Неравный брак

Куда бы ты ни поспешал, Хоть на любовное свиданье, Какое б в сердце ни питал Ты сокровенное мечтанье, — Но, встретясь с ней, смущенный, ты Вдруг остановишься невольно, Благоговея богомольно Перед святыней красоты. /А. С. Пушкин/

*** В очередной раз отказавшись от ужина, Анна закуталась в легкую шаль и, озираясь, миновала переднюю. Вышла на крыльцо… Медленно и глубоко вздохнула полной грудью. Как отрадно! Пахло сиренью и дождем. Вымощенная возле крыльца дорожка освещалась фонарями, и блики света падали на мокрый булыжник и на нежную листву кустарников. Молодой конюх Семен, высокий и худощавый, робея перед Аниной красотой, несмело приблизился к девушке и все же обратился к ней: — П-простите, барышня, — выдавил он из себя, — нынче прохладно, м-м-мокро, а вы в таких туфельках, в легком платье… Куда же вы? — Не волнуйся, Семен, — задорно ответила Анна. Ее позабавила робость юноши: неужели ее, Анну Платонову, можно столь сильно смущаться? — Я вышла прогуляться до беседки. Со мною все будет в порядке. Девушка, мило улыбнувшись, обошла слугу, преградившего ей путь, подобрала юбки и осторожно спустилась по ступенькам крыльца. На последней ступеньке Анна глянула себе под ноги и вскрикнула: ей на туфлю уселась толстая лягушка! Девушка резко дернула ногою, отчего лягушка отпрыгнула в сторону. Красавица попятилась назад, наткнулась на выступ лестницы и непременно упала бы, если бы ее не подхватил Семен. — Прошу вас… Осторожнее, — прошептал он, невольно сжимая ее в объятиях. — Вы так боитесь лягушек? — Да, боюсь… Благодарю. Анна виновато потупилась, высвободилась из рук конюха, сделала несколько шагов вперед и пробежалась до белой резной беседки, что располагалась у тропинки, ведущей в сад. Туфельки она все же немного намочила, да и подол длинных юбок местами впитал влагу. У входа в беседку она обернулась. Юноша по-прежнему глядел ей вслед. Анна уже подняла было руку, чтобы игриво помахать ему, но сдержала свой порыв. Как-то не солидно ей, будущей барыне… Девушка никогда всерьез не задумывалась, какое ошеломляющее впечатление ее нежная утонченная красота производила на мужчин. Она была теперь так счастлива, что ей хотелось, чтобы все вокруг тоже радовались… «Надо бы сделать что-то хорошее для этого милого юноши, — решила Платонова. — Но что? Я позже поговорю об этом с Владимиром.» Анна прошла в беседку и, расправив юбки, присела на скамью. Поздний майский вечер навевал тревогу, тем более, что она узнала от слуг о пожаре в Зимнем и об отставке Корфа… Слуги всегда все узнают первыми… Самое главное, что Владимир жив и здоров. Но неужели он все же сделал это? Подал в отставку! Из-за нее? Бывшей крепостной? Уходя сегодня на службу и страшно торопясь, он еще раз признался ей в любви и сделал предложение… Как же хорошо было с ним прошлой ночью… Анна никогда не думала, что близость с мужчиной столь волнительна и прекрасна… Будучи крепостной, она прочла тайком несколько французских романов в библиотеке старого барона, иногда слышала, как шептались между собой о мужиках и господах другие крепостные девицы в поместье… У нее сложилось весьма туманное представление о близости между мужчиной и женщиной, и, понимая, что старый барон готовит ее в актрисы, полагала, что скоро ублажение мужчин станет ее обязанностью и рутиной. Но Иван Иванович перед смертью вдруг резко передумал и решил весьма своеобразно позаботиться о судьбе своей крепостной: обеспечить воспитанницу вольной и выдать ее замуж за Андрея Платоновича Забалуева. Руки Владимира… такие сильные и одновременно очень ласковые… В каждом прикосновении мужчины к ней чувствовалась любовь и забота, страсть и нежность… Им предстоит пройти вместе долгий жизненный путь, и впереди немало трепетных ночей, наполненных любовью, и светлых счастливых