и все твои печали под черною водой

ничего не останется от нас, нам останемся в лучшем случае мы, хорошо, что уже не страшно, и пламя пляшет, как любовь во время зимы.

пришло время возвращаться домой. хэ сюань мягко отстранился, получив поцелуй в уголок губ, медленно поправил чёрный свой плащ. воздух изо рта ши цинсюаня превращался в пар, и он дышал на ладони, пытаясь согреть их. хэ сюань взглянул на него, коротко кивнул ему — говорить не хотелось, хотелось только смотреть. хотелось вернуться с ним домой, лечь рядом с ним, хотелось провести с ним всю свою вечность, хотелось встретить с ним лето и все следующие зимы, всю бесконечность зим мира. но что-то было не так, и он это чувствовал. что-то обречённое повисло на тонкой нити в его душе. в жизни хозяина чёрных вод никогда не было такого, чтобы счастье не заканчивалось слезами. когда они вдвоём ступали в печать, чтобы вернуться в обитель, хэ сюань сжимал тёплую, согретую жизнью тонкую ладонь своими холодными мёртвыми пальцами, зная, что что-то не так. обитель встретила удивительным безмолвием. она всегда была безмолвна и пуста, но безмолвие это теперь казалось неправильным, зловещим, угрожающим. хэ сюань пытался отделаться от этого чувства, но оно кусало его, проедало в нем дыру, что-то было не так, он это знал. счастье всегда кончалось слезами, и жизнь всегда была несправедлива. тревожная нежность сменялась ярким страхом, и голод расцветал внутри. что-то было не так, — он поднял голову к небесам, и белый снег упал на его лицо, он не таял. он приоткрыл рот, пытаясь почувствовать запах, но кроме запаха моря ничего не было. и что-то было не так. ши цинсюань взглянул на него с немым вопросом во взгляде. прекрасный и хрупкий, чудесен как ветер. самое дорогое сокровище. — цинсюань, что-то неправильно, — голос его был сиплым и слабым, — держись за мной. море бесновалось, море почти кричало, море ревело и выло. его огромные волны вздымались, как загривок дикого зверя, обрушивая всю свою мощь под их ноги. хэ сюань снял плащ, повязал его на плечах цинсюаня, брызги воды намочили их лица, и он почувствовал, как дрожат его собственные руки. это чувство было похоже на червя, копошащегося в его животе. это был голод, перемешивающийся с тошнотой, и видимой причины у него не было. — в каком смысле? — ши цинсюань явно не понимал, что происходит. он изогнул тонкую бровь, в груди его зародился тихий смешок — он нервничал, — о чем ты? хэ сюань сглотнул вязкую слюну, которая наполнила его рот. страх и голод были такими схожими чувствами. и волны бились, как раненая рыба на суше. его на мгновение захлестнула беспомощность, но он сдержал её в себе, выпрямился, расправил плечи. чёрные рукава колыхнулись, он снова сглотнул слюну, обострившееся чутье, наконец, подсказало: — кто-то пришёл сюда. ши цинсюань рассмеялся, и вместе с ним рассмеялся напуганно ветер. — каким образом? тебе, должно быть, кажется, хэ-сюн! разве может кто-то прийти сюда? все, кто попадают в твоё море... — нет, — перебил он, — больше нет. уже нет, ши цинсюань. это море больше не несёт смерть, потому что здесь есть ты. потому что ты даришь всему жизнь и милуешь каждого. потому что ты однажды помиловал меня, ши цинсюань. здесь был кто-то еще: ши цинсюань повернулся, взяв хэ сюаня за руку, прижался спиной к его спине, оглядываясь. — это