Я бы умер за тебя дважды

      Сережа проводит всю ночь за поиском какой-либо информации, подключая к этому как свои навыки, так и свою соцсеть. Олег тоже старается просто не сидеть и потихоньку поднимает старые связи, чтобы разузнать что-нибудь полезное. Благо, во сне у них нет естественной потребности, поэтому они могут бросить все ресурсы на это дело.       Сначала Сережины поиски приносят совсем уж грошовые результаты – какие-то разрозненные обсуждения жертв СЧС в тематических группах и на закрытых форумах. Копнуть глубже в рамках "Вместе" он не может – данные в соцсети зашифрованы таким образом, что даже владелец не может получить доступ к скрытой информации. Тогда ему приходится вспомнить свое темное прошлое и запустить щупальца в сети даркнета. Без специфических знаний и навыков там любому человеку, даже программисту, делать нечего – просто не получится ничего найти. Но у Сережи есть и опыт, и знания. Он находит довольно много любопытных постов, обсуждений, документов. То, что он видел в обсуждениях в группах во "Вместе", получает обоснования и доказательства на страницах даркнета.       – Как успехи? – спрашивает Олег под утро, когда они оба уже сидят на диване и занимаются каждый своим делом.       Сережа отрывается от компьютера и смотрит на него горящими глазами       – Узнал кучу интересного. Например, ты слышал что-то про Вениамина Рубинштейна?       Олег задумывается, а потом неуверенно тянет.       – Ну ты вряд ли про советского психолога, да?       – У психолога имя и отчество другие как минимум, – Сережа нервно заправляет волосы за ухо и придвигается ближе к Олегу, чтобы показать экран ноутбука. – Вот это – Вениамин Самуилович Рубинштейн, главный специалист в исследовательском центре по решению проблем СЧС. До этого он знаешь кем был?       Олег смотрит на лицо человека с интеллигентными усами и бородкой, отдаленно напоминающего Чехова.       – Психиатром или психоаналитиком?       – Проницательно. Он долгие годы был главврачом в психиатрической больнице имени Кащенко. И, как я позже узнал, он проводил там какие-то сомнительные эксперименты над своими пациентами, особенно над теми, у кого было диссоциативное расстройство личности, хотя я уверен, что оно у них появилось после работы с ним. Я нашел анонимную научную работу, в которой рассказывалось об очень похожих экспериментах, автор убежден, что человеку можно "подселить" другую личность и наделить ее какими-то сверхспособностями. Полнейший бред, конечно, но Рубинштейн в этом тотально уверен, не зря же столько времени потратил на этот научный, хотя, скорее антинаучный, ужас.       – И теперь он работает с частично умершими?       – Не просто работает – он стоит у истоков этого направления в России, даже название синдрому свое дал. Очень похожее на общепринятое, конечно, но, как видишь, выпендрился и тут, назвав это Партмортальным синдромом. Отличия у него не только в понятийном аппарате, но и в отношении к пациентам.       – Дай угадаю – он все еще ставит эксперименты, только на этот раз более жестокие?       – Это очень слабо сказано, – Сережа нервно дергает плечом. – Я лечился в его больнице, и, хоть меня никто не трогал во "благо" науки, потому что Фоменко и Некрасов подсуетились, уши и глаза мне никто не старался сильно прикрыть. Конечно, основная часть экспериментов проводилась в самом отдаленном корпусе, в котором я никогда не был, все-таки пару раз, проходя по коридору мимо открытого окна, я слышал нечеловеческие крики, которые оттуда доносились. Так не может кричать даже бешеный. – Он потирает переносицу пальцами, стараясь прогнать навязчивые воспоминания. – А еще я однажды случайно увидел одного из пациентов, который был расходным материалом для его исследований. Рубинштейна видимо интересовало, сколько жизненно важных для обычного человека органов можно удалить у частично умершего перед его смертью. Он отрезал все, кроме головы. Она продолжала говорить и оставалась в сознании.       Олег пораженно выдыхает. Он догадывался о том, что делали ученые с частично умершими, все-таки их долгое время считали ходячими трупами, а не людьми, но такое смутило даже его.       – У тебя... есть какие-то доказательства? Ты что-то нашел, что можно использовать против него?       – Нет, доказательств пока нет, но мы их обязательно найдем, потому что я нарыл кое-что еще, – Сережа ищет что-то в ноутбуке, а потом поворачивает к нему открытую фотографию. – Смотри, вот это нейротриптилин, который тебе выдает твой врач-куратор, так?       Олег внимательно смотрит на фото и кивает.       – А вот это – то, что мне выдал Рубинштейн, – Сережа показывает другую фотографию. На первый взгляд, ампула такая же, но, если приглядеться, становится понятно, что марка на этикетке совсем немного отличатся, так, что увидеть можно только в сравнении.       – Он и лекарство делает экспериментальное? – догадывается Олег.       – Да. Я нашел кучу обсуждений среди частично умерших, где они жалуются на свое самочувствие после приема нейротриптилина от Рубинштейна. На кого-то из них он вообще перестает действовать, а кто-то сообщает об... определенном побочном эффекте.       – Что за побочный эффект? – спрашивает Олег, чувствуя, что у него холодеет в животе.       – Жертвы СЧС начинают... чувствовать.       – Что чувствовать? – он непонимающе хмурится.       – Всё, Олег. Температуру, вкус, тактильные ощущения, боль. Они словно... оживают, – Сережа начинает нервно ковырять ноготь на большом пальце.       – Но у тебя ведь нет ничего такого? – неуверенно тянет Олег, глядя на его руки.       – Вроде нет. Хотя... Не знаю, – Сережа отворачивается в сторону. – Иногда, когда я вместе с тобой, мне кажется, что я тебя чувствую. По-настоящему, а не механически. Как раньше.       – Серый, мне кажется, я слышал о чем-то похожем. Сейчас поищу, – Олег берет свой телефон и начинает что-то быстро просматривать. – Точно! Вот оно, – он протягивает Сереже телефон, в котором открытая статья.       – "Частично умершая девушка из графства Ланкашир на Северо-Западе Англии официально признана ожившей" – читает Сережа. – Чего? Быть того не может... Как жертва СЧС могла вдруг "ожить"? – хмурится он, глядя на экран телефона.       – А ты дальше прочитай.       Сережа пробегается глазами по статье.       – Эту новость опровергли на следующий же день после публикации доктора Руссо. Он сообщил, что его пациентка Эми Дайер показывала признаки живого тела – у нее был нормальный цвет кожи, радужка глаз, температура тела. И... Она умерла. Почему?       – Какая-та фанатичка из парламента решила, что эта девушка – первая восставшая, поэтому она напала на нее с чем-то острым и заколола, чтобы поднять второе восстание, – ответил Олег, который читал эту статью около месяца назад. Её прислал его сослуживец Шурик, который свинтил жить в Европу и регулярно кидал Олегу все новости, связанные с СЧС, видимо, считая, что Олегу это очень важно. И вот, не прогадал, пригодилось.       – Она умерла от... Потери крови? – удивляется Сережа, глядя в текст статьи. – Да как это возможно вообще?       – Понятия не умею, если честно. Но если тут написана правда, которую решили замять, чтобы скрыть от общественности тот факт, что жертвы СЧС могут "ожить", то пациенты Рубинштейна и правда имеют возможность вернуть органы чувств. И не только.       Сережа задумчиво кусает губу.       – Погоди, но ведь эта девушка из Англии, она не могла принимать Рубинштейнов нейротриптилин. Значит, у нее было что-то другое.       – А вот тут все тоже сходится – я где-то еще читал мини-расследование об этом кейсе, там говорилось, что она около года жила в религиозной общине последователей Немертвого Пророка, они там принимали какой-то свой нейротриптилин, который вполне себе может быть похож на то, что дает своим пациентам твой врач.       Сережа поднимается с дивана и начинает взволнованно ходить взад-вперед, сложив руки за спиной.       – В таком случае, вопросов у нас все больше и больше, а ответов пока нет.       – Почему-то, мне кажется, нам нужно искать ответы в причине восстания, – задумчиво произносит Олег. – Ее ведь до сих пор не разглашают.       – И что, даже конспирологических теорий нет? – Сережа останавливается и смотрит на Олега.       – Конспирологических теорий – пруд пруди, но официального ответа от властей государств нет. Что-то мне подсказывает, ответ они давно выяснили, просто не в их интересах его раскрывать.       Сережа хмурится, а потом его лицо озаряется, словно он нашел решение уравнения Навье-Стокса.       – В таком случае, нам необходимо выяснить, что от нас скрывают. Как только мы сможем найти причину восстания, ситуация наконец сдвинется с мертвой точки. Скорее всего, правда о Восстании позволит людям по-другому посмотреть на жертв СЧС.       – И как ты собираешься делать? Полезешь брать штурмом Кремль, чтобы найти там священный ящичек в письменном столе президента, где хранится подробный доклад о Восстании? – Олег скептично понимает бровь.       – Ты вот смеешься, а такой вариант исключать не стоит, – Сережа обходит журнальный столик и садится обратно на свое место на диване. – Наш бункерный дед с большей вероятностью хранит все в папочке-скоросшивателе, чем на электронном носителе. Но попробовать нарыть информацию все равно стоит, вдруг повезет. Плюс, надо проработать все вероятные теории происхождения Восстания, чтобы понять, какие из них состоятельны, а какие нет. Возможно, даже получится предположить собственные теории.       Работа над делом возобновляется с еще большим усилием.

