
chapter two
«Крылья бабочек горят адским пламенем, когда они ходят взлететь. Поджечь себя заживо ещё никогда не казалось плохой идеей.»
Гарри ушёл из его комнаты полчаса назад, забрав свои вещи и оставив в воздухе запах яблочного шампуня и хвойного парфюма. Луи вздыхает и клянётся себе, что не влюблён в этот аромат, но руки все время так и тянулись к футболке Гарри, пахнущей родной обителью. Шатен смотрит фотографии своего племянника Ноа, которые ему сегодня отправила мама и улыбается. Его детство никогда не будет пропитано кровью, отчаянием и скорбью и Луи готов вырвать своё сердце живьём для этого ребёнка.«Вы с Ноа всегда были командой. Мне казалось, что он любит тебя больше чем меня, хотя я был его дядей. Ты будешь хорошим отцом, Гарри, надеюсь я когда-нибудь увижу твоих детей.»
~~Наши дни, 17:45
— Почему ты переехал сюда? , — спрашивает Синьор Моретти закидывая удочку и крутя на пальце свои пышные усы. — Думаю, хотел времени для себя? У меня была довольно бурная молодость, — Луи пожимает плечами и возится с червями в банке. — Так вот в чем дело, — мужчина хитро улыбается, — Ты бежишь от разбитого сердца. — С чего вы взяли? — хмурится Луи смотря на него. — Никто не убегает сюда, чтобы найти себя, все бегут в Америку, или куда-нибудь в Индонезию, чтобы найти покой и умиротворение. — Мне нравится здесь, я будто снова могу дышать. Тем более, у меня появилось здесь много друзей, — он ухмыляется и смотрит на мужчину. — Старик не хорошая компания для юноши твоих лет. — Предпочитаю думать, что наша дружба такая же, как в книге «Старик и Море». Синьор Моретти не отвечает, только мягко улыбается. Средиземноморский бриз тепло просачивался сквозь волосы Луи и обдувал загорелое лицо покрытое веснушками. Синьор Моретти не был прав, это место стало его спасением. Здесь он будто снова мог окунуться в детство, где его никто не знал. И просто быть собой, а не картонкой, которой его выставляли. Его сердце щимит, когда он думает о том получил ли Гарри его письмо, и если да, то как отреагировал? Счастлив, что Луи наконец-то перестал отравлять ему жизнь и исчез или сильно хмурится, от чего у него появляется складочка между бровями. Носит ли он до сих пор фланелевые рубашки и блестящие костюмы, или одевается в большие тёплые свитера, которые так любит на нем Луи. Его волосы отросли и снова начинают виться или он отстриг их, ведь считает, что кудри не идут тридцатилетним мужчинам. Сбегая сюда, он клялся себе, что навсегда похоронит сердце, которое так отчаянно бьется от любви к этому мужчине, но он не может. Он клялся себе что исчезнет, чтобы Гарри наконец-то смог идти дальше и быть счастлив, построить свою семью и родить кучу кудрявых детей с ямочками, которые бы готовили с утра блинчики (шоколадные с шоколадной пастой и экстра шоколадкой крошкой), он будет писать песни, собирать стадионы и жить. И Луи готов на это, даже если его собственное сердце уже давно отказывается выполнять свои функции, даже если оно разбито, а внутри артериальных труб цветут увядшие цветы.«И даже если ты не понимаешь меня, когда-нибудь ты свыкнешься и продолжишь жить. И может быть, сидя в своём маленьком доме я буду смотреть на тебя в старом телевизоре, купленном на барахолке и радоваться тому как возбуждённо ты рассказываешь о своих детях и жене.»
~~Королевская академия искусств, 10 лет назад, 20:54.
— Стоп! — вопит Штраус, хлопая, — Как вас вообще приняли в Академию, вы совершенно бездарны! , — он кричит на сцену и венка на его шее вздувается, — Томлинсон! — Да, сэр? — Кто такой Гумперт? , — соскребая последние капли терпения спрашивает он. — Мужчина влюбленный в Лолиту, сэр? — говорит Луи тихим голосом. — Нет! Она для него прекрасное создание, олицетворение нежности и бунтарства, — затихает он, — Так какого черта ты так резко застёгиваешь ей это гребанное платье? , — срывается на крик он, — Он не любит ее, он лишь желает ее юное тело из-за чего и боится спугнуть. Гарри сидит в зале, нахмуренный и бросающий взгляды от Луи к профессору, на нем чёрные джинсы и рубашка с какой-то неизвестной группой, которую он наверняка купил в богом забытом, винтажном магазине. Луи кипит от стыда и злости к Гарри, который пришёл без приглашения и стал свидетелем того, как его отчитывают за плохо сыгранную роль. Думает ли Гарри, что Луи бездарен? — Застегните мне сзади, пожалуйста. — девушка поворачивается к нему спиной и Луи дрожащими руками застегивает молнию. — У тебя пудра на лопатках. Стереть? , — он выжимает из себя все силы говорить увереннее. Как же он ненавидит искусство. В детстве мама водила его в театральный кружок и, конечно, там он был в центре внимания. Любимчик преподавателей, получавший главные роли. То место разбаловало его, казалось, что все в жизни можно получить взмахом пушистых ресниц и закусыванием вишневых губ, Академия разрушила его мечты вдребезги. Первые полгода он не получал даже второстепенных ролей, Штраус говорил, что Луи бездарен и поступать сюда не стоило, ведь талант не возможно взрастить, он лишь дарован небесами. Гонимый временем и несбыточными мечтами, раненная бабочка, которая никогда не взлетит.«Штраус был не прав, знаешь. Я всю жизнь прожил как актёр, каждый день играя ненавистную мне роль, может быть я умер и это мой личный ад? Я сыграл её блестяще, Гарри, даже если внутри я умирал, зная что этого никто не видит.»
