Я с тобой

      Фил по-прежнему сидел на диване. Вернее, теперь уже полулежал, скрытый пледом по самую шею. Он зевал и прокручивал в голове последние полчаса своей непутёвой жизни. Похвастаться, прямо сказать, было нечем. Он мастурбировал в одиночестве, потом спалился в этом деле перед Мироном и уже после того, как кончил с его помощью, довёл до той же кондиции уже его. Ртом. Со всем своим энтузиазмом и скромным, но всё же мастерством.       В общем, одна «стыдобища», как выражалась всегда бабушка. Фил чувствовал, как щёки до сих пор вспыхивают жаром от смущения, но решительно ни о чём не жалел. Даже наоборот, с удовольствием повторил бы… завтра, к примеру. Ему всё понравилось.       Мирон тоже казался вполне довольным. Он сейчас стоял у плиты, готовил что-то неприлично вкусное и покачивал головой в такт какой-то музыке в своей голове.       — Что у нас будет на ужин? — чуть ли не мурлыча, спросил Фил.       — Гречотто, — с наигранным итальянским акцентом отозвался Мирон.       Фил в душе не представлял, что это за зверь такой, но решил, что Мирон его плохим не накормит. Да пусть хоть огарки преподнесёт ему на своих ладонях, Фил всё съест и попросит добавки.       Он снова скользнул взглядом по силуэту Мирона и в который раз подумал, за какие же заслуги такой мужчина достался именно ему. Ровная спина, сильные плечи, в меру узкая талия и крепкие ягодицы. В целом Мирон, конечно, вполне обычный парень. Спортивный и стройный — это да, но он не качался специально, не страдал ерундой с протеинами и тому подобным. Просто дело в том, что именно такие и были во вкусе Фила. Именно вот один такой Мирон был в его вкусе, если быть честным до конца.       Мирон — неожиданный подарок судьбы, как тот букетик полевых цветов, который в старом детском мультике сунул медвежонок в лапы щенку.       — Это всё мне?       — Тебе.       — А за что?       — Просто так.       «Какой же он хороший… Если бы знать тогда, в его четырнадцать, каким он станет. Если бы знать, что мы встретимся… Я бы никогда не связался с таким кошмаром, как Леван. Я бы нашёл Мирона ещё тогда. Я бы был в его жизни хотя бы другом. Ему нужен был тогда друг, я уверен. Я помог бы ему встать. Я бы ждал, когда он повзрослеет…»       Улыбка сошла с лица Фила от следующей отрезвляющей мысли.       «Но этого никто не мог знать. Поэтому всё вот так…»       — Готов ужинать? — спросил тем временем Мирон.       — Не знаю, что такое гречотто, но твоё — всегда готов. Ты на работе тоже это готовишь?       — Нет, я в холодном цеху. Так что всё это — для тебя одного.       — М-м… — довольно улыбнулся Фил.       Лежать надоело, хотелось быть поближе к Мирону: смотреть на его руки, лицо, на то, как он готовит и двигается. Может, даже помешаться у него под ногами немного и урвать пару коротких поцелуев в качестве аперитива. Почему бы нет? Причём очень хотелось подойти… вернее, подъехать к нему самостоятельно. Как раньше он подошёл бы со спины и обнял этого парня, так и сейчас хотелось сделать.       Фил откинул плед и сел. С помощью рук скинул ноги вниз и потянулся за инвалидной коляской. Та откатилась немного дальше, чем стояла изначально, так что пришлось постараться, чтобы достать её. Пальцами Фил ковырнул раму колеса и подтянул коляску к себе.       Только вот потом как-то неудачно, видимо, опёрся на неё, и в итоге обидно улетел носом вниз. Коляска с грохотом повалилась набок, Фил — мимо, так что ноги остались беспомощно лежать на диване, рука на колесе инвалидного кресла, а остальное туловище на полу. Но что ещё хуже, позвоночник прошило иглами боли, и Фил даже не понял, как вскрикнул.       На кухне в тот же момент упало что-то металлическое — то ли крышка, то ли лопатка — и со звоном заплясало на кафельной плитке.       — Филя!       Мирон оказался рядом в мгновение ока, сосредоточенный и испуганный.       — Больно? Спина?       — У-гу, — со стоном промычал Фил. — Мирон…       — Тихо, сейчас я… Подожди…       Мирон отодвинул коляску в сторону и поставил её в нормальное положение. Бережно перевернул Фила на спину и поднял так осторожно, будто тот от макушки до пят сделан из сахарной ваты, которую во что бы то ни стало нужно пронести под проливным дождём целой и невредимой.       — Мирон… — снова жалобно позвал Фил, сам не зная, зачем.       Его усадили в коляску, поставили на подставку ноги и теперь обнимали крепко-крепко, так нежно и ласково… Гладили по спине, утоляя боль под послеоперационными швами и напитывая их теплом исцеления.       — Что, Филюш?       — Прости меня.       — Да за что хоть мне тебя прощать?       Фил не смог сформулировать это кратко, мысли смазались, и он опять завёл ту же шарманку, что и вчера.       — Что я теперь такой.       — Филь… Мы же это уже обсудили.       Фил вздохнул и обнял Мирона за шею.       — Просто ты такой хороший, — забормотал он немного сбивчиво. — Ты добрый, заботливый, красивый, а я… Я не был с тобой, когда тебе было плохо, а нарисовался только сейчас, когда плохо мне, а ты мне нужен. Вот я сижу тут, калека, а ты вокруг меня бегаешь. А когда ты сидел тут, в этом кресле, где я был? Где угодно, но только не рядом.       — Сто-оп, — прервал Мирон. — Во-первых, я был зелёным пацаном, и мы даже не познакомились толком тогда. А во-вторых, ты сказал, тебя не было со мной? Филь, ты столько ещё обо мне не знаешь…       — Чего я не знаю? — буркнул Фил. — Я хочу всё знать.       — Ты помнишь, что подарил мне тогда?       — Да я… ничего тебе не дарил. Я просто рисовал на стене, а ты спрашивал что-то про Жар-Птицу.       — Неправда. Ты подарил мне перо Финиста. Нарисовал на руке. Помнишь, что ты тогда сказал?       Фил сначала пожал плечами, а потом и вовсе покачал головой. Тогда он не слишком придал значение встрече с подростком на инвалидном кресле. Вспоминал о нём иногда, думал, как он там, поправился ли, но для него эта встреча не стала такой значимой, как для Мирона.       — Ты сказал, что перо Финиста может устранить любые преграды. Ты знаешь, как мне было нужно это тогда? Чтобы… Чтобы хоть что-то мне помогло. Хоть какая-нибудь ерунда. Врачи сказали маме, что поможет только чудо. Мне было нужно чудо, Филь. Я его ждал, и тут вдруг появился ты со своими перьями, с синими волосами, с краской на руках. Наговорил что-то про славянских богов, предков и их веру. Улыбался под маской, а я только и запомнил, что твои глаза. Знаешь, сколько у меня на руке было твоё перо? Почти год. Я обводил его сам, когда твой рисунок почти стёрся. Оно стало кривым до ужаса и даже уехало немного в другое место. И кожа там шелушилась от чернил. Но мне было так надо. Потому что предки верили, славянские боги и всё на свете. Потому что ты так сказал. И ты после этого думаешь, что тебя не было рядом?       Фил молчал. У него, как и у многих художников, было богатое воображение, поэтому неожиданные откровения Мирона вспыхивали в голове яркими картинками и тронули его до глубин души. Настолько, что глаза наполнились слезами от осознания, как много, оказывается, он значил для Мирона всё это время; как много может значить мимолётная встреча для человека, который нуждался в ней.       Конечно, Фил уже знал, что да, Мирон тоже был в коляске и встал с неё, но он и подумать не мог, что невольно приложил руку к его исцелению. А сам даже не заметил этого.       Когда Фил защищал курсовую перед скучающей комиссией, Мирон обводил маркером его наскоро нарисованное на запястье перо.       Когда Фил по глупости верил подонку-Левану и думал, что это любовь, настоящая любовь его жизни верила ему и, возможно, лишь благодаря этому шаг за шагом двигалась к исцелению.       Когда Фил, уже раздавленный жестокостью и предательством Левана, разочаровался в любви «навсегда», его настоящая любовь уже твёрдо стояла на своих ногах.       