Змеи просто так не кусаются

Томми очнулся раньше Тейкена и был этому удивлён. Это была тяжелая ночь; стоило ему прикрыть глаза, как сознание тут же дорисовывало картину того, как руки Дрима обхватывают его шею и душат. А когда парню все же удавалось заснуть, то кошмары за считанные минуты возвращали его обратно в реальность. Тем не менее, он смог немного поспать, чему сам был удивлен. Он не знал, сколько именно — часов Дриму, судя по всему, не полагалось. Это, наверное, ещё один метод психологического давления — подумал Томми. Ведь ни окон, ни щелей в камере не было, время отследить никак иначе не выйдет. И если поначалу можно, как сам Иннит сейчас, прицениваться и понимать, как долго ты здесь находишься, то после полугода… Если бы не Квакити, то Дрим, наверное, и не знал наверняка, сколько он уже здесь, потому что зарубок на стенах Томми так и не нашёл. Наконец Инниту надоело размышлять о скудном интерьере и его владельце. Последний, к слову, мирно сопел, укутавшись колючим тюремным одеялом. Томми даже немного обидно стало, что Дрим, в отличие от него, совсем не боялся, что младшему моча в голову ударит прибить того среди ночи. Томми пообещал сам себе, что обязательно упомянет об этом при Тейкене. Так, чтобы звучало как угроза. Парень неспешно поднялся, тут же в полной мере ощущая последствия сна на полу. Ему уже давно не приходилось спать в таких условиях. Томми размялся, умылся и стал думать: чем ему заняться теперь? На глаза попалась стопка записных книжек. Стало жутко интересно. Иннит еще раз оглянулся на Тейкена, но тот все так же спал. Ну конечно. Шифр. — Не говори, что ожидал увидеть что-то другое, — сонно пробормотал Дрим, потягиваясь в постели. — Квакити первым делом проверил эти дневники. Было бы очень неловко, будь там нормальный текст. Иннит от неожиданности выронил книжку из рук. — Я бы не удивился. Потому что ты зеленый идиот, — визгнул младший в ответ. Мозг от хронического недосыпа вкупе с пережитым стрессом отчаянно не хотел работать — приличных оскорблений в голову так и не пришло. Дрим улыбнулся. — И тебе доброе утро. — Что ты записываешь туда? Для ежедневника слишком мало событий и слишком много текста, — Томми пытался звучать безразлично. Будто спросил не из искреннего любопытства, а так, от скуки. Дрим смущённо повёл плечами. — Это воспоминания. Боюсь забыть что-то важное, потому что… Это место сильно давит на мозги. Иннит попытался проигнорировать излишнюю откровенность старшего. Почему он разговаривает с ним так, будто между ними нет и не было никакой вражды? Почему не пытается убить его, как обещал сделать во время их последней встречи? Оттягивает момент, должно быть. Томми скорчил язвительную гримасу. — О как. Я думал, что-то умное и зловещее, типа сотни планов побега и подробного описания мести каждому своему неприятелю. Тейкен закашлялся. — Да ладно тебе, я не настолько, ну, злобный? Томми поперхнулся от этих слов. Звучало нелепо. — Тогда зачем шифр? — с упреком спросил он. — Не хочу, чтобы Квакити копался у меня в голове. И это звучало так разумно, что Томми не нашел слов, чтобы возразить. Дрим встал и стянул с решеток свою оранжевую рубашку, которую оставил там сушиться вчера. Томми ненарочно следил за тем, как его дрожащие пальцы бегло застегивали пуговицы. Гробовую тишину перебило громкое урчание живота младшего. — Квакити, если помнишь, сказал, что еды в ближайшие дни не будет. Не хочу тебя расстраивать, но тебя это тоже касается. — Какого хрена?! Я вообще не должен быть здесь… — тут же возмутился Иннит. Дрима всегда поражала способность Томми мгновенно реагировать на все, что его не устраивает. Это