Змеи просто так не кусаются

Тогда все было по-другому. Маска Дрима с вечно улыбающимися смайлом не всегда была атрибутом ежедневной носки. Кто-то даже мог вспомнить, что тот без всякого стеснения снимал её, стоило ему ступить за порог дома. Времена тишины. Когда Дрим только появился в этом мире, все было иным. Все было… пустым. Первое, что он ощутил — щекочущий ветер, ласкающий светлые кудри и теплоту моря, волны которого невесомо касались ступней. Совсем еще юный, худой мальчик обнаружил себя на пляже. Он не помнил, как здесь оказался, как и не помнил ничего из своего прошлого. В сознании как будто был вакуум, на периферии которого существовало только знание собственного имени и слабое представление о том, какой он человек. А человек ли?.. Тогда были непростые дни. Дриму было стыдно признавать — первые ночи он проводил на ветвях деревьев, неловко отбиваясь палками от пауков и рыдая, когда стрелы пролетали в нескольких сантиметрах от его головы. Страх и одиночество преследовали его, но Дрим был упрям. Он научился разводить костер, охотиться на мелкую дичь и строить укрытия из веток и листьев. Каждый день он исследовал окрестности, надеясь найти хоть какой-то намек на свое прошлое или других людей, и тогда наконец набрел на деревню. Люди там отличались от него — и внешне, и поведенчески. Они, увидев Дрима, сначала насторожились. Он выделялся из толпы. Вскоре они, конечно, поняли, что тот им не враг: Тейкен пытался им помогать, защищал от монстров и в целом не давал причин сомневаться. Не сказать, что у них были хорошие взаимоотношения; жители просто не были против его присутствия. Дрим пытался выучить их язык. Брал книги в библиотеке, усердно изучал их письменность, проводил аналогии со своим родным. И в какой-то момент даже освоил его, вот только… Жители не хотели с ним разговаривать. Они понимали его — это Дрим знал наверняка. Когда он просил что-то на их языке, ему давали, чего он хочет, но прямого ответа Тейкен никогда не получал. Он задавал вопросы, пытался выяснить, что же не так, но взамен получал лишь недовольные взгляды. Тогда пришлось признать, что деревня не может быть его домом. Под вечными взглядами все таких же молчаливых жителей осознание собственного одиночества все чаще и чаще напоминало о себе. Дрим старался защищать их, чтобы они полюбили его, зауважали, но этого так и не произошло. Он был чужаком. Железный защитник, призванный охранять поселение от монстров, не сводил с него глаз, будто ожидая осечки. Это сводило подростка с ума, и он ушел. Даже с течением времени не свыкнуться с одиночеством. Дриму отчасти было проще — сравнивать было не с чем. Только сотни прочитанных книг давали горькое послевкусие, ненадолго возвращая его в раздумья о том, каково это — иметь друга. Он по несколько раз перечитывал отдельные фрагменты, где персонажи любили друг друга, ругались, дрались или просто разговаривали, пытаясь представить себя на их месте. Пожалуй, он думал об этом чаще, чем стоило бы. Перед сном Дриму нравилось представлять, как он бродит по лесу и вдруг встречает другого человека. Живого, настоящего, не как в деревнях. Ему нравилось продумывать его образ — от цвета волос до любимого оружия. По вечерам он бродил в тишине, ступая по травянистым швам. Тишина была фоном жизни — Дрим привык слышать лишь пение птиц, шум ветра и — изредка — собственный голос. Когда скука добивала, он думал вслух. Произносил выученные наизусть стихи или разыгрывал диалоги из книг. Представлял, что он здесь не один, и позади него идет его добрый друг или подруга. Это помогало унять ноющее чувство одиночества. Тогда же он начал строить общественный дом. Такого гордого названия он тогда, конечно, не имел. За время в деревне Дрим уже научился создавать постройки, и свою первую работу ему хотелось сделать особенной и масштабной. Дом строился медленно, но верно. Дрим вкладывал в него всю свою душу, мечтая, что однажды здесь соберутся люди, что зазвучат голоса, смех, музыка. Он строил просторную гостиную с большим камином, уютные комнаты и библиотеку с полками для книг. Тейкен представлял, как будет встречать гостей, как будет рассказывать им истории, как они будут делиться своими переживаниями и радостями, мечтал о том, что этот дом станет местом, где каждый сможет найти утешение и поддержку. Но пока здесь был только он. После целых двух лет одиночества, мысль о том, что это никогда не изменится, ужилась с ним, стала фоном жизни. Пока не появился он. Обычная вылазка в Незер за ресурсами не давала причин ждать от себя чего-то особенного. Ему всего-то нужно было набрать дюжину наростов для зелий, но уже на обратном пути, вышагивая по крыше крепости, он заметил странный силуэт на небольшом острове в лавовом море. Это был… человек. Тейкен замер, не веря своим глазам. Человек, да еще и в Незере? Это было невозможно. Здесь не выживет никто, кроме обитателей этого измерения. Но силуэт был слишком отчетливым, чтобы быть иллюзией. Любопытство пересилило осторожность. Он спрыгнул с крыши крепости и быстро доплыл до этого острова, предварительно облившись зельем огнестойкости. Человек стоял неподвижно, спиной к Тейкену. Он был одет в странную, потрепанную одежду, а его темные волосы развевались на горячем ветру. Когда Тейкен приблизился, незнакомец медленно повернулся. Его лицо было бледным и изможденным, но глаза горели странным, неземным светом. — Кто ты? — хрипло спросил он, недоверчиво глядя на Дрима. — Как я тут оказался?.. Незнакомец глупо окинул собственное тело взглядом, задерживая внимание на своей же ноге, что касалась лавы. Дрим тоже заметил это и тут же ахнул. — Ты… Ты здесь за какими-то ресурсами? Тоже использовал зелье? — медленно проговорил Тейкен. Это было странно — разговаривать с настоящим человеком. И обстоятельства делу не помогали. Парень заторможено