и все твои печали под черною водой

вспыльчивость всегда была заметным качеством молодого амбициозного учёного хэ. когда долго не получалось решить пример ещё в детском возрасте, он гневно откидывал перо и стучал по столу. отец, учивший его считать, всегда относился к нему терпеливо: никогда не повышал голоса, лишь из раза в раз повторял: "потерпи, переведи дух, успокойся и с новыми силами принимайся за решение". он всегда давал время на то, чтобы его сын остыл, но всегда настойчиво требовал, чтобы тот продолжил решать. "никогда не стыдно начать сначала, но в результате ты должен все сделать правильно". мальчик сначала злился из-за этого лишь больше, ему не хотелось заниматься тем, что не выходит с первого раза, но отец был строг в этом отношении и всегда хотел, чтобы тот довёл начатое до конца. они всегда возвращались к тому примеру или к той задаче, в решении которых была допущена ошибка, и не оставлял их в покое, пока не будет найден верный ответ. со временем хэ сюань, чуть повзрослев, сам стал развивать в себе дисциплину: всегда все доделывал до конца и всегда докапывался до правильного результата. он тысячи тысяч раз откидывал перо, стучал по столу, в ярости перечеркивал все написанное, но снова и снова возвращался. он рос, с этим росла и сложность его обучения. со временем его отец перестал помогать ему — он больше не понимал сам, как вычислить значение того или иного компонента, как рассчитать ту или иную величину. хэ сюань теперь учился сам, и ум его был цепок и внимателен. молодой учёный был до безумия целеустремлёнен и увлечён. у него могло не получаться сотню раз, но он терпеливо сидел и решал снова и снова. со временем его вспыльчивость перестала выглядеть так, как выглядела раньше. он стал сдержаннее. научился ждать. научился снова и снова возвращаться к началу, не позволяя себе тратить время и силы на лишние эмоции. именно эти выработанные качества помогли ему прожить столько лет рядом с повелителем ветра. с тем, кого хотелось убить каждый день. с тем, рядом с кем ненависть захлестывала его самой чёрной волной его моря, рядом с кем ненависть ощущалась как вечный невыносимый голод и лёгкие, заполненные водой и лишённые последнего глотка воздуха. он научился ждать.

сейчас, ему казалось, его демонически стойкое терпение держалось на волоске.

он не мог сказать, что все ещё злился на цинсюаня так, как раньше. око за око, зуб за зуб, они были квиты. он даже не был уверен теперь, что должен был делать то, что сделал. он не сожалел о расправе над старшим ши, но чем дальше, тем больше ему казалось, что младший не заслужил видеть это своими собственными глазами. он больше не мог сказать, что вообще должен был злиться на цинсюаня. все больше и больше это походило на то, как в детстве в ярости он бросал на пол ни в чем не повинное перо, когда у него не получался пример. перо не было виновато в том, что он не мог найти верный ответ. ши цинсюань не был виноват в том, что его брат украл чужую судьбу для него. но терпение хэ сюаня все ещё держалось на волоске. сколько бы он ни пытался найти решение к этой задаче, казалось, его вовсе не было. как можно было починить то, что было сломано? его взгляд был живым, как прежде, но лишенным искры. его рот улыбался, как раньше, но без того удивительного задора. его тело было таким же красивым и элегантным, но теперь он опирался на трость и неуклюже ходил, то и дело спотыкаясь и теряя равновесие. иногда молодой учёный хэ сам придумывал для себя математические выражения, у которых просто не было решения. не могло быть решения. всё то, что происходило с ним сейчас, тоже было математическим выражением, придуманным им самим, и решения у него не было. починить веер повелителя ветра легко. сам бывший повелитель ветра намного сложнее. чудовище чёрных вод было создано для того, чтобы рушить. что такое — чинить? однажды мать сказала маленькому хэ, который перевернул горшочек с рисом на пол и принялся в панике собирать рис обратно в расколовшуюся надвое посудину: "есть вещи, которые уже нельзя исправить и починить. этот рис уже не подашь к столу — он испорчен. в этом горшке больше ничего не приготовишь — он сломан. но можно достать новый горшок и сварить новый рис". и маленький хэ сюань достал из ящика новый горшок и научился варить рис. сделал неправильно — значит исправь. не можешь исправить — создай новое. чудовище чёрных вод умело создавать. создавать волны из тихого штиля. создавать чёрные жемчужины из своих слёз. если не можешь исправить — создавай новое.

