Моя

Разговоров между ними нет, только условные знаки: Саске не разговорчив, Хината тоже. Их путь неблизкий, но говорит только ветер в кронах деревьев и сверчки в высокой траве — язык природы красив, с этим не поспорить, впрочем, споров нет и не предвидится. Хината смотрит на Саске украдкой и не знает, что же это за человек: несчастный сирота, беглец, преступник, желавший уничтожить Коноху, герой войны, спаситель мира и просто очень жестокий человек. Как много титулов. Насколько же несчастен Учиха, если сердце его не выдержало и окаменело — или же это просто корка льда? Уже пошли третьи сутки, а в этом молчании Хината всё несёт в себе мысль: есть ли в Саске что-то, за что его можно полюбить? Не восхищаться им, не боготворить его силу, не жаждать обладать, но просто любить. Как человека, мужчину, партнёра и друга. Как делает это Сакура. Не зря же его пытались вернуть. Не зря же Наруто верил в него и их дружбу столь самоотверженно. Не зря же он сам помог спасти мир. Не зря же? Загадка слишком сложная, требующая для решения действий, которые Хината выполнять не собирается — узнавать Саске, кажется, всё равно, что залезть рукой в пчелиный улей; каждое его слово, обращённое даже к другому человеку, жалит. Потому отсутствие разговоров предпочтительно. Конечно, молчание само по себе ценно, как и отсутствие вокруг кого-либо знакомого. Если разговор с Учиха — пытка болью, то молчание с ним же — почти одиночество. Долгожданное одиночество. Интуиция Наруто слишком хороша во всём, что не касается… Хватит об этом. Сидя у костра (после проверки стало понятно, что скрывать своё местоположение незачем — на километры вокруг только лес и дикие звери), Хината отчаянно трясёт головой, пытаясь в очередной раз — миллионный по счёту — отогнать мысли о Наруто. Пальцы до боли сжимают виски, но поток сознания отказывается возвращаться в русло и вот-вот снесёт возведённые за годы плотины. Из мучительного оцепенения Хинату вырывает только звук недовольного цоканья, и девушка поднимает взгляд — Саске смотрит на неё с прежним высокомерным недовольством, это охлаждает. — Если у тебя что-то болит, — первые слова за три дня, — Скажи сразу. Хината от удивления раскрывает рот, но не успевает молвить и слова, как Саске завершает свою мысль: — Балласт мне не нужен. Рот Хинаты захлопывается, она пристально смотрит в глаза Саске, силясь прочитать там хоть что-то — желание скрыть заботу за маской пренебрежения, жалость или презрение — тщетно. — Всё хорошо, Саске-кун. — Справившись с замешательством, Хината находит в себе силы мягко улыбнуться. — Я не стала бы ничего скрывать. На секунду кажется, что пляшущие тени и извивающийся свет от костра играют на лице Саске, отчего оно словно приобретает удивлённое выражение, но Хината моргает, и этот мираж растворяется. Ничего не изменилось. — Пфф, — Саске отворачивается и усмехается, — Ну конечно. Это так странно, такой непривычный звук среди разнообразия оттенков раздражительности и молчания, что теперь Хината совсем теряется. — Что? — не может удержать вопроса она. — Ничего.— Учиха поднимается и перед тем, как заступить в ночной караул, говорит не то с Хинатой, не то с самим собой: — Это последний привал с костром. Следующие два дня едим пилюли. Констатация факта, сухие данные. Вернувшееся безразличие читается как в голосе Саске, так и во всей его фигуре, развёрнутой к Хинате спиной. Тёмный силуэт лижут дрожащие тени, пока он не растворяется среди черноты леса.