помотал головой в знак отрицания. — Ты знаешь свое имя? — уже тише спросил Дрим. Лицо незнакомца тут же озарилось лучом надежды — хоть что-то он знает! — Меня зовут Сапнап, — задумчиво ответил он. — Где мы? Не могу вспомнить, как я сюда попал… Дрим долго молчал, изучая его. Внутри всё ещё не утихало удивление, не давая собраться с мыслями. — Нам нужно выбраться отсюда, — наконец сказал Дрим. — Незер — не место для человека без брони и снаряжения. Ты совсем ничего не помнишь? Сапнап нахмурился, явно пытаясь ухватиться за какую-то мысль, но в его взгляде читалась пустота. Он моргнул, посмотрел на лаву, в которой стоял, и резко отдёрнул ногу, только сейчас осознав, что с ним нечто странное. — Я… не знаю, — наконец выдавил он. — Мне кажется, что я должен помнить, но… нет. Дрим мог это понять. С ним было точно так же. — Ладно, — он медленно выдохнул, проверяя остатки зелий в инвентаре. — Идём со мной. Вытащу тебя отсюда, а там разберёмся. Сапнап взглянул на него с недоверием, но затем, увидев, что особого выбора у него нет, кивнул. В его глазах промелькнула благодарность. — Спасибо. Дрим только коротко кивнул, смотря на него с лёгким подозрением. Он ещё не знал, кто перед ним. И почему он был здесь. Но чувствовал — это встреча изменит всё. *** Их мир был огромным и пустым, словно ждал, пока его заполнят историями. Они быстро подружились. Поначалу Дрим не знал, как относиться к нему. Сапнап был хаосом, вихрем из громкого смеха, бесконечных идей и вопросов. Он никогда не сидел на месте, вечно искал, что бы ещё сделать, что бы построить, сломать, проверить на прочность. Если Дрим был тем, кто планировал, анализировал, пытался понять этот мир, то Сапнап просто шёл напролом. Они дополняли друг друга. Дрим сначала относился к нему со всей заботой и трепетом, на которую вообще был способен — слишком уж боялся потерять своего единственного потенциального друга. Сапнап его поведения понять не мог — сам-то он с одиночеством не сталкивался. Но со временем и Тейкен успокоился, и Сапнап принял чужую чудаковатую опеку. Они исследовали каждую пещеру, взбирались на горные пики, строили убежища, которые потом забрасывали, потому что находили что-то новое, ещё более захватывающее. Гонялись за стадом коров в степи, устраивали шутливые драки палками, перекидывались едкими, но тёплыми насмешками. Сапнап мог внезапно сорваться с места и крикнуть: «Беги!», а Дрим, недолго думая, бросался за ним, даже не зная, от чего они убегают. Иногда это были монстры. Иногда — просто чужая скука. Они часто соревновались — кто быстрее добудет определенный ресурс, кто первым переберется через каньон, кто дольше продержится без сна. Бывали ночи, когда они сидели у костра, пытаясь выяснить, кто первый заснёт. Они спорили о том, кто из них лучший лучник, кто быстрее готовит зелья, кто сможет пройти через лес с завязанными глазами, ориентируясь только по звукам. Дрим помнил, как однажды Сапнап, совершенно измотанный, рухнул в траву, уставившись в небо и пробормотав: «Ладно, ты выиграл. Но только в этот раз». Они смеялись до боли в животе, пока не уснули прямо под звёздами. Были и другие моменты — когда им приходилось защищаться от враждебных существ, когда они искали дорогу домой под проливным дождём, когда, казалось, вокруг не осталось ничего, кроме тьмы. В одну из таких ночей, когда они оба насквозь промокли и укрылись в крошечном домике, построенном наспех, Сапнап вдруг пробормотал: — Думаешь, нас тут когда-нибудь будет больше? Дрим посмотрел на него сквозь тьму. В голосе не было ни беспокойства, ни печали, только спокойное любопытство. — Наверное, — сказал Дрим. — Но мне и тебя хватает. — Да? — Сапнап усмехнулся. — Ладно, пусть будет так. Но если кто-то появится, я всё равно останусь твоим первым другом, понял? — Понял, — ответил Дрим, и в этом было что-то тёплое. В такие минуты Дрим всегда знал: Сапнап рядом. Он не бросит его. Огонь в глазах, улыбка, полная жизни, нескончаемые разговоры о пустяках и постоянное желание сделать этот мир интереснее. Они вдвоём изучали его, строили, охотились, придумывали свои правила. Дрим был рад, что он не один. А потом появился Джордж. Это произошло неожиданно. Вечером, когда Дрим сидел у костра, перебирая в руках стрелы, Сапнап подбежал к нему взволнованный. — Там кто-то есть! — выпалил он, задыхаясь от бега. Дрим поднял голову. Его сердце почему-то пропустило удар. — Где? — У реки. Он просто стоит там как дурак. Они двинулись туда вместе, и вот, среди высоких деревьев, на фоне мерцающего водопада, стоял он. Новый человек. Темные волосы, очки в белой оправе, расслабленная поза, будто он гулял здесь всю жизнь. Он смотрел на них спокойно, с лёгким интересом, как будто появление в новом мире не было для него чем-то удивительным. — Привет, — сказал он. Голос был низкий, мягкий, с тенью улыбки. Дрим замер. В груди что-то болезненно сжалось, как будто этот момент был чем-то важным. Как будто всё, что он строил, вдруг изменилось. —Кто ты? — спросил Дрим, пытаясь говорить ровно. — Джордж, — ответил тот. — А вы? Сапнап сразу расслабился. Он шагнул вперёд, протянул руку. — Я Сапнап. А это Дрим. Добро пожаловать… куда бы это ни было. Джордж усмехнулся. Дрим молчал, пока Сапнап расспрашивал новоприбывшего и рассказывал тому об их мире. Тейкен не мог отвести от него взгляд. Что-то в этом человеке выбивалось из всего, что он знал. Может, это была его легкость, его голос, или то, как он стоял — будто ничего не боялся. Но Дрим уже тогда понял: он пропал. Это было тихое, тягучее чувство, которое он не мог объяснить. Оно не походило ни на что, что он читал в книгах. Оно было живым. Оно заставляло его следить за каждым движением Джорджа, ловить его улыбки, слушать его голос, даже если он говорил о самой глупой вещи на свете. И Джордж остался. Теперь их было