сам. Ешь уже! Гунгун не затягивал дела, требующие безотлагательного решения, а потому той же ночью отправился с сыном в убежище. Орёл был плох. Сянлю хоть и замедлил его жизненные токи, но перья продолжали осыпаться, как осенняя листва. Подобрав перо, Гунгун нахмурился. Сянлю скрестил руки на груди, не понимая, почему отец медлит с осмотром. ― Яд ты искал не там. Посмотри на очин, ― Гунгун отдал ему перо. ― Отравитель явно знаком с Трактатом Шэньнуна о корнях и травах… Неясно чем он усилил зелье, чтобы достичь такого сокрушительного результата. Сянлю взял перо, коснулся его основания… и его глаза расширились. ― Яд сгустился только в одной точке? Жёг кожу, пока не выпадало перо? Он быстро подошёл к спящему Маоцю и коснулся его: ― Я не чую отравы ни в костях, ни в органах, ни в коже. Как такое возможно? ― Этот яд требует умения и редких трав. Неудивительно, что от такой боли у Маоцю помутился рассудок. Исцелять духовной силой придётся долго. Ни у меня, ни у тебя столько свободного времени нет. Яд будет действовать, пока орёл не сбросит всё оперение. Впереди зима. Нужно действовать, иначе Маоцю не выживет. Кажется, ты нашёл толкового зелейника. Приведи его. Составим противоядие, а выхаживать сможет и наш лекарь. Сянлю пришёл в дом знахаря уже со списком ингредиентов. Вэнь Сяолю видел десятый сон, а потому не проснулся, даже когда с него сбросили одеяло. Демон не церемонился с ним раньше, не собирался и сейчас. Вздёрнув знахаря на ноги, он тряхнул его, отчего тот дёрнулся, но глаза продрал не сразу, а разглядев кто перед ним, хотел закричать, вот только чары молчания лишили голоса. ― Дам только одну попытку загладить свою вину, ― процедил Сянлю, держа барахтающегося знахаря за шкирку. ― Не вылечишь Маоцю, и я сначала уничтожу всё, что тебе дорого, а потом возьмусь за тебя. Собери вещи и травы. Я скажу какие. Пойдёшь со мной. Предупреди своих, что вернёшься нескоро. Пусть не ищут. Поднимешь шум ― убью всех. Понял? Вэнь Сяолю прошиб холодный пот. Он замотал головой. Ощутив, что снова может говорить, знахарь решил прикинуться дурачком. ― Господин, что случилось? Я всегда готов помочь. Зачем стращать? Расскажите всё, как есть! ― Смеешь юлить?! ― глаза демона полыхнули огнём. ― Ты отравил Маоцю! ― Чушь! Я давно его не видел! А когда видел, вы были рядом! Как я мог отравить? Зачем? Чтобы вы убили меня? Дверь отворилась. В комнату зашёл встревоженный Е Шици, к горлу которого всего за долю мгновенья подлетел осколок льда и замер, угрожая. ― Вот и славно, ― оскалился демон, заблокировав попытку Е Шици защититься. ― Он умрёт первым. ― Я пойду! Пойду! Не вреди моим людям! Вэнь Сяолю бросился собирать вещи. Список, который дал Сянлю, по-настоящему напугал знахаря: пусть это был лишь клочок ткани, но иероглифы выведены твёрдой рукой, и писал их целитель. Сообразив, что дело приняло опасный оборот, Вэнь Сяолю решил отрицать свою вину до последнего вздоха. Котелок, ступка, травы, плетёные коробочки с порошками, ветошь, тёплая одежда ― всё это знахарь смог затолкать в одну заплечную корзину. Начеркав угольком на общем столе «Ушёл с Шици в горы на помощь, вернусь когда закончу», он взвалил ношу на спину и вышел из дома. ― Я готов, ― сказал Вэнь Сяолю, подойдя к раскидистому айланту, у которого остались демон и Е Шици. Но теперь под деревом стоял только Сянлю. У знахаря упало сердце: ― Где Шици?! ― Увидишь его, когда излечишь Маоцю. Не успел Вэнь Сяолю возмутиться, как ощутил на себе, что значит скорость демона. «Да зачем ему вообще орёл нужен!» ― изумился он. В ушах засвистел ветер и знахарь крепче вцепился в Сянлю. Когда они достигли изножья горы, день вступил в свои права, а яркое солнце бликовало на мокрых от дождя листьях. Ощутив под ногами твердь, знахарь отпустил ханьфу Сянлю, отошёл в сторону и поставил корзину на землю. Спина взмокла, поясница ныла, ноги дрожали, но