***

после третьей миски супа желудок заполнило очень странное, забытое чувство. тёплая сытость разлилась по мёртвому холодному телу. ши цинсюань рассказывал о том, как в детстве забыл снять кастрюлю с огня, заснул и проснулся только тогда, когда языки пламени вычернили все дно кастрюли, а на весь дом разнесся запах гари. он рассказывал, запинался, нервно посмеивался — все ещё не мог привести мысли в порядок. хэ сюань до боли был знаком с таким его поведением. так он, бывало, разговаривал со своим братом, когда тот отчитывал его за какую-то мелочь. хэ сюань поймал себя на мысли, что ему не хотелось, чтобы бывший повелитель ветра чувствовал себя с ним так же, как чувствовал себя со своим мерзким братом. он встал из-за стола. столько мыслей было в голове: все они роились, как пчелы, и не давали покоя. стул скрипнул, сапоги с шумом коснулись пола. хэ сюань хотел что-то сказать, но заметил во взгляде ши цинсюаня проблеск страха. он тут же сел на место. тут же поджал губы и стиснул зубы. тут же медленно опустил голову. глупо было надеяться на что-то, если ши цинсюань боится любого его движения. это было очевидно. это было закономерно. ши цинсюань за последние несколько дней старался не показывать своего страха: храбрился, шутил, вёл себя беззаботно, почти как раньше, но хэ сюань должен был понимать, что каждый раз тот смотрит на него с боязнью. ловит каждое его движение, надеясь, что то не причинит вред. хэ сюань бессильно вздохнул, почувствовав, как голод тут же вернулся к нему. ши цинсюань сидел напротив и тихо посмеивался, прикрывая рукой рот. — суп закончился, ты хотел ещё? ну, я могу приготовить немного риса, если ты не против моей стряпни! хэ сюань усилием поднял голову снова, чтобы встретиться взглядом с бывшим повелителем ветра. тот смеялся, но все его тело было напряжено. готовое к обороне. готовое к защите. в последние несколько дней оно было таким всегда. — ши цинсюань. — произнёс он, пока рот его наполнялся голодной слюной. не хотелось говорить это. все, что в нем было, противилось этому. — да? не можешь починить — создай новое. ищи пути решения, пока не найдёшь правильный. — я хочу повторить то, что сказал. одно твоё слово, и я уйду. я не буду тебя тревожить. "если ты чувствуешь себя узником рядом со мной. если ты боишься." он собирался продолжить свою мысль, но ши цинсюань на секунду нахмурился и чуть склонил голову вбок. он делал так раньше, когда был недоволен. когда в шутку злился на своего "друга". — но я же ничего не сказал в прошлый раз, и не хочу говорить сейчас. потому что я не хочу, чтобы ты уходил. хэ сюань замер, стиснул зубы так, что, казалось, они сейчас покрошатся в мелкую пыль. он выдавил из себя: — хорошо. и затем продолжил, еще более сдавленно: — что я могу сделать, чтобы тебе это пришлось по душе? ши цинсюань несколько раз моргает, его взгляд проясняется, он опускает плечи, в его выражении лица появляется что-то удивлённое и доброе. он смотрел так, когда "мин и" нелепо и угрюмо накидывал ему плащ на плечи, когда тот нехотя делился с ним своей едой. что-то есть в его выражении лица, такое тёплое, такое приятное, и хэ сюаню не нравится, что он улавливает такие нотки от человека, который, по-хорошему, должен был ненавидеть его. — спасибо, хэ-сюн, — воркует он, — я думаю, ты и так сделал достаточно. — я могу сделать ещё. — отвечает ему хэ сюань. он смотрит на него все так же, ледяным, непроницаемым взглядом. тяжело выразить то, что не хочется выражать, что хочется сохранить в секрете. хэ сюань все ещё чувствует себя предателем, когда предлагает этому человеку помощь. но почему он предатель? он знает, что его семья ни за что бы не осудила его за то, что он ищет решение и пытается создать что-то новое из того, что было разрушено по его вине. они сами всегда учили его этому. он снова встаёт из-за стола, и на этот раз уже не чувствует на себе испуганного взгляда, брошенного украдкой. конечно же, страх нельзя победить так легко, просто ши цинсюань постарался его скрыть. впрочем, хэ сюань был готов к этому. одних слов не может быть достаточно, нужно показать и действиями. — я скоро вернусь, — говорит он и выходит из комнаты. нужно вернуться к себе и нарисовать печать сокращения тысячи ли. может, сейчас он делает глупости, может, сейчас он все-таки предатель, и, может, волны сейчас встретят его протестующим ревом и разрушенным дворцом, но он уже принял решение, а приняв решение, он обычно не отказывается от него. хэ сюань чувствует, как тошнота