Луи натягивает капюшон ниже, когда вихрем проносится мимо Гарри хлопая дверью. Жалость в изумрудных глазах и терпкий хвойный запах, последнее чего хочет шатен. Лишь бы успеть убежать, лишь бы Гарри не догнал его, не расспрашивал. Луи кажется, что его сейчас вырвет жёлчью и мертвыми цветами из легких, потому что в желудке не было ничего более съестного уже, кажется, вечность. — Луи, постой, — он чувствует, как большая рука обхватывает его предплечье. Шатен вздыхает, снимая капюшон и улыбается своей самой лучезарной улыбкой. — Не заметил тебя, кудряшка, — челюсть Луи сейчас треснет от улыбки, он игриво склоняет голову в бок, — Ты что-то хотел? — Я сидел в зале на твоей репетиции, — тихо говорит Гарри, — Я… Не слушай что он говорит, Луи, ты блестящий актёр, — в глазах сирены взывают о любви и Луи молится оглохнуть, чтобы не податься им. — Если не сможешь принимать свои ошибки-не станешь великим, Гарри. Ступай домой, уже поздно. — Постой, — он роется в своём рюкзаке и вытаскивает что-то обёрнутое в фольгу. Только не это. Обоняние Луи быстро улавливает вкусный запах, а живот скручивает, что этому парню надо? Кто приходит на репетиции совершенно незнакомых людей и приносит на них сэндвичи с индейкой и пряностями? Надо избавиться от него, надо убежать, надо изолировать его от своей жизни, нагрубить, сделать хоть что-то. Но Луи стоит и пялится на свёрток с индейкой, а потом поднимает взгляд на глаза Гарри. Поздно. Сирены утащили его на дно и сейчас разгрызут ему глотку. — Это просто сэндвич, я подумал, что ты должно быть голоден. Штраус ведь не отпускает вас с репетиций, — Гарри мямлит, от уверенности на вечеринки нет и следа. — Кудряшка, неужели ты не знал, какой я ненавистник индейки? Все же об этом знают, — Луи ухмыляется. Прошу, уходи, забери свою чёртову индейку и уходи. — Луи, — он смотрит в аквамарины напротив, — Пожалуйста, ты такой худой. — Как вам повезло, что у вас нет хореографии, Гарольд. Прости, я не могу это есть, у нас составленная диета, — Луи пожимает плечами, — Слушай, мне правда уже пора. — От одного раза ничего не будет, — он впихивает индейку в руки Луи, и когда их ладони соприкасаются, шатен чувствует миллионы ударов тока по телу, — Позволь подвезти тебя, уже темно. — Увидимся завтра, Гарри. Луи стоит в своей комнате, чертов сэндвич развернут и пахнет на всю комнату. Конечно шатен его разделал и узнал, что там так же соленые огурцы, майонез, паприка и сладкий перец. Бомба замедленного действия, поданная с глупой улыбкой и дрожащими руками. Боже, он наверное такой вкусный, думает Луи. — Давай, Лу, от одного раза ничего не будет, — мямлит шатен с ненавистью смотря на сэндвич. От одного раза ничего не будет. Он не разжиреет от одного кусочка, конечно он не будет есть весь, это слишком. Луи уверенно берет сэндвич в руки и приближает ко рту. Он сделает это. «Тебе бы похудеть, котёнок, я люблю худых мальчиков.» Сэндвич отправляется в мусорное ведро. В желудке холод, но Луи чувствует себя прекрасно, он крутится вокруг своего зеркала в одних трусах и смеётся. Он такой красивый. С острыми ключицами и выпирающими рёбрами, шатен проводит по своим тощим тазобедренным косточкам и хихикает. Он чувствует себя феей из сказок о Питере Пэне, такой же невесомый и порхающий, привлекающий внимание всех, влюбляющий в себя и улетающий. Луи будет пользоваться своей молодостью и красотой пока она не увянет. И даже когда это произойдёт, его будут помнить, потому что жгучие касания и сладкий запах навсегда останутся на коже и в легких любовников Луи, ведь шатен слишком эгоистичен чтобы не оставлять напоминаний о себе. — А потом он говорит мне: «Знакомься, Зейн, это моя девушка — Даниэль», — вопит мулат, — Что за мудак, ей богу. — он закатывает глаза и откусывает бургер. — Как вы вообще работаете в одной группе, вы же постоянно ругаетесь. — Это профессионализм, Луи, я развил его за пять лет настолько, что теперь могу слушать чириканье Лиама о его девушках без капли ненависти на своём лице, — пожимает плечами Зейн. — Да тебе бы в актерский, — усмехается Луи, накалывая огурец на вилку. — О, пресвятые угодники, только не говори, что она будет обедать в нами, — Луи смотрит за спину и видит как Лиам, Гарри и ещё какая-то девушка движутся к их столику, — Клянусь богом, у меня уже дёргается глаз от этой слащавости, они не отлипают друг от друга даже на репетициях. — Всем, привет, — воодушевленно говорит Лиам и смотрит на Луи, — Лу, это моя девушка Дани, — он гладит девушку по спине, — Дани это Луи, наша будущая сияющая звезда Бродвея. — Привет, — хихикает Луи, — Не слушай его, он любит преувеличить мои таланты. Приятно наконец-то познакомиться с тобой. Даниэль была красивой мулаткой с шоколадной кожей и вихрем кудрявых волос. Она пахла сладкими духами, которые напоминали Луи Париж и красила губы розовой помадой. Даниэль была хихиканьем, приторными духами, которые