и все твои печали под черною водой

море всегда было тесно связано со своим хозяином. владыке чёрных вод уже очень давно не было дела до красоты. он долго убеждал себя в этом: красота не нужна ему, не нужны ему красивые вещи, красивые люди. не нужно и ему самому быть красивым тоже. красота бессмысленна и даже жестока. такой красивый повелитель ветра — тот, кто забрал у него все. но когда-то давно молодой учёный хэ мастерил для своей возлюбленной цветочки из бумаги. когда-то давно он копил деньги, чтобы подарить ей украшение. когда-то давно, совсем другой человек, живой, полный сил и надежд, готовый к свершениям молодой юноша хэ сюань украдкой, пока никто не видит, крутился у зеркала, примеряя то одно ханьфу, то другое, то распуская волосы, то собирая их, чтобы встретиться со своей любимой. она была красива. она была очень красива, но теперь он уже не вспомнит её лица. непревзойденный князь демонов черновод погибель кораблей пообещал себе, что никогда больше не будет обращать на красоту никакого внимания. однако море, его море почему-то упрямо пыталось показать ему что-то удивительное и что-то завораживающее. его море полнилось безупречными чёрными жемчужинами каждый раз, когда его хозяин ронял слезы. множество, множество ракушек с удивительным сокровищем за одну слезинку.

так морское дно наполнилось жемчугом.

красота всегда рождалась из боли. красота всегда шла под руку со страданием. хэ сюань почти никогда не позволял себе слез. это было слабостью. это было глупостью. это было недостойно. но сейчас слезы предательски скатывались по его щекам, и где-то далеко, в чёрных водах, рождались десятки маленьких жемчужинок. все как одна. теперь они должны были расти, становиться крупнее, ещё безупречнее, ещё удивительнее. жемчуг всегда был чем-то сакрально важным и личным для него. напоминание о том, что он чувствует. напоминание о том, что он страдает. напоминание о том, что мир несправедлив. когда-то, выйдя из огромной печи, новый непревзойденный демон разыскал свою безжизненную оболочку. когда-то он создал из неё одну из жемчужин, которыми наполнено все дно его моря. никто бы никогда не нашёл среди тысячи одинаковых жемчужин ту, что была особенной. эти воды принадлежали только ему. жемчуг принадлежал только ему. его прах принадлежал только ему. хэ сюань чувствовал тепло живого тела, чувствовал то, что давно успел позабыть. где-то внутри него, мёртвого и холодного, вырывалась наружу вся скопленная слабость и боль. такая горячая, как руки ши цинсюаня. и жемчужины безмолвно лежали на далёком дне. и становилось их все больше. он не знал, сколько они так стояли. ему казалось, будто это длилось вечность, но сейчас он был совсем не против провести всю вечность вот так. в тишине. ничего не говоря и не объясняя. просто будучи в чужих объятиях, просто осторожно перебирая чужие волосы. он был таким слабым. хэ сюань был таким высоким, прямым, и таким до безумия слабым. эта слабость вызывала у него омерзение. но сейчас ему не было до неё дела. когда ши цинсюань отстранился от него, хэ сюань сразу же спрятал лицо. утер широким рукавом мокрые дорожки с лица. напустил на себя свой привычный, безэмоциональный, равнодушный и холодный вид. ши цинсюань ещё некоторое время молчал, и демон молчал тоже. что здесь можно было сказать? — спасибо, что не ушёл, — наконец прошептал бывший повелитель ветра, и уголки его губ слегка приподнялись, — я хочу сказать тебе, что тебе незачем уходить. хэ сюань не понимал этого. он был уверен, что никогда этого не поймёт. он знал, что должен был, наконец, сказать это, иначе они бы продолжили топтаться на одном месте. — ты раздражаешь меня. ты такой наивный, и ты всегда всех прощаешь. в небесной столице все пользовались твоей добротой. твой... брат относился к тебе как к мусору. я разрушил твою жизнь, но вместо того чтобы проклинать меня, вместо того, чтобы делать что угодно, ты стоишь здесь, держишь меня, говоришь мне какие-то глупости. ши цинсюань рассмеялся, и смех его звучал совсем как раньше. звонкий колокольчик на ветру. на секунду, завороженный этим звуком, хэ сюань уловил в себе совершенно дикое, иррациональное и неправильное желание, но быстро подавил его в себе. — а что в этом плохого? — просмеявшись, спросил ши цинсюань, — разве мне от этого есть вред? небесные чиновники хотели нажиться за мой счёт — так пожалуйста, у меня никогда не было в чем-то нужды. я только рад поделиться. поделиться своей славой — у меня её и без того много, поделиться заслугами — да столько, сколько было у меня, я бы и за всю жизнь не истратил. мой брат просто был строг. он, конечно, любил меня, ну что поделать, если иногда он ворчал? а ты... он остановился, подбирая слова. до этого он говорил так легко. сейчас он задумался, и в глазах его мелькнул испуг. он, казалось, не знал, что сказать. это резало хуже ножа. кому угодно можно было придумать оправдание. кому угодно, но не хэ сюаню. — я понял. не продолжай. — нет, — внезапно взвился ши цинсюань, — я продолжу. ты научил меня одной вещи: какой смысл в мести? какой смысл в том, чтобы на кого-то злиться? я никогда не злился на тебя. мне, наверное, иногда хотелось, но я не мог. я всегда задавал себе вопрос: ну и кому из нас станет легче, если мы будем врагами? разве ты был несправедлив, совершив то, что совершил? нет, наверное, это было справедливо. я долго думал, как бы я поступил на твоём месте, но я пришёл только к одному. я не знаю, как бы я поступил. я и без того всегда был на твоём месте. в его голосе послышались нотки стыда. он поспешно усмехнулся и доковылял до кровати, сев на её край. — это не было твоей виной. хэ сюань отрывал эти слова от своего сердца. сказать это — последнее, чего он хотел. но он должен был это сказать. — может быть. а может и было! — ши цинсюань пожал плечами, — в любом случае, это все же случилось. я действительно занимал место, которое никогда мне не принадлежало. ты отомстил за это. это тоже просто случилось. в мире иногда случаются вещи, даже если ты этого не хочешь! он развёл руками. он выглядел так, будто ему так много хотелось сказать, но он не знал, как выразить это словами. он смотрел то на хэ сюаня, то в пол, то в потолок, то оборачивался на окно. он посмеивался, как делал это всегда, когда нервничает. — я вот теперь стараюсь мириться с этим, ха-ха! мне не хотелось ломать ногу, кому же это вообще может хотеться? но, так бывает, это случилось. зато теперь я выгляжу мудрее с этой тростью, ну прямо старец! мне не хотелось спать с бедняками на улице, но они оказались такими славными ребятами! наши пути разошлись, и мне этого тоже не хотелось, но теперь я самосовершенствуюсь, и это тоже неплохо! в конце-концов, та пещера и правда отличная. там так красиво! из многих вещей, которые случаются не по твоей воле, можно извлечь что-то для себя полезное. только я не могу сказать, можно ли было извлечь что-то полезное из того, что случилось с тобой. хэ сюань вздохнул. он слушал его голос, его долгий монолог. да, ши цинсюань был намного сильнее, чем он. ши цинсюань был невероятно силен и мудр. несломленный. стойкий. казалось, он был самим олицетворением понятия "жизнь". он всегда жил. всегда находил, что в жизни может быть хорошего, даже если ничего хорошего на самом деле не было. — иногда вещи просто случаются, — ответил он, — и иногда вещи случаются и таким образом, что ничего полезного для себя из них не извлечешь. ши цинсюань кивнул. — наверное, это и правда так. — почему ты решил попытаться вознестись снова? — потому что я хочу узнать, могу ли я. могу ли я сделать это сам. могу ли я сделать это сам, не крадя при этом ничьей судьбы. это звучало так просто. это звучало так горько. это звучало так правильно. хэ сюань почувствовал, как подкосились его ноги, но удержался на месте. — такие как ты рождены стать богами. как бы больно не было это признавать. ши цинсюань мог бы стать богом сам. жертва была напрасна. это все было бессмысленно. смерть его родных была абсолютно бессмысленна. — я даже не знаю, комплимент это или нет! хэ сюаню хотелось убить этого человека. он сжал руку в кулак, но остался стоять. хэ сюаню хотелось убить этого человека, но ещё хотелось склонить перед ним голову. — я тоже не знаю. — процедил он. ши цинсюань снова рассмеялся. — я хочу спать. мне снился сегодня какой-то бред, я не выспался! я собираюсь лечь спать сейчас. — тогда я вернусь к себе. — нет, — он сказал это так серьёзно, даже без тени постоянной улыбки, — я хочу предложить тебе остаться здесь. — как всегда глупое решение, — отрезал хэ сюань, — ты не заснешь в моем присутствии. даже если заснешь, не расслабишься. и тебе снова приснится то, что ты называешь бредом. конечно, сердце ши цинсюаня ещё помнило. конечно, он ещё боялся. это было закономерным. это было правильным. бояться того, кто разрушил твою жизнь и убил твоего брата — это справедливо. это вызывало вину. он не жалел о содеянном; но он был виноват. он был виноват в этих отчаянных криках и в пролитых слезах. — если мы хотим начать все сначала, мне стоит привыкнуть к тому, что ты более не приносишь угрозы! хэ сюань возмущённо изогнул бровь. — я никогда не говорил, что хочу начать все сначала. — прости, а ты не хотел бы? хэ сюань соскользнул с вопроса. нет, его бы никто не заставил произнести это вслух. он молчал, молчал долго, вперившись взглядом в лицо ши цинсюаня, и ничего не отвечал ему. он чувствовал смятение. он чувствовал себя предателем своих мёртвых близких. это было неправильно. это был самый сильный удар по его гордости. по его независимости. это противоречило всему, что он делал до этого, всему, к чему он стремился. — я буду в соседней комнате.— уронил он. затем он молча развернулся. вышел за дверь.

ему нужно было уходить отсюда.

вместо этого он спустился вниз, оставил хозяину трактира ещё несколько монет и поднялся обратно, чтобы занять соседнюю от ши цинсюаня комнату. хэ сюань снова и снова возвращался к одному и тому же вопросу. почему он? почему это всегда он? ни у кого не было ответа на этот вопрос, он знал это. но иногда вещи просто случаются. иногда вещи просто случаются, даже если ты этого не хочешь. он открыл окно, впуская свежесть раннего утра в маленькую комнату. где-то там, далеко-далёко, в обители чёрных вод ласковый ветерок игрался с ледяными волнами.

где-то там, на самом дне моря, лежали ракушки с чёрными жемчужинами.

где-то там в полном безмолвии стояли вазы.

где-то здесь, за тонкой стенкой, скрипнула старая кровать ши цинсюаня.

и где-то здесь, совсем рядом, прямо внутри, в сердце бездушного чудовища чёрных вод, что-то пылало и обжигало. голода больше не было.