дней… Вот только жаль, что Владимиру придется оставить службу… Но она не сможет сказать ему «нет». Просто не в силах… Это — судьба! Девушка подняла голову и всмотрелась в россыпь звезд на темном небе… Размечталась, как они с Владимиром в храме дадут друг другу клятвы верности, а после венчания отправятся в путешествие по России, поскольку за границу Анне не хотелось. А позднее они навсегда распрощаются с Петербургом и уедут, возможно, на юг, приобретут там особняк возле моря… Она родит ему кучу маленьких детишек и… Ее сладкие мечты были прерваны цокотом конских копыт возле крыльца и до боли знакомым голосом: — Семен! Держи! Анна обернулась и встала со скамьи: сквозь прутья беседки она разглядела, как Владимир спешился и передал юноше поводья. — Ваше благородие… там, в беседке… барышня, — выдал Анну конюх. — Как бы не замерзла она! Ночка-то холодная… — Какая барышня? Анна Петровна? Звук приближающихся четких мужских шагов заставил девушку затрепетать. У входа в беседку Владимир остановился и молча смотрел на Анну. При мягком свете фонаря ее лицо казалось невозможно милым, а чуть растрепавшиеся локоны придавали девушке особое очарование. — Отчего вы здесь? Решили прогуляться перед сном? Подышать свежим воздухом? — мягко спросил Корф, подходя к Анне почти вплотную, но не касаясь ее. — Вы… вы… — Анна чуть ли не впервые в жизни задыхалась от волнения и не могла подобрать слов. Владимир вернулся так внезапно и так стремительно приблизился, что она не успела морально подготовиться. К тому же, от него ощутимо пахло дымом, и перед Анной предстали картины страшного пожара. Владимир с улыбкой наблюдал за ее эмоциями, а его поднятая правая бровь придала его лицу насмешливое выражение. — Я, я, Анечка, — вкрадчиво произнес он. — Ты, кажется, замерзла? — Нет… Вы не пострадали при пожаре? — наконец, выдавила она. — Понимаю: новости разносятся моментально… Да, Анна. Я участвовал в эвакуации дворцового имущества, но не пострадал. Корф взял Анины ледяные ладони в свои, поднес их к губам, и принялся часто целовать тонкие пальцы и согревать их дыханием. Затем предложил присесть на скамью, укрыв девушку мундиром. В полумраке беседки Анне и Владимиру были заметны лишь очертания силуэтов, но глаза их, устремленные друг на друга, мерцали, подобно звездам. — Почему вы так смотрите на меня? — шепотом спросила Анна. Корф отвел взгляд, помолчал немного. Воздух наполнила звенящая тишина. — После того, что произошло сегодня ночью, я стал любить тебя сильнее, чем прежде, более… даже не знаю, как это точнее выразить… Более возвышеннее… совершеннее… полнее… — Корф умолк. Эмоции захлестнули его. Воспоминание об испытанных минувшей ночью наслаждениях было ещё очень живо в нем. — Только став с тобою единым целым, я прочувствовал, как ты любишь меня… Голос Владимира дрогнул, а Анна ощутила, как вспыхнули жгучим пламенем ее щечки, и волна непреодолимой нежности наполнила ее всю. Хорошо, что в углу беседки свет фонаря не падает ей на лицо. Она хотела сказать, что ощутила во время их близости то же самое, но смущение и слезы сдавили ей горло. — Да, я люблю… люблю тебя, — смогла лишь прошептать она. Владимир обнял ее за талию. — Я знаю… Я чувствовал, — поправился барон: нельзя же выдавать тайну госпожи Зотовой. А Анины стихи он хранит теперь в сейфе вместе с документами, как драгоценность и неоспоримое доказательство ее любви. — Я ведь давно любил тебя, Анна, но принимал любовь, это сильное, неподвластное разуму чувство, за ненависть. Я ревновал тебя к отцу, а отца — к тебе, но не только… Я злился оттого, что мои противоречивые, но, несомненно, сильные чувства к тебе мешают мне полноценно и спокойно жить, выматывают… И, тем не менее, меня все время тянуло в поместье, чтобы только взглянуть на тебя, что-то узнать о тебе, услышать