Багровый горизонт

-.1 — Сонбин? Милая, ты меня слышишь? — Шепот мамы вырывает меня из спутанного сна, и я цепляюсь за ее руку еще до того, как открываю глаза. — Мама? — Почему она плачет? — Мама, что случилось? — Сонбин, дочка, — мама говорит торопливо и испуганно, пару раз кидает взгляд через плечо, и я осознаю, что происходит что-то нехорошее: люди вокруг нас куда-то спешат, плачет ребенок, глухо переговариваются взрослые. Мне становится страшно, почти как во сне, и мама, понимая это, прижимает меня к себе. — Милая, мы должны уходить, очень быстро. Я поднимаюсь на ноги, кутаюсь в старую куртку и не желаю отпускать мамину руку. Мама наспех кидает вещи в сумку, успевая в то же время обуть меня. Кто-то, пробегая мимо, толкает ее, и мама чуть не падает, но успевает ухватиться за что-то. Паника вокруг усиливается. Кажется, даже воздух вибрирует. — Мама, что происходит? — Я едва успеваю за мамой, приходится бежать. Небо темнеет на глазах, как перед грозой. — Где папа? — Он… мы встретимся позже, — мама притягивает меня к себе, чтобы убрать с пути толпы. — Сонбин, слушай меня очень внимательно, это важно. — Я слушаю, мам, — я смотрю ей в лицо, и сердце сжимается: мама выглядит такой изможденной, усталой и испуганной, какой я никогда ее не видела. Мне так хочется обнять ее и защитить от всего, но что я могу в свои девять лет? — Что бы ни случилось, беги, не останавливайся, — мама говорит очень серьезно и негромко, глядя мне в глаза и не обращая внимания на хаос вокруг. — Слышишь? Никому не доверяй, даже если это твой близкий человек. — Мам, но ты же со мной… — Я с тобой, милая, но ты должна быть осторожной, — мама гладит шершавой ладонью мою щеку, улыбается. — Никому не верь. Только себе. Своему сердцу. Это звучит непонятно, но я стараюсь впитывать каждое слово, не упустить ни единого изменения в лице мамы. Сложно это сделать, когда вокруг творится такое, но мама — центр моего мира, и я тянусь к нему. — Я люблю тебя, родная, — шепчет она, а потом поднимает глаза на что-то за моей спиной — и меняется в лице. Она быстро задвигает меня себе за спину. Крик застревает у меня в горле, когда я слышу мамин стон, и она без признаков жизни падает на землю. Я медленно поворачиваюсь к обдающему липким холодом существу — и мгновенно тону во Тьме. *** -.7 Космос полон холода. Он темен и недружелюбен. Он — дом для тех, кто не выносит света. Но он не пуст. — Хочешь посмотреть, как горит сама Тьма? Голос звучит в моей голове, и я давно не удивляюсь этому. Они не считают нужным тратить на меня слова. Странно, что мне вообще разрешают столь многое. — Тебе дарована честь, о которой только могут мечтать другие. Цени это, Ха Сонбин. Мое имя? Нечто, похожее на легкое удивление, мелькает на краю сознания, и тут же исчезает. Какая разница? — Смотри, как исчезает старое, и рождается новое. На краю мира совсем не страшно, и хочется раскинуть руки и прыгнуть в эту сияющую тьму, что готова обнять. Я стою рядом с ним и смотрю, как сгорает в огне звезда, разлетаясь миллиардами частиц, пронзая ткань Вселенной и меняя ее. Тьма — это Свет. Тьма — основа всего. Она защищает нас от того, что мы не хотим узнать. Терпение Тьмы бесконечно. Со временем сгорают даже звезды. *** …- Сонбин! Ты меня слышишь? Сонбин, ответь! Это как тонуть, смирившись с судьбой, и безучастно смотреть сквозь толщу воды вверх, не ожидая увидеть что-то, стоящее внимания, ощущая только смирение и апатию. — Сонбин! И даже несколько неприятно, когда в предрешенное нахально вторгается тепло и пытается перетянуть к себе. Тонуть — совсем не страшно. — Держись. Я тебя вытащу. Почему мне так грустно от этих слов? *** -.13 — Я не буду этого делать, — решительно говорю я, сделав глубокий вдох. Я знаю, что меня ждет за неповиновение, но таков мой выбор. — Жалкое отродье, — цедит Чен, и без колебаний стреляет. В груди становится горячо, и я отшатываюсь. Но странное дело — мне не больно, мне не страшно. Я не могла иначе. Чен смотрит с отвращением, усмехается и снова стреляет — на этот раз в голову. Сияющий космос — последнее, что я успеваю