***

      2 дня Сергей и Олег тратят на то, чтобы перелопатить огромное количество информации, а также они устраивают мозговой штурм вместе с Марго. В итоге приходят к тому, что выделяют 5 основных теорий. Но, к сожалению, все из них разбиваются о скалы здравого смысла и научного обоснования.       – Я всё-таки склоняюсь к правительственной теории, – вяло тянет Сережа, развалившись на диване таким образом, что его ноги лежат на подушках, а голова свисает вниз. – Потому что зачем им тогда скрывать правду о Восстании?       Олег сидит на полу рядом, прислонившись боком к дивану, и гладит Сережины волосы.       – У нас, конечно, далеко не гении сидят в правительственных органах, но и не совсем уж отбитые идиоты. Мировая экономика чуть не умерла вместе с огромной частью населения. Это невыгодно даже для самых сумасшедших идиотов.       – А вдруг это и было целью – избавиться от какого-либо процента бедного населения, чтобы сократить траты на социальное обеспечение?       – Они на подавление восстания, разработку системы лечения, а также последующую реабилитацию в любом случае потратили в несколько раз больше, чем могли бы сэкономить. Недальновидно.       Сережа хмурится.       – А что тогда, верить в теорию о том, что это нас всех Бог так наказал?       – Нет, просто продолжать искать дальше. В конце концов, до правды мы докопаемся, – Олег опускается чуть ниже и целует Сережу в лоб. – Когда хмуришься, смешной такой становишься. Как птичка нахохлившаяся.       Сережа издает тихий смешок, а потом сообщает внезапную мысль.       – Знаешь, а все-таки есть плюсы в жизни с СЧС.       – Например?       – Во-первых, как бы я ни хмурился, у меня теперь не появятся морщины, – Сережа вытягивает вперед ладонь и заворачивает большой палец.       Олег одобрительно хмыкает в ответ.       – Во-вторых, от старости смерть мне теперь не грозит, – он заворачивает указательный палец.       – В принципе и не грозит особо.       – В-третьих, физиологических потребностей больше нет, – добавляет еще средний палец.       – А как же нейротриптилин?       – Это другое, – отмахивается Сережа и зажимает следующий палец, – и, самое главное прямо сейчас, я могу лежать в такой позе хоть сто лет, и мне не будет хреново из-за того, что кровь прильет к голове, потому что кровотока у меня нет.       Олег молчит пару секунд, а потом прыскает от смеха.       – То есть, ты реально вынес это как плюс, когда мы живем в мире, где таких как мы ущемляют в правах каждый день, и это меньшая из наших проблем?       – Пытаюсь видеть хоть какие-то положительные стороны, – Сережа переворачивается на диване со спины на живот и облокачивается на согнутые в локтях руки. – И ты вообще-то не услышал мой последний аргумент.       – Я весь внимание.       – Только благодаря стечению обстоятельств, которые сложились самым странным и маловероятным образом, мы с тобой вернулись после смерти, и теперь можем жить почти как обычные люди. Для меня это перекрывает вообще все возможные минусы.       Лицо Олега из нейтрально-заинтересованного за мгновение становится улыбчиво-счастливым.       – Ты прав. Нет ничего важнее этого, – он подается вперед и невесомо целует в губы улыбающегося Сережу.       Их прерывает роботизированный голосок Марго.       – Сергей, вам пришло сообщение от пользователя Джулия Медоносная.       Олег нехотя отстраняется.       – Пчелкина что ли?       – Судя по всему, да. Какой-то ненадежный фейк она себе выбрала, – немного покряхтывая, Сергей понимается с дивана.       – Кто бы говорил, Волчий Разум, – поддевает его Волков.       – Ой, Трофим Волегов, вас вообще никто не спрашивал, – беззлобно огрызается Сережа. – Марго, открой сообщение от Пчелкиной.       В переписке Юля сообщила, что ее партнеры по журналистскому расследованию согласны на сотрудничество с ними, а также указала время и место для их первоначальной встречи.       – Опять кофейня? – Олег встает с пола и потягивается. – Как-то ненадежно. Может, стоит пригласить их в башню?       – Да, мне тоже кажется, что лучше встретиться тут, но они, скорее всего, пока что не особо нам доверяют, поэтому хотят встретиться на нейтральной территории. Я их в этом понимаю.       – Но они же наверняка изучили нас с тобой вдоль и поперек на рентгене и через микроскоп. Не удивлюсь, если раскопали истинную нашу принадлежность к СЧС.       – Надеюсь, что нет. Чья угодно осведомленность в этом может сыграть нам не на руку, – хмурится Сергей.       – Ну, в любом случае, мы уже ступили на эту скользкую дорожку. Придется принимать правила игры.