Моя

Саске терпеть не может Хинату. Она раздражает его одним своим молчаливым присутствием и жертвенным выражением лица; иррационально напрягает добротой к чужим людям — преступникам — мог бы Учиха рассчитывать на подобное от кого-то, кроме Наруто? В скобках: маловероятно. Однако ничто не выводит из себя Саске сильнее, чем чрезмерное упорство, с коим его вынужденная напарница стремится как можно скорее расплавить себе глаза, почти круглые сутки, используя бьякуган. Хочется выплеснуть поток накопившейся желчи; уверить, что сейчас не война, что такое поведение просто жалко, так как является не большим, чем отчаянной пародией на образ героического Наруто. Но Саске молчит и терпит. Сейчас Хината — его ответственность, знак доверия единственного, кого Учиха может назвать другом. Драгоценность, постоянно подвергающая себя угрозе. Может быть, если бы Наруто не испытывал к ней чувства, всё оказалось бы проще (с чего Саске должен вообще об этом заботиться?). Может быть, если бы сердце не успело немного оттаять (когда, казалось?)… Хьюга… Она носит еду тем, кому Учиха милостиво согласился оставить жизнь, кто при первой же возможности будет готов перерезать ей горло ради собственной никчёмной свободы. Она даже слушает жалостливые и лживые истории о трудной жизни сирот-отступников, будучи полностью изнеможённой от постоянного использования бьякугана. Почти как сделал бы Наруто. Видимо, эти двое — идеальная пара. Узумаки будет болтать без умолку, Хьюга будет ловить безмолвно каждое его слово, и вместе они сделают мир значительно прекраснее и чище. Чистый мир, в котором не найдётся места для таких людей, как Учиха Саске. Впрочем, даже в текущем, реальном и вполне грязном мире для него места не нашлось. Он почти успел возненавидеть Наруто за то, что тот уговорил его взять на миссию Хинату, и Какаши за то, что потакал этому предложению. Сам себе Саске никогда не признается, что, перелистывая досье и без посторонней помощи выбрал бы её кандидатуру по сухим данным. Чёрт, чёрт и ещё раз чёрт. С болтливыми людьми проще, Хината же — тайна за семью печатями — молчит почти всегда, а Саске не привык начинать разговор без весомых причин. Он смотрит на ссутуленную над бумагами фигуру сквозь языки пламени и поверить не может, что это последняя ночь среди череды тех, что пришлось провести не в одиночестве — Учиха то ли чувствует облегчение, то ли обдумывает, поменяется хоть что-то. Загадка скрижали перемещается в отдалённые ячейки памяти, вытесняемая загадкой с фамилией «Хьюга». Её лицо, слегка искажённое светом от костра, такое напряжённое выражение его столь сосредоточенное, что Саске не может даже открыть рот, чтобы задать вопрос, зубы просто сплавляются, а челюсти костенеют, потому получается только со свистом вдохнуть и выдохнуть воздух через нос. Звук этот выходит сверх меры громким, потому Хината вздрагивает, а взгляд её поддетых дымкой глаз останавливается на лице Саске.  — Ну, что, — Учиха с усилием заставляет себя заговорить, буквально отрывая язык от нёба, — Результаты за три дня есть? Ненадолго он задумывается, спрашивал ли об этом вчера или позавчера? Когда происходил последний разговор? Хината, будто вырванная из иной реальности, ещё некоторое время безмолвно и бессмысленно пялится — иначе не назвать — на Саске, а потом качает головой либо в знак отрицания, либо стряхивая с себя туман мыслей.  — Ах, прости, — она снова извиняется, и эта чёртова привычка тоже раздражает. — Не то, чтобы это были результаты, но я кое-что записала из того, что успела обдумать и узнать. Некоторые символы у меня получилось разглядеть, здесь есть зарисовки. Не дожидаясь, но ожидая пригласительного жеста, Саске встаёт и огибает за два широких шага кострище. Сначала он не придаёт значения тому, насколько близко садится рядом с Хинатой, лишь уткнувшись носом в листы, переводя пытливый взгляд с них на девушку, Учиха чувствует, что чужое дыхание долетает до его лица. Жест получается инстинктивный — тела бессознательно и резко отодвигаются друг от друга, отталкиваются, как магниты с одинаковой полярностью. Щёки Хинаты красные (не от ветра ли?), лицо Саске, как он надеется, беспристрастное.  — Я… это… вот, — тонкие девичьи пальцы сжимают листы с чертежами и пометками, — Здесь всё записано, осталось добавить кое-что… Бесцеремонно и показательно холодно Учиха забирает записи, словно никакой неловкости нет ни в этом, ни в предыдущем моменте. Ему очень хочется, чтобы все эти действия выглядели естественными, не оставляя шанса на двусмысленность ситуации. Взгляд скользит по тексту сначала бегло, потом цепляется за какие-то интересные детали, как будто вдумчивое чтение отрежет от реальности абсолютно, но с большим погружением в смысл написанного становится только хуже. От желудка до нёба по горлу поднимается ком, но не от откровений древних знаний и даже не от весьма толковых замечаний в отчётах Хьюга. Просто реальность не хочет отрезаться, реальность хочет реалистичной оценки. Самые худшие ожидания оправдались — Хинату придётся взять в группу изучения артефакта не только из-за сносного резюме, отсутствия дельных экспертов и из-за просьб Наруто, а из-за того, что она действительно хороша в том, что делает. Себе в этом Саске уже признался, осталось самое сложное — признаться в этом Хинате.