твой голос… И так продолжалось долгие годы… Моя внутренняя борьба с самим собою измучила меня… Ты жила-жила в нашем поместье, и я думал, так будет всегда… Но как только я узнал, что мой отец хочет отдать тебя за Забалуева, в моей душе многое прояснилось, я понял, что люблю… и теряю тебя. Воспоминания об ужасном старом Забалуеве заставили Анну крепко обнять Владимира за шею и тесно прижаться к нему. Как бы она сейчас жила с чужим, неприятным ей стариком, если бы не помощь Владимира и Михаила? Аня содрогнулась от ужаса, а Корф решил, что ей холодно и хотел было усадить ее к себе на колени, чтобы согреть, но она тут же соскочила с его ног и вновь опустилась на скамью. — Прости… Нас могут увидеть, мне неловко, — тихо сказала девушка, пытаясь объяснить свое поведение. — Нет-нет, благодаря твоему мундиру мне уже не холодно, а домой пока не хочется. Расскажи о пожаре в Зимнем, — осторожно начала Анна. — Как все произошло? А офицер… Александр Иванов… погиб? — Да, Аня, он погиб… Это был необыкновенный человек. — Владимир поведал ей историю про самоотверженного бывшего крепостного, пробившегося в офицеры и выкупившего свою семью у помещика. — Вы с Александром были дружны? — Я бы так не сказал… Но мы всегда относились к друг другу с уважением. Я раньше не знал его историю, а как узнал… это было около года назад… она тронула меня, и я сразу затосковал о тебе… На следующий же день помчался в поместье, а ты тогда болела, и увидеть тебя я сразу не смог. Хотел тебе что-то подарить, передать, купил золотую цепочку, но так и не осмелился вручить тебе и… порвал ее. С досады! — Как порвал?! Зачем? Мог бы передарить кому-то… Ох, Владимир! А ты знаешь: я хорошо помню этот день, — кивнула Анна. — Варвара пришла ко мне со снадобьем и сказала, что молодой барин нынче странный какой-то: на кухне все сидит, сам не свой с цепью в руках: то как вскочит внезапно, то снова сядет. — Да-а-а, Варвара все глядела, глядела на меня в упор: что, мол, стряслось-то? Ну что, что? Анна мягко улыбнулась, но вскоре вновь стала серьезной, печальной. — Господи, как же это страшно… пожар. Как он произошел? Отчего? Почему не смогли его вовремя предотвратить? — Вечером, часов в семь пополудни, огонь появился в одной из дымовых труб и быстро перекинулся на деревянные конструкции Зимнего. Уже через полчаса в залы дворца повалил густой дым, а затем начали гореть потолочные перекрытия. Немедленно вызвали гвардейские полки — всего в горящем дворце собралось около 20 тысяч солдат. Вначале дали команду быстро сделать на чердаке кирпичную стену, чтобы не дать огню распространяться дальше, но выполнить этот приказ было уже невозможно из-за сильного задымления. Тогда все силы бросили на то, чтобы не дать огню распространиться в соседние здания Эрмитажа: переходы быстро заложили кирпичом, следили, чтобы на крыши не попали горящие обломки. Солдаты стали выносить из дворца вещи — документы государственных архивов, картины, мебель, скульптуры, люстры, часы, в общем, все, что только можно было унести. Дворцовые ценности складывали прямо на площади, вокруг Александровской колонны, на мостовую между Зимним дворцом и Адмиралтейством. Уже через несколько часов вся площадь превратилась в большой склад самых разных вещей. Поздний вечер, но толпы людей не расходились. На глазах у всех прекрасный Зимний дворец полыхал, как костер… Так и погиб Александр Иванов: забыв о себе, он до последнего спасал дворцовое имущество и задохнулся в едком дыму. Некоторое время Анна и Владимир сидели, выпрямившись, и скорбно молчали. Он держал ее за руку и рассеянно водил большим пальцем по внутренней стороне ее ладони. Вспоминал, как в одном из помещений на него самого едва не обрушилось что-то тяжелое и горящее: он вовремя успел отскочить. — А как прошла встреча с иностранной