жаловаться он не посмел. Видимо, недавно сошёл камнепад, и глыбы громоздились друг на друга, подмяв под себя выкорчеванные деревья. Вэнь Сяолю заозирался, а демон подхватил корзину, другой рукой сжал плечо знахаря и молча потащил вперёд. Оказалось, что это ― схрон, усиленный иллюзией. Темно, тесно и холодно. Кто-то шумно дышал где-то рядом. Вэнь Сяолю отпрянул и отдавил бы ноги Сянлю, если бы не получил толчок в спину. ― Совсем не видишь? ― в голосе демона слышалось удивление. Рассеянный свет раздвинул мрак, но его хватило, чтобы осмотреть укрытие. Однако Вэнь Сяолю не глазел по сторонам ― он уставился на орла, чувствуя, как сжимается сердце. Гордец, способный взмахом крыла разбить валун, бессильно лежал в ворохе собственных перьев. Тонкие нити чар опутывали его жилистое тело. Ровное дыхание подсказывало ― это зачарованный сон. Знахарь подошёл к спящему орлу и коснулся его оголённой кожи. Почти вся она была покрыта точками: чёрными ― где перья выпали давно, красными ― где только-только. Из контурных перьев крепко держались только маховые и то потому, что крепились к кости… «Я хотел наказать и посмеяться, а не убивать!» ― едва не сорвалось с языка Вэнь Сяолю. Он вспомнил, как готовил яд и усиливал его пеплом пера синекрылой птицы, но тогда и мысли не было, что это даст такой сокрушительный эффект. В его воображении Маоцю потешно сбрасывал перья и бегал по округе, как облезлая курица. Представляя это, знахарь покатывался со смеху. «Откуда мне было знать, что яд настолько сгустит силу!» ― Вэнь Сяолю вспомнил собственную боль, когда лишался духовных сил, обхватил себя за плечи и резко обернулся к демону. ― Я… я-я… Помогу! ― он бросился к корзине за противоядием, вытащил стёганый халат, что лежал сверху, и замер. «Дам противоядие сейчас и докажу, что отравил… Сянлю убьёт и меня, и домашних», ― остановил себя знахарь и опустил руки. Он вздохнул: ― В кладовых не всё из списка оказалось, я взял схожие по действию травы. Тут негде развернуться. Для готовки нужно приспособить место. Под пристальным взглядом демона Вэнь Сяолю съёжился, а потом посмотрел на бессильно лежащего на камнях орла и всплеснул руками. ― Вам его не жалко что ли? ― возмутился он и затараторил:. ― Нельзя терять время! Прикажите своим людям сколотить стол и сложить очаг. А ещё ― натаскать воды. И пусть принесут сухие ветки, но лучше поленья. Много! Нельзя, чтобы Маоцю мёрз. Нужен навес от дождя и ветра. Ветошь я взял, но мало, так что прокипячённые тряпки тоже понадобятся. Сянлю выслушал, взял его за шею и дёрнул на себя. ― Так стараешься. Будто не травил. ― Да что вы из меня полудурка делаете?! О жестокости демонов знают все! Покушаться на вашего орла?! Пф-ф! Мне жизнь не надоела! Пока стращаете, Маоцю окочурится! Лучше людей позовите! Сянлю сощурился, всматриваясь в покрасневшее лицо знахаря, кивнул своим мыслям и подошёл к Маоцю, чтобы подпитать согревающие и сонные чары. ― Готовить противоядие будешь в лагере, ― сообщил он. ― Поить Маоцю стану я. Молись, чтобы он поправился. Дорогу до лагеря Вэнь Сяолю одолел крепко зажмурившись и пропуская мимо ушей издёвки Сянлю. Всякий знает: меньше видишь ― целее будешь. Глаза он открыл только в шатре. ― Советник! Вас ждут в ставке! ― позвал караульный. Сянлю кивнул ему и, указав на знахаря, сказал: ― Этого отведи к лекарю. Пусть раскладывает пожитки. Глаз с него не спускай. Попытается сбежать ― перебей ноги. ― Эй! Я же помочь пришёл! ― возмутился Вэнь Сяолю. Сянлю вышел из шатра, не удостоив его ответом. ― «Эй» зовут коней, ― караульный отвесил знахарю подзатыльник и толкнул вперёд: ― У нас строго. Будешь хамить ― язык прижгут. Вэнь Сяолю смог скинуть с себя поклажу только под навесом. Старый лекарь посмотрел на незнакомца настороженно, продолжая измельчать в ступке сухие соцветия. Ему помогал расторопный мальчонка. ― Советник велел к вам чужанина привести, ― сообщил караульный и отошёл к группе солдат неподалёку. ― Дядь, ты кто? ― спросил мальчишка, подсаживаясь. ― У-уф, как же я устал!.. ― Вэнь Сяолю поставил корзину в самый сухой угол и плюхнулся на скамью. ― Во рту будто кошки насрали. Попить бы и поесть. А? Едва он успел хлебнуть воды, как караульный вернулся и повёл его в другой шатёр. Там находился Сянлю и… кто-то явно высокого полёта, поэтому знахарь моментально закрыл глаза ладонью. ― Никого не вижу! Мне хватило бед! ― Принёс всё из списка? Этот голос был Вэнь Сяолю незнаком. Спокойный и сильный, как широкая река, которая может кормить уловом и мирно орошать посевы, а может выйти из русла, уничтожая всё на своём пути. ― Неразборчиво написано, я не всё понял, ― надерзил знахарь и увёл руки назад, выпрямляя спину. ― Орла видел. Вылечу. У Сянлю взлетели брови: ни у кого не повернулся бы язык назвать каллиграфию Гунгуна лишенной чёткости и чистоты. Он посмотрел на отца, опасаясь гнева, но тот лишь дёрнул уголком губ, обозначив усмешку. ― Значит, и манеру письма не запомнил? А если дадут документ и почерк сличить прикажут, то не распознаешь? ― Ага. Я неловкий, обо всё бьюсь и памятью хромаю. ― Однако Трактат по корням и травам Шэньнуна знаешь назубок. ― А-а?.. ― от неожиданности Вэнь Сяолю распахнул глаза. Точёное лицо, какое бывает лишь у благородных, и строгое, каким становится из-за невзгод. Взгляд цепкий и пронизывающий. Седина, выдающая тяжесть лет. Военная выправка или, скорее, гордая осанка… Броня, некогда ослепительная, ныне несущая следы битв. Вся фигура воина излучала силу, хотя он спокойно сидел за столом. «Точно кто-то из важных, а может, и самый главный… ― пронеслось в голове Вэнь Сяолю. ― Мне конец!» Он бухнулся на колени. ― Помилуйте, какой-такой трактат? Кто мне его даст? Я знахарь-самоучка из Циншуй. Чтобы учиться нужны деньги, а я едва наскрёб на свадьбу брата! Господин Сянлю подтвердит, он приходил на наш скромный праздник! ― Неуч лечит бесплодие, да так, что о нём расходится молва? Невежда готовит яды, да такие, что заинтересовал взыскательного советника Сянлю? ― усмехнулся Гунгун. ― Как в таком маленьком теле помещается столько лжи? ― Достопочтенный господин, не гневайтесь! ― взмолился Вэнь Сяолю, обливаясь холодным потом. ― Я правда самоучка, просто чувствую травы и пробую на себе. Когда скитался, столько раз травился! Постепенно понял что с чем слаживается и врачует, а что враждует. Вот и всё! ― Стало быть, одарён от природы, ― насмешка в голосе главнокомандующего стала явней. ― Принёс противоядие? ― А-а? Как? Его ещё приготовить надо. ― Подойди. Но Вэнь Сяолю стукнулся лбом о выскобленный земляной пол: ― Я не враг и не лазутчик! Будь моя воля, ноги бы моей здесь не было! У орла вот-вот дух отлетит! Позвольте мне, наконец, заняться делом! Полдня впустую! ― Встань. Подойди. Услышав приказ уже от Сянлю, знахарь поднял голову и вытер рукавом вспотевший лоб, но только размазал грязь. Перевёл взгляд на главнокомандующего и сглотнул, но встал, сделал пару шагов и тут же попятился, когда Гунгун поднялся с места. Сянлю взял его за ворот и подвёл к главнокомандующему. Тот повёл рукой, проверяя духовные силы Вэнь Сяолю. От сурового взгляда знахарь дёрнулся, но советник только крепче сжал пальцы. ― У тебя масляные уста и скользкий язык*. Лишь глупец доверит тебе спину, ― произнёс Гунгун и, помедлив, продолжил: ― Но сердце твоё не почернело, а недостаток знаний ты восполняешь чутьём. Проявлять смекалку в создании ядов умеют немногие. Подобрать состав противоядия помогу. Готовить будешь сам. Твоя жизнь в руках советника. Расстарайся и излечи орла. Неразумно зарывать талант в землю. Вэнь Сяолю холодел, сообразив, что в случае неудачи «зароют» его в прямом смысле слова. /Прим.: 油嘴滑舌 ― *«масляные уста и скользкий язык» ― так говорят о легкомысленном льстивом человеке, болтуне./