В шаге от истины

Мефистофель: Ты ж мне черкни расписку долговую, Чтоб мне не сомневаться в платеже. И. В. Гете. Фауст

      С посещения беса Мракобеса прошел уже без малого месяц, а душа у Виктора Палыча всё ещё не на месте. То, кажется, отвлечешься, погрузишься в работу с головой так, что и самого себя забудешь. Уф, хорошо, отвяжутся вопросы, не приходят больше. Но только наступит свободная минута, как становится тоскливо и грустно. Снова разум самовольно лезет в самые неизученные дебри и спотыкается о неизвестность.       Хоть к Мракобесу обращайся. Он-то побольше о мироустройстве знает. Не всё, но что-то.       Профессор вздрагивает и машет рукой, пытаясь отогнать от себя саму идею этого опасного предприятия.       Вот ещё этого беса-искусителя ему недоставало! Опять придет, рассядется, будет выманивать, чего хочется одинокому профессору, и, чего доброго, выудит из его души такое низкое и подленькое желание, что прямо на месте от стыда сгоришь.       А с другой стороны… С Мракобесом хоть о чем-то можно поболтать. Несмотря на то что он беспринципный подлец. Главное — задеть самую натянутую струну его чертячьего сердца: заговорить об отделе БесКультурья. Уж он начнет тогда желчь изливать, по всем проедется, от Мефистофеля до молодых бесов-специалистов, которых, по мнению Мракобеса, надо варить в котле вместе с грешниками в наказание за их преступную дремучесть…       Решено. Вызываем Мракобеса.