делегацией? Корф пожал плечами. — Как обычно. Торжественно. С утра все было спокойно, никаких предвестников беды… Я совершал наряд почетного караула при выходах в Высочайшем присутствии. Нес знамя заместо заболевшего знаменщика… Его Величество все еще в Москве. А нынче на встрече с иностранной делегацией присутствовали лишь Цесаревич, принцесса Мария и Императрица. Александр Николаевич молодец: справился в отсутствие Отца. — Ах, да, я забыла вам рассказать… Только не гневайтесь. — И Анна поведала Владимиру о своей удивительной встрече с Принцессой в кондитерской. Корф молча слушал, улыбаясь, и старательно изображал удивление: — Неужели? Я рад за вас! Да-а-а, это чудесно, что вы так запросто сошлись с Принцессой! — Да… Я поначалу не знала, кто она. Думала, это просто заплутавшая по Петербургу иностранка… Мне стало жаль ее, и я решила ей помочь. — О, как же вы наивны, Анна… Так и до беды недалеко. Ну ничего… Теперь я рядом, и шанс попасть в какие-либо передряги у вас минимальный. Оба немного помолчали. — Вы — рядом, — прошептала Анна, глядя Владимиру в глаза, — и это лучшее, что может быть. Она легонько провела рукой по его щеке, подбородку. Он затаил дыхание и смущенно улыбнулся. — Хотела бы я хоть разок поглядеть на вас во Дворце, при исполнении вами обязанностей. — Вряд ли увидишь, Анна, служить осталось менее месяца. Я подал в отставку. — Вы все-таки сделали это… Владимир, а вы… не пожалеете? — Анна внутренне сжалась. Корф на мгновение замешкался, поправил на девушке свой китель и приобнял ее за плечи. — Не стану лукавить… Мне нелегко далось это решение… Но… я люблю тебя, — он решил не говорить ей о том, что именно прошлая ночь подтолкнула его к окончательному выбору. Правда не всегда полезна… Как и не мог признаться, что узнал от Лидии Ивановны о ее чувствах: а ведь это была вторая причина, повлиявшая на его решение. — Теряя близких друзей, сослуживцев, особенно понимаешь, Анна, как хрупка и бесценна наша жизнь, как глупо и бессмысленно мы порою ее проводим… Гонимся за почестями, званиями, дорожим общественным мнением… А все это ничто, мишура, суета… Стремимся выслужиться, а меж тем можем потерять самое дорогое: любимого человека. Или его любовь, доверие… Корф, говоря Анне эти слова, старался убедить сам себя в их верности, в правильности своего выбора… Он словно привыкал к мысли, что Государева служба — дело всей его жизни — должна отныне отойти на последний план. — Я не думаю, что ваша служба, Владимир, ваш патриотизм и преданность Государю — всего лишь мишура. Это все чрезвычайно важно для вас, для вашей личности, для вашей души! — Ты права, права, Анна, это очень важно… Но иного выхода у нас нет. Я непременно что-нибудь придумаю, не останусь без дела… Нос у тебя совсем холодный… Все! Пора домой! Несмотря на протесты Анны, Корф подхватил ее на руки и, ловко перепрыгивая через ступеньки, вскоре оказался у дверей. Миновав переднюю, в гостиной столкнулся с госпожой Зотовой. — О времена! О нравы! — в сердцах воскликнула пожилая дама, прижимая ладони к щекам. — Мы скоро обвенчаемся, Лидия Ивановна. Прошу вас, успокойтесь, — тихо попросила Анна, выглянув из-за мужского плеча. — Покойной ночи, Лидия Ивановна. Надеюсь, теперь ваши сны станут приятнее, — невозмутимо пожелал даме Корф, продолжая с Анной на руках подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж. У госпожи Зотовой немного отлегло от сердца, но она продолжала тихо сокрушаться: — Ах, как нехорошо, до свадьбы-то… Что за молодежь? Неужто невтерпеж?! *** Прошла неделя. Николай Павлович со свитою, младшими детьми и прочими представителями Царской Фамилии вернулся в Петербург. Михаила Николаевича ожидал сюрприз: в Аничков Дворец (куда перебралась после пожара в Зимнем Царская Семья) доставили неслыханную диковинную