Я бы умер за тебя дважды

      "Радуга" сильно изменилась с последнего визита Олега. Он знал, что Сережа своими силами и силами инвесторов отгрохал там шикарный ремонт, практически выстроив его с нуля в самые краткие сроки, видел фото и видео, но все равно картинка не становилась на место, пока он не увидел все своими глазами.       – Воу, – только и смог он изречь, когда они с Сережей вышли из машины.       – Круто получилось, да? – пыхтит Сережа, доставая из машины кучу пакетов с подарками.       – Не то слово, – качает Олег головой, а затем спохватывается и лезет помогать Сереже с пакетами. – Они за это должны твою статую установить и устраивать ей подношения каждый день, ты это знаешь?       – Ой, Олег, брось. Я ничего такого не сделал, просто выступил связующим звеном между нуждающимся учреждением и толстосумами, которым нужно было отмыть какую-то часть денег. И по итогу все довольны, – он скромно улыбается, как бы подтверждая свои слова, но Олег знает, что Разумовский не только свел нужных людей друг с другом, но и сам вложил кучу денег в это дело. – Но, кстати, они со статуей ты почти угадал.       – Надеюсь, они сделали твой гипсовый бюст наподобие Ленина? – интересуется Олег, открывая перед Сережей кованную калитку.       – Мне бы не хотелось таких ассоциаций с собой, – кривится Сережа.       В вестибюле их встречает улыбчивая женщина со светлыми волосами, убранными в аккуратный пучок.       – Сережа! Я так рада тебя видеть! – вместо сдержанного рукопожатия, женщина одаривает Сергея крепкими объятиями. – Мы всем образовательным центром молились о твоем скорейшем выздоровлении, какое счастье, что ты снова с нами, – она по-матерински ласково треплет Сергея по щеке, и только тогда Олег узнает ее.       Как только она выпускает Сергея, Олег сразу же попадает в ее крепкие объятия.       – Олеженька, и ты тут! Как ты вырос и возмужал! – женщина всё так же ласково гладит Олега по волосам.       – Татьяна Михайловна, я тоже очень рад вас видеть, – он улыбается ей самой искренней улыбкой. Татьяна Михайловна была единственной воспитательницей, которая относилась к детям как к людям, а не как к отбросам, что обычно делали ее старшие коллеги. У нее не было своих детей, именно поэтому она отдавала всю свою материнскую любовь несчастным сироткам, да и Сережу с Олегом она всегда старалась защитить перед жестокой директрисой, за что ребята были ей отдельно благодарны.       – Мальчики, как я рада, что вы остались такими дружными после выпуска. В детстве всегда как хвостики друг за другом бегали, вас разлучать было смертельно. Я все думала, как же вы во взрослой жизни будете друг без друга, а вы вот как, смогли дружбу сохранить, получается?       – Да, Татьяна Михайловна, мы с Олегом до сих пор друг без друга никуда, – улыбается Сережа, бросая на Олега быстрый взгляд. – Несколько долгих лет не виделись, а судьба вот снова свела.       – Ну и слава Богу, ребята, вам нужно держаться друг за друга. Такая связь, как у вас, не каждому дана, – она смотрит на них с таким пониманием в глазах, что Олегу кажется, что она не просто догадывается об их отношениях, а точно знает, что связывает их далеко не одна крепкая дружба.       – Сережа, ты же тут 4 года не был, а Олежек и того больше, давайте я вам покажу, как тут все изменилось, перед концертом?       – Каким концертом? – удивляется Олег.       – Ребята подготовили для вас новогодний концерт. Они очень любят Сергея и всегда рады показать свои творческие достижения.       – Да, я помню, так раньше каждый раз было, но я не думал, что к сегодняшнему дню что-то подготовят, – неловко улыбается Сережа, которому, очевидно, такое повышенное внимание не приносит большого удовольствия.       Они оставляют подарки в одном из кабинетов и идут на экскурсию по новехонькому зданию. Олег с удовольствием слушает о том, что было сделано в стенах здания, которое когда-то служило ему пристанищем, и мимоходом придается ностальгии, вспоминая годы, проведенные в этом месте.       – Помнишь, что тут было? – раздается над ухом Сережин шепот, когда они оказываются на застекленной мансарде. В их юношестве эта часть здания выглядела совсем иначе, тут был закрытый чердак с кучей хлама и мусора. Олег как-то стащил у сторожа ключ, поэтому они с Сережей часто там зависали вдали ото всех.       Конечно, Олег помнит, что тут было. Он может закрыть глаза и представить себе все то, что было тогда, больше 15 лет назад.       – Серый, знаешь, я так заебался, – едва ворочает языком Олег, привалившийся к Сереже плечом. Они сидят на каком-то старом матрасе на облюбованном пару месяцев назад чердаке.       – Понимаю, Волч, – со вздохом отвечает Сережа. – Я тоже.       – Нет, Серый. Ты не понимаешь, я прям заебался, – медленно проговаривает Олег, выделяя последнее слово интонационно. – Прям затрахался пиздец.       – И от чего же? – скептично поглядывает на него Сережа искоса.       – Ты просто не представляешь, каково это... Любить кого-то и не иметь возможности... – Олег громко икает.       – Боже, Волков, нахрена ты так своим блейзером налакался? – устало вздыхает Разумовский и потирает переносицу.       – Да птмушт... Потому что... Не могу я уже терпеть, Серый, – он резко отстраняется от Сережиного плеча и смотрит ему в глаза расфокусированным взглядом.       – Тебе нужно душу излить по делам сердечным? Что ж, ладно, я тебя слушаю, – бесцветным голосом отвечает Сергей и подтягивает к подбородку колени, обхватывая их обеими руками. – Кто эта несчастная?       – Это нихрена не несчастная, – возмущенно хмурится Олег. – Это самый умный, самый красивый, самый лучший...       – Стоп. Олег, кто тебе нравится? – перебивает его Сергей, он поднимает подбородок с коленей и смотрит на друга испуганными глазами.       Олег осоловело смотрит на него несколько мгновений, а потом резко приближает свое лицо к нему.       – Ты, – едва слышно выдыхает он и неуклюже тычется Сереже в губы.       – Знаешь, как-то смутно припоминаю, – кокетливо улыбается Олег, глядя на Сережу. – Можешь напомнить потом? Наглядно.       Сергей смеряет его лисьим взглядом из разряда "я подумаю" и убегает вперед, догоняя Татьяну Михайловну.       В конце концов, Олег понимает, что Сережа имел ввиду под "почти статуей" в его честь. В одном из просторных холлов, который является неким подобием библиотеки, устроена целая выставка, посвященная личности Сергея Разумовского, на которой даже самому Олегу достается внимание.       – Это же фото с той самой поездки в Эрмитаж!       – Угу, а это с нашего пляжа.       – А это же в конце четвертого класса, да?       На всех фотографиях с Сережей рядом неизменно находится Олег. Даже на фото красным дипломом рядом стоит Олег и держит ладонь на его плече.       Под стеклом находятся также Сережин альбом с рисунками, и Олегу даже не надо его открывать, чтобы вспомнить, что там добрая половина рисунков – это Олег или же Олег вместе с Сережей. В самом далеком детстве Сережа как-то нарисовал свою будущую идеальную жизнь – большой дом, дерево, Олег и собака. Собаку подрисовал позже, когда Олег возмутился ее отсутствием.       В конце экскурсии их встречает Ольга Викторовна и провожает в концертный зал, в котором дети уже ждут главного бенефициара сегодняшнего концерта. Ольга Викторовна, до сих пор занимающая должность директора, вопреки ожиданиям Олега, не выдает эмоцию тотального шока, а, наоборот, приветствует повзрослевших выпускников и давит улыбку. Впрочем, искренность этой улыбки вызывает у Волкова огромные сомнения.       Они занимают почетные места в самом первом ряду и добрых полтора часа смотрят выступления, по ощущениям, школьников со всего Питера, настолько их много. После всего этого Сережу вызывают на сцену, чтобы он произнес напутственные слова для ребят. Тот, казалось, нисколько не удивляется этому, но выходит на сцену с легкой долей смущения.       – Дорогие ребята, я рад сегодня, впервые за долгое время, наконец с вами увидеться! Спасибо за ваш концерт, мне очень приятно видеть, какие вы все большие молодцы. Вы – удивительные. Вы учитесь, развиваетесь, растете, и, я надеюсь, однажды вы сможете сделать этот мир лучше. В новом 2025 году я желаю вам всем добиваться поставленных целей и намечать новые. Вместе мы с вами добьемся того, что будем жить в прекрасной России будущего!       После этой коротенькой речи Сережа вручает ребятам подарки, оказывается, большая часть из них была доставлена в детский дом еще до их приезда. Сережа подсуетился и организовал все так, чтобы каждый ребенок получил то, что хотел.       Олег особо не вглядывается в толпу детей, но с удивлением отмечает, что видит среди них детей с СЧС. Сережа, судя по его взгляду, тоже это замечает.       – Татьяна Михайловна, в "Радуге" есть дети с СЧС? – напрямую задает вопрос Сережа, когда дети разбегаются по своим комнатам открывать подарки.       – Да, к нам определили деток, которые при жизни у нас воспитывались, например, Лизонька Макарова, которая...       – Сережа, у нас только дети, которых не получилось разъединить, – вмешивается Ольга Викторовна с эмоциями недовольства и презрения на лице. – Мы по закону не можем поместить в разные учреждения детей из одной семьи, даже если один из них частично умерший. Мы пытались поместить их в специализированные детские дома, но закон связывает нас по рукам и ногам. Но если ты против, я постараюсь сделать все, чтобы их...       – Нет, стойте, как я могу тут быть против, – оторопело перебивает ее Сергей. – Это же родные друг другу дети, их нельзя разъединять!       – И что значит "специализированные детские дома"? – спрашивает нахмурившийся Олег. – Вы туда отправили других детей, у которых тут не было живых сиблингов, как я понимаю?       – Не надо так на меня смотреть, Волков, – холодно цедит Ольга Викторовна, а Олег вспоминает, за что он так ее недолюбливал в школьные годы. – Я сделала то, что должна была. Я не могу подвергать своих воспитанников такой опасности!       – Ольга Викторовна, это же всего лишь дети, наши дети... – пытается возразить ей Татьяна Михайловна.       – Это – потенциальная угроза для всех нормальных детей! Будь моя воля, я бы никого из них не пустила сюда! – злобно цедит директриса, глядя на Татьяну.       – Как вы можете так говорить о своих воспитанниках? – не выдерживает Сережа. – Живые или частично живые – это все еще ваша ответственность!       – С которой, судя по всему, справлялись вы хреново, раз у вас были погибшие, – чеканит Олег, с презрением глядя на директрису.       – А вот грубить мне не надо, Волков, – глаза Ольги Викторовны угрожающе сужаются. – Я не виновата в том, что, например, Макарову-младшую сбил на машине пьяный сынок богатенького папаши. Или в том, что к нам поступил ребенок уже с раком на третьей стадии. Или в том, что...       – Хватит! – повышает голос Сережа. – Нет смысла разбирать, кто виноват в смерти детей, они вернулись – это факт. И сам факт их возвращения – это дар, я не знаю кого: Бога, Вселенной, иных высших сил, неважно, это все равно подарок. А вы этих детей... Вы говорите о них, как о каком-то мусоре. – голос Сережи начинает дрожать. – Как вы можете такое говорить? Как у вас язык поворачивается?!       Ольга Викторовна ошарашенно смотрит на Сережу и хлопает глазами. Стоящая рядом Татьяна Михайловна выглядит испуганной и виноватой.       – Разумовский, ты... – Ольга Викторовна останавливается, чтобы набрать в легкие воздуха. – Ты что себе позволяешь вообще? Ты кем себя возомнил?! Думаешь, если помог тут с косметическим ремонтом, то все, мы тебе обязаны в ноги падать и каждое твое слово ловить?!       "С косметическим ремонтом? – думает Олег. – Это так она называет буквально реконструкцию здания, которое на ладан дышало?"       – Ольга Викторовна, – голос Олега становится угрожающе-спокойным. – На вашем месте...       – Олег, нет. Я сам, – на его плечо ложится Сережина ладонь. – Знаете, проблема вообще не в том, что я стараюсь помочь "Радуге" и поэтому считаю, что могу вмешиваться во все процессы. Вы вообще не видите проблему. Вы говорите о детях, ни в чем не повинных детях, которые не выбирали родиться, попасть в этот детский дом, умереть, а потом воскреснуть. О детях, о которых мы, взрослые, должны заботиться, а не делить их на "живых" и "неживых". Вы даже не понимаете, что с такими взглядами и убеждениями нельзя работать с детьми.       Несколько секунд Сережа молча смотрит ей в глаза, а потом продолжает.       – Как председатель попечительского совета, я подниму вопрос о вашем соответствии занимаемой должности. Такой кенофобской позиции не место в "Радуге", – он уже собирается развернуться, но, словно вспомнив что-то, останавливается и поворачивается к воспитательнице. – Татьяна Михайловна, спасибо за экскурсию и концерт.       – Мы были рады вас увидеть, – заканчивает его мысль Олег, обращаясь также к Татьяне. – Но сейчас нам пора. Выход найдем сами.       Из здания они вылетают как ошпаренные.       – Олег, почему так? Почему везде, абсолютно везде, где мы появляемся, происходит вот такой пиздец? – вырывается у Сережи, когда они подходят к машине.       Олег вздыхает и кладет руки на крышу машины.       – Потому что этот пиздец просто происходит везде, независимо от нашего присутствия. У нас недавно мужик расстрелял 8 человек с СЧС прямо на дворцовой, и жертв было бы больше, если бы рядом не оказалось патрульной машины. Знаешь, какое наказание ему суд назначил?       – Какое? – спрашивает Сережа, уже понимая, что ответ ему не понравится.       – 4 года. Потому что частично умершие – всего лишь наполовину люди по мнению судьи. А правовой меры для подобных судебных дел как таковой еще нет. Вот и получается, что жизнь одного частично умершего государство определяет в каких-то 6 месяцев. Эту систему невозможно исправить, она сгнила до самого основания, – с этими словами Олег открывает дверь и садится на водительское место.       Сережа еще какое-то время молча смотрит на здание "Радуги" и только потом присоединяется к Олегу.