душили и влюбленными глазами. Наверное, в другой жизни Луи бы тоже влюбился в нее. — Привет, Вишенка, — по-идиотски улыбается Гарри, а потом отбивает кулачок Зейна. — Вы что в сговоре? , — он смотрит на Гарри и Зейна, и боковым зрением замечает как Лиам и Дани садятся напротив него. Стайлс видит, что свободных мест не осталось, и замечая растущую ухмылку Луи он хватает стул с соседнего стола и садится очень близко к шатену. Раздражение на лице Луи растёт, но он лишь хватает вилку и отправляет в свой рот огурец. Теперь избегать еды стало труднее, Гарри начинает догадываться. — Я кое-что принёс тебе, — он шепчет в ухо Луи и у того кажется, пробегают мурашки по коже. — Ты вторгаешься в мое личное пространство, придурок, — шипит шатен, когда проглатывает чертов огурец. — Тадам! — счастливо пропевает кудрявый, вытаскивая из рюкзака кусок торта в заводской пластиковой упаковке. — Что это? — Вишневый чизкейк, мой новый фаворит, — гордо говорит Гарри. — Я даже не удивлён, хиппи. Я ненавижу вишню, вообще-то, — Луи отворачивается и смотрит как его друзья спорят насчёт новой песни. — Лиам, ты идиот, тебе нужно эту строчку сыграть так, — Зейн начинает хлопать по столу, отбивая ритм. — Кажется они в своём мире, — шепчет Гарри, — Перестань быть таким индюком, просто попробуй, — он протягивает Луи вилку, — Он правда хорош, тем более, кто наедается салатом? — Вообще-то я наедаюсь, — Томлинсон закатывает глаза, — Кто наедается жирами и углеводами? — Твоему телу нужна энергия, что ты ещё собрался есть? — Не знаю, белок? , — предполагает Луи и на лице Гарри тут же появляется та самая идиотская улыбка, — Гарри, нет- — Ну, я могу помочь и с этим, — он играет бровями и смеётся. — Боже, тебе что двенадцать? — стонет Луи. — Ешь чизкейк, Луи, сегодня ты не убежишь как вчера, — говорит Гарри глубоким голосом и хмурится. Они больше не разговаривают, все едят, пока Зейн и Лиам снова не начинают спорить, Гарри сидит в телефоне, попивая гранатовый сок и изредка обращая внимание на рассказы Дани о Лиаме, а иногда бросая хмурые взгляды на Луи. А Луи просто ест, сидит с самым обычным лицом и иногда смеётся над историями Даниэль. Если Гарри и решил, что выиграет в этой битве едой, то ошибается, потому что он съест этот чертов чизкейк ни дрогнув.«Я же говорил тебе, что я блестящий актёр. Лиам не преувеличивал, я был действительно хорош, видел бы ты своё лицо, когда я все доел и победно улыбнулся тебе. Неужели ты думал, что за все года в актерской среде я не научился лгать и скрывать эмоции?»
— Я бы хотела когда-нибудь поставить кордебалет, — мечтающие вздыхает Дани. — Ты что с хореографического? — спрашивает Гарри. — Да, я разве не говорил вам? — спрашивает Лиам, гладя руку девушки. Луи давится чаем, а Гарри и Зейн одновременно начинают хлопать его по спине. Нет, нет, нет, почему из всех в университете Лиам решил встречаться с чертовой танцовщицей, которая погубит и так еле держащегося на плаву Луи. — Я тут слышал, у вас есть составленная диета, — медленно тянет Гарри, ухмыляясь. Этот придурок наслаждается, смакует каждое слово, потому что уже знает, что Луи соврал. Может быть он знал об этом ещё вчера, может быть догадался сейчас, это не важно. Нужно бежать, нужно куда-то испариться, он не хочет слушать как Гарри будет смеяться над ложью Луи перед всеми. — Вообще-, — не успевает и слова сказать Даниэль как Луи ее перебивает вскакивая. — Черт, мне срочно нужно бежать к культурологу насчёт курсовой, — быстро говорит Луи, — Увидимся на репетиции, — кричит он выбегая из столовой. Щеки Луи горят, а в глазах застыло соленое море. Чертов чизкейк подходит к горлу и шатена рвет, в туалете и так воняло, а Луи сделал все ещё хуже, в принципе, как и всегда. Он надеется увидеть сожженные желудочным соком лепестки сирени, но видит лишь блядскую сублимированную вишню. Может быть он слишком романтизирует больные отношения со своим желудком. Фея в его душе, кровоточит, алая жидкость струится из ее глаз и рта и она безмолвно умоляет Луи остановиться, но Луи продолжает рвать, надеясь увидеть маленькие цветы сирени. Он заточен в своём личном аду на веки. Луи садится на пол, вытирает рот туалетной бумагой и стонет. Реки соленой воды текут по его впалым щекам, капая на чёрную футболку. Нужно избавиться от этого кудрявого проклятья с глупой улыбкой как можно быстрее, ведь стены Луи возводились слишком долго, чтобы так быстро пасть. Они падут лишь перед создателем, ни один мужчина не достоин видеть разрушение Луи. ~~ — А вы никогда не хотели отсюда уехать? — неожиданно спрашивает Луи, разрезая пойманную Синьором Моретти рыбу. — Я не знаю мира за этими стенами. Когда Лаура заболела, мы поехали в ближайший город, были девяностые, жизнь тогда казалась такой сложной, — он вздыхает, снимая очки, — Лечения от рака как такого не было о чем говорить, если вич инфицированных тогда только начали принимать