игрушку: макет французской железной дороги с крохотным движущимся по ней поездом. И ребенок, увлёкшись ею, благополучно забыл о своём спасителе. Зато помнил о Владимире Корфе другой Михаил — Михаил Александрович Репнин… *** Самодержец Всероссийский пребывал в глубокой задумчивости после разговора с адъютантом Цесаревича Михаилом Репниным. По словам последнего, поручик Корф (в его-то молодые годы!) решил навсегда расстаться с военной карьерой и сочетаться законным браком с собственной крепостной. Командир Роты уже принял его отставку. «Корф! Мальчишка! Фантазер! Решил подражать графу Шереметьеву, который в прошлом веке учудил нечто подобное и поплатился репутацией. Весь свет отвернулся от него… А Репнин пытался склонить меня к тому, чтобы я позволил Корфу жениться на крепостной и при этом остаться в Золотой Роте. Немыслимо!» По звону колокольчика в царский кабинет вошел подпоручик Сидоров. — Мне нужен поручик Корф! — заявил Государь. *** — Ваше Императорское Величество, — барон остановился в центре кабинета и почтительно склонил голову. — Поручик Корф! Итак, вы решили отказаться от почетного служения в Золотой Роте, от служения Царю и Отечеству ради женитьбы на собственной крепостной? — Император выделил голосом слово «собственной». — Так точно, Ваше Императорское Величество! — все происходило почти как в недавнем чудесном сне. — И вы не пожалеете о своем решении, поручик? — Ежели выбора нет, то не пожалею, Ваше Императорское Величество! Государь поглядел в окно. Вздохнул, довольно шумно выдохнул. — Интересно, интересно… Стало быть, ваша возлюбленная — весьма незаурядная особа… — растягивая слова, произнес Царь. Пальцы его отбивали четкую дробь по поверхности стола. — Ежели я не запамятовал… это она прятала в вашем доме принцессу Марию? — Что вы, Ваше Величество, — забыл про субординацию Корф и поспешил вступиться за Анну. — Моя невеста пыталась помочь принцессе, когда та едва не попала в беду! — Принцесса оплошала, — мирно согласился Николай Павлович, — и нынче к ней приставлена охрана. А вы обязаны вразумить вашу невесту, дабы та впредь была осмотрительнее. — Так точно, Ваше Императорское Величество! — Ну что ж… Вы пока свободны, поручик. *** Десять часов вечера… Владимир, завершая суточные обязанности караульного, обходил залы Аничкова Дворца, расположенные на втором этаже. Через час его сменит поручик Звонов, а он, Корф, вскоре окажется дома в объятиях своей невесты. Мысль об Анне, о ее милом прелестном облике заставляло его сердце сладко замирать, а губы невольно растягивались в улыбке. Меж ними уже все было решено: как только он отслужит во Дворце последний день, и все формальности будут соблюдены, они с Анной вернутся в Двугорское и обвенчаются в маленькой живописной деревушке… Мечты барона прервал мужской голос, раздавшийся за его спиною: — Корф! — Репнин! Друзья тепло улыбнулись друг другу и обнялись. — Решился, значит, друг? — Решился… — Анна того стоит… Но я бы на твоем месте попытался поговорить с Императором о возможности совместить… — Тише! Тише! — оборвал Михаила Владимир. — Об этом не может быть и речи, Репнин!.. Ежели я узнаю, что ты просил за меня — все, считай, у тебя больше нет друга! — Пфф! Твое упрямство, барон, приносит тебе вред… Однако я спешу… Его Высочество ждет. — Репнин не знал, куда глаза девать: Корф-то очень проницателен. — Удачи, Миш! — До скорой встречи! — Софье Петровне от меня низкий поклон… — Непременно! Владимир глядел вслед другу до тех пор, пока тот не скрылся за дверями кабинета Александра Николаевича. *** У барона расстегнулся манжет, и он попытался продеть пуговицу в петлю. Но она оторвалась, звякнула об пол и покатилась в неизвестном направлении. Пуговица та была крупной и золотой, и Корф, нагнувшись, принялся искать ее. — Куда ж она