и все твои печали под черною водой

дни тянулись один за другим бесконечной вереницей, и к ним нельзя было до конца привыкнуть. чувство постоянного опустошения и ненависти больше не возвращалось, и это ощущалось чем-то странным и чужеродным. жить без того, что наполняло жизнь смыслом, было тяжело. исцеление бывало болезненным. за эту неделю хэ сюань снова вспомнил, каково это — спать по ночам, как настоящий человек. он просыпался от кошмаров, кошмары будили его мурашками по холодной спине, будили тихим и жёстким, задушенным стоном — хэ сюань не любил спать поэтому, поэтому всячески игнорировал сон раньше. он умел впадать в спячку, это было чем-то иным. это было длинное небытие без сновидений, это были периоды его выключения из реальности, это были периоды, в которых он попросту переставал существовать. после печи он создал свое логово и провел в спячке несколько лет. после поедания особенно сильных водных гулей на его территории он проспал ещё несколько. каждый раз, когда он ложился спать подобно человеку, не впадал в спячку, а просто поверхностно засыпал, ему всегда снилось примерно одно и то же. это была его семья, и они кричали от боли и страданий, и они звали его, тянули к нему свои руки, а он стоял и не мог пошевелиться, стоял и смотрел, как они умирают на его глазах. демон чёрных вод привык не смыкать глаз ночами. теперь он спал вместе с ши цинсюанем, и теперь кошмары вернулись к нему. однако они превратились в нечто иное. что-то, что он видел собственными глазами однажды. что-то, что он сделал сам. распростертый перед ним, закованный в кандалы человек, и лицо его исказила гримаса отчаяния и ужаса. он кричал, вопль его отражался от стен эхом, и во взгляде медленно затухала живая искра, и рот, вечно улыбающийся, был искривлен в страхе. хэ сюаню было страшно: однажды он сделал правильную и справедливую вещь, но она оказалась совершенно неправильной и несправедливой для другого. мир был удивительно сложно и тяжело устроен, и, просыпаясь от собственной дрожи и видя перед собой обеспокоенное лицо, он не мог понять, что же в этом мире на самом деле было верным. хэ сюаню было страшно: однажды он сделал ему больно. хэ сюаню было страшно: что, если когда-нибудь он сделает больно снова? навредить ши цинсюаню стало его навязчивым страхом. он просыпался с ним и засыпал с ним. этот страх бился в груди, в самом мёртвом сердце, и трепетал под его ресницами, когда он смыкал глаза. это было страшно. это было страшно. их союз был страшным и неправильным, но в то же время ощущался единственным верным и родным. мир оказался устроен сложнее, чем они оба предполагали. за эту неделю ши цинсюань не увидел ни одного ночного кошмара. он засыпал в холодных объятиях — демону чёрных вод было страшно, что он ненароком душит ими своего гостя, — он просыпался в холодных объятиях, и он выглядел свежим, радостным и полным энергии. он жаловался, что не может пока танцевать, как прежде. он оглушительно звонко смеялся, и смех его тонкими прозрачными стеклышками рассыпался по комнате. он был румян и жив, и во взгляде его иногда, когда он был особенно распален и энергичен, мелькала та знакомая, та живительная искра. исцеление бывало и приятным тоже. они не зашли дальше поцелуев на ночь, и всегда цинсюань первый тянулся к его губам. хэ сюань чувствовал себя удивительно робко в такие моменты, и в нем никогда не было решительности в достаточном количестве, чтобы сделать это самому. ши цинсюань был потрясающим. он был рождён для того, чтобы вознестись. — ты выведешь меня к берегу сегодня? — спросил он, собирая дворец из золотых листов. это была дорогая игрушка, которую хэ сюаню на днях пришлось одолжить у собирателя цветов под кровавым дождём. бывшему повелителю ветра было откровенно скучно со срастающейся ногой в четырёх стенах, и хэ сюань натаскал ему различных игрушек и безделушек откуда только мог. больше всего он, конечно, взял у несносного хуа чэна. тот самодовольно смеялся и гордо расправлял плечи, его высочество сидел рядом с ним и улыбался. хорошо, что хэ сюань давно позабыл о том, что такое стыд, когда дело касалось градоначальника. — да, — ответил ему хэ сюань, доедая последнюю куриную ножку из принесенных им сегодня утром, — можем пойти прямо сейчас. ши цинсюань встал, резво оперся на костыль, резво сделал несколько шагов — он вообще удивительно быстро восстанавливался и делал большие успехи в том, чтобы начать ходить самостоятельно. конечно, у него было много опыта передвижения с одной больной ногой. несломляемость его духа действительно восхищала. — тебе и помогать не нужно. ши цинсюань оглядел себя и хихикнул. — я очень самостоятельный! это было правдой. чем больше времени хэ сюань проводил рядом с ним, тем больше замечал, что абсолютно всё бывший повелитель ветра стремится сделать сам. даже когда демон в открытую предлагал ему свою помощь, тот вежливо отказывался. раньше такого не было никогда. иногда так хотелось позаботиться о нем. помочь ему хотя бы с чем-то. хэ сюань ненавидел инфантильность и несамостоятельность глупого бога раньше, выполняя его прихоти сквозь зубы, теперь же так хотелось, чтобы он позволил помочь ему. так хотелось быть важным для него. быть полезным для него. они вышли наружу. стоял хмурый полдень: это был самый конец осени. ветер в обители чёрных вод часто был сильным, неприветливым и пронизывающим до костей, но сейчас, когда ши цинсюань полной грудью вдохнул солёный воздух, тот будто по щелчку успокоился. — все ещё слушает тебя. ши цинсюань поднял на него взгляд и грустно улыбнулся. эта улыбка полоснула ножом по сердцу. цинсюань скучал. — хотелось бы мне! — с придыханием произнёс он, немножко неуклюже сделав несколько шагов по песку. он двигался к самому берегу, и чёрные воды встречали его с распростертыми объятиями: волны поднялись и стали настойчивее касаться берега. они не были угрожающими — они желали играть. где-то среди них мелькнула выбеленная водой голова рыбы, её огромный, гладкий череп. — не сметь. — холодно произнёс хозяин чёрных вод. цинсюань удивлённо обернулся на него. в выражении лица его скользила мягкая ирония. — хэ-сюн, нельзя ли повежливее! тот, поняв, что попал в небольшую неловкость, неестественно хмыкнул. — я не тебе. я им. он махнул рукой в сторону бескрайнего моря, волны его обиженно шлепнули по песку, рыба наперекор подплыла ближе. теперь ши цинсюань наконец заметил её, замер на секунду, затем отшатнулся. в его глазах на мгновение вспыхнул страх: он боялся этого моря, боялся его жителей, боялся до сих пор, должно быть, и их хозяина. но пошёл дальше — навстречу неудержимой стихии, которая, кажется, была готова принять его. у хэ сюаня сложилось впечатление, что здесь все больше любит гостя, чем его. он не возражал. шаги давались цинсюаню с трудом, но это нисколько не мешало ему. он остановился у самой кромки воды, и она коснулась его ног. — холодная, — предупредил хэ сюань, — ты замёрзнешь. но цинсюань даже не поморщился. вода замерла, будто засмущавшись. бывший повелитель ветра стоял и смотрел в непроницаемую, холодную и серую даль. хэ сюань остановился чуть поодаль, чтобы не мешать ему. он не знал, о чем тот думает, но мог догадаться, и лезть в чужую голову ему не хотелось. он позволил ему быть одному. ши цинсюань повернулся спустя несколько минут, взгляд его, до этого отчужденный, снова потеплел. — здесь, все-таки, очень красиво. — во всем можно найти красоту, когда ты сам красив. ши цинсюань просиял, расправил плечи, выпрямился и гордо задрал вверх подбородок. — это что, комплимент от тебя, хэ-сюн? хэ сюань удрученно отвёл взгляд, цокнув языком. ши цинсюань стал более серьёзным, но все ещё выглядел весьма довольным. — спасибо. ты тоже очень красив. костяная рыба вынырнула из воды, взметнувшись над её поверхностью, и с шумом плюхнулась обратно. хэ сюань относился к себе чаще всего... никак. создавать красоту было трудно. он не мог сказать, что слишком много в этом смыслил. он не мог сказать, был он красивым или нет — просто старался выглядеть опрятно. иногда он был более неприятен себе, чем обычно. тело его было холодным, фигура могла бы быть хороша — у него были широкие плечи и высокий рост, — если бы не ужасная нездоровая худоба; нечеловеческая бледность кожи отталкивала. состояние демонического посмертия отличалось от состояния живого человека ещё и длинными клыками и заостренными кончиками ушей... такие вещи должны были пугать. хэ сюань не любил вычурности. почти все его ханьфу были чёрными, изредка в них встречалось что-то темно-синее, все они были довольно простыми, лишь с неброскими орнаментами на рукавах и полах. пожалуй, единственное, в чем хэ сюань не