за людей. — Неужели ничего нельзя было сделать? , — Синьор Моретти грустно улыбается. — Ее врач сказал нам лететь в Германию, говорил там медицинский прогресс, передовые технологии, — он сглатывает, — Говорил там ей помогут, — он смотрит Луи в глаза, — Но я не мог. Тут прошла вся моя жизнь, Луи, я не знал мира, не знал чего ожидать. Мне было страшно, ради Лауры я выехал за пределы своей деревни первый раз в жизни, но я не мог сделать больше, — он мотает головой, — Она увядала с каждым днём, я смотрел как мой ребёнок умирает из-за моей трусости, я клялся себе, что сегодня я возьму билеты, но этого не происходило, — слезы катятся по пухлым щекам, — Так прошло два месяца, ей каждый час становилось все хуже, минута шла за год, пока в один день я не наплевал на все, я купил билеты и пришёл к ней в палату. Но было поздно, она так боролась за свою жизнь, Луи, а я подвёл ее. Может быть я бы уже нянчил внуков знаешь, — он грустно улыбается, вытирая щеки. — Мы все чего-то боимся, Синьор, — Луи крепко сжимает его руку. — Вот бы повернуть время вспять, сынок. Но у тебя ещё есть шанс, ты ещё можешь исполнить свои желания и быть счастливым. Не становись мной, иначе всю жизнь проживешь с чувством вины за неудачную жизнь, — он поднимает подбородок Луи и смотрит в его глаза, — Уезжай отсюда, эта земля пропитана скорбью и кровью. Тебя ждут твои любимые, ещё есть время все исправить. Синьор Моретти больше не был счастливым почтальоном, не был старым желтым велосипедом или заставляющим хохотать историями из юности. Он был лишь призраком минувших лет, призраком жизни, которой когда-то жил, запахом прошлого. Он был скорбью и Луи кажется, что они поладили только из-за этого, ведь душа Луи тоже пропитана скорбью и утратой. Он знает какого терять близких, какого смотреть на опускающиеся гробы и плачущих людей, которые должны поддерживать тебя, но в итоге ты сам должен успокаивать их. Запах сырой земли и гниющей плоти всегда будет в легких. — Я так много боли причинил своим любимым, Синьор, — Луи опускает голову, а тихие слёзы капают на пол, — Наломал столько дров, принял так много неверных решений. — Ох, сынок, — мужчина крепко обнимает его, по-отечески укачивая в объятиях, — Разве могут родные не простить тебя? ~~ На улице уже темно, когда Луи заходит в музыкальный класс. Дани сидит на коленях Лиама и они о чём-то шепчутся, Гарри пролистывает тетрадь с нотами и хмурится, а Зейн стоит за его спиной указывая на что-то на бумаге. — Луи, ты все же пришёл, — воодушевленно говорит девушка, — Но мальчики уже закончили. — Он может приходить когда ему захочется, — резко затыкает ее Гарри, возвращая внимание к тетради, — Это хуйня, Зейн, — он отдаёт мулату листы и вздыхает, — Надо ставить что-то другое, это провально. — С чем вы не можете разобраться? , — спрашивает Луи, подходя. — С песней, — вздыхает парень, Зейн кивает Луи и отходит позвонить, — Я ее написал, но она не подходит под наше звучание, придётся либо переписывать, либо исполнять кавер, — кудряшки падают на лицо Гарри. — У тебя есть текст с собой? — Он дома, а что? — хмурится Гарри. — Я могу как-нибудь взять его? — он смотрит по сторонам, проверяя не смотрят ли на них Дани с Лиамом, но те лишь тихо переговариваются между собой. — Решил сжечь мои труды, чтобы мы не опозорились на летнем балу, Вишенка? — шепчет парень, усмехаясь. — Спасаю твою задницу, придурок, — закатывает глаза Луи, — Скинешь мне текст? — Гарри кивает. — Пошлите куда-нибудь поедим, мы торчим здесь уже два часа, — стонет Зейн. — Я бы слона съел если честно, — говорит Лиам, а Даниэль хихикает. Гарри не отвечает, смотрит на Зейна, но Луи замечает как тот боковым зрением следит за ним. Он ждёт ответа и проверяет реакцию, и Луи удивляется почему Гарри меньше чем за неделю, так легко даётся подлавливать француза на враньё. — Ну, я сегодня ничего не ел, кроме чизкейка, так что я за. — счастливо говорит Луи, а Гарри только хмуро кивает.«Я был готов тебя убить. Ты словно чувствовал запах лжи, словно умел читать мои мысли. Сейчас я думаю о том, что просто давал себе проигрывать тебе, потому что был слишком увлечён тобой, собственно как и все последующие десять лет. Ты чувствовал меня, Гарри, до тебя я думал, что только Зейн понимает меня, но это не так. Зейн не знал меня, а ты видел насквозь. Каждая моя попытка соврать тебе разбивалась о твой пронзительный взгляд, но не только ты с годами научился читать меня. Я научился обманывать и тебя»