увидеть, прежде чем Тьма забирает мое сознание и заботливо укутывает его. *** -.34 — И ты снова подвела меня, — в голосе Чен скука, как будто она этого и ожидала. Адриан закрывает меня собой, глядя на Чен с вызовом: — Ты проиграла. — Неужели? — Чен усмехается, поднимает пистолет и целится в Адриана. — А вот я так не думаю. — Нет! — вырывается у меня, но я не в силах изменить реальность — в которой Адриан получает пулю в сердце и безумно медленно заваливается набок. В его взгляде — сожаление, боль, которую я не могу вынести. — Нет, — шепчу я, опускаясь на колени рядом с ним и держа его за руку. Он тратит последние мгновения на то, чтобы улыбнуться… а потом его пальцы разжимаются, и я остаюсь одна. *** -.45 Вокруг бушует огненный хаос, грозящий поглотить все, что осталось от Вселенной. Чьи-то голоса доносятся, будто из-за пелены, кто-то визгливо смеется, но смех тут же обрезает ножом. — Все будет хорошо, — Адриан смотрит на меня, и я тону в синих глазах, растворяюсь в том тепле, что дарит мне его присутствие. Его ладони приятной тяжестью лежат на моих плечах. — Сонбин… Хаос взрывается, и очень скоро его осколки накроют нас. И если бы не тепло во взгляде Адриана, я бы, наверное, вспомнила об опасности, постаралась бы что-то сделать. Но я забываю обо всем. Я забываю, кто я есть, когда он наклоняется и целует меня, так легко и нежно. Я, наконец, обретаю себя. *** — Сонбин! — Отчаяние в его голосе рывком выдергивает меня из череды Видений. Я хватаю воздух ртом, ощущая себя вынырнувшей из мутной воды и наглотавшейся тины, смотрю на него широко раскрытыми глазами — и понимаю, что безумно хочу его обнять, чтобы согреться. Адриан смотрит с облегчением, улыбается и выдыхает: — Тебя нехило так накрыло, знаешь? — А то, — бормочу я, пряча взгляд, но продолжая держаться за его руку. Я боюсь упасть, если отпущу его. Сколько реальностей я видела, но не помню? В скольких выжила? В скольких потеряла Адриана? И почему он так важен? Смотреть вокруг есть на что: несмотря на то, что я вряд ли пробыла долго в других вариантах, в этой реальности много что успело измениться. Аномалия неистово пульсирует, переливается всеми цветами радуги, источает смесь самых разных ароматов. То и дело из воронки портала вылезают различные твари, с которыми приходится разбираться охранникам (их число заметно поредело) и штурмовикам СОРА. Но я нигде не вижу Кураторов. — Я нигде их не вижу, — делюсь опасениями с Адрианом. Он хмурится, кивает: — Но раз тебе было так плохо, значит, они где-то рядом. Верно. И скорее всего, это был направленный удар. — Надо продолжать, — чуть хрипло говорю я, заставляя себя собраться с мыслями. Адриан что-то бормочет, и неожиданно переплетает пальцы с моими. На мой удивленный и растерянный взгляд отвечает с быстрой улыбкой: — Подумал, вдруг поможет. Улыбаюсь в ответ и с благодарностью сжимаю теплые пальцы. Теперь не страшно окунуться в Глубину. Ведь у меня есть якорь, маяк, который не даст заблудиться. Ткань реальности рвется с ужасающей скоростью, в самых разных местах; невозможно предугадать, где появится следующий разрыв. Отвлечешься на мгновение — и теряешь концентрацию. Но Глубина как будто сама приглашает стать ближе, подсказывая, куда смотреть, облегчая мне задачу. Такое случалось и прежде, но никогда передо мной не стояла такая масштабная задача. Как я вообще могла подумать, что сумею справиться с подобным?! Но пока в меня кто-то верит, я не имею права предавать это доверие. Не имею права быть слабой. Адриан придвигается ближе — так, что обволакивает своим теплом. — Не рискуй сильно, — негромко говорит он, и эти слова согревают. Я не могу объять всю часть Глубины, в центре которой бушует Аномалия, бесполезно даже пытаться это сделать. Все, что в моих силах — искать прорывы в тех местах, до которых я могу дотянуться, и скреплять их, пока реальность не начнет рваться. И каждый раз рисковать нарваться на Кураторов — удивительно, что до сих пор они разрешают мне это делать. До момента, когда Третья фаза активируется полностью, осталось совсем немного, и мне