***

Бар полнится шумом разговоров и клубами сигаретного дыма. Место, где рабочие и простые шиноби могли отдыхать после трудового дня на стройке или задании — сразу видно, что приезжих здесь полно, что не удивительно, хотя и непривычно. В Конохе всё уже давным-давно непривычно: не только толпы незнакомцев, но и изменившиеся лица тех, кого Саске запомнил, и планировка деревни, что разрушалась уже не раз. Учиха чувствует, что место ему это чуждо, и он чужд этому месту. Взаимное недоверие ощущается даже сквозь лёгкую дымку кумара вокруг. И только Наруто упорно делает вид, что всё прекрасно. Они сидят тут вдвоём битый час и распивают саке. Наруто не пьянеет, потому что больше болтает, чем пьёт, а Саске чаще просто делает вид, на самом деле едва смачивая спиртным губы и пользуясь невнимательностью своего друга. Узумаки называет это «ресоциализацией» (Саске уверен, что этот термин Наруто услышал краем уха и не понял его значения правильно), хотя после того, как обоим исполнилось восемнадцать, подобные сеансы больше походили на бессмысленную трату времени с помощью пьянки. Но это даже к лучшему. По крайней мере, в таких местах можно было точно избежать встреч с Сакурой, хотя пьяный Наруто постоянно утверждал, что для полного возврата в общество Учиха просто обязан проводить время с «компанией» (то есть с теми, с кем дружил сам Наруто), но уговоры оставались пока что без ответа — помимо единственного друга Саске, сумел поддерживать адекватную (в его понимании) связь в Конохе лишь с Какаши. Именно бывший сенсей периодически «становится третьим» и учит Наруто и Саске не понижать градус. Но сейчас его здесь нет, и ученики заказывают после саке пиво. Молодые люди успевают обсудить многое, даже то, зачем Учиха вернулся в деревню и почему собирается покинуть её как можно скорее. Его речь скупа, и на рассказ уходит совсем немного времени, зато долгие двадцать минут после, Узумаки с присущей только ему экспрессией описывает стройку нового детского сада. Саске усмехается как-то неожиданно мягко, подмечая мысленно, что настоящая мечта Наруто давно сбылась и уже совсем необязательно становиться Хокаге. — Слушай, Саске. — Наруто вдруг отворачивается, утыкается носом в пивную кружку. — Есть одна девушка… только не смейся… Хината. — Хината? — Саске честно напрягает память, пытаясь отыскать среди запылившихся воспоминаний хоть одно, связанное с этим именем. — Не знаю такую. — Ну, как же. — Оборачивается и взмахивает руками Наруто так резко, что едва не сносит со стола всю посуду. — Училась с нами! Хьюга! Младшая сестра Неджи, я его ещё… — Неджи помню, — Учиха кивает, — Клан Хьюга тоже. Клан Хьюга сложно не помнить или не знать, но сейчас хмельная голова отказывается работать, а Саске даже не старается больше себя заставить — он не помнит и половину бывших одноклассников, будь они Хьюга, Сарутоби или даже Сенджу. — Ну, Неджи-то умер, может, ты не знаешь. — Наруто виновато смотрит на свои сжатые в кулаки руки. — Много кто умер на войне… И не только. Такие разговоры всегда стоит приберегать для трезвого общения, но заводить получается только в подвыпитом состоянии. Хотя Саске не был готов ни к одному из вариантов, а потому маневрирует, возвращая Наруто к изначальной теме: — Так что с этой Хинатой? Наруто смотрит на Саске и молчит несколько секунд — не менее десяти — словно вспоминая, что с Хинатой и кто это такая, как сам Учиха некоторое время назад. — В общем, я думал, да, я умею думать, — громче, чем следует, заговорил Наруто. — Так вот, думал, что раз ты в поисках шиноби с бьякуганом, то она — отличный вариант! — С чего ты взял? — Саске же, напротив, понизил громкость голоса и говорит тихо. — Ты считай это моей личной просьбой, Саске, а? Она отличная куноичи, прям вообще. И ей можно доверять. Саске щурит глаза, словно смотрит вдаль, а не на Наруто, чьи слова звучат неправдоподобно, пытается заглянуть сквозь синюю радужку глаз в самый мозг. — А если честно? — произносит он ещё тише и почти угрожающе. — Так это и есть честно, чёрт возьми! Ну, ну, как это… Ей развеяться нужно. Брат умер, клан что-то там мутит, в общем… В смысле, ты уж точно такое можешь понять! А... — Наруто всё ещё размахивает руками, — Ты ж сам от этого бежишь! — Наруто… Саске не знает, закипает он или остывает, или же это просто духота прокуренного кабака. — Шо? Наруто откликается, но пытается прикинуться более пьяным, чем есть на самом деле. Этому Саске не верит. — Ты не меня лечить собрался? — Да нет! Нет, конечно! Ками-сама, это чистое совпадение, клянусь! Что-то я только сейчас… Короче, забудь. — Узумаки трясёт головой, а потом делает два больших глотка пива за секунду. — Забудь, хорошо? Я соврал, что умею думать. Дно кружки с грохотом ударяется о столешницу, но Саске не чувствует от этого звука раздражения. Наоборот, ему стало легче. Намного легче. — А… понятно, — он вздыхает, выражая тем своё облегчение. — Ну, вот и ладушки. Тогда больше не поднимаем эту тему. — Почему же. Раз уж ты влюбился. — Саске опускает взгляд на кружку с выдохшимися остатками пива; ляпнул, как будто ему есть до этого дело. — Я этого не говорил! Не было такого! Саске слегка кивает, а Наруто хватается за голову и краснеет ещё сильнее, уже не от алкоголя. — В общем, я думал, что на таком задании она почувствует себя полезной, займётся чем-то подальше от деревни, клана. — На этом слове Наруто хмурится, злится, он запинается, пытаясь утихомириться. — Короче, побудет подальше от всего… — И ты решил, что я лучшая компания для этого? — Ну, знаешь, я тебе доверяю, — Наруто пожимает плечами, эти слова даются ему так легко, что даже не вызывают сомнения. — Вот как. — Саске улыбается краем губ, но не может объяснить для самого себя, почему это делает. — Да! И тебе не помешает потренироваться в общении с людьми! А Хината милая! И сильная! Видел бы ты, как она Пейна фигачила! Ну, это мне рассказывали, сам я не помню… И вообще, вообще! Это… помягче там с ней, а? Ой, ладно, отлично она впишется в миссию! — Ладно. Главное, чтобы не надоедала. — Саске залпом допивает остатки кислого нефильтрованного. В целом, почему бы и нет? — Супер! Блеск! Я у тебя в долгу! Реально!