***

      — Слушайте, Виктор Палыч, вы что-то провернуть хотите, похоже, — улыбается Мракобес и хитро подмигивает. — Уже второй раз к нам сигнал поступает, что вы в ночные часы латинские тексты читаете. Да ещё и вслух. Совпадение? Не думаю.       — Просто хотел с вами поболтать. Порасспросить, как и что в отделе БесКультурья, — отзывается профессор, протирая стекла очков.       — Ох, и не спрашивайте! — вздыхает Мракобес и берется за голову. — Чем дальше, тем хуже. Отдел начинает оправдывать своё незавидное название. Вы представьте, только представьте, у нас половина новых сотрудников не знает латыни! Каково?       — Как так — не знает? Как же они работают? — изумляется Звенигородцев-Фаустовский.       — Так они программами-переводчиками пользуются. У грешников понабрались: смартфоны, Wi-Fi, Google. У нас в преисподней Интернет провели.       — Интернет?! Да у вас там не так уж и плохо.       Лицо Мракобеса расплывается в коварной улыбке.       — Хотя мне как бесу не положено говорить эту фразу, но всё же прибегну к ней. Не обольщайтесь, профессор, не обольщайтесь. Не зря же мы обитаем в Аду. У нас и Интернет соответствующий: страницы целую вечность прогружаются, да и окошки про всяческие ошибки вылезают довольно часто. Искать что-то в нашем Хеллнете — самая страшная пытка для недавно прибывших грешников. Но не об этом. В конце концов, жили мы раньше как-то и без Хеллнета, а вот как без ума проживём — никто не знает.       — Ну, тут я бы с вами поспорил, Мракобес. Интеллект — вещь важная, но без надежды он мало на что способен.       — Надежда? В Аду? На что, осмелюсь спросить?       — На лучшее, — невозмутимо откликается профессор.       — Вот умный вроде бы человек, а такую чушь, извините, порете, — фыркает Мракобес. — Не на что нам надеяться, не на что. Вечные муки, и точка.       — А если взять да и… попробовать всё исправить? Знаете, как в одной песне поётся: «Ведь Рай, только Рай — спасение для Ада»?       — Ишь, куда метнули. Вас бы к нашей молодёжи отправить: эти желторотые чертята уже несколько лет пытаются выстроить Рай на треснувшем фундаменте Ада. Мы их прозвали «рогатыми блаженными».       — Вот как? То есть у вас даже есть черти, которые за разрушение преисподней? — В глазах профессора вспыхивает огонек.       — А как же? — удивляется Мракобес. — Вы думаете, нам в Аду медом намазано? Нет, есть, конечно, идейные черти, особенно из пожилых, тех, которые и свержение с Небес на собственных ребрах испытали. Их ничем не проймешь, характер железный. Но молодежи вся эта канитель со строгим разграничением Ада и Рая совсем осточертела. Хочется как-то иначе жизнь устроить. Хотя, когда спрашиваешь, что можно создать взамен существующего порядка, они путаются и страшно конфузятся. Хочется им лучшего, а что такое это самое лучшее, они и не знают.       — Ну, это естественно. Разрушить — не строить, — с пониманием кивает профессор.       — Вот-вот, — внушительно произносит Мракобес. — Чтобы что-то хорошо построить, нужна голова на плечах, а её как раз таки нет.       Тут профессор пытается возразить:       — Если ваши «рогатые блаженные» собираются пересмотреть мироустройство, то они не такие уж и безголо…       — Да ну нет, не думаю. Рога даю на отсечение, что они круглые дураки. — Но, видя, что Виктор Палыч собирается вновь выступать в защиту «рогатых блаженных», Мракобес решает сменить пластинку: — Давайте-ка лучше обсудим, что вам нужно.       — Да особенно ничего, честно сказать. Вот, поболтать захотелось, поэтому и позвал, — виновато откликается профессор, старательно опуская глаза.       Это движение не ускользает от наблюдательности Мракобеса. Черт противно ухмыляется и щелкает пальцами. В его руках вдруг возникает толстая папка.       — Так-с, сейчас посмотрим, что тут у нас. Личное дело души Виктора Павловича Звенигородцева-Фаустовского, — произносит бес, раскрывая папочку, и начинает просматривать её содержимое. — Ага-ага, понял… Где тут у нас темные мысли и грехи? Вот они… Осуществленные… Хм, маловато! Неосуществленные… О-го-го! — Мракобес чуть не роняет папку. — Да у нас тут работы непочатый край. Что же вы молчали, дражайший, сколько у вас всякой гадости за душой?       — Потому что хочу остаться честным человеком, — вздрагивая, бормочет Виктор Палыч.       — Ну-ну, с таким багажом вы на него всё равно не тянете, — фыркает Мракобес. — А я-то, дурак, думал, что почти святого обнаружил. Ан нет никакой святости, стоит только в чужих мыслях поглубже покопаться.       — Только не надо меня искушать, — просительно произносит профессор. — Пожалуйста.       Мракобес хмыкает:       — Как это не искушать? Это моя прямая обязанность… на данный момент.       — Может, ну её, эту обязанность? Поговорим лучше об отделе БесКультурья.       — Ох, и не вспоминайте! — вздыхает черт, откидываясь на спинку стула. — Ведь эти молодчики неделю назад…       Стрелка стенных часов дробит незримое течение времени на секунды, минуты, часы. Мракобес готов жаловаться на работников своего отдела и на Ад до бесконечности. Да только ночь не растянешь так надолго, поэтому черту наконец приходится откланяться, пока не пропел петух.       При прощании Мракобес всё-таки не удерживается и спрашивает Виктора Палыча:       — А как всё-таки с неосуществленными темными мыслишками быть, не подумали? Может, контрактик?       На мгновение профессор застывает. Мракобес напряженно вглядывается в его уставшее лицо и готовится наколдовать договор, стоит только человеку хоть слабо кивнуть, поддавшись искушению.       — Нет, — твердо отвечает Виктор Палыч, — не надо мне никаких «контрактиков».       — Ну, как знаете, как знаете, — пожимает остренькими плечами Мракобес. — Если что, зовите, не стесняйтесь.       Виктор Палыч делает неопределенное движение головой.       Когда черт черным осколком врастает в тьму угла, в комнате становится не по-доброму тихо.       Профессор смотрит на призрачно горящую лампу. Сегодня она что-то совсем неровно светит: то на миг погаснет, то вспыхнет, выхватывая из темноты лежащие на столе чистые листы.