трое. Они жили в одном доме, исследовали мир, смеялись по ночам у костра. Дрим ловил себя на том, что запоминает каждую мелочь — как Джордж поправляет очки, как морщит нос, когда смеётся, как иногда может заснуть прямо на земле, не заботясь о том, где окажется утром. Но он ничего не говорил. Он просто был рядом. *** Любовь с Джорджем была похожа на утренний туман — лёгкая, окутывающая, неуловимая. Дрим ловил себя на том, что проводит с ним всё больше времени. Они вдвоём уходили в долгие походы, оставляя Сапнапа позади, просто потому, что так получалось. Джордж легко находил способы сделать любой момент особенным. Иногда это была спонтанная охота на лис в заснеженном биоме, иногда — бесконечные разговоры в заброшенных деревнях, где сквозь сломанные окна пробивался лунный свет. Дриму было хорошо. У него был лучший друг и человек, которого он любил — несколько лет назад он и мечтать о таком не мог. Дрим мог с уверенностью сказать, что был счастлив. Затем стали появляться новые люди, которые быстро вливались в коллектив. У всех были свои, новые идеи: Сэм был увлечен механизмами, он быстро освоил красную пыль, которая для Дрима всегда оставалась загадкой, так что теперь в их домах появилось искусственное освещение, открывающие двери и многое другое. Алисса с Понком, хоть и постоянно соревновались и спорили, много строили вместе — пусть и не все их постройки долго оставались целыми… А Бэд просто любил помогать всем, и порой его доброго слова было достаточно, чтобы изменить ход дел. Днем у каждого было свое занятие, вечером все собирались в общественном доме, чтобы отдохнуть и поболтать. Однако ночи Дрим любил гораздо больше — тогда они с Джорджем лежали в обнимку, разговаривали обо всем и ни о чем, словом, просто наслаждались компанией друг друга. Но потом всё стало меняться. Сначала это были мелочи. Джордж уходил, не объясняя куда, а когда возвращался, просто улыбался, как будто ничего не произошло. Иногда его настроение менялось внезапно, без видимой причины. Он мог легко отдалиться, а потом снова появиться, как ни в чём не бывало, ведя себя так, будто ничего не случилось. Его слова становились острее, шутки — чуть жестче, чем раньше. — Ты слишком много беспокоишься, — сказал он однажды, когда Дрим в который раз спросил, куда он уходит. — Просто расслабься. Иногда он мог вовсе не ответить. Или, что было хуже, посмотреть так, будто вопрос сам по себе был глупостью. Он начал раздражаться на гиперопеку Дрима. Сначала мягко, с шутками, потом всё жёстче, без намёков на улыбку. «Мне не нужно, чтобы ты говорил мне, что делать», — бросил он однажды, когда Дрим пытался остановить его от очередного рискованного похода. Джордж не терпел, когда его ограничивали. А Дрим не знал, как иначе показать, что заботится. Он чувствовал, что теряет что-то важное, но не мог понять, когда именно это началось. А потом произошла та ночь. Дрим долго искал Джорджа. Он не знал, куда тот делся, но в глубине души понимал, что найдёт его не там, где хотел бы. И он оказался прав. Джордж стоял у реки, лениво кидая камешки в воду. Его одежда была обгоревшей, будто он весь вечер прыгал через костер. Значит, ходил в Незер в одиночку. Когда Дрим подошёл ближе, Джордж даже не удивился. — Что ты здесь делаешь? — спросил Дрим, стараясь держать голос ровным. Джордж пожал плечами. — Просто гуляю. — Я тебя искал. — И? — в его голосе не было ни радости, ни волнения. Просто пустота. — Ты был в Незере. В самом опасном месте в этом мире. Один? Джордж безэмоционально угукнул. Тейкен замер. Он ждал чего-то — улыбки, тёплых слов, привычного насмешливого взгляда. Джордж мог бы сказать, что просто хотел позлить его, или что у него было очень уж неотложное дело, которое заставило его рисковать жизнью вот так. Но ничего этого не было. Был только человек, который больше не казался ему родным. — Нам пора домой, — сказал он, хотя знал, что это не изменит ничего. Джордж посмотрел на него, потом снова бросил камень в воду. — Иди один. Дрим сжал зубы. Что-то внутри него дрогнуло, болезненно сжалось, но он не двинулся с места. В воздухе повисло напряжение. Он не узнавал человека, который стоял перед ним. Сейчас перед ним был кто-то другой — холодный, отстранённый, ускользающий, как вода между пальцев. — Что с тобой происходит? — его голос сорвался. — Почему ты так себя ведёшь? Джордж не ответил сразу. Он посмотрел на воду, будто искал в её движении нужные слова. — Ты просто не умеешь отпускать, — наконец, произнёс он, и в его голосе не было ни укора, ни злобы. Только усталость. — Всё время пытаешься держать меня рядом. Дрим сжал кулаки. — Потому что ты дорог мне! Потому что я не хочу терять тебя! Джордж усмехнулся, качая головой. — Ты говоришь так, будто я твоя собственность. Дрим замер, его дыхание сбилось. — Я никогда так не думал… — Правда? — Джордж склонил голову на бок, изучая его взглядом. — Тогда почему ты всегда лезешь в мою жизнь? Почему не можешь просто принять, что я не обязан отчитываться перед тобой за каждый шаг? Слова врезались в Дрима как лезвие. Он чувствовал, как горло сжимается, но ещё сильнее сжимались пальцы. — Я просто о тебе забочусь… — его голос сорвался на шёпот. Джордж фыркнул. — Иногда твоя забота душит. И тогда что-то оборвалось. — Но… — договорить ему не дали. Фаунд вдруг резко развернулся и, прежде чем Дрим успел среагировать, ладонь Джорджа с хлопком встретилась с его щекой. Резкая, неожиданная пощечина. Не настолько сильная, чтобы причинить настоящую боль, но достаточно, чтобы вспыхнула злость. Дрим даже не подумал. Он не хотел, но его тело сработало быстрее, чем разум. Его кулак автоматически взметнулся вверх, встречаясь с челюстью Джорджа. Удар получился резким, быстрым, но сразу после него наступила гнетущая тишина. Джордж качнулся назад, схватился за лицо. На несколько секунд