Моя

Ночь была безоблачная, и лунный свет пробивался в спальню сквозь лёгкий тюль, мешая нормально выспаться, хотя, скорее всего, Хината лгала себе в этом, а сон отгоняли беспокойные мысли — полноценный отдых уже давно стал непозволительной роскошью, доступной только после тяжёлых дней, загруженных физической работой, тогда сознание просто отключалось и отправлялось в мир без сновидений — там не было ни смерти Неджи, ни войны, ни глубоких синих глаз — было лишь всеобъемлющее ничто, о котором сейчас оставалось разве что молить божественные силы. Именно поэтому утренние сумерки Хината встретила с открытыми глазами. Она одевалась неспешно, тихо, зная, что всё равно окажется у ворот раньше назначенного времени, но не желая оставаться в доме до момента пробуждения любого из родственников и, возможно, даже слуг. Ни простуды, ни даже усталости от недостатка сна Хината не чувствовала, либо же её напряжённый мозг настолько хотел, чтобы девушка покинула Коноху, что отрезал все сигналы, мешающие этому действию, включая сонливость и боль. Когда небо едва прорезал коралловый пояс, предвещающий восход солнца, Хината совершенно бесшумно (свыше своих способностей) вышла за пределы двора, оставшись незамеченной (по крайней мере, семьёй) — отцу и сестре хватит и того, что она оповестила их ещё вчера о своём скоропалительном уходе. Просто пересох колодец. Просто не было уже сил взаимодействовать с кем-то в нормальном повседневном формате, делая вид, что ничего не произошло, либо принимая речи скорби и соболезнования. Просто кто виноват, что интуиция Наруто так хороша во всём, даже в желании Хинаты уйти на время, но не в том, как она… Впрочем, неважно. Хината делает глубокий вдох и шумно выдыхает, она уже готова ускорить шаг, хотя времени у неё в запасе более чем достаточно, но рефлекторно останавливается, услышав знакомый голос. — Хината! Надо же, — Сакура окликает её. — А я тут как раз мимо проходила, хотела узнать, не простыла ли ты. Всё хорошо? Харуно не выглядит так, будто только что вышла из дома, напротив, одежда помята, волосы растрёпаны, а взгляд нездорово горящий — Хината отмечает это для себя, как и слегка дрожащий голос Сакуры, и с какой-то тоской думает, что готова понять, почему это точно не последствия ночной смены. — Спасибо, Сакура-чан, всё хорошо, — улыбаться в данный момент кажется кощунством, и Хината только кивает головой. — Я рада, что ты решила меня проведать перед рабочим днём. Сакура, видимо, благодарная за такую проницательность, ровняется с Хинатой и продолжает выжимать из себя улыбку — получается неправдоподобно. — Да ничего, я волновалась. Давай, что ли, провожу тебя к воротам, раз ты одна, — звучит настойчивее, чем следовало бы. — Хорошо… Хината всё понимает без слов: перед глазами всплывает вчерашняя встреча, когда Сакура интересовалась временем отправления. Поведение Харуно совершенно очевидно и даже как-то неудивительно, если та ждала под воротами половину ночи. Девушки неспешным шагом покидают квартал Хьюга, не нарушая неловкую тишину прохладного утра. Что творится в голове Сакуры, насколько сложно ей не ускорить движение, Хината только подозревает, как может только подозревать и о последствиях такой встречи. Но почему-то сердце сжимается, когда периферийное зрение улавливает прорывающиеся сквозь улыбку Сакуры сомнения. Они настолько похожи в безответности своих чувств, насколько разные в их проявлении. Может, именно поэтому Хината не повторяет своих попыток, не борется, потому что видит, как борьба другого человека приводит к мучениям всех. По пути никто не встречается, разве что дворники и дежурные на посту перед воротами. Саске ещё не пришёл — очевидно, он отличался пунктуальностью, точно рассчитывая своё время. Этой черте стоит только позавидовать. Новые часы над новым парадным проходом в Коноху показали шесть сорок семь. И Хината, и Сакура, остановившись поодаль от пропускного пункта, продолжали хранить взаимное молчание, даже смотрели в разные стороны, чтобы ненароком не столкнуться взглядами — это могло привести к большей неловкости. Хотя, казалось бы — куда дальше? Видимо, есть куда. Тринадцать неуютных минут, и дорога в ад стелится под ногами, когда стрелки отсчитывают ровно семь. — И что ты здесь делаешь? Голос Саске будто появляется раньше него самого — совершенно внезапно и невероятно вовремя. То ли Хината потерялась в мыслях и переживаниях, то ли Учиха имел мистические способности. В любом случае в его холодной злости чувствуется нечто пугающе сверхъестественное. — Саске-кун. — В глазах Сакуры вновь тот нездоровый блеск, она разгорается радостью, но тут же никнет. — Повторюсь, — Саске произносит уже с нетерпением, — Что ты здесь делаешь? — Мы можем поговорить наедине? Несмотря на то, что Сакура явно обращается к Хинате, отвечает на этот вопрос Саске — кратко и безапелляционно: — Нет. Хината опускает взгляд, она чувствует себя лишней. Впрочем, в этом ничего нового — Хината всегда лишняя. У неё нет ответа для Сакуры и возражений для Саске, только невероятное желание провалиться сквозь землю. — Хорошо, — Сакура не перечит, — Тогда я скажу при Хинате… — Нет, — вновь отрезает Саске. — Но как я могу сказать не при ней, если мы не можем поговорить наедине! Я лишь считаю, что должна пойти с вами! — Нет. — Но… — Ты там не нужна. — Но я ирьёнин! Вы не можете пойти без медика, я не пущу! Я нужна вам, — Сакура переходит на крик, и в её глазах можно прочесть «нужна тебе» — Ты нам не нужна, — хоть он говорит так, сквозь слова Саске проходит «не нужна мне». — Хьюга проходила ускоренную подготовку на ирьёнина после окончания войны. — Саске… — Не вынуждай меня молча разворачиваться к тебе спиной. — Кажется, Учиха действительно на это способен. Сакура затихает и, возможно, уже готова пустить в ход своё последнее оружие — слёзы. Плечи её вздрагивают, она запрокидывает голову, смотрит куда-то в небо, целит взглядом выше облаков, пока глаза увлажняются — так люди себя ведут, когда стараются не разрыдаться, это Хината знает наверняка. Но Сакура всё никак не плачет, а Саске, и без того раздраженный, окончательно теряет терпение, выдыхает с физически ощущаемым недовольством. — Всё, — подводит он черту, — Достаточно. Хьюга, идём. Хината не понимает, просто не знает, зачем стала четвёртым углом в этой любовной геометрии: она любит Наруто, Наруто любит Сакуру, Сакура любит Саске, а Саске… разве такой человек может вообще любить? Девушка кивает, делает неуверенно два шага в сторону Учихи, коря себя за всё: за своё молчание; за то, что не способна заступиться за Сакуру; за то, что не может быть так же честна. Плечи Харуно всё ещё подрагивают, а сама она не реагирует ни на что — неужели и правда не хочет больше давить? Выглядит это так грустно, что сдержаться просто невозможно. — Сакура, — поддавшись порыву, Хината обращается к ней, но в ответ тишина. Может, проходит секунда, и Сакура уже в объятиях тёплых рук. Как будто сработал материнский инстинкт, либо жалость к отражению самой себя, но Хината обнимает Сакуру бережно, словно за Саске. — Всё будет хорошо, мы, — «он», — Скоро вернёмся, — «вернётся», — В Коноху, — «к тебе».