мог себе отказать — это золотые серьги-кисточки, только и всего. слышать о себе "красив" — это было очень странно. — пойдём, — настойчиво произнёс он, — ты замерзнешь. сейчас тебе важно оставаться здоровым, чтобы с ногой все было нормально. цинсюань засмеялся так хитро и так понимающе и послушно вышел из воды. на прощание рыба махнула костлявым хвостом, и ши цинсюань тоже махнул ей в ответ рукой. — когда я вылечу ногу, мы с тобой обязательно познакомимся поближе! — крикнул ей он, — надеюсь, твой хозяин не будет против! — делайте, что хотите, — безразлично буркнул хэ сюань. гость подошёл к нему ближе, и он накинул на его плечи свой чёрный плащ. хэ сюань был маловосприимчив к холоду, как и все демоны, а вот живому организму цинсюаня мёрзнуть было ни к чему. он сделал несколько неуклюжий поклон и фыркнул от смеха: — спасибо за заботу! по какой-то неясной причине хэ сюань почувствовал, что если бы его сердце билось, оно бы сейчас пропустило удар. в доме он заварил горячий чай, дал цинсюаню необходимые лекарства, — тот сидел за столом с совершенно довольным видом, как сытый, пригретый кот, постукивал здоровой ногой по полу, то и дело поправлял волосы. после этого хэ сюань набрал воды и оставил цинсюаня помыться, сам же в это время занялся проверкой собственной территории. чаще всего в чёрных водах ничего не происходило. в прошлом году, разве что, здесь однажды побывали небожители и разгромили все, что можно было разгромить, но до этого никто не появлялся тут десятилетиями. воды топили корабли, забредшие в их пространство, и это, пожалуй, было практически единственным, что здесь случалось. другие демоны почти никогда не появлялись — они поняли, что соваться к черноводу погибели кораблей — бессмысленно. это принесёт только смерть. чёрные воды были связаны со своим хозяином. ему не требовалось делать обход своих владений, чтобы точно знать, что происходит в каждом их уголке. вся его территория была наполнена сотнями магических ловушек, которые точно бы указали ему на то, что где-то появился незваный гость. он прикрыл глаза, приложив два пальца к виску. как и всегда, везде было по-мёртвому тихо. он сидел так, облокотившись на спинку стула, и просто слушал тишину. тишина прервалась внезапно раздавшимся звонким голосом. — скажи, как ты думаешь, я смог бы когда-нибудь вознестись снова? хэ сюань открыл глаза, увидел перед собой знакомую фигуру. впервые его не раздражало, когда кто-то нарушал тишину. ши цинсюань выглядел ещё более посвежевшим и румяным, волосы его были влажными, с них медленно стекали остатки воды. он был горячим после ванны, а в комнате было прохладно, и он жестом указал ему на кровать, предлагая забраться туда и потеплее укутаться в одеяло. — отчего нет? — я не знаю, что теперь с моей судьбой. я никогда не должен был вознестись, это должен был сделать ты. "нет, я уверен, ты был рождён, чтобы стать богом. даже без моей судьбы, ты бы однажды стал им." — я не забирал своей судьбы обратно. — но это значит, что я снова вознесусь не сам, а благодаря чему-то чужому. тогда лучше мне не возноситься вовсе. хэ сюань вздохнул, потёр переносицу. он собирался сказать вещь, которая полностью противоречила ему. вещь, которая была для него отвратительна: — в одном-единственном тебе стоит поучиться у старшего брата. он менял судьбу так, как ему захочется. не останавливался ни перед чем. вопрос больше не заключается в том, кому изначально принадлежала судьба, которой теперь следуешь ты. сейчас она твоя, теперь она твоя. я на неё не претендую, мне даром не сдалось больше вознесение, не после того, что я узнал о том, что из себя представляют небеса и их жители. посмотри на себя, ши цинсюань. — в каком смысле? — разве были вещи, которых ты желал, но которых не получал? бывший повелитель ветра на пару секунд замолчал, обдумывая его слова. потом, закутавшись посильнее в одеяло, вдруг ярко засиял и ослепительно заулыбался. — может быть, ты прав! но, знаешь, хэ-сюн, есть одна вещь, которую я хочу в настоящий момент. он склонил голову, ожидая услышать продолжение. — чтобы ты размял мне ногу, вот какая! — цинсюань выпалил это смело, продолжая улыбаться, но потом, опомнившись, принялся добавлять, — если ты хочешь, если тебе не сло... — мне не сложно. — пожал плечами хэ сюань, вставая со стула и садясь на край кровати.