он застыл, а потом его губы дрогнули в обиженной усмешке. — Вот как, — выдохнул он, отворачиваясь. — Отлично. Значит, мы дошли до этого. Дрим шагнул вперёд, готовый извиниться, что-то сказать, объяснить, но Джордж поднял руку, останавливая его. — Не надо, — голос его звучал ровно, но в глазах плескалась обида. — Просто оставь меня. Дрим смотрел на него, не зная, что делать. Всё было неправильно. Всё уже давно было неправильно. Но сейчас… сейчас, возможно, они действительно перешли черту, за которой ничего нельзя исправить. — Джордж, я… — Теперь ты точно можешь идти домой один, — перебил Фаунд. Голос Джорджа был ровным, но глаза… В них не было ярости. Только разочарование. Глухое, пустое. Дрим сглотнул. Хотел что-то сказать, но слова застряли где-то глубоко внутри. Он развернулся и пошёл прочь. *** На следующее утро Дрим проснулся с тяжёлым чувством. Сон не принес облегчения, а лишь усугубил то, что он пережил ночью. Он пытался найти в себе силы, чтобы понять, что произошло, но всё оставалось туманным и болезненным. Покидая дом, Дрим заметил Сапнапа, сидевшего на веранде. Его лицо было сосредоточено, а взгляд — настороженный. Видимо, тот уже знал о произошедшем, и это тревожило Тейкена. Он надеялся, что тот поймет его, но, кажется, Джордж уже рассказал ему свою версию истории. Стоило ему подойти, как Сапнап сразу посмотрел на него с холодным взглядом. — Ты ударил его, — сказал Сапнап холодно. — Ты ударил Джорджа. Дрим застыл, не зная, как ответить. Его руки непроизвольно сжались в кулаки. — Сапнап, послушай, все не так… — попытался он начать, но тот перебил его. — Не так? А как тогда? Это что, любовь, Дрим? Просто брать и бить его из-за какой-то дурацкой ссоры? — Сапнап говорил так, будто слова рвались из него сами по себе без всякой преграды. — Ты не понимаешь… Всё произошло так быстро. Это было не то, что ты думаешь. Я не хотел… — Дрим пытался найти подходящие слова, но все звучало неправильно. — Он первый меня ударил, Сапнап. Это было неожиданно, и я растерялся. Сапнап раздраженно прикрыл глаза. — Он ударил тебя? — повторил Сапнап, не веря. — Да ты раз в десять сильнее его, как это вообще тебя оправдывает? Внутри его что-то ёкнуло. Чувство, что что-то во всем этом не так, несправедливо, неправильно… Джордж ударил его первым, и он просто ответил инстинктивно — вот что произошло, и виноватых здесь не было смысла искать. — Это не оправдание, Сапнап, — сказал Дрим, пытаясь удержать себя в руках. — Я не оправдываю себя. Я… я просто не знал, что делать. Он был холоден, отстранён. Я пытался его остановить, и он вдруг… он меня ударил. Сапнап встал на шаг ближе, его лицо оставалось холодным. — Ты думаешь, что можешь всё контролировать? Или ты просто не хотел понять, что Джордж не твой, что его жизнь — не твоя жизнь? Ты не можешь просто держать людей возле себя, Дрим. Так не работает. Ты хочешь всё исправить, но тем, что ты сделал, ты только всё испортил. Дрим хотел возразить, но слова не шли. Сложно теперь было представить, что же Джордж наговорил ему. Сложно представить, что Джордж на самом деле думал о нем, раз теперь Сапнап думает вот так. Он чувствовал, как изнутри его переполняет смесь стыда и отчаяния. Он терял не только Джорджа, но и дружбу с Сапнапом, который всегда был рядом, всегда поддерживал его. — Ты не слушаешь меня, — сказал Дрим, почти шёпотом. — Я не хотел этого. Я не знаю, что делать, не знаю, как исправить всё… — Ты не можешь исправить это, — ответил Сапнап, и в его голосе была боль. — Ради Эндера, Дрим, не все в этом мире крутится вокруг тебя! Дрим стоял молча, чувствуя, как его мир рушится. Он надеялся, что, по крайней мере, Сапнап поймет его. А тот обернулся и пошёл прочь, не оглядываясь. Оставив Дрима одного, растерянного и сломленного. Тейкен не задержался на месте надолго. Когда силуэт друга скрылся с горизонта, он сорвался с места и направился в противоположную сторону. Дрим шёл через лес, не замечая ничего вокруг. Его шаги были механическими. В голове звенела тишина, а сердце тяжело билось в груди, словно напоминая о том, что произошло, но не давая ответа. Словно всё, что он делал — вся забота, любовь и старания — вдруг стали неважными, пустыми, разрушенными одним решением, одним импульсивным поступком. Он думал о Джордже. О том, как тот отвернулся, когда Дрим, казалось бы, пытался его защитить, а на самом деле просто заставил его почувствовать себя ещё более изолированным. Как Джордж говорил о том, что его забота душит, и как эти слова ранили. Он и сам чувствовал, что что-то не так, что его действия стали слишком навязчивыми. Но не мог ли он быть прав, что хотя бы немного попытался удержать Джорджа, чтобы не потерять его? Он вдруг понял, что, возможно, для Джорджа это было не просто — быть рядом с ним. Может быть, всё это время Джордж не хотел того же, чего хотел он сам. Но как же тогда всё, что было между ними? Почему это всё, что связывало их, не могло просто остаться таким, как прежде? Лес казался ещё более пустым, чем обычно. Даже птицы, казалось, замолчали. Небо над головой было туманным, не было ни ярких лучей солнца, ни ясных облаков. Только серое покрывало над головой, которое усиливало тяжесть в груди. С каждым шагом он терял уверенность в том, что делал. Он старался не думать о том, что потерял. Но как можно не думать о том, что разрушил самое важное в своей жизни? Он знал, что не может вернуться назад и изменить того, что произошло, но попытаться исправить свою ошибку? Возможно. Или, может быть, было бы лучше оставить всё как есть. Может, Сапнап был прав. Всё, что Дрим пытался сделать, было попыткой держать людей рядом, как будто можно было бы контролировать всё. И он понял, что сам стал пленником своих собственных чувств. Он не мог заставить Джорджа остаться, не мог удержать его. Но он мог позволить ему