Композиция VI

Марк и Женя не списывались до самой среды. Марк пытался выкинуть из головы. Написал две страницы в теоретическую часть курсовой, сделал домашку по истории английского, по немецкому тоже. Посмотрел «Ходячий Замок». Болтал с Аней обо всём подряд. — У тебя всё хорошо? — всё-таки спросила она — в среду. — Потом обсудим, — отмахнулся Марк, прекрасно понимая, что Аня не глупая. Аня знает, что эти два слова — это лишь очередной способ сказать «нет». На МФК Марк не торопился. Шёл как можно медленнее — всё равно не должен был опоздать. Время было. Сообщения Марк не удалил. Зачем забирать назад сказанное? Слово не воробей, всё такое. Вылетело — не поймаешь. Простое такое, из трёх слогов: нра-вишь-… Марк медлил до последнего. До того, что увидел, подходя ко входу в учебный корпус, как Женя подходит тоже. Узнал его, несмотря на натянутый на голову капюшон тёмно-синей и повязанный поверх большой красный шарф. Холодно, да, хотя ещё даже не календарная зима. Марк думал было Женю позвать, но тут Женя его увидел. Взглядами пересеклись — секунда, другая. А потом Женя юрко отвернулся и поспешил обогнуть шедших ему навстречу студентов — они весело болтали, а он пытался спрятаться. Быть такого не может. — Женя! — не выдержал он. Выкрикнул громко, а потом кинулся к нему, хотя ещё несколько секунд назад ему казалось, что с места он уже не сдвинется. Так и примёрзнет никому не нужный. Женя не повернулся. Продолжил идти к крыльцу. Да там и оставалось-то — шаг, второй… Время замерло как будто. Потому что у Марка в голове уже табун мыслей пронёсся, а Женя так и не дошёл до дверей. Потому что Марк успел подумать: раз Женя его избегает, значит, Марк сказал лишнее? Значит, Жене он не нравился? Значит, он снова не совпал во времени и пространстве со своими глупыми чувствами? Они ведь были. Появились. Светлые такие, лёгкие, а теперь затрепыхались тревожно, пытаясь понять, на своём ли они месте. Они были, и Женю хотелось обнимать и не отпускать. Прижиматься головой к левому плечу, телом к телу, с закрытыми глазами. Женю хотелось хвалить за сделанные домашки, слушать с ним музыку, гладить его по волосам и любоваться улыбкой. Показывать ему Москву и гулять с ним по Питеру и Пушкину. Держать за руки, крепко-крепко. Но Женя закрывался. Марк всё-таки подбежал. Ухватил его за предплечье, снова позвав по имени. Женя развернулся. Испуг в глазах. Как будто спрашивал: почему? Зачем ты это делаешь? Будто просил: отойди. Марк отпрянул. Подумал уже, что Женя сейчас зайдёт в корпус, но нет. Женя не двигался с места — только смотрел так. — Тут меня тоже заблокируешь? — вдруг нарушил он молчание. Еле слышно, но Марк всё разобрал. Каждое слово. Вот что. Вот в чём проблема. Да ведь? — Жень, — сбивчиво заговорил Марк. — Жень, я всё объясню, просто… Остановился, почувствовав, что Женя всё равно сейчас выскользнет и убежит. И Женя действительно стал отходить — но чуть в сторону, правее. Чтобы не мешать никому проходить. И руки не знал, куда деть, поэтому засунул их в карманы куртки. Наверное, до пары оставалось уже совсем мало времени. — Ну, объясняй, — чуть поёжившись, сказал Женя. Взгляд чуть острее стал. Ну да. Ёжик с иголками. Защищается. — Я… — Марк глянул в сторону: увидел, как в здание заходили две студентки, которые на МФК всё время приходили одними из последних и садились в первый ряд. Отвернулся, посмотрел на Женю. — Может, не пойдём, а? Поговорим лучше. Презентацию всё равно пришлют. Женя не отвечал. Думал. Вытащил руки из карманов, но больше никаких движений так и не делал. Молчал — но Марк заметил, что дышал тяжело. А потом и голову медленно опустил. Марк решился — руку правую протянул, дотронулся до Жениной ладони. Был уже готов, что Женя руку отдёрнет, отскочит, ринется всё-таки в корпус. Женя же — шумно выдохнул, зажмурившись. Ухватился за пальцы Марка. Женины — холодные такие. Как будто не просто из-за холода на улице, а вообще. Как там говорится, у людей с холодными руками — самое тёплое сердце?.. — Не пойдём? — чуть тише переспросил Марк. Он бы на цыпочки поднялся, лбом ко лбу прижаться постарался, тихо-тихо бы с Женей говорил. Но так нельзя. Люди вокруг — хотя основной поток студентов уже давно схлынул. У входа было пусто, а в то, что камеры тут всё время работали, Марк не верил, но всё равно. — Не пойдём, — негромко согласился Женя и всё-таки на Марка посмотрел. Уже взгляд изменился. Стал… нежнее, что ли? Слова — сложно. Наверное, такому взгляду подошёл бы светло-розовый цвет. Или бежевый. — Куда тогда? Марк мог бы предложить зайти в кафе. В «Шоколадницу» там, или в торговом центре куда-нибудь. Попить кофе, поесть какие-нибудь булочки с корицей или блинчики с сыром и ветчиной. И это было бы в порядке вещей, и это было бы безопасно: нейтральная территория, никаких обязательств, исход беседы может быть любым. Марк мог бы