***

— Значит, так, — Саске указывает пальцем на место среди деревьев у холма, — Ты сидишь там и не путаешься под ногами. Как увидишь, что я всех прикончил, тогда и только тогда подходишь. — П-прости, — Хината взмахивает руками, она даже не успевает возмутиться тому, что якобы может помешать, — Ты собираешься их уб-бить? Они стоят недалеко от обрыва, с которого открывается вид на желтеющую пустошь — когда-то это место было частью храмового комплекса, что можно понять по выглядывающим из-под пыли и земли останкам статуй и колонн; возможно, раньше тут были и ступени к нижней части комплекса, но сель или иное природное происшествие унесло их прочь, создав глиняные обрывы и известняковые выступы. Храм, а точнее то, что осталось от него, с данной точки был недоступен взгляду обычного человека, но Хьюга уже давно просканировала местность: средь обвалившейся колоннады, за некогда могучей стеной, ныне обвалившейся едва ли не до основания, обосновались лагерем трое неизвестных. Учиха же по чакре понял сразу же, что незнакомцы ему лично вполне известны. Те, кто решил сбежать от него при прошлой встрече, являвшейся по совместительству и их знакомством, и первым посещением данных мест Саске. — Конечно, они же просто нукенины, преступники. — Саске невозмутим, словно для него подобное является совершенной обыденностью. — Зачем уб-бивать их. — Хината повышает голос, хотя и заикается. — Их можно задержать! — Это будет пустой тратой времени. Это неприемлемо, немыслимо и просто невозможно. Руки её дрожат то ли от гнева, то ли от возмущения, то ли от разочарования — она и сама не может понять. Голос уже вроде и не принадлежит ей, когда Хината восклицает: — Для тебя чужая жизнь — пустая трата времени?! Саске меняется в лице; его брови сначала взмывают в удивлении, потом съезжаются к переносице — всё это как красочное описание мыслительного процесса, и Хинате уже даже кажется, что процесс этот — о том, насколько выгодно сейчас Саске убить её саму вместе с нукенинами. Решительность несколько отступает, как и Хината, делая шаг назад, выдыхая застоявшийся в лёгких воздух; если читать других людей Хината умела на интуитивном уровне, то с Саске не выходило ничего. Ещё одним подтверждением тому становится его голос — удивительно спокойный для такого напряжённого на вид человека. — Хорошо. — Саске всё ещё хмур, — И что ты предлагаешь? Этот вопрос окрыляет, Хината смелеет, как будто Саске действительно интересуется её мнением. — Раз это нукенины, то они точно находятся в розыске. Мы не знаем, какие преступления они совершили, и мы не можем вершить над ними суд. Просто обезвредим их, задержим, отправим послание в Коноху, и за ними придут. Мы всё равно будем какое-то время заняты надписями, подкрепление заберёт преступников и передаст их под власть Хокаге. Это и деньги для деревни, и налаживание отношений с другими скрытыми деревнями, и честное судебное разбирательство. И никаких смертей. Прежде, чем что-то скажешь, — она взмахивает руками, скорее пытаясь самой не растерять запал, — Если ты согласишься, то я точно останусь на месте, чтобы не мешать тебе, обещаю. Если же ты решишь просто убить этих людей, — Хината говорит с несвойственным себе нажимом, а Саске смотрит на неё вопросительно, выжидающе. — То… то я… — Можешь не заканчивать, — Саске прерывает Хинату и вздыхает, как будто знает, что она ничего не сможет ему сделать при любых «если». — Я понял твои доводы.