— Мне, пожалуйста, стейк с кровью, картошку фри, салат и колу, — говорит Луи, очаровательно улыбаясь официанту с карими глазами, — Большой аппетит, знаете ли. — Хороший аппетит-залог хорошего здоровья, господин, — улыбается официант, смотря Луи в глаза. — Вы не хотите принять заказ у остальных, Лойд, вместо того чтобы флиртовать с посетителями? , — говорит Гарри стальным голосом выгибая бровь, официант краснеет и поворачивает голову к Стайлсу, — Овощи на гриле и вишнёвую колу, обязательно в стеклянной бутылке, — уточняет он, несмотря на официанта, — И поторопитесь, вы и так принимали наш заказ почти десять минут. — говорит парень захлопнув меню. — Да кто-то сегодня разошёлся, — смеётся Лиам, когда Лойд уходит, — Полегче, друг, он чуть не обделался. — Это непрофессионально, он все ещё на рабочем месте, — грубо отвечает Гарри и смотрит на хитрую улыбку на лице Луи, — Что ты так улыбаешься? — Я не могу просто так улыбнутся? , — трагично вздыхает Луи, — Что за одержимость вишней? — Как я и сказал, — щурит глаза Гарри, — У меня новый фаворит-Вишня. — он откидывается на спинку диванчика. — От сексуального напряжения в этой комнате скоро лопнут лампочки, — делает замечание Зейн, когда Гарри и Луи продолжают играть в гляделки. Гарри ухмыляется и разрывает контакт, Луи начинает разговаривать с Зейном о предстоящем спектакле и жалуется на непрекращающуюся тиранию Штрауса постоянно закатывая глаза и жестикулируя .К разговору подключается Даниэль и Луи видит как Зейн, борется с собой чтобы не закатить глаза, каждый раз, когда девушка говорит что-то глупое. Луи не знает какого чувствовать бьющееся сердце внутри, кажется его собственное давно заледенело или было заковано в медные кандалы. Он правда не понимает, почему Зейн так убивает себя, топит в травке и слезах ради Лиама, ведь в мире столько людей, готовых подарить ему любовь и наслаждение, зачем останавливаться и разрушать себя ради кого-то одного. Наверное, Луи никогда не сможет понять людских страданий. «Я думал у тебя очень строгая диета, Вишенка?» Луи пялится на экран своего телефона. Чертов Гарри, который сидит напротив него и смотрит в свой телефон, ухмыляясь. Боже, как же Луи его ненавидит, он готов расцарапать Гарри лицо в кровь чтобы не видеть больше эту самодовольную улыбку победителя. «Дани же сказала, что ее нет, зачем снова поднимать эту тему?» Он со злостью блокирует телефон и возвращает внимание друзьям, пока не приходит ответ. «Вообще-то, Дани сказала что она есть» Луи точно уверен, что должен оборвать все связи с Гарри. «Но только для тех кто учится на хореографов, нахожу необычным что каждый профессор в университете относится к тебе как к равному» «Кажется ты попался, Вишенка. 1:0» Луи глубоко вздыхает и посылает Гарри смертельный взгляд, а тот только хихикает не обращая внимания на хмурый взгляд Зейна. Скоро приносят заказы и Луи чувствует как его руки начинают дрожать от волнения, он чувствует как Гарри, смотрит на него исподлобья и этот взгляд даёт ему прилив сил. Француз расправляет плечи, грациозно беря в руки вилку и нож и разрезая мясо, смотря прямо в глаза кудрявого. Он не проиграет в этой битве и не даст Гарри приблизится ещё ближе, потому что душа Луи это хрупкий сосуд, который может лопнуть от любого действия. — Мне нужен репетитор по зарубежной литературе, — неожиданно говорит Гарри, от чего Луи резко поднимает свой взгляд с тарелки на него, — Скоро пересдача по этому предмету, мне нужно подготовится, — Луи смотрит на Зейна и посылает ему взгляд кричащий заткнуться и не говорить его имя. — Луи хорошо знает литературу, — тянет Зейн, улыбаясь, — Он смог бы тебя подтянуть. — Ещё бы, Штраус зверь, не удивлюсь если весь его курс знает все книги, которые они проходили, наизусть. — подаёт голос Лиам, откусывая бургер. — Он как-то заменял у нас одного преподавателя, никогда ещё не чувствовала такой негативной энергетики. — говорит Дани, и Зейн незаметно закатывает глаза. — Я не собираюсь с тобой заниматься. — уверенно говорит Луи, отрезая кусок мяса. — С чего это вдруг? , — щурится Гарри, — Боишься что ученик превзойдёт своего учителя? — Судя по тому, что ты не сдал один из самых легких предметов, меня ты точно не превзойдёшь. — пожимает плечами шатен. — Да ладно тебе, Лу, — стонет Зейн, — Кроме тебя ему никто не поможет. — Не звучит как моя проблема, если честно. — Луи, перестань вести себя как эгоист, — говорит Даниэль от чего у Луи взлетают брови вверх. — Мы буквально знакомы сутки и ты решила, что можешь делать какие-то выводы о том, какой я человек? , — спрашивает француз полностью поворачиваясь к девушке и смотря ей в глаза, от чего то смущается. — Луи, не смей-, — не успевает договорить Лиам как Гарри его перебивает. — Не смей ты, Лиам, — говорит он, — Луи прав. В душе Луи трепещут феи от этих слов и хочется залить их бензином и поджечь, потому что эти ощущения неприятны и болезненны для Луи, его пугают эти незваные гости в области его солнечного сплетения и он совершенно не рад им. Он не рад тому, какие эмоции вызывают у него обычные слова Гарри, не рад, что он пытается везде почувствовать шлейф хвойного парфюма или найти хризолитовые глаза в толпе, чтобы те по-детски улыбнулись. Гарри это не благословение, это проклятье, которое должно было быть лишь одной ночью удовольствия, а не постоянным времяпрепровождением, Луи это утомляет и пугает. Может быть, стоило думать, перед тем как лезть в трусы лучшему другу своих друзей. — Ты совсем размяк, — говорит Лиам смотря на Гарри стискивая челюсть, — Пойдём, Даниэль, уже поздно. — они уходят тихо и незаметно, не прощаясь. — Боже, какой он мудак, — стонет Зейн, — Лу, ты не эгоист, да? Она, как обычно, заболталась и перегнула палку. — Не нужно разговаривать со мной как с ребёнком, — отрезает Луи, — И защищать тоже, я не беспомощен. Луи чувствует напряжение Гарри, слышит как его кровь бурлит в венах и видит как сильно тот сжимает челюсти и вилку в руках, кажется, она сейчас погнется от давления. Но Луи плевать, он не собирается извиняться и уж точно переживать за состояние Стайлса, ему не нужна защита, даже если от слов Гарри у него в душе вновь расцветает сирень. Луи устал, ему срочно нужно куда-нибудь сбежать и забыться, сходить на вечеринку и раствориться в музыке и незнакомцах, постоянные лица его друзей начинают его раздражать. Особенно лицо Гарри, уже отпечатанное у шатена в мозгу. Он хочет напиться и выблевать свои легкие, забитые дымом травки и сигарет, купленных за углом его дома за копейки, потому что у Луи все ещё нет денег, чтобы позволить себе что-то дороже. — В субботу будет вечеринка у меня, — тихо говорит Гарри, ковыряясь в салате, — Привези что-нибудь стоящее. — говорит он Зейну и вздыхает, он божество. Он божество в обличии человека, может быть Зевс спустившийся с небес, чтобы развратить Луи и оставить, мальчик помнит как читал похожую легенду в детстве. А может быть он Аид, который заточит его в подземном царстве на целые эпохи сделав своим верным слугой, Луи не знает. Но он и сейчас готов пасть к ногам Гарри, взмаливая его о наслаждении, он готов покланяться ему как Богу, готов возвести храм в его честь, где величество Гарри будет запечатано до скончания веков и даже когда солнце падет и угаснут звезды, Луи все ещё будет молится, стирая колени в кровь перед своим богом и иконами. Кажется увлечение шатена заходит слишком далеко. ~~ — Гарри звонил, ты что ничего не сказал мальчикам? — ругается женщина в трубку и Луи приходится отодвинуть телефон от уха из-за ее громкого голоса. — Мама, я же сказал тебе, что просто хочу отдохнуть, — он вздыхает, перекатываясь на кровати, — Прошу тебя ничего не говорить им, ладно? — Пообещай что это не займёт много времени, Бу. — Конечно нет, но я провёл в дороге почти десять лет, думаю я, заслуживаю небольшой отпуск, — Луи закусывает губу, набираясь смелости, — Что Гарри спрашивал? — он старается говорить будничным голосом. — Я думаю он был в панике, пытался на своём ломаном французском спросить где ты, — грустно улыбается женщина, — Я сказала, что ты хочешь побыть один и ему не стоит волноваться, но это же Гарри, — она делает паузу, — Он всегда будет переживать о тебе. — Мама, не стоит начинать эту тему. — шипит мужчина. — Но почему, Лу? У вас же все было так прекрасно, я знаю, что вы до сих пор любите друг друга, упираетесь как два барана, но, Луи, годы идут, вы стареете. — У него есть невеста, если ты забыла, — он резко садится, — Я не хочу об этом говорить, я просто прошу тебя не говорить ничего парням. — Хорошо, — вздыхает она, — Я надеюсь ты когда-нибудь найдёшь кого-нибудь, кто сделает тебя счастливым, Бу. Неважно Гарри это или нет. Луи отключает свой телефон, потому что он больше не хочет говорить с мамой, конечно он любит ее, но выслушивать разговоры о Гарри у него больше нет сил. Он слишком долго решался на этот побег, чтобы вспоминать призраков своего прошлого. Он доживет свои дни, здесь, в своём собственном уголке рая на земле, и Луи усмехается от этой мысли, потому что когда-то таким раем был дом Гарри. У него по венам циркулирует галактика, а на щеках россыпь звёзд, пляшущие под солнцем и он боится, что эти звёзды когда-нибудь потухнут. Может быть, они потухнут так же как глаза Гарри, которые раньше светились добром и радостью, озаряя вселенную. Может быть Гарри нашёл кого-то кто может снова зажечь тот огонь, который так давно потушил Луи? Жаркое летнее солнце стучится в окно, а лучи освещают столик с открытым дневником Луи. Может быть, когда-нибудь, он сожжёт его, может подарит Гарри, но скорее всего сожжёт, он не хочет чтобы у Стайлса было ещё какое-то напоминание о нем, открыток и так достаточно, чтобы поддерживать представление друзей о том, где он. «Токио! Всегда мое любимое место» Луи смотрит на открытку с фотографией одной из центральных улиц Токио и расписывается, он отправит ее Зейну. Боже, наверное он сходит с ума, странно что его все ещё нет на пороге дома Луи во Франции, выбивающий дверь и выпытывающий у мамы шатена, где мог бы быть парень. Луи уверен, что Зейн просто знает его и понимает, что французу нужно время, ему нужна изоляция, ведь Гарри, кажется, женится. ~~~Мадрид, Испания, три месяца назад, 18:23.