уйти, если тот того хотел. И, возможно, это было бы правильным решением. Он присел на один из валунов, тяжело вздохнув. Задумывался ли Джордж об этом? Дрим не знал. Он не мог ответить на эти вопросы. Он только знал, что потерял человека, который был для него всем. И, может быть, это был тот самый момент, когда нужно было просто отпустить. Он провёл ладонью по лбу, чувствуя, как слёзы готовы прорваться вновь, но не осмеливаясь их отпустить. Он не мог себе позволить слабость. Он должен был справиться, научиться отпускать, научиться жить без Джорджа. Но как же это было тяжело. Дрим встал, решив, что нужно идти вперёд, несмотря на всё. Он не мог вернуться, он не мог изменить своего прошлого. Но он мог начать снова. Медленно, шаг за шагом. И, может быть, когда-нибудь, если он научится отпускать, он снова найдёт путь к себе. В этом темном, мокром мире Дрим ощущал себя таким же одиноким, как до появления Сапнапа. Он был потерян не только физически, но и морально. И вот, среди дождя, среди этой сырости и тишины, он остановился. Взял с пояса свою маску — ту, которую он изредка надевал во время боя, но в целом носил только в качестве аксессуара. Маска, скрывающая лицо, скрывающая боль, скрывающая всё, что было внутри. Он вгляделся в неё, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, словно с каждым ударом оно пытается вырваться наружу. Он знал, что это не просто действие. Это было решение. Решение, которое означало, что он больше не будет открытым для других. Больше не будет показывать свою уязвимость. Маска — это был щит, не только от других, но и от себя. Он хотел быть в безопасности. Хотел скрыть свои слёзы, свою боль, свою слабость. И если он не сможет быть собой в этом мире, пусть хотя бы мир не увидит, кто он на самом деле. Дрим натянул маску, и, когда она плотно легла на его лицо, он почувствовал, как его мир изменился. Внутри всё словно остыло. Он уже не ощущал ни дождя, ни холода. Маска стала его новой оболочкой, его новым «я», которое могло двигаться вперёд, не оглядываясь назад. Он стоял в лесу, среди этих мокрых деревьев, в абсолютной тишине, и понимал: с этого момента он будет всегда в маске. Быть настоящим — значит, быть уязвимым, а он больше не хотел рисковать. Если люди, видя его эмоции, думают о нем плохо, то пусть теперь все будет скрыто от лишних глаз. Вечером, когда Дрим вернулся, мир не изменился. Всё было по-прежнему: те же дома, те же лица, те же деревья… На первый взгляд. А вот внутри? Внутри всё не так. Маска со временем настолько стала частью него, что без неё он не мог бы жить. Сначала люди обращали внимание. Потом привыкли. Джордж как-то сказал, что она делает Дрима «каким-то другим». Но не с укором, нет, скорее с любопытством. Это было как наблюдение за новым стилем одежды, за новой прической — ничего необычного. В конце концов, Джордж тоже привык. Все привыкли. И конфликт с Джорджем… он тоже стал чем-то далёким, каким-то туманным, как воспоминания о старом доме, в котором больше не живешь. Они не проводили ночи вместе, не обсуждали каждый день, но что-то всё равно оставалось. Дружба не исчезла. Она как-то плавно трансформировалась, как дерево, которое растёт не резко, не сразу, но медленно, без пути назад. Молчали больше, конечно. Меньше говорили о чувствах, но, когда встречались взглядами, между ними все оставалось прежним. Немного невысказанного, но оба знали — несмотря на изменения, они останутся друзьями. Сапнап больше не говорил об этом. Он мог смотреть на Тейкена, обменяться несколькими словами — и все, никаких напряжений, все как раньше. Время лечит, как говорят. Дрим стал другим, но не хуже и не лучше. Просто другим. *** — Кто-то новый появился? — почти безучастно спросил Дрим. Сапнап весело кивнул в сторону площади. — Ага. Какой-то заносчивый пацан, займешься им? Тейкен фыркнул. Делать ему нечего, разбираться с каким-то новичком. Впереди зима, нужно организовывать сборы запасов, а тут… — Помнится кто-то проиграл мне в карты, — после затянувшегося молчания лукаво усмехнулся Сапнап. — Так что помоги ему освоиться. Гляди, Алисса там уже извелась вся. И девушка, будто телепатически услышав их разговор, ткнула в них пальцами и, судя по всему, отправила Томми к ним. Дрим моргнул, переводя взгляд с Сапнапа на мальчишку, стоящего теперь чуть в стороне. Тощий. Шумный. Он что-то там насвистывал себе под нос, даже не пытаясь скрыть нетерпение. Уже раздражал. Он стоял так, словно этот мир принадлежал ему по праву рождения, и смотрел на Дрима так, будто готов был поспорить с любым его словом. — Нет, — ответил Дрим, отворачиваясь. Сапнап закатил глаза. — Долг есть долг, помнишь? Вот уж что не забывалось. Дрим тихо скрипнул зубами, но всё же обернулся к Томми. Тот смотрел на него с дерзкой ухмылкой, будто уже знал, что победил. Дрим уже его терпеть не мог. В этом не было ничего личного — просто не то время и не те обстоятельства. — Ладно, пойдём. Так и началась их история. Первые дни были кошмаром. Томми был громким, Томми был везде, Томми говорил, говорил, говорил. Ему всё было надо, всё было интересно. Он лез с вопросами, тыкал во всё пальцами, открывал двери, в которые не просили заходить. Спрашивал, чем Дрим занимался, почему у него были такие странные доспехи, кто его друг Джордж и почему тот не был с ними сейчас. Дрим сжимал челюсть и молчал. Или рычал в ответ: «Замолчи». Томми не замолкал. — Ты вечно такой угрюмый? — спросил он как-то вечером, когда они сидели у костра. — Ты вечно такой болтливый? Томми рассмеялся. Он бесил. Он напоминал пса, который приживался даже там, где его не звали. Он был везде, он не уходил, он впечатывался в реальность, как если бы всегда тут был. — Я просто пытаюсь узнать тебя, — продолжил Томми. — Понять, что у тебя в голове. Это что-то вроде проверки. — Проверки? — Дрим прищурился. — Ну да. Надо ведь знать, с кем я живу. Дрим фыркнул. — Это я решаю, с кем ты живёшь. Томми лишь пожал плечами, но в его улыбке что-то было. Будто он знал что-то, чего не знал Дрим. Но прошло время, и Дрим заметил, что привыкает. Что Томми уже был не только шумный, но и… интересный? Иногда даже забавный? Он умел рассказывать истории так, что хотелось слушать. Умел злить — но так, что не хотелось его убивать. Это уже было что-то. А ещё он учился. — Держи лук правильно, — сказал Дрим, в очередной раз поправляя хватку. — Ты что, специально неправильно все делаешь? Томми фыркнул, но послушался. Теперь его пальцы легли увереннее, он прицелился с терпением, которого раньше у него не было. Стрелял — промахивался. Чертыхаясь, перезаряжал. Дрим наблюдал. Не вмешивался. Это тоже было своего рода проверкой. — Почему тебе вообще важно, умею я стрелять или нет? — спросил Томми, натягивая тетиву. — Потому что если ты останешься здесь, ты должен уметь охотиться и приносить пользу обществу. — Дрим посмотрел на него пристально. — Ты ведь хочешь тут остаться? Томми не ответил сразу. Он отпустил стрелу — и та, наконец, попала в мишень. Не прям в яблочко, но теперь хотя бы не куда-то в чащу леса. — Ага, хочу. Дрим засмеялся. Впервые за долгое время. А иногда была рыбалка. Вода была тихая, воздух свежий, Томми, что случалось редко, молчал. Уставился в поплавок, будто тот собирался открыть ему все тайны вселенной. — Ты всегда такой серьёзный? — вдруг спросил он. Дрим пожал плечами. — Почему тебе вообще это интересно? Томми усмехнулся. — Может, мне просто нравится с тобой говорить. Дрим не знал, что на это ответить. Он не привык к таким признаниям, пусть и завуалированным. — Ты ведь теперь мой друг, да? — Иннит широко улыбнулся. Дрим хмыкнул, но не ответил. — Ладно, можешь не отвечать, — сам себе кивнул Томми. — Просто ты сам ещё не знаешь. Кто бы мог подумать, что он окажется прав. Прошли недели. Томми продолжал учиться. Его стрелы всё чаще попадали в цель, он всё реже отвлекался во время боя, его шаги по лесу становились тише. Дрим замечал, как изменился этот мальчишка — тот, кто ещё недавно был просто проблемой, теперь выглядел как часть чего-то большего. Все было хорошо. Конфликты утихали быстрее, чем появлялись, никогда не перерастая во что-то серьёзное. Дрим усердно за всем следил: чтобы к зиме было достаточно припасов, чтобы каждый имел какое-то занятие и довольствовался жизнью. Томми не соврал бы, если бы сказал, что была в этом толика принуждения; как ни крути, мало кто был готов по собственной воле тратить недели и месяцы на строительство, сбор урожая и длительную охоту. И все же Иннит заметил одну примечательную деталь. Люди могли морщиться, но все равно делали, что Дрим хочет. И Томми сам был готов следовать за ним. Всякий раз смотря на него, Иннит действительно мог сказать — он может на него положиться. Даже несмотря на то, что порой Дрим был той еще язвой… — Охренеть… — Тейкен выбил его из размышлений. — А? —Ты уже целых семь минут молчишь. И даже не бесишься! — лукаво проговорил Дрим. — Нашёлся, блять, счетовод. Я не всегда полон энергии и ослепительной харизмы, ладно? Дрим хихикнул, украдкой поглядывая на Иннита. Тот, конечно, злился не всерьёз. — Иди садись, я зайду в дом и приду, — улыбнулся Тейкен, указывая пальцем на задний двор. Томми отрывисто кивнул и скрылся за поворотом. Дрим шагнул внутрь хижины, дав себе несколько секунд, чтобы вдохнуть запах собственного дома, расслабить плечи после выматывающего дня. Словом, перевести дух. За окном огни вдали ласково мигали, напоминая о непрекращающемся течении жизни где-то там, в городе. Дриму нравилось думать о том, как много людей теперь жили здесь. Каждый из них горел собственной мечтой, но все они составляли общую картину, работая, как слаженный механизм, на благо всех их. С заднего двора потягивало сиренью и дымом костра. Дрим, взяв вино, напоследок ещё разок посмотрел на собственное отражение в окне, кое-как пригладил волосы и наконец вышел из-за угла. Томми свисал вниз головой с кресла, закинув ноги на спинку, и, кажется, дремал. Тейкен едва ли сдержал смех — как он вообще умудрился уснуть в таком положении? — Чего крадёшься? — прошептал Томми, чуть приоткрывая глаза. Дрим с перепугу ахнул и чуть не выронил бутылки из рук. Томми испугался тоже и сам за малым не свалился в сидения. Оба замерли в неуклюжих позах, глядя друг на друга. Посмеялись. — Я думал, что ты возьмёшь пиво, — наконец сказал Томми, садясь в нормальную позу. Дрим презрительно фыркнул в ответ. Он разлил напиток по бокалам, взял один из них и, элегантно покрутив в руках, сказал: — Хочешь пить пиво — иди к Сапу. В этом доме такое не пьют. — Приличный, епта? — рассмеялся Иннит. — Ага, — улыбнулся Дрим. Немного выпив, Дрим разговорился. Даже показал свой тайник под половицами — там он хранил личный дневник. В любой другой день он скорее сбросился бы с обрыва, чем показал что-то настолько персональное кому-то, но атмосфера и алкоголь располагали. Все просьбы прочесть содержимое, разумеется, были приняты отказом. — Там слишком много личного. Мне нельзя показывать слишком много эмоций, если я хочу быть авторитетом. Томми театрально прыснул. — Пф, зачем? — в голосе угадывалась насмешка. — Ты кем себя возомнил? Томми нравилось смеяться над Дримом — особенно в те моменты, когда тот звучал чересчур напыщенно. В его голове попросту не укладывалось, что Тейкен действительно может переживать о таких вещах. Но Дрим не разделил его настроя. Он выглядел серьезным, и, кажется, немного смущенным. — Ты не понимаешь, Томми. Я веду людей за собой, и они должны быть уверены, что могут мне доверять. Если бы они знали, что я сам поначалу все ночи проводил, сидя на ветках деревьев, потому что боялся монстров, это пошатнуло бы мою репутацию. Иннит едва подавил хохот, тут же кашляя, пытаясь игнорировать пристальный взгляд старшего. — Почему ты решил, что именно ты обязан научить всех выживанию здесь? — уже серьёзнее сказал он. — С чего вдруг это твоя ответственность — «вести людей за собой»? Дрим немного грустно улыбнулся. — А кто, если не я? — проговорил Тейкен. — Мне понадобились годы, чтобы освоиться здесь, а новым людям теперь достаточно нескольких недель. Это… круто. Дрим выдержал небольшую паузу. — Когда я пришёл в этот мир, здесь ничего не было. В смысле… Ни людей, ни человеческих строений. Я сам изучал его, учился выживать, сражаться. Тогда же построил общественный дом — как бы это не было иронично. — Да-да, Дрим, очень трогательно… — Я жил с мыслью о том, что должен защищать то, что мне дорого. И если что-то угрожает этому — нужно сражаться. — О, так ты родился с этим своим ебанутым чувством псевдо-справедливости. Дрим смущённо улыбнулся. — …Не совсем. Я… Впервые я задумался об этом, когда решил привести гаста к дому. Мне нравятся гасты, но… Он сжёг его дотла, и мне пришлось убить его. Томми расхохотался. — Ты серьезно? Ты… Ты такой тупой, Дрим, это безумие. — Эй! Мне было всего… четырнадцать, кажется. Томми тут же изменился в лице. — Чего… Погоди, сколько лет тебе было, когда ты попал сюда? — Двенадцать, кажется. — И ты выжил в этом мире самостоятельно? Дрим кивнул, и Томми стало совсем немного стыдно за все насмешливые слова. Он немного помолчал, переваривая полученную информацию. — Это сильно, мужик… — тихо сказал Иннит, но тут же добавил с привычным смешком: — Но привести сраного гаста к дому это нечто. Тейкен смущённо улыбнулся, краем сознания касаясь давно забытых дней. Ему не сильно нравилось вспоминать прошлое — настоящее его интересовало гораздо больше в нынешних условиях. В общем, они действительно подружились с Томми. Все делали вместе, тренировались, болтали, играли в карты. Все было хорошо. А потом появился Уилбур. Он пришёл с улыбкой, с быстрыми речами и глазами, полными идей. Он говорил о будущем, о свободе, о том, что этот мир слишком тесен, что правила мешают дышать. Он говорил красиво — слишком красиво. Даже Дриму временами казалось, что в этом есть смысл. Томми же слушал его с открытым ртом. — Мы построим своё государство, — говорил Уилбур, размахивая руками. — Независимое! Свободное! Нам не нужны их законы, их правила, их мир! Мы создадим свой! Томми загорелся этой идеей. Он уже видел себя там, видел стены, слышал, как они с Уилбуром смеются над теми, кто не верил, что у них получится. Дрим смотрел на него и чувствовал, как что-то скользкое и неприятное подступает к сердцу. Томми был слишком вовлечён. Слишком доверял. А потом пришли наркотики. Уилбур не просто строил планы. Он варил что-то в подвалах, что-то, от чего глаза начинали блестеть, а смех становился громче. Томми смеялся вместе с ним. Дрим видел, как он менялся — сначала немного, потом больше. Сначала это были просто слова, потом это стало привычкой. Томми приходил поздно, смеялся без причины, его глаза иногда были слишком пустыми, а руки дрожали. — Это не твоё дело, — бросил он однажды Дриму, когда тот попытался заговорить об этом. — Я просто… расслабляюсь. Это не проблема. Дрим смотрел на него и не узнавал. Это был всё тот же Томми, но что-то уже было не так. Он пытался говорить с ним, пытался объяснить, но Томми слушал не его. Он слушал Уилбура. — Ты не понимаешь, — говорил он. — Это просто… часть всего. Это неважно. Но Дрим знал, что это важно. Он знал, чем это может закончиться. Он видел, как Томми ускользает, и не мог ничего сделать. Время шло, и Томми всё глубже увязал. Он стал более раздражительным, когда был трезвым, и слишком беспечным, когда был под тем, что Уилбур пихал в него. Он исчезал на часы, иногда на дни, а когда возвращался, не мог вспомнить, где был. Дрим пытался вытащить его. Он говорил с ним, уговаривал, кричал, угрожал — но Томми не слушал. — Ты просто завидуешь, — усмехнулся он однажды. — Ты не понимаешь, каково это — чувствовать себя по-настоящему свободным. — Это не свобода, Томми, — голос Дрима звучал хрипло. — Это цепи, просто ты их не видишь. Но Томми не слушал. Он продолжал ходить за Уилбуром, ловил каждое его слово, пил его идеи, как воду в пустыне. А Дрим стоял в стороне и чувствовал, как теряет его. Потом они построили Л’Манбург. Это случилось быстро, слишком быстро. Томми, Уилбур, Таббо, Ники — они возвели стены, установили свои правила, объявили свою независимость. Они кричали о свободе, о новом порядке. О том, что теперь всё будет по-другому. — Это территория свободных людей! — выкрикивал Уилбур с импровизированного пьедестала. — Здесь нет места для тех, кто не верит в нашу идею! Для тех, кто не хочет быть частью нового мира! Они установили границы. Построили баррикады. Определили, кого впускать, а кого нет. И Дрим оказался среди тех, кто не был допущен. — Ты ведь знаешь, что это бред, Томми, — Дрим стоял по ту сторону стены, глядя на него. — Это не свобода. Это просто другая клетка. — Ты ошибаешься, — ответил Томми. В его голосе не было ни капли сомнения. — Мы свободны. — Ты правда так думаешь? — Дрим прищурился. — Или это просто то, что сказал тебе Уилбур? Томми отвернулся. Он не хотел слушать. Он уже сделал свой выбор. А Дрим смотрел на него и понимал, что потерял его окончательно. Томми всеобщий любимчик. Всегда им был. Люди почти сразу полюбили Томми. Скучали по нему безудержно. Радостно хлопали ладошами, когда он шёл к ним. Улыбались, подмигивали и норовили обнять при встрече. Он посмеивался снисходительно-добродушно. Томми нравилось быть в центре внимания — теперь, стоя во главе Л’Манбурга, он в полной мере наслаждался этим. Началась война. Л’Манбург объявил независимость, и мир раскололся. Дрим, Сапнап и Джордж пришли за тем, что когда-то было их. Но теперь там стояли стены. Теперь там были солдаты. Теперь их бывшие друзья смотрели на них через прицелы арбалетов. Пыль висела в воздухе, запах горящего дерева разъедал горло. Сражения приходили и уходили, с каждой атакой Л’Манбург удерживал позиции, но и силы его ослабевали. Дрим сражался. Он двигался по полю битвы, его меч свистел, находя цель, а в голове стучала лишь одна мысль: «Томми». Томми, стоящий на стенах, Томми, командующий другими людьми, Томми, ставший частью чего-то чужого. И в конце концов Томми сам пришёл к нему. — Давай решим это честно, — крикнул он, когда битва на мгновение замерла. — Один на один. Толпа затихла. Дрим сжал рукоять меча. Уилбур улыбался — он знал, что происходит, он этого хотел. Но Томми уже стоял, вытянув спину, глядя на него так, будто верил в свою победу. — Если я выиграю, — продолжил Томми, — Л’Манбург будет свободен. Дрим кивнул и усмехнулся, чуть склонил голову и, натягивая тетиву, бросил: — Спорим, что ты так и не научился стрелять? Они разошлись по краям импровизированной арены. Молча натянули луки. Уилбур вслух начал отсчёт: — Три. Дрим прицелился. Томми тоже. — Два. Дрим подумал, что подстрелит его в ногу. Сделает так, чтобы тот не мог больше сражаться, но остался жив. — Один. Стрела сорвалась с тетивы прежде, чем Дрим успел осознать, что он сделал. Томми всхлипнул. Резкий вдох, полный боли и ужаса, разорвал тишину. Замер, осознавая, что произошло. Лук вывалился из его рук, ударился о землю с глухим звуком, но никто не обратил на это внимания. Стрела торчала из горла. Кровь, алая, тяжёлая, горячая, хлынула по его рукам, стекая между пальцами. Она брызнула на землю, пропитывая пыль, заливая воротник его одежды. Томми пытался вдохнуть, но воздух больше не проходил. Вместо этого — булькающий звук, словно кто-то пытается заговорить, захлебываясь в собственной боли. Время застыло. Томми захрипел, его грудь вздыбилась в отчаянной попытке вобрать в себя воздух. Его колени подкосились, и он рухнул на землю, руки инстинктивно сжались на горле, но ничего не могли исправить. Глаза расширились, лицо исказилось гримасой боли и непонимания. В них застыло то, что Дрим никогда не хотел видеть — страх. Пытался говорить, но слова были лишь сдавленными звуками. Он дёрнулся, вцепился пальцами в шею, будто мог что-то исправить. Но кровь продолжала течь. Дрим не двигался. Он видел, как глаза Томми наполняются страхом. Как из них уходит жизнь. — Томми? — кто-то крикнул, но голос был далёким, будто из другого мира. Томми умирал. Медленно. Каждый нерв в его теле горел от боли, каждое судорожное движение — борьба за жизнь, которая уже ускользала. Он задыхался, хватался за воздух, которого не могло быть. Губы посинели, пальцы дрожали, цепляясь за что-то невидимое. Его тело билось в агонии, пока кровь продолжала течь, пока сердце продолжало биться всё слабее. Его хрип превратился в сиплый стон, затем — в едва слышное бульканье. А потом — тишина. Дрим стоял. Просто стоял и смотрел, как жизнь уходит из тела Томми. Дрим стоял, смотрел и не мог сделать ничего. *** Дрим совершенно не хотел доводить всё до этого. Где-то все они оступились, но теперь, кажется, было слишком поздно возвращать равновесие. Фортуна, в один день повернувшаяся к нему задними карманами на брюках, теперь насмешливо наблюдала за ними издалека. Сапнап ходил по комнате из угла в угол, его шаги отдавались глухим эхом по каменным стенам. Он не мог остановиться — если он остановится, ему придётся принять это. Принять, что Томми потерял одну жизнь — целую жизнь! — по вине его друга. Принять, что Дрим был тем, кто его убил. — Мы должны были просто напугать их, ты не должен был, Эндер тебя подери, убивать его! — Сапнап замахнулся рукой, но не ударил. Лишь сжал пальцы в кулак, словно пытался удержать нечто ускользающее. — Ты мог просто отказаться, и мы бы ушли оттуда… Дрим сидел на краю стола, спина прямая, пальцы стиснуты так, что костяшки побелели. Внутри всё кричало. Он чувствовал, как волны паники накрывают его с головой. Как трясутся руки под тонким слоем перчаток, как скапливаются капли пота на виске, как сознание решительно отказывается принимать происходящее. — Я не хотел убивать его, я целился в его ногу… — пробормотал он, и голос его прозвучал настолько чужим, что он сам вздрогнул. — И случайно попал в глотку?! — проорал Сапнап, слёзы уже текли по его лицу, но он даже не пытался их вытереть. — Избавь меня от этой херни, я знаю, как ты умеешь стрелять! Я знаю, что ты никогда не промахиваешься! И это было справедливо. Никто не поверит в то, что Тейкен промахнулся — это просто звучало как нонсенс. Ему даже не было смысла объяснять, что он тоже нервничал, тоже боялся… Он мог сказать это тысячу раз, но слова бы ничего не изменили. — Ты видел его лицо? — голос Сапнапа дрогнул. Он судорожно втянул воздух, но в нём не было силы. — Он… Дрим закрыл глаза. Как будто это могло стереть образ Томми, корчащегося в грязи, давящегося собственной кровью, хватающегося за горло с глупой надеждой, что сможет зажать рану, что сможет ещё вдохнуть, сказать хоть что-то… — Я просто не могу в это поверить… — прошептал Сапнап, глядя куда-то в потолок, будто искал там ответы. — Прекрати, пожалуйста, — шепнул Дрим. Это прозвучало как мольба. Как слабая тень человека, который привык управлять судьбами, но теперь не мог справиться с собственной. В ответ — только горькая усмешка. — Он даже не сразу умер. — Голос Сапнапа сорвался. — Его горло… оно… — Замолчи. — Дрим резко поднял голову. В глазах был ледяной приказ. — Ты знаешь, что я не хотел этого. Ты знаешь это лучше меня. Сапнап посмотрел на него так, как никогда раньше. Будто он смотрел на незнакомца. — Да? — его губы дрогнули в улыбке, но в ней не было радости. Только пустота. — Я не уверен, что вообще знаю тебя, Дрим. Дрим тоже не был уверен в этом.