А когда Фил после долгого затворничества впервые выбрался посмотреть на плод своего дизайнерского труда, открытие ночного клуба, его любовь уже танцевала перед ним брейк.       Вот оно как бывает, оказывается.       Фил понял, что всё то время, пока звучал голос Мирона, он даже не дышал. Он с трепетом, немного сорвано вздохнул и прижался к любимому парню ещё крепче.       — Ты самый лучший, Филь, — добавил Мирон в итоге. — Ты был рядом, даже если не знал. Тебе не в чем себя винить.       Мирон отстранил его за плечи и обнял ладонями лицо.       — А ещё ты очень красивый. И безумно милый, — поцелуй в нос, и за ним следом — в щёку. — И я тебя люблю. Теперь веришь?       Фил посмотрел в его глаза, кивнул и несмело улыбнулся.       Мирон же с улыбкой чмокнул его в третий раз и как ни в чём не бывало повёз на кухню ужинать.       — Завтра, я думаю, нужно решить проблему с больницей, да, Филь? Я тебя оттуда нагло украл, так что пойдём с повинной.       — Да, я тоже хотел…       Фил вместе с коляской (или коляска с Филом) оказался задвинут за обеденный стол. Перед ним появилась тарелка чего-то явно сделанного из гречки, которую Фил не любил, но такого божественно-пахнущего, что у него всё равно потекли слюнки.       — Вот и отлично.       Мирон поднял упавшую крышку и наполнил тарелку гречотто уже себе.       — Заодно уточним у твоего лечащего врача, какие рекомендации по лечению, куда можно обращаться за реабилитацией. Что можно, чего нельзя… Да?       — Да, — кивнул Фил уже с ложкой во рту. При этом смотрел на Мирона и не мог насмотреться.       «Такой прекрасный и сильный…» — хотел он сказать, а вместо этого с благоговением произнёс:       — Как вкусно…       — Приятного аппетита.       — Шпашибо… м, горячо.       — Аккуратнее, — рассмеялся Мирон, принимаясь за свою порцию.

***

      — Мирон…       Голос вырвался полустоном. Мирон только хмыкнул, но ничего не ответил.       Оказавшись в постели перед сном, он в дополнение к ласковым улыбкам, словам любви и искренним признаниям изнежил Фила до умопомрачения. Целовал его лицо, шею, гладил рёбра и плечи, тёрся висками и лбом и снова целовал.       — Ты… — растерялся Фил от такого неожиданного океана ласк. — Опять? Мы же сегодня… уже…       — Всё было так быстро, что я не понял. Я не распробовал, хочу ещё. Ты слишком милый… А ты не хочешь?       Фил покраснел до самых кончиков ушей и прикрыл глаза. Не успел он ничего сказать, как его губы оказались захвачены глубоким, неторопливым и чувственным поцелуем. Он отвечал сначала неуверенно, будто на пробу, а потом вошёл во вкус и сам не заметил, как уже обхватывал губами губы Мирона и кончик его языка, как обнял его за шею и смял между пальцами кожу на сильных плечах. Хотелось поднять ноги, обхватить коленями бёдра Мирона… но это он пока сделать не мог.       — Хочу…       Фил торопливо схватил воздух, которого стало не хватать и распахнул глаза. Он мог видеть только макушку Мирона и его плечи, но и того, что он чувствовал, было вполне достаточно, чтобы понять, что поцелуями ограничиться не выйдет. Дыхание Мирона, которым он согревал кожу у Фила на груди, было жарким. Его член потяжелел и касался члена Фила, как только Мирон двигался и менял положение тела.       — Филя… — прошептал он.       Филат сглотнул и сунул руку вниз, обхватывая оба члена сразу. Мирон тихо и коротко застонал. Так коротко, что будто бы показалось…       — Мирон, я… Я хочу по-настоящему с тобой. Очень хочу, но ты же понимаешь…       — Я понимаю, — легко согласился Мирон и затих на какое-то время, лишь вздрагивал изредка и толкался бёдрами навстречу руке Фила. — А как бы ты хотел?       — Я х-хочу как в первый раз, помнишь? Мне всё нравится, когда ты сверху. Но я… там ничего не почувствую, наверное…       — Я понимаю, — улыбнулся Мирон, очень ласково прижавшись поцелуем к щеке парня. — Я не стану входить в тебя, пока ты не поправишься. Думаю, пока это не лучшая идея. Ты ещё не совсем здоров.       — Тогда как?       Мирон усмехнулся, чмокнул Филата в нос и выпрямился.       — Какова красота… — загадочно проговорил он, изучив взглядом любовника под собой — смущённого, раскрасневшегося от носа до кончиков ушей.       — Мирон? Ты что задумал?       — Тебе понравится.       Филат вздрогнул от этой фразы и отдёрнул руки к груди, будто испугавшись.       «Тебе понравится»       Леван тоже так говорил, но его тон был другим. Злым, бескомпромиссным, холодным. Поэтому он запомнил эту фразу и связал её с чем-то неприятным. Потому что после неё оказывалось, что ему вообще не понравилось, но партнёра это мало интересовало.       — Филь? Я что-то не так сделал?       — Всё хорошо! — заверил Филат любимого парня. И тут же устыдился того, что напугал его своей невольной реакцией.       — Тогда…       Мирон нежно провёл кончиками пальцев по щеке Фила, очертил ими линию скул, а потом обхватил кольцом его член. Провёл с нажимом вверх-вниз, добившись стона и направил его плоть в себя, ловко и плавно насадившись сверху.       — Мирон!       — Тут-то ведь ты всё почувствуешь, так?       — Ох! Да!       — Вот и прекрасно… и я… тоже…       Дыхание Мирона немного сбилось от усилий. Он плавно опустился на член Филата и отклонился назад. Опёрся руками на кровать позади себя, полностью сняв тем самым груз своего веса с позвоночника Фила.       «Он даже позу выбрал для меня!» — осенило Филата. Мирон явно давно не был в такой роли, но подготовил себя заранее — Фил это заметил — а значит идея отдать себя возникла у него уже в ванной, после ужина. И он всё продумал, чтобы ничем даже случайно не навредить травмированному любовнику.       Мирон размеренно и плавно задвигал бёдрами, то поднимаясь вверх до самого кончика, то насаживаясь до упора. Он не торопился, осторожничал, но и этого было достаточно, чтобы Фил задрожал и нервно сглотнул вязкую слюну. В дополнение к ощущениям прямо перед ним открылось незабываемое зрелище. Мирон — прекрасный, как греческий бог. Его тело казалось медовым в тусклом ночном освещении. Лицо — будто слепленное с античной статуи. Русые волосы чуть взмокли от пота и местами блестели золотыми иглами. Крепкий эрегированный член покачивался в такт его движениям. Безумно… неприлично красиво!       — М-м… — Фил забился в коротком спазме и вздрогнул от неожиданной разрядки.       Мирон обратил на него взгляд и удивлённо приподнял брови.       — Уже?       — П-прости! Прости-прости! Слишком быстро получилось! Я не хотел… прямо в тебя…       Мирон привстал над бёдрами Филата и немного задумчиво взглянул, как его тело покидает несколько белёсых капель семени. Как они капают обратно на бёдра Филата и его сникающий член… Но ведь сам он не успел даже близко подойти к пику, поэтому спокойно обхватил член ладонью и прямо на глазах Фила догнался сам. Капли спермы брызнули на впалый живот.       Фил снова сглотнул. Он смотрел на это зрелище, как маньяк, ловил каждую деталь. Всё казалось таким невозможно прекрасным и правильным…       — Ты такой красивый… — в очередной раз вырвалось у него.       Мирон улыбнулся и наклонился над ним. Целовались в молчании, под стук сердец и звуки улицы, но молчание не казалось неловким. Просто говорить что-либо не было никакого смысла. И так всё ясно. И так всё хорошо.       Насытившись поцелуями и ласками, размазав друг на друге пот и липкие следы семени, оба точно так же молча решили, что после такого им снова нужен душ. Так что Мирон, не размыкая губ Фила и своих, поднял его на руки и понёс в ванную. В этот момент Филат полностью забыл, что с ним что-то не так, ведь ясно, что Мирон в любом случае понёс бы его на руках. Не потому, что коляска внизу, а потому что он любит его.