здорово, что ты нашёл в себе силы! повелитель чёрных вод молча стиснул зубы. — ты знаешь, я очень рад, что чёрные воды не топят больше корабли! но, подумай, разве кто-то может найти твою обитель? здесь никого не может быть, все хорошо! он был прав: сама обитель все ещё была надёжно защищена десятками заклинаний. но здесь кто-то был, и волны твердили об этом. хэ сюань огляделся снова: бескрайний серый берег, падающий снег, серое безрадостное небо и напуганная вода. — а почему ты сделал это? — осторожно спросил бывший повелитель ветра. хэ сюань снова промолчал. он знал ответ на этот вопрос, но промолчал. потому что для того, чтобы стать богом, нужно совершить подвиг. потому что победить морское чудовище, непревзойдённого демона, хозяина чёрных вод — это хороший подвиг. потому что ши цинсюань нес жизнь и миловал каждого. зачем губить корабли, когда тот, кого ты любишь, хочет сохранить жизнь каждому? золотые глаза засекли движение. вспышка, удар, резкий выдох — в его тактике было бить быстро и молниеносно, расправляться одним ударом. сейчас он промахнулся. — это же повелитель ветра! — закричал кто-то. их было с десяток. это были небесные чиновники, и они вышли прямо из его дворца. хэ сюань почувствовал неприятный, острый укол. это был его дворец. это была его территория. на неё нельзя было приходить. — это больше не повелитель ветра. — ответил первому второй. хэ сюань нахмурился, почувствовав, как вздрогнул ши цинсюань. он повернулся лицом к незваным гостям, и теперь они смотрели на него, скривив лица. — это же он, это же!... — черновод погибель кораблей. — закончил он за них бесстрастно. явились сюда. пришли в его владения, нагло вошли в них, минуя всю защиту, и теперь кривят свои лица! — ши цинсюань, ты в опасности? — нет, нет, нисколько, — бывший бог замахал руками, пытаясь повернуться к ним, но хэ сюань все ещё удерживал его спиной к своей спине, — это мой друг, мы друзья! небожители недоверчиво перешептывались. волны выли и стонали, и голод разгорался внутри. что-то было не так. счастье всегда заканчивалось слезами. небожители обнажили мечи — хэ сюань нахмурился ещё сильнее. небожители быстро приблизились — хэ сюань быстро отступил. он бы с радостью принял бой, если бы ши цинсюань не был рядом с ним. — ты держишь цинсюаня в заложниках! ты, демоническая тварь! ты убил его брата, а теперь тебе что-то нужно от него! ши цинсюань протестующе затопал ногами: он вот-вот лопнул бы от возмущения, но хэ сюань сжал его ладонь так сильно, что он пискнул и замолчал. снова он сделал ему больно — стало стыдно, но стыд этот заглушил ледяной гнев. они говорили вещи, в которых была правда, но он не желал слушать их. он напряг руки, готовясь к атаке. — а что сделали вы? на своей территории я не должен перед вами объясняться. повелитель ветра здесь по своей воле. небожители встрепенулись, выступая вперёд. их было десять человек, и все они полностью вынули мечи из ножен. хэ сюань тоже, наконец, выступил вперёд. — ты все лжешь! — ты лжешь! — мы думали, ты издох здесь, а оказалось, что твоё проклятое море не топит корабли лишь потому, что ты захотел заманить нас в ловушку! на секунду повисла полная тишина. море застыло, ветер затих, и все остановились. то была секунда до вспышки. то была секунда, одна секунда — и в следующую демон хрипло, надтреснуто рассмеялся.