предложить посидеть где-нибудь и в корпусах МГУ: в библиотеке, в столовой, просто в коридоре. Ещё безопаснее — можно разойтись по своим делам в статусе студентов и стереть всё, как с меловой доски. Но Марк поступил иначе. И вряд ли он мог бы за прошедшие дни предсказать именно такой поворот. — Хочешь в гости? — спросил он, в Женины глаза всматриваясь. — Наверное, о таком стоило как-то заранее, но я уже и так всё сделал неправильно, и… Марк не знал, что ещё сказать. Слово это произнёс — неправильно — и себя же, считай, ошпарил, как кипятком. Что в этом всём было неправильно? С какого момента стоило начинать отсчёт неправильности? Был ли и он сам — неправильным? Женя не выпускал его ладонь. Даже сильнее сжал — а может, Марку так просто показалось, потому что соприкосновение это длилось дольше, чем он предполагал. И не отворачивался наконец-то. Не избегал. — Давай, — просто сказал Женя. — На метро? До метро они дошли так, как каждый раз доходили после МФК. Просто Женя шёл дальше, а Марк спускался в подземку. А сейчас — оба спускались. А ещё Женя периодически цеплялся за ладонь Марка — так, невзначай, под всякими предлогами. Но шли молча. И ехали. Друг друга разглядывали и чуть улыбались — но так. Под грифом совершенно секретно. С непониманием, как нужно, что можно, что — правильно. Из метро Женя уже более расслабленным вышел. Осматривался по сторонам, точно старался район запомнить. Марк вёл. Марк предупредил, что идти не очень близко. Женя ответил — ничего страшного. Они шли мимо торгового центра и жилых домов, а Марк только теперь стал думать: в квартире же нормально? Он не оставил там беспорядок? Смогут спокойно посидеть? Но место, где человек живёт, это же тоже часть его портрета в каком-то смысле. Зачем приукрашивать. Незачем. Когда зашли в квартиру, Марк показал сразу Жене, где повесить вещи, где ванная. Женя всё понял, закивал. Марк руки мыть пошёл первым. Уставился на своё отражение в зеркале. Волосы пригладил чуть. Поймал себя на том, что улыбался. И не мог себя заставить перестать. А ещё только сложил два и два и понял, что сегодня он поехал в вуз в том же свитшоте, в котором был на чтениях. May the bridges I burn light the way. Марк не любил пожары, но любил свет. И сейчас в комнатах всё ещё должно было быть светло. Когда развернулся, чтобы выйти из ванной, увидел, что на Жене — он стоял в прихожей, ждал — был розовый свитшот. Простой, без рисунков и надписей. Марк такой на нём не видел ещё. — Тебе идёт, — тут же сказал, чтобы не таить. Цвет хорошо с волосами сочетался, и с чертами лица, и вообще. Женя не ожидал. Сказал «спасибо», очевидно смутившись. Как же всё-таки странно. В квартиру Марк до этого приводил только Аню. Да, у него были на первом и втором курсах грёзы о посиделках большой компанией, квартирниках всяких, вечеринках, но всё это накрылось медным тазом и за неимением времени, и за неимением компании, конечно же. Были старые знакомые, и в Москве, и в других городах, но тесного общения сейчас ни с кем толком не было. А теперь вот — Женю привёл. Спонтанно. Что вообще в таких случаях нужно делать? — Будешь чай? — спохватился Марк, зайдя на кухню. — Нет, я пообедал. И Марк пообедал. Ну, так. Сойдёт. На кухне говорить не хотелось. Марк вышел, остановился прямо перед Женей. Замялся. Осторожно взялся за край его рукава, в лицо заглядывая. Боялся всё равно ещё немного. Женя был здесь, да, согласился приехать, приехал с ним, уже снял верхнюю одежду, но… Да не было никаких «но». Женя и сейчас мог сказать банальное «нет» на всё, что Марк делал. Но Женя же так не говорил — ни словами через рот, ни действиями. Женя смотрел. Мягко очень. Светло. Чуть голову склонив. Женя смотрел, Женя слушал: Марк вдруг начал болтать что-то про цвет обоев в коридоре, про то, как он напоминает цвет стен в комнате на картине Ван Гога. Женя шёл следом: Марк повёл его в комнату и сел на пол, у кровати, предлагая Жене присесть рядом. Женя сел. — Ты смотришь телевизор? — спросил он, уставившись на небольшой телевизор в левом углу комнаты, у окна, по другую сторону от письменного стола. — Не включал даже, — признался Марк. — От владельцев остался тут, может, следующим жильцам пригодится. — У нас такой был дома когда-то, — улыбнулся Женя. — Мультики на нём смотрел. Вот как. Вопрос не просто так. — Можем что-нибудь тоже посмотреть, если хочешь, — сразу зацепился за тему Марк. — Ну, на ноуте, конечно, я понятия не имею, как вот этот экспонат включать и… — Давай послушаем пластинки? — не дал ему договорить Женя, уже заметивший на столике неподалёку от кровати заветный чемоданчик и ящик с пластинками. Они ни разу про пластинки не говорили. Просто не заходила об этом речь. — Выбери, — сказал Марк. — Там все, которые есть. Женя замешкался. Марк не мог прочитать его мысли, но реакцию понимал. Не свои вещи же, чтобы в них копаