и все твои печали под черною водой

моряки говорили, что у чудовища чёрных вод огромные острые зубы, длинные загребущие лапы, больше напоминающие плавники, что он ростом как два, а то и три, человека, и взгляд его способен убить за одно только мгновение. и ещё моряки говорили, что чудовище чёрных вод беспощадно и зло. оно было тихим, оно пряталось на самом дне, но если только ты посмеешь появиться на горизонте его владений, ты будешь непременно убит. тело твоё пожрут рыбы, кости твои осядут на дно, и чёрные солёные воды выбелят их и отмоют. хозяину чёрных вод было все равно на то, что о нем говорят моряки. правда в их словах, однако, все же была. хозяин чёрных вод действительно кормил своих рыб мёртвыми телами.

***

извлекая белоснежный череп из ужасно тёмных, безответных глубин, хозяин чёрных вод был тих и молчалив. и зубы его сейчас были остры от ледяного гнева, и между пальцев у него были перепонки, и он казался выше, чем он есть, и взгляд его был почти что смертелен. хозяин чёрных вод чувствовал только ненависть, когда вёл длинными пальцами по обглоданному черепу. хозяин чёрных вод ненавидел не только этот череп, но и себя самого. хозяин чёрных вод оказался у старого, обветшалого и полуразрушенного храма, все ещё брезгливо держа этот череп в своих руках. люди так быстро забывали своих богов. стоила ли когда-нибудь эта вмиг угаснувшая слава того, что было сделано для того, чтобы эта слава была получена? хозяин чёрных вод угрюмо скривился, рассматривая обезглавленную статую перед собой. хозяин чёрных вод поставил вместо головы череп. это выглядело лучше, чем то, что было изначально. здесь была только одна статуя. он выбрал тот храм, в котором когда-то поклонялись только одному. самое ненавистное место в мире. место, где бог на алтаре был лжецом и вором. место, где воздух был горьким и затхлым и место, где всё, во что когда-то верили, было построено на гнусном высокомерии, жалкой гордыне и мерзком грехе. хозяин чёрных вод ненавидел его брата. ненавидел ли? если бы он действительно ненавидел его, он бы выбрал тот храм, в котором есть и его статуя тоже. хозяин чёрных вод некоторое время смотрел на статую бывшего повелителя воды с черепом вместо головы. затем он отвернулся и вышел. шаги его были спокойны и бесшумны. как только хозяин чёрных вод покинул храм, вода ворвалась во все его окна и двери.

***

это было тем, что хэ сюань должен был сделать. импровизированное погребение, которого ши уду не заслуживал. он делал это не для него. и не для себя тоже. хэ сюань никогда бы не смог признаться себе, для кого он это сделал. ещё он не мог признаться себе, для кого он взял с глубин моря несколько жемчужин. для кого явился в столицу под чужой личиной. для кого купил роскошное белое с бирюзовым ханьфу с узорами ветра на рукавах. для кого купил несколько серебряных заколок с яшмой и нефритом. это было самым ужасным из того, что он мог сделать. самым неправильным из того, что он только мог предпринять. ему бы хотелось, чтобы бывший повелитель ветра отказался от этих подарков или, хотя бы, обменял их на что-то ещё. если бы он принял эти подарки, хэ сюань бы просто задохнулся от чувств, которые он не привык испытывать вовсе. ненависть перемешивалась с гневом. переливалась в жалость. собиралась в сочувствие. расцветала уважением. хэ сюань чувствовал себя покинутым. то, что произошло, было оковами, которыми он приковал себя сам. он долго думал, вперившись взглядом в урны с прахом. его обитель все ещё была наполовину затоплена водой. прекрасное ханьфу лежало рядом, там же были роскошные заколки. он провел в своих мыслях несколько дней. он просто сидел, лишь изредка моргая, смотрел в одну точку и думал, периодически засыпая и просыпаясь снова. хозяин чёрных вод не знал, что ему стоило сделать. когда в нем пробудился голод, он в ярости разодрал ханьфу и швырнул заколки в каменные стены. море бушевало. рыбы были голодны. их господин был голоден тоже. и этот голод никогда не заканчивался. нет, он позволил себе мерзкую глупость. их встреча никогда не должна была произойти снова. хэ сюань видел перед собой эти потерявшие блеск глаза. хэ сюань почти что ощущал волосы в своих руках, стекающую по пальцам алую кровь. он никогда не сможет отмыться от неё, и эта кровь на его руках — его проклятье и его благословение. его правосудие. его справедливость. его отмщение. его ликование.

и его наказание.

хэ сюань не жалел о содеянном. он жалел лишь о взгляде, потерявшем свой дикий озорной блеск. его голова разрывалась, его желудок изнывал. хэ сюань жадно запихивал себе в рот все, что принёс из столицы, но никак не мог насытиться. он чувствовал подступающую к горлу тошноту, и это сводило его с ума. "привет, я..." хэ сюань почувствовал, как кусок мяса застрял в его горле. слюна текла по его подбородку, зрачки сузились и остановились на тарелке. на руках его была коровья кровь. этот голос не мог показаться ему, но он не мог услышать его сейчас. хэ сюань молчал, и в голове его не было никаких мыслей. "может, тебе не особо интересно, но его высочество поделился со мной духовными силами..." хэ сюань молчал. башни его обители рушились с оглушительным грохотом. чёрные волны ревели, костяные рыбы бросались на берег, неукротимой водой выбрасывало на песок бесчисленные ракушки и кости. "я знаю, что ты приходил. здорово было снова на тебя посмотреть! хотя это был не совсем ты, конечно, ха-ха! ума не приложу, что мне теперь делать с этой жемчужинкой. очень красивая. я оставил её себе, ты не возражаешь? может, мне стоило бы отдать её тебе. но я бы хотел оставить." когда не осталось ничего, кроме этой комнаты, хэ сюань закрыл глаза, шагая в ледяную воду. она касалась его лодыжек, затем колен, потом его пояса и плеч. когда он оказался в воде полностью, вода приняла его и успокоилась. он молчал. "ну, пока! я больше не буду беспокоить." он звучал так беспечно. так беззаботно. обитель была разрушена. единственное, что не пострадало — это одна только эта комната с урнами. хэ сюань чувствовал, как вода заполняет его лёгкие, чувствовал, как она пробирает до костей. это было приятно. это успокаивало. не было больше тошноты и голода. и ничего не было. и голова его была пуста. "я оставил его голову его статуе." ответом ему была долгая тишина, и он уже перестал надеяться на ответ. он не имел права надеяться на ответ вовсе. "о, правда? спасибо." его голос звучал так же, как прежде. будто его вовсе не волновала эта тема, будто ему было абсолютно все равно на это... но хэ сюань провел с ним слишком много времени, чтобы не понять, когда тот лжет. "если ты хочешь встретиться." хэ сюань не закончил своей фразы. он произнёс её абсолютно безэмоционально и даже холодно. если бы ши цинсюань сейчас согласился, что, конечно, было полностью невозможным, это выглядело бы, словно демон делает ему одолжение, а не первый поднимает эту тему. "я хотел бы." хэ сюань перевёл дух, закусывая язык. он совершал так много ошибок, и всё никак не мог их исправить. если сейчас не добыча поменялась местами с жертвой, то что? почему ему вдруг стало так страшно? почему он почувствовал воду в своих лёгких, но не узнал облегчения? почему теперь вода разрывала его изнутри, почему в горле его застрял ком? почему он? хэ сюань вечно задавал этот вопрос небесам раньше. сейчас он уже не искал ответа у небес, но этот вопрос снова вернулся к нему. почему он? почему это именно хэ сюань? почему это все произошло именно с ним, как он мог согрешить так сильно, что у него забрали всё, что было ему дорого? почему он? почему именно он для ши цинсюаня был так важен? разве он заслуживал прощения? разве он заслуживал? почему он? почему, черт возьми?! чувство вины вытеснило из его груди все остальное. чувство вины было чёрной водой, заполнившей все его лёгкие. хэ сюань задыхался. боль была невыносима. боль никогда не заканчивалась. чувство вины бурлило в самом его мёртвом сердце. "сегодня. я приду, если скажешь, где ты." "я там же" "если я приду сейчас..." "конечно." хэ сюань чувствовал себя собакой на цепи. хэ сюань чувствовал себя порабощенным. хэ сюань чувствовал себя предателем, когда, выйдя из воды и смотря на урны с прахом, чертил заклинание сжатия тысячи ли для того, чтобы встретиться с тем, кто виноват в том, что эти урны вообще появились. скалистый берег встретил его грохотом моря. море билось о гигантские камни, море яростно лизало серые глыбы, словно пытаясь расшевелить их. скалы были бесконечны и неподвижны. они все ещё стояли, стояли гордо, стояли, не двигаясь со своих мест. ничего не могло сломить их, сколько бы не злилась беспомощная и пугающая вода. он огляделся по сторонам: в этих местах гулял холодный ветер, заходящее солнце делало камни рыжими. лицо, выглянувшее из пещеры, было светлым и тёплым. было человеческим. было добрым. и оно улыбалось. — смотри, как злится море! это потому, что злишься ты? хэ сюань фыркнул, и в груди у него что-то больно кольнуло. — я не управляю здешней водой, и ты это знаешь. — едва ли. я ведь не могу быть в этом уверенным! — ты говоришь глупости. — остаюсь верен себе! он смотрел в его глаза так смело, как смотрят столетние старцы в глаза смерти в свой последний день. он смотрел, все понимая и всему улыбаясь. он был так удивительно мудр сейчас, что хэ сюань повёл плечами и поджал губы. он ожидал чего угодно. но не этого взгляда. такого мудрого. такого лёгкого, и оттого ужасно тяжёлого. хэ сюаню казалось, что небо сейчас рухнуло на его плечи. он смотрел в эти глаза, и весь мир вокруг него рушился, дробился на мелкие неважные кусочки. хэ сюань боялся его. он был сильнее, и если бы хотел, убил бы этого человека одним взмахом руки. он был выше и крупнее, он мог бы даже не задействовать для этого духовные силы. он бы оторвал ему голову одним движением. он бы свернул ему шею за секунду. но он боялся его. — это твоя настоящая форма, правда? извини, я помню не так хорошо... у тебя такие глаза! как две золотые монеты. — да, — сухо ответил хэ сюань, и ему тут же захотелось отвести взгляд. он не должен был это выслушивать. это были пустые разговоры, которые ни к чему не приведут. это было неправильным. это было неправильным для них обоих. — как прошёл твой год? — я спал. — целый год? — я бодрствовал до этого сотню лет. — ты бодрствовал сотню лет?! хэ сюань не стал отвечать на этот вопрос. это ощущалось невыносимой пыткой, и он все ещё не мог отвести взгляда от этого лица. перед ним было расстояние в несколько чжаней, и никто из них не собирался подходить ближе. — к чему эта встреча? лицо бывшего повелителя ветра поменялось. он больше не улыбался, но все ещё смотрел ему прямо в глаза. его выражение лица выглядело вымученным, и теперь хэ сюань видел, как тот опирался на трость. теперь он видел в этом смелом взгляде страх. он не отводил взгляд не потому что не боялся, а потому что, ему казалось, если он потеряет хэ сюаня из поля зрения, что-то может пойти не так. эта реакция была закономерна. эта реакция была полностью оправдана и справедлива. хэ сюань не мог ничего возразить на это, но это отчего-то ужасно раздражало. обжигало. обижало его. стыдило. — если ты боишься, зачем ты позвал? он тоже боялся.

он тоже боялся, но он пришёл.

хэ сюань задал глупый вопрос. некоторое время бывший повелитель ветра молчал. — твоё имя хэ сюань, — внезапно медленно сказал он, — и если бы я назвал его раньше, все могло бы поменяться? хэ сюаню было плохо. он чувствовал холодную, тяжёлую ярость. он смотрел в светлые глаза, чувствовал чужой страх, и ему хотелось упиваться этим страхом. правильно, правильно, ты правильно делаешь, что боишься. ты должен бояться. ты должен бояться, а не я. — ты продолжаешь говорить глупости, — процедил он сквозь зубы, — это нельзя было изменить. он не мог сказать точно, врет он сейчас или нет. он, должно быть, врал в первую очередь сам себе, когда отвечал на этот вопрос. его всегда звали хэ сюань. и это единственное, что он о себе знал. все остальное превратилось в непонятное, изменчивое нечто. он хотел сказать: "ничего бы не поменялось, я бы в любом случае расправился с твоим братом" и ему хотелось сказать: "если бы ты хотя бы раз выбрал меня, а не его, если бы ты хотя бы раз назвал моё имя, это не коснулось бы тебя". и самое главное, что ему хотелось сказать: — в этом не было твоей вины. и он нашёл в себе силы сказать это. потому что каждый раз ши цинсюань выбирал своего брата из-за любви к нему. потому что каждый раз он вставал на сторону ши уду из-за любви к нему. потому что каждый раз он подчинялся ему из-за любви к нему. и против этой любви нельзя было ничего сказать. ши цинсюань улыбнулся снова. казалось, он понял все, что было сейчас в голове у хэ сюаня. — я все ещё люблю своего брата. хэ сюань подавил желание разорвать его на кусочки в эту же секунду. он кивнул вместо этого. он кивнул и остался неподвижен, словно одна из скал на этом берегу. море здесь сегодня правда злилось. было холодно, мокро и зябко. наверное, ши цинсюаню было холодно в этой маленькой пещере на берегу бешеного моря. черные воды были спокойны и недвижны, и ракушки лежали на их дне. — я знаю. он сказал это так, словно это были его последние слова перед казнью. улыбка ши цинсюаня стала шире, он слегка посмеялся. — но ещё я все ещё люблю своего друга. *** у твари, что господствует в чёрных водах, — моряки говорят, — никогда не было души. хозяин чёрных вод на самом деле хранит её в глубинах. она есть, и она даже осязаема. она существует, только никто и никогда не мог до неё достать. моряки говорят неправду от незнания. затеряна среди тысяч таких же, спрятана там, где никто не найдёт, его душа — это жемчужина на дне моря. самому лишь чудовищу известно, какая из этих жемчужин — она.