а потом все вокруг вспыхнуло.

кто-то из небожителей, а может, все они, бросили вперёд смертоносную вспышку энергии. пока прах демона в безопасности, ему все нипочём. хэ сюань не был удивлён тому, что ничего не почувствовал. не почувствовал даже боли, хотя атака была действительно мощной. он давно растратил возможность чувствовать многие вещи.

***

ещё вчера, нежась в тёплой кровати, ши цинсюань задал вопрос. — хотел бы ты стать богом однажды, хэ-сюн? когда-то он хотел. сейчас, увидев, что система небес прогнила насквозь, он бы ни за что не захотел бы вознестись. ши цинсюань посмеялся, расчесывая пальцами свои роскошные кудри. все больше и больше он становился похож на того, кем был раньше. на того, кем рождён был быть. у него был прямой стан, гордый, живой взгляд, ослепительная улыбка и желание обогреть своим светом каждого, даже тех, кто достоин этого света меньше всего. ши цинсюань был исключением. он был особенным, он был чистейшим и совершенно безвинным, и вся доброта мира спрятана была под его ресницами. — что же человек должен сделать, чтобы стать достойным вознесения? — спросил он, — чтобы стать не небесным чиновником, а действительно достойным божеством! хэ сюань помолчал некоторое время. потом вздохнул. затем ответил: — когда-то мы говорили с собирателем цветов под кровавым дождём об этом. он сказал, что главная добродетель — это жертва. я согласен с ним. наверное, нет ничего чище и выше, чем пожертвовать ради кого-то ещё. если бы это я выбирал, кому дано вознестись, я бы выбирал не мерзавцев, выигрывающих войны, а тех, кто жертвует собой. ши цинсюань покачал головой, напустив на себя раздумия. — я согласен с тобой! вот, например, его высочество... хэ сюань давно растратил способность чувствовать многие вещи. он продолжал смеяться, пока не увидел что-то под своими ногами. его чёрный плащ. чёрный плащ с его плеч, который он повязал на плечи ши цинсюаню. что-то было не так. счастье всегда заканчивалось для него слезами. у его ног лежал человек. голод вспыхнул внутри и заполнил собой все его существо. вода все ещё была неподвижна, и небесные чиновники перед ним тоже были неподвижны. весь мир остановился на несколько секунд. казалось, снег перестал падать. казалось, во всем мире все замерло, все прекратило свой бешеный бег. голод заполнил его целиком, тошнота подступила к горлу — изо рта хэ сюаня лилась ледяная вода, когда он падал на колени. у его ног лежал человек, и на белом ханьфу ужасающе красным расцветал цветок. и небо было наверху, а земля была внизу. у его ног лежал человек, и в его груди была большая-большая красная дыра. счастье всегда заканчивалось слезами для хэ сюаня. жизнь всегда была несправедлива, никогда в ней не было ничего правильного. он обхватил его плечи, но он не ответил. он потряс его, положив к себе на колени, но глаза его были умиротворенно закрыты. и не было яркого живого взгляда. и не было удивительной улыбки. мир замер и потерял все краски, и снег безмолвно падал на его прекрасное лицо. хэ сюань тряс его и тряс. хэ сюань шептал его имя, так странно похожее на его собственное, хэ сюань кричал его имя, и голос его хрипел и сипел, и небесные чиновники столпились вокруг него, и схватили его, и скрюченные ледяные пальцы успели только выхватить заколку из роскошных тёмных кудрей, успели только скользнуть в складки ханьфу, доставая оттуда черную ракушку. и небо было наверху, а земля внизу. и мир остался прежним, но полностью изменился. и все было неправильным, и все было бессмысленным, и голод захлестывал с головой, и вода лилась изо рта, и чужие грубые руки хватали его, и все казалось замершим, и все казалось мёртвым, постылым и злым, и он не улыбался, и он не улыбался, и не было его живого взгляда, и никакого больше не было, и не было его ласковых ладоней, и не было его смеха как колокольчик, ничего не было, было пусто, было одиноко, было мертво, ничего не было, его не было. заслонил его собой — зачем? зачем? почему? для чего? ши цинсюань лежал, раскинув расслабленные руки, словно заснул в тёплой кровати.

ши цинсюань был рождён, чтобы стать богом.

а хэ сюань был рождён для того, чтобы умереть.

вода качнулась всей своей огромной массой, вода шепнула одно на двоих имя.

"сюань-сюань-сюань". волны заплакали, они плакали так громко, что ничего больше не было слышно. то была середина зимы. чудовище чёрных вод проснулось, открыло тяжёлые от воды глаза.

в чёрных водах живёт чудовище. моряки говорят — если увидишь в воде чью-то тень, — ты уже не жилец.

чёрная вода обрушилась на остров, сметая все на своём пути. рухнул, как бумажный, бессмысленный дворец, распавшись бесполезной глыбой, люди вокруг смешались между собой.

в чёрных водах живёт чудовище. чудовища не появляются из ничего. если кого-то окрестили чудовищем, значит, у него были причины им стать.

зрелище было красивым. здесь, наверху, все было сметено, и вода ревела, ломая и разрушая, убивая и разрывая. а бездушное чёрное дно, непроглядный тёмный омут до краёв заполнялся ракушками с самыми красивыми на свете жемчужинами.

все печали чудовища лежали под черною водой.