подступает к его горлу, когда он слышит: — ты хочешь вернуться в обитель чёрных вод? ну конечно. это не то место, которое стоит упоминать при тебе. однако он отвечает честно. — да. ши цинсюань не отвечает ему на это, или отвечает, но демон не слышит. печать рисуется быстро, перемещение происходит с лёгкой прохладой. хэ сюань маловосприимчив к холоду, но даже ему сейчас стало немного зябко. он готовится к тому, что чёрные воды встретят его мокрым ударом волны в лицо, но море покойно и тихо. он очень редко видел море таким. первое, что он делает — это зажигает благовония у четырёх урн. делает четыре поклона. сейчас это происходит несколько торопливо, и ему стыдно за это. он просит прощения, но его голос лишь одиноко отражается от стен — они так и стоят в своём вечном мёртвом безмолвии и уже ничего, ничего не могут ему сказать. если бы он только мог узнать от них ответ на один-единственный вопрос — правильно ли он сейчас поступает? — он бы не чувствовал такое чёрное, захлестывающее смятение, такую тревогу и такой противный, лёгкий и ноющий в желудке голод. хэ сюань выходит из дворца, проходит босым по серому тусклому песку и ныряет в море. потрясающая красота, потаенная от всех, скрытая от чужих глаз. то, чего доселе никто не видел, никто, кроме него — мерцание ракушек на ослепительно-белом, блестящем дне, и мир под водой выглядит таким ярким-ярким, что у хэ сюаня режет глаз. его собственное царство, его собственное чудо, о котором больше никто не знает, которого больше никто не увидит и никто не сможет забрать. он забирает несколько ракушек со дна и выходит из воды. море не сопротивляется: море отдаёт свои дары хозяину. хэ сюаню сейчас не жаль потратить свои слезы на что-то для... когда он возвращается обратно, ши цинсюань успел вымыть посуду. хэ сюань полностью сухой, влага после ныряния полностью вытряхнулась из его одежды и его волос одним взмахом руки. — сейчас мы пойдём и купим тебе хорошую одежду, какую выберешь сам, а потом зайдём и нормально поедим. бывший повелитель ветра смеётся, захлопав в ладоши, он всегда умел радоваться, как ребёнок, и всегда хэ сюаня это раздражало. сейчас он благодарен, что на его лице улыбка, а не слезы, и что в глазах нет этого убивающего ужаса. — хэ-сюн, — протягивает он, — за что это всё? — ты знаешь, за что. ши цинсюань прекращает смеяться, на лице его остаётся лишь мягкая, слабая улыбка. он подходит к хэ сюаню, но не слишком близко, оставляя перед ними дистанцию. хэ сюань убеждается, что не стоит прямо перед дверью и не загораживает ему выхода. ему самому хочется верить, что он делает это лишь из-за того, что хочет загладить вину. только из-за этого, не подмешивая в свое поведение что-нибудь ещё. чем больше он раздумывает об этом, тем меньше он верит сам себе. — хэ-сюн, тебе не стоит. я не думаю, что ты виноват передо мной. — в таком случае, — злобно шипит он, отворачиваясь, — я делаю это не из чувства вины. он ждёт, что ши цинсюань начнёт задавать вопросы. начнёт допытывать его, почему же он именно это делает, и тогда хэ сюань задохнется от ненависти к себе. но ши цинсюань улыбается шире, поправляет волосы и пожимает плечами. — если не из-за этого, тогда хорошо. это ранит сильнее любого ножа. голод растекается по всему телу, пульсирует ноющей болью. постоянно этот голод, и нет ему конца. лучше бы он начал допытываться и спрашивать, тогда на него можно было злиться. но ши цинсюань не даёт никаких поводов. он даёт все больше поводов на то, чтобы им можно было восхищаться. хэ сюань стискивает зубы и выходит из комнаты. ши цинсюань ковыляет за ним. они теряются в улочках, петляют в переулках, бывшего повелителя ветра постоянно приходится ждать. один раз хэ сюань раздражённо подставляет ему плечо, когда тот спотыкается, но тот удерживает равновесие самостоятельно.

не можешь исправить — создай новое.

ищи решение, пока не найдёшь.

чёрные волны смеются над своим хозяином — в последнее время они делают это постоянно. голод протестующе сжимает внутренности — в последнее время это случается ещё чаще, чем обычно. урны молчат — так было всегда. — я делаю это потому, что так ведут себя друзья. хозяин чёрных вод слышит, как мёртвое его сердце совершает два удара. хозяин чёрных вод чувствует, как дрожат в кармане ракушки с жемчужинами. хозяин чёрных вод чувствует лёгкое прикосновение к своей руке и слышит прекрасный, мелодичный смех. они вышли к рынку, наконец. — тогда будем друзьями, хэ-сюн.

чёрные воды плачут и мечутся, как маленький ребёнок.