Неравный брак

Владимир в это самое время находился в Петербурге и беседовал с представителями Священного Синода, пытаясь выяснить всё о возможности расторжения брака между Платоновой и Забалуевым. (Анне же Корф не сообщил ни о своей поездке, ни о ее цели. Лишь через Варвару передал, что будет отсутствовать до вечера). В Синоде ему священник доходчиво разъяснил, что развод возможен лишь в случае доказанной измены одного из супругов, установленного факта двоеженства или осуждения за особо тяжкие преступления. *** … Барон возвратился в поместье с тяжелым сердцем, вошел опустошенный, мрачный и страшно уставший в гостиную, сбросив с плеч пальто на диванчик, и в бессилии опустился на него, прикрыв глаза. Было около полуночи, спали даже слуги, как вдруг Корф услышал шелест платья и чьи-то шаги… Анна? Он открыл глаза, поднялся. — Добрый вечер, Владимир, а я еще не ужинала, ждала вас. — Анна… Доброй ночи! — Корф постарался придать своему лицу хладнокровное выражение. — Было довольно скучно, — словно оправдываясь, продолжала она, — и я решила сама приготовить ужин. То, что вы любите… Мне Варя помогала, — вернее, я ей… Он, благодарно кивнув без намека на улыбку, прошел в столовую. Анна поспешила за ним. Осмотрев стол, Владимир понял, как его тут ждали: ужин состоял из самых любимых его блюд. Он растрогался, тепло поблагодарил, но тут же снова помрачнел. Придержал стул для Анны и уселся за стол сам. Несколько минут комкал в руках салфетку, исподлобья поглядывая на девушку. — Вам налить? — наконец нарушил он молчание и открыл бутылку вина. Анна отрицательно покачала головой. — У вас что-то случилось? — озабочено спросила девушка, перекладывая вилки и ножи с места на место. Корф, тяжело вздохнув, рассказал Анне о своей поездке. Хотя девушка ни на что уже не надеялась, но само напоминание о Забалуеве привело ее в уныние. Она крепилась из последних сил, но слезы помимо ее воли лились из глаз. Владимир стремительно обошел стол, приблизился к Ане и, положив руки ей на плечи, силился что-то сказать… — Анна, вы сами мне недавно говорили… — прерывающимся шепотом начал он, — говорили, что непоправима лишь смерть… Она мягко отвела его руки и поднялась со стула: — Я ошиблась, Владимир! Такой брак — тоже непоправимо, невозможно! Он хуже смерти… Он обнял ее за талию и осторожно, очень нежно привлек к себе. Долго гладил по волосам, как маленькую, шептал ласковые, ничего не значащие слова. Она почувствовала себя как никогда защищенной в этот момент. Внезапно он стал покрывать легкими поцелуями ее лицо, шею… «Соблазняет, — ощущая себя словно в тумане, думала она, — ну и пусть! Лучше с ним, таким ласковым, нежным, таким… родным, чем с тем…» — Анна на мгновенье зажмурилась, пытаясь окончательно прогнать от себя образ ненавистного мужа. Она крепче обняла Владимира, ища в нем поддержки, утешения, забвения. — Пойдем, Анечка, спать, — тихо сказал он, подхватывая ее на руки. Она спрятала лицо в ткани его сюртука и ничего не ответила. Корф принес Анну в ее спальню, отправив сразу за ширму и велел готовиться ко сну. Девушка послушно переоделась, умылась, и вышла к нему в одной сорочке, замерев посреди комнаты. Она ждала от Владимира каких-либо действий: пусть делает с ней, что желает… Но он по-прежнему стоял к ней спиною, глядя в темное окно и не думал оборачиваться. — Владимир, я… — взволнованно прошептала Анна, сделав шаг ему навстречу. — Анна, ложитесь в кровать, накройтесь… в комнате прохладно, — он продолжал стоять у окна. — Я сейчас затоплю… По звукам поняв, что она его послушалась, Корф, сняв сюртук, направился к камину. Анна, накрывшись одеялом, наблюдала за его действиями, а когда огонь заполыхал, вновь напряглась. Барон затушил все свечи, и теперь лишь горящие дрова тускло освещали комнату. Мужчина опустился в кресло, и пожелав Анне доброй ночи, вполголоса заговорил о прошлом, вспоминая мать, отца, их совместное с Аней счастливое детство. Она очень внимательно, с наслаждением, его слушала… Корф внезапно замолчал. Аня подняла голову и обнаружила, что Владимир спит. Уснул прямо в кресле: голова его чуть откинулась назад, а руки лежали на подлокотниках. Девушка встала, достала плед, укрыла им спящего Корфа, и долго еще, сидя на постели, смотрела на умиротворенное лицо вновь обретенного «брата». А в голове ее прозвучали некогда брошенные им жесткие слова: — Я никогда не был, и никогда не буду твоим братом… …Спустя час Владимир проснулся из-за болезненности в мышцах от неудобной позы, раскрыл глаза и сначала в почти полной темноте не мог понять, где он находится. Разглядев, наконец, при свете затухающего огня спящую Анну, вспомнил все, встал и подошел к ее кровати. Она спала на животе, обнимая подушку. Он поправил на ней одеяло, невольно залюбовавшись стройной ножкой, выглядывающей из-под него. «Какое будущее ждет тебя, Аня? Неужели ты все же будешь принадлежать этому чужому старому неприятному человеку, по прихоти отца ставшего твоим супругом?» Со слов Анны, Владимир догадался, что между нею и Андреем Платоновичем не было близких отношений. Поведение девушки нынешней ночью, совершенно ей несвойственное, вскружило ему голову, и он едва не поддался искушению. Остановило его лишь понимание, что она в отчаянии, и в поисках забвения способна на необдуманные поступки. Корф, склонившись над ложем, ласково коснулся волос девушки. «Быть может, напрасно я лишил ее забвения? Разве не это ей нынче так необходимо?» Но какое-то смутное предчувствие удерживало Владимира от соблазна разбудить красавицу трепетным нежным поцелуем и подарить ей ночь любви… … Дней через пять Анна покинет этот дом, за ней приедет муж и увезет жену в петербургскую квартиру. А он, ее бывший хозяин и несостоявшийся любовник, вернётся в город и приступит вновь к своим дворцовым обязанностям, — отпуск он взял ровно на две недели, чтобы похоронить отца, проследить за деятельностью управляющего и уладить все формальности… — Аня, — прошептал Корф, замирая от нахлынувшей на него нежности. — Я пока не знаю, что я сделаю, но ты будешь… будешь счастлива… Он, резко развернувшись, стремительно покинул девичью спальню, пока еще чувства не взяли верх над его разумом…