— Мы с Камиль решили сыграть свадьбу летом, — говорит в один день Гарри, отпивая вино из дорогого, обрамлённого золотом, бокала, — Она устала ждать. — Черт, поздравляю, приятель, — радуется Лиам обнимая его, — Надеюсь мы с Софией приглашены? — он играет бровями. — Ты уже сказал Луи? — резко спрашивает Зейн вставая с дивана. — Зейн, хватит разыгрывать драму, они расстались очень давно. — шипит Лиам. — Какая драма? , — Луи потирает глаза и заходит в гримерку, на нем большой тёплый свитер и спортивные штаны, волосы как обычно в беспорядке, ему стоит перестать так много прыгать на сцене, — Что вы замолчали? — его глаза красные, видимо он даже не ложился сегодня спать. — Я думаю вам стоит поговорить, — шепчет Зейн и кивает Лиаму, а потом серьезно смотрит Луи в глаза, — Я зайду к тебе в номер потом, да? — Луи кивает, и парни уходят. Гарри встает с дивана и расхаживает по комнате, в то время как Луи садится и блаженно прикрывает глаза, он устал после концерта, все тело болит, а кости еле удерживают тело. Стайлс как заведённый ходит кругами, на нем кожаные брюки и такой же пиджак накинутый на голую грудь, он, так и не переоделся после выступления. — У меня болит голова от твоего хождения, — стонет шатен, — Что происходит? — Я, — он смотрит как Луи сидит с закрытыми глазами, такой крошечный и умиротворенный, — Я женюсь летом, Луи. — глаза Томлинсона мгновенно распахиваются. — Кажется, она все же, та самая, да? — усмехается он, смотря Гарри в глаза. — Мне хорошо с ней. — пожимает плечами мужчина. — Я счастлив за тебя, Гарри. Ты заслуживаешь этого, она кажется милой. — Я не могу ждать тебя вечность, — он садится на столик напротив Луи, цепочки на его шее переливаются, — Я хочу попробовать, Луи, может быть с ней я буду счастлив. — Тебе не нужно ждать, милый, — он приближается и мягко проводит по щеке Гарри, — Тебе не нужно ждать, потому что я не приду, — он убирает руку, — Гарри, у тебя наконец-то будут дети о которых ты так мечтал, разве это не прекрасно? — Я мечтал об этом не с ней, — голос обрывается и Гарри встает со столика, роясь в гардеробной, стоя спиной к Луи, — Ты приглашён в любом случае, если хочешь прийти. Для тебя это ничего не значило, так что думаю ты не будешь против, — его руки дрожат и Луи встает с дивана. — Конечно я приду, Гарри. Даже если мы расстались, ты все ещё мой самый близкий человек, я никогда бы не пропустил твою свадьбу. — Да, прекрасно, выйди, пожалуйста, я хотел бы переодеться. Номер Луи разгромлен, тарелки летят в стены, а дорогая плазма была разбита метким ударом телефона в неё. Перья из подушек летят по комнате, и Луи находит себя сидящим на полу вокруг этого хаоса, плачущим и обнимающим себя. — Что же ты наделал, Луи? — шепчет он сам себе, хватаясь за волосы. Ему уже не восемнадцать, медный загар давно сошёл с кожи, а волосы раньше отдававшие мёдом, седеют. Луи стареет. Он чувствует это в своих костях, чувствует на обследовании у врачей, чувствует внутри себя, как его маленькая галактика, раньше озарявшая все вокруг потухает, а звезды падают с треском и разбиваются. Он стареет. Он стареет, но ничего не происходит, люди вокруг приходят и уходят, меняются страны и стадионы, парни растут и заводят свои семьи, становятся родителями, а Луи стоит все там же. Один, в окружении своих пляшущих демонов, никакого развития, никакого прогресса, жизнь словно остановилась для него, будто и не было этих десяти лет, будто и не было всей этой любви, боли и разочарования. Луи застыл во времени, смотря как эпохи сменяют друг друга, как проходят года, а он все там же, как и в детстве, прячется за ширмой, и только одним глазком подглядывая за зрителями, боясь выйти на сцену и жить. Теперь он вырос и сидит в зале один, смотря непрекращающееся представление марионеток в карточном домике. — Все станет лучше, Лу, — говорит ему Зейн в ту ночь, крепко держа за руку, — Ты забудешь его. Они засыпают на одной кровати в номере Луи, держась за руки и иногда вытирая слезы друг друга, потому что взросление не принесло им осознания того, что делать с разбитыми сердцами. Может быть взрослые это просто высокие дети? ~~~ — Что ты здесь забыл? Гарри стоит на пороге, с широченной улыбкой на лице и с букетом нарциссов в руках. На нем тёплое пальто до колен и кашемировый свитер, и Луи думает, что этот свитер, вероятно, стоит дороже, чем вся его одежда вместе взятая. — Пришёл заниматься! , — воодушевленно говорит он, — Это тебе, — он смущённо протягивает букет и отводит взгляд в пол, — Я подумал они могут тебе понравится, ты не кажешься любителем роз. — Гарри, сейчас десять часов утра, — Луи глупо пялится на букет и закусывает губу чтобы не улыбнуться, — Я не буду заниматься с тобой, мы уже говорили об