жизненно необходимо не пропустить это. А потом сделать все, что я могу, чтобы закрыть Аномалию. Даже если это означает обмануть доверие. Буйство красок в Глубине потрясает, с таким я никогда не сталкивалась. Будь я в одиночестве, как была раньше — ни за что бы не выдержала. Потому что сейчас каждый цвет, каждый запах, все, абсолютно все — это отголоски чьих-то кошмаров. Тягучих, липких, тошнотворных, принадлежащих существам из разных миров, насильно соединенных Кураторами, чтобы с помощью этого сплава управлять и подчинять. В одиночку с таким не справиться: тебя сбивает с ног и топит первая же волна, ставит точку в твоем существовании и отнимает твои воспоминания, поглощая их и превращая в очередную порцию кошмаров. Но когда рядом человек, который может бороться с этим и раз за разом вытаскивает тебя из трясины, ты можешь стоять на песке и надеяться, чтобы прибой тебе ничего не сделает, как бы ни бился в бессильной ярости. Где-то в этой мешанине, что пытается окружить меня, таятся и мои собственные воспоминания, мои личные кошмары, о которых я забыла вечность назад, но которые не забыли меня. Стоит дать слабину — набросятся скопом, похоронят под собой. Это пугает, и я неосознанно цепляюсь за руку Адриана. Он замирает на миг, а потом встает сзади и обнимает за плечи, всего на мгновение отпустив мою руку — и ввергнув в черное отчаяние и ужас. Но тьма тут же отступает, и в моем сердце расцветает весна. Адриан осторожно привлекает меня к себе. — Я тебя вытащу, — очень тихо говорит он. — Только дай знать, когда эта чертова Третья фаза активируется. Наверняка, у него есть какой-то план, что делать дальше. План, в котором больше надежды, чем в моем. Аномалия уже сформировала из выбросов идеальную сферу в границах Скартума, и вторую, гораздо меньше, но плотнее — в пределах Внутреннего кольца. Третья сфера почти сформирована — это сама Аномалия и пространство вокруг нее в радиусе десяти метров. И именно тот момент, когда это произойдет, и будет финалом Третьей фазы. Времени в Глубине не существует: оно тянется надоедливой однотонной мелодией — и оно же неистово мчится, норовя утянуть за собой. Если нет якоря, это самоубийственно — соваться сюда. Тебя не станет так быстро и бесповоротно, что и мысль мелькнуть не успеет. Растянет тончайшей пленкой, разорвет на миллиарды атомов, сожмет в сингулярность… Ткань пространства-времени постоянно растягивается и сжимается, идет рябью, и эти возмущения становятся все сильнее. На то, чтобы стягивать края разрывов, уходит все больше времени и сил, но я не сдаюсь и упорно продолжаю осматриваться и тянуться к местам прорыва. И по-прежнему нигде не вижу Кураторов, что тревожит и пугает. Мир теперь невыносимо яркий, цвета бьют по нервам, и я ничего не могу с этим сделать. Все, что мне остается — прижиматься к единственному источнику тепла и покоя, отчаянно желая вынырнуть из Глубины, оставить далеко позади всю эту хмарь, убежать… Но куда убежишь от себя? От данных себе же обещаний? От способностей, которые больше проклятие, чем дар? И от невыносимой жути, которая накатывает при первых звуках ледяного голоса: — Ха Сонбин. Как ты посмела? — Черт, — сквозь зубы цедит Адриан, и я понимаю, что он раздосадован не тем, что Седьмой вот-вот прибудет, а тем, что не может продолжать защищать меня в Глубине, потому что должен защитить в рвущейся с треском реальности. — Дай мне… время. Еще немного, — выдыхаю я, направив всю силу на затягивание крупного прорыва. Адриан что-то бормочет, разжимает объятия и аккуратно задвигает меня за спину, не отпуская при этом мою руку. — Боюсь, у нас его нет, Сонбин. Верно. У нас почти не осталось времени. А у меня не хватает сил, чтобы латать появляющиеся все быстрее разрывы. Отчаяние грозит захлестнуть темной волной. — Ха Сонбин! — На этот раз Седьмой повышает голос, так что я почти теряю сознание от острой боли в висках, и хватаюсь за руку Адриана. — Кажется, ты его разозлила, — с нервным смешком замечает Адриан. — Не пора ли валить? Я не успеваю ничего ответить. Тьма поглощает молниеносно и без шанса вырваться.