вообще-то, это было довольно сложно.

он осторожно приподнял ногу ши цинсюаня, так же осторожно положил её к себе на колени... лодыжка была скрыта бинтами, и он мягко, насколько мог мягко, дотронулся кончиками пальцев до открытой кожи чуть выше... ши цинсюань едва заметно поморщился. хэ сюань тут же убрал руку. — больно? — нет, — посмеялись ему в ответ, — холодно. черт возьми, как ты мог снова забыть об этом?! — я сейчас согрею руки. он поджал губы. это было его личным поражением. не доставлять гостю дискомфорта — это было его главным правилом в последние дни, и он умудрился нарушить его. однако ши цинсюань взял его руку в свою и приложил её обратно к своей ноге. — мне, между прочим, нравится, когда прохладно! хэ сюань почувствовал себя куклой, которой можно было управлять как угодно. глиной, из которой можно было сделать любую форму. одно его слово — и он был готов ко всему. эта неправильность была потрясающей, захлестывала его, обессиливала и наполняла силой. все то, чего он не хотел показывать, все то, что он пытался скрыть, все это открывалось ши цинсюаню как на ладони, он как будто точно знал, что говорить и что делать, чтобы заставить демона почувствовать себя беззащитным, безоружным, уязвимым... стены, которые давным-давно возвел хэ сюань, рушились от одного его доброго слова. почему ты не прогнал меня тогда, ещё в пещере? почему ты ни разу не сказал мне плохого слова? почему ты не хочешь сделать мне больно в ответ? почему ты разрешаешь мне быть пугающим и находишь красивое в самом отвратительном и страшном, что во мне скрыто? хэ сюань медленно провел рукой от колена до начала бинтов, больше не пытаясь согреть руки. чуть размял заметно похудевшую по сравнению со второй ногой конечность, некоторое время погладил её...

чёрные, вечно угрюмые волны игрались со светлым ласковым ветерком.

хэ сюань потянулся к мягким губам своими и робким прикосновением оставил ши цинсюаню духовную силу. — возьми свой ветер себе, — прошептал он, — возьми то, что принадлежит тебе. разве были вещи, которых ты желал, но которых не получал? цинсюань опешил, посмотрел изумленно. это было изумление из-за того, что не он, а его поцеловали впервые. это было изумление из-за того, что он впервые за долгое время наполнился духовными силами. это было изумление радостное и весёлое. он взмахнул рукой.

чёрные воды закружились в танце со светлым ветром.

он рассмеялся — оглушительный смех пробежал мурашками по спине хэ сюаня. он рассмеялся — толкнул хэ сюаня в кровать. он рассмеялся — быстрые, восторженные поцелуи остались на каждом сантиметре лица демона.

светлый ветер и чёрные воды в этот день увлеклись друг другом.