этом. — Пожалуйста, Луи, — взмаливается Гарри, смотря на шатена щенячьими глазами, — Мне правда больше никто не может помочь. Луи долго смотрит на него, оттягивая вниз свою старую футболку. Он чувствует себя неловко в пижаме, когда Гарри стоит прямо перед ним, одетый и пахнущий как древнегреческий бог, наверное, он сходит с ума. — Ладно, — кивает он медленно, — Боже, ладно, проходи. — он отходит от дверного проема позволяя парню пройти. — Спасибо, Вишенка! Я быстро учусь, так что долго надоедать не буду. — он снимает свои ботинки и аккуратно ставит их у порога, а потом снимая пальто глупо пялится на Луи. — Давай, я повешу в шкаф, — он забирает у парня пальто и открывает шкаф, хватая вешалку, — Хватит меня так называть, иначе вылетишь из комнаты и я скажу вахтёру больше тебя не впускать. — У тебя мило. — Гарри оглядывает крохотную комнатку. Комната Луи пахла гортензиями, которые стояли на подоконниках и недопитыми кружками чая. На стенах висели гирлянды, видимо ещё с нового года, а кровать была заправлена махровым одеялом цвета первой сирени. Гарри улыбается, он думает, что эта комната такая, какой Луи и есть внутри, глубоко за этими слоями саркастических шуток и закатанных глаз, может быть Луи это нежные растения и пастельные оттенки, а может он это плавающие в остывшей воде чаинки о которых все забыли, кто знает. — Зачем ты принёс цветы? — Сегодня первый день весны, — пожимает плечами Гарри, — И они напоминают мне тебя. — Нарциссы? , — хмурится Луи, — Приму это как личное оскорбление. — Нарциссы не всем раскрываются, — говорит Гарри смотря прямо в заинтересованные глаза напротив, — За ними сложно ухаживать, но это стоит того, когда они расцветают. — Ладно, — тянет шатен, прижимая цветы ближе к груди, — Пока этот разговор не зашел слишком далеко, может хочешь чаю? — Я не любитель чая, — Гарри раскладывает несколько книг на столе и садится в кресло. — Что? Разве вы, британцы, не постоянно его пьёте? — А французы постоянно едят улиток? — Справедливо, Кудрявый. 1:1, — Луи наливает воду в маленькую вазу и аккуратно опускает в неё цветы, — Хорошие цветы, мне нравится. — шепчет он. — С первым днем весны, Лу. — улыбается парень. — С первым днём весны. Они проводят вместе весь день, обсуждают произведения утверждённые преподавателем зарубежной литературы и Луи каждый раз удивляется, когда Гарри вытягивает из себя какое-то глубокое высказывание о какой-либо книге. А ещё Луи узнает, что мама Гарри постоянно таскала его в детстве в их сад и рассказывала о цветах, узнал что глаза мамы Гарри тоже хризолитового цвета и что у них есть кошка со смешным пятнышком на лбу, оказывается ее зовут Пинки, потому что в детстве Гарри покрасил ее белоснежную шерстку розовыми мелками. И Луи смеется, смеётся так сильно, что вокруг глаз появляются маленькие морщинки, а живот болит, эндорфин в организме Луи, кажется, зашкаливает, но он не обращает на это внимания, только слушает нелепые рассказы из детства и неверные трактования книг из-за чего голубые глаза закатываются. — Боже, да он был педофилом, — закатывает глаза Гарри, — Он никогда не любил ее. — Конечно он любил её, — хмурится Луи, — Он даже нашёл ее спустя столько лет. — Да, потому что понял, что сломал жизнь Лолите и даже тогда, он умолял ее уехать с ним. — Разве это не любовь? Хотеть быть с кем-то? — искренне спрашивает Луи. — Он растлил ее, Луи, это не любовь. Он бы в любом случае потерял к ней интерес через год или два, потому что дети имеют свойство расти, а ему это не нравилось. — Думаешь он любил её только потому что она была молодой? — шепчет шатен. — Ребёнком, не молодой, но да, он «любил» её только потому что она была ребёнком. — Но она же не была как другие двенадцатилетние девочки, она была разумной. — Ты кажешься очень заинтересованным этой книгой, — неожиданно хмурится Гарри, прекращая писать и Луи мгновенно напрягается, — Какими бы здравомыслящими не были дети, они все ещё остаются детьми, Луи. Это вина Гумперта, не Лолиты. — Черт, уже три, — неожиданно вскакивает Луи, — Мне скоро на репетицию, так что, — не заканчивает он, надеясь на понимание Гарри. — Да, конечно, — он начинает собирать книги в рюкзак, — Давай подвезу, мне все равно по дороге. — Нет, нет, — отмахивается Луи, — Мне ещё нужно в душ и погладить костюм, — нервно хихикает он. — Луи, — хмурится парень, в глазах переливается тревога, — Все хорошо? — Да, я просто не выспался, незапланированные дела, знаешь. — усмехается он. И Гарри снова уходит, оставляя Луи одного тонуть в запахе хвои и потерянного дома, и шатен снова находит себя у зеркала разглядывая каждую морщинку на лице, которых раньше не было, оттягивая кожу и хныча, ведь: «Дети имеют свойство расти и это никому не нравится»