запропастилась? — пробормотал он, наклоняясь еще ниже. — Скучаете, поручик? — весело пропела княжна Натали, одна из фрейлин Ее Величества. Она же — сестра Михаила Репнина. — Не только скучает, но, видимо, он чем-то недоволен, — вторила ей другая фрейлина с редким именем Юлиана. Они с Натали любили подтрунить над Корфом с целью привлечь его внимание. Владимир выпрямился, хмуро поглядел на модниц. — Да, золотую пуговицу потерял, — сказал он просто, игнорируя их игривый тон. Девушки принялись за поиски. Они, изящно изгибаясь, пытались не только отыскать пуговицу, но и продемонстрировать Корфу достоинства своих фигур. Тот закатил глаза. — Ну что вы, Наташа! Не стоит, Юлиана! Благодарю: я справлюсь сам! У вас, кажется, имеются дела поважнее… — Нам совсем нетрудно вам помочь, поручик, — нежно улыбнулась Натали, устремив на Владимира лучистый взор. — И сделаем это с превеликим удовольствием, господин барон! — продолжала кокетничать Юлиана. Корф обреченно вздохнул: до чего ж упрямые девицы! Они заглядывали во все углы, а затем, опустившись на корточки, шарили руками в тех местах, куда не достигал свет. Далась же им его пуговица! Он без их помощи быстрее бы управился… — Нянюшка, пойдем, пойдем в мою комнату, я покажу тебе железную дорогу. Французскую! У нас еще такую не придумали! Она маленькая, но словно настоящая, — услышал Владимир в конце коридора нежный детский голосок и улыбнулся: слава Богу, спасенный им царский сын жив и здоров! Корф вытянулся возле дверей. Миша взял пожилую женщину за руку и потянул к игровой. Заметив замершего у выступа стены барона и, быстро его осмотрев, царственный отрок воскликнул: — Ах, это ты… ты спас меня!!! Я так долго тебя искал! — Мальчик столь внезапно бросился на шею к Владимиру, что тот оторопел и приобнял его. — Что здесь происходит? — раздался совсем рядом грозный голос, который Корф узнал бы из тысячи других. Владимир отпустил мальчика. — ПапА! ПапА! Вот он, мой спаситель! Он вытащил меня из воды, — закричал ребенок и схватил Корфа за руку. Фрейлины склонились перед Государем в глубоком реверансе. — Твой спаситель? — переспросил Император и, окинув присутствующих внимательным взглядом, молча удалился. — Ваша пуговица, Владимир, — Репнина протянула ладонь. — Позвольте мне выразить свое восхищение: спасти сына Государя… это так… благородно! — Наташа, от души благодарю! — тепло и слегка растерянно улыбнулся Корф. *** Государь в одиночестве сидел в полутемном кабинете, в который раз за день крепко задумавшись. Повторно пробежал глазами доклад генерала Брусилова. Тот, расспросив нескольких Гренадер, убедился, что Мишу спас, действительно, поручик Корф. Да… задачка…На одной чаше весов… Молодой барон удачлив, смел, обязанности Гренадера в течение полутора лет исполнял отменно, до этого около двух лет служил на Кавказе, куда попал по собственной инициативе и проявил себя с наилучшей стороны. Имеет награды. При пожаре в Зимнем, рискуя жизнью, спасал дворцовое имущество и архивные документы. Так же, рискуя жизнью, спас из ледяной воды моего сына, возможно, будущего Императора… На другой чаше… Рьяное желание Корфа жениться на собственной крепостной. И его окончательное добровольное решение покончить с военной карьерой из-за невозможности совмещать и то, и другое… «Как прекрасна истинная любовь, как прелестна и трогательна молодость, — подумал Государь, вспомнив свою первую встречу с будущей супругой, с которой ему несказанно повезло. Не всем главам государства выпадало подобное счастье: женитьба по любви. — Не пропадать же талантливым воинам и людям, способным на многое ради будущего страны, готовым положить душу свою во благо Отечества… А посему… Да будет так…» Несколько минут спустя Николай Павлович подписывал Приказ о возвращении поручика Корфа в Роту Дворцовых Гренадер.