раздражало. — У меня есть небольшие запасы. Поделим пополам, — лукаво начал Тейкен. — Если будешь хорошим мальчиком и перестанешь орать. — А может пошел ты нахер? — еще более запальчиво крикнул Иннит. Дрим закатил глаза и отвернулся. На самом деле, он не злился, конечно. Вслух бы он этого никогда не сказал, но сам прекрасно понимал и чувствовал, насколько сильно ему не хватало этого. Шума. Томми, будто объявив негласный бойкот, молчал еще полдня. Полную тишину он, конечно, сохранить не сумел: всякий раз, когда парень ловил на себе взгляд Тейкена, он начинал кидаться оскорблениями и угрожающе шипеть. Иннит сидел у решеток, рассматривая медленно стекающую вниз лаву. Изредка и он поглядывал на старшего — тот что-то записывал и тоже иногда оборачивался. И когда их взгляды пересекались, Иннит, хоть и винил себя за это, отворачивался первым. Томми пытался отвлечься от мыслей о еде и Дриме. Думал о Таббо, о своем домике, который он совсем недавно достроил. В конце концов, не станут же Сэм и Квакити морить его голодом? Это же он, Томми. Их друг. Наверное. Дрим будто прочел его мысли — встал и начал копаться в тумбочке, из которой позже достал несколько сырых картофелин. Томми уже подготовился к очередному язвительно-уничижительному диалогу. Тейкен подошел ближе и, недолго думая, сел рядом. — Ты реально её сырой ешь? — Иннит первым разрушил тишину. — Думаешь, что у меня есть выбор? Томми потупил взгляд. Разумеется, выбора у него не было. В данном случае наличие даже такой еды — привилегия. — Давай обмен… — Нет, Дрим. — Дослушай. Томми нахмурился, но промолчал и позволил ему договорить. — Я даю тебе еду, а ты рассказываешь о том, что произошло снаружи за эти полгода… И Иннит позволил себе рассмеяться. Он хохотал так долго, что Дрим в сотый раз поразился этому его навыку. Но пока младший задыхался от смеха, у Тейкена наконец появилась возможность рассмотреть его поближе. Томми почти не изменился. Сказал бы, что лицо стало здоровее выглядеть, но не мог: на смену царапинам и ожогам пришли залёгшие под глазами синяки. Что же, интересно, так тревожило Томми, что он не мог спать? Что происходит там, снаружи? Новая война? — Боже, Дрим, ты такой жалкий. Раньше ты мог пасовать события так, как тебе нужно, а теперь даже не знаешь, живы ли твои друзья, — ядовито процедил Иннит. — Ах да. Бывшие друзья. Дрим поёжился от этих слов, но виду не подал. Несмотря ни на что, он не потерял свою способность прятать эмоции. — И все же. И Томми нехотя рассказал все. Вкратце, очень поверхностно — не столько из личной неприязни, столько оттого, что и сам не особо вдавался в подробности происходящих вокруг него событий. После того самого дня все как-то утратило свою ценность. Диски, войны, земли… Иннит настолько привык противостоять Тейкену, что жизнь без него оказалась до жути странной. И это не говоря о невыносимой бессоннице, что терзала его и по сей день. — Все? Доволен? — наконец сказал он. — Не смотри на меня так, я, в отличие от некоторых, не имею привычки контролировать все и вся. Тейкен поморщился, и Томми впервые за день узнал в нем старого Дрима. Такого, какого он запомнил — противного, саркастичного и до жути бесячего. — Я никогда не пытался контролировать всех, я просто хотел, чтобы… — Чтобы что? Чтобы все были довольны и счастливы, следуя твоим приказам? — сразу перебил Томми. Это звучало как начало ссоры. Иннит даже мысленно подготовился к варианту, что этот разговор приведет к драке. Тишина затянулась. Дрим ничего не ответил. — Блять, да что с тобой?! — крикнул Томми. — Почему ты ведешь себя так, будто… Он уперся взглядом в пол, подбирая нужные слова. — Будто, не знаю, не ненавидишь меня? Весь мир? Дрим обернулся на него и улыбнулся. — Я не ненавижу тебя, — тихо сказал он и, чуть наклонив голову, добавил: — Я разочарован. Томми криво усмехнулся. — Ты — во мне? Давай-ка поподробнее. Тейкен выпрямился. Иннит не мог понять, что у него в голове. Он выглядел одновременно смущенным и зловещим. — Когда мы виделись в последний раз, ты доказал, что я зря верил в тебя. Ты просто наплевал на все, что между нами было. Ты дважды размозжил мне череп и сделал бы это в третий раз, если бы не эта идиотская книжка, — ровно проговорил Дрим, сам не зная зачем. Искренностью в этих словах даже не пахло. Он прощупывал почву. Манипулировал. Вызывал чувство жалости и стыда. Дрим сам не знал, зачем делал это — на деле хотелось просто плакать на коленях перед Иннитом, умоляя простить. Но он продолжал. Может, такова его зловещая сущность, а может, он и не умел по-другому. Разучился. Томми задохнулся возмущением. Он смотрел на старшего, как на идиота. — Дрим, ты… Ты правда думаешь, что мне было не насрать на эту ебучую книгу? Она из рук Шлатта! — начал импульсивно бормотать он. — Еще услышав его имя, я понял, что это просто кусок туалетной бумаги. Кажется, до самого Иннита еще не дошел смысл собственных слов. — Славно. Выходит, что ты, наш герой, просто пощадил меня. Что ж, спасибо, о великий! — Дрим говорил тихо, но Томми все равно казалось, что он кричал. — Знаешь что? Тейкен лукаво наклонил голову, смотря куда-то перед собой. — Тебе стоило добить меня. На мгновение эти слова врезались Инниту в самое сердце, но он быстро пришел в себя. — Квакити справится. — Спасибо за заботу. — Не делай вид, будто я тебе что-то должен. Вновь повисла тишина. Томми бесцельно крутил в руке картофелину. Этот разговор притупил чувство голода. Дрим вдруг усмехнулся. — Знаешь, я думал, что это, понимаешь… Специфика наших взаимоотношений. Ты вечно пытался что-то доказать, а я… В общем, это было весело. Иннит закашлялся. — Весело? Весело, Дрим?! — завопил он. — Уилбур погиб, Л’Манбург уничтожен, ты… ты собирался убить Таббо и… Шлатт умер! Это по-твоему весело? — О, не делай вид, будто скучаешь по этому сумасшедшему алкоголику. — Ты уцепился не за ту часть моих слов. — Мы оба натворили дел, Томми. Ты, конечно, привык вешать на меня все смертные грехи, но пора бы признать — именно ты первый взялся за меч. Ты развязал войну. — уже серьезнее ответил Дрим. — Это ложь… — пробормотал Иннит. Он начал нервничать, и Дрим это прекрасно видел. — Неужели? — лукаво шепнул он. Томми почувствовал, как треснуло его представление о себе. Долгие два года он прятал эту сторону своей личности подальше, чтобы не вспоминать, не рвать душу, но теперь Дрим напомнил ему настоящее положение вещей. Именно Томми начал все это. Именно на его совести горы трупов. Но. Но Дрим всегда следовал за ним, подтирая кровавый шлейф. Выкручивал все так, чтобы выставить себя злодеем. Нет, не так. Чтобы стать злодеем. — Ты собирался убить Таббо. Как ты это оправдаешь? — процедил Томми. Он не собирался брать всю вину на себя; Дрим, как ни крути, натворил не меньше дерьма. — Эндер, Томми, не будь идиотом. Если бы я действительно хотел убить его и посадить тебя сюда, я бы сделал это. — Ты просто снова пытаешься запудрить мне мозги… — Я просто хочу быть честным с тобой. Кто-то же должен. Иннит оттолкнулся от стены и подошел вплотную к Тейкену, хватая того за ворот рубашки. — О, ну конечно. Ты-то у нас охуеть какой честный человек, да? — А что мне остаётся, Томми? — Дрим оскалился. — В моём положении только и остаётся побыть честным. Хотя бы раз в жизни. — Я ни за что не поверю, что ты не собираешься использовать меня ради какого-то сверххитрого плана побега. — О, да, ты меня раскусил. И чем ты можешь мне помочь, умник? Думаешь, я сидел и ждал, когда ж ко мне наконец придёт какой-нибудь гиперактивный ребёнок? Эндер... Я шесть месяцев молился, чтобы хоть кто-то пришёл. И неважно с какими намерениями — я бы сделал все, я бы свел этого человека с ума, лишь бы выбраться отсюда. Но пришёл только ты. Он помолчал и добавил: — Но… Если бы у меня был выбор, я бы оставил все как есть. Почему-то, вопреки логике, я… я рад тебя видеть. Можешь считать это ебнутой формой стокгольмского синдрома. Томми отошел от него. В ушах звенело. — Заткнись, Дрим. Не мог бы ты… Не мог бы ты заткнуться нахер на ближайшие пять дней, а? — Совесть грызет? И Томми снова начал кричать — на сей раз Дрим кричал в ответ. Иннит игнорировал его слова и ждал, когда Тейкен поймет, что напрасно рвет глотку. И ему много времени не понадобилось; вскоре Дрим успокоился, тяжело вздохнул и начал уже тише: — Все могло быть по-другому, Томми. Если бы не твое упрямство… — Заткнись. Нахуй. Дрим поджал губы. — Хорошо. Славно. Посидим в тишине недельку, а потом дружно забудем обо всем. Так ты всегда и делаешь. Томми сделал вид, что не услышал его — он сидел в углу, демонстративно зажав уши ладонями.

***

Они больше не разговаривали. Иннита выводило из себя отсутствие окон и часов. Время, казалось, замерло. Это раздражало. В конце концов, Дрим лег в постель, и Томми решил, что, должно быть, настала ночь. Тейкен больше не выглядел раздраженным. Даже напротив — казалось, будто он жалел о всех сказанных словах. Как бы то ни было, Иннит давно уже для себя решил, что пытаться понять происходящее в голове Тейкена — неблагодарная работа. Он лег поближе к решеткам и, откровенно говоря, уже и не надеялся уснуть. Мысли в голове перебивали друг друга, сводя парня с ума. И все же ему удалось задремать на несколько минут — по собственным ощущениям. Сквозь сон он услышал, как скрипнула кровать. Несколько шагов в его сторону, тишина. Из-за усталости Томми не придал этому особого значения. Вдруг он услышал тяжелый вздох рядом с собой. Дрим просто… сидел возле него. Сердце бешено забилось в груди. Страх сковал тело, Томми не мог не то что пошевелиться — даже глаза открыть. Он почувствовал, как его рука опустилась на плечо. Сознание дорисовывало страшные картины, как Дрим резко хватает его за шею и душит, душит, душит… Но этого не происходило. Дрим легко, почти невесомо прижал ладонь к плечу и замер, будто привыкая к ощущениям. Тейкен просто гладил его руку от предплечья до локтя, тихо дыша. Он опустился ниже, к ладони, осторожно провел пальцами по внутренней стороне. — Какого хрена ты творишь?! — завопил Иннит, резко отдергивая ладонь и тут же подскакивая на ноги. Дрим подскочил тоже, выставил руки вперед, будто готовясь обороняться. Он выглядел растерянно. — Я… я… — Ты меня испачкал чем-то? Это яд? Ответь уже что-нибудь, придурок! — продолжал кричать Томми. Но Тейкен все молчал. Тело содрогалось от заметной дрожи. — Я просто… Иннит и сам вдруг опешил от этой странной реакции старшего. Несколько часов назад он вел себя совершенно иначе. Томми уже стал понемногу привыкать к этой непостоянности его поведения. — Просто хотел убедиться, что ты живой… — честно ответил Дрим. Томми опешил от такого ответа. Что это вообще должно значить? — Не приближайся ко мне, уебок, — угрожающе прошипел он. И, к его удивлению, Дрим просто смущенно кивнул и вернулся к себе в кровать. Всю ночь Томми просто лежал с открытыми глазами, пытаясь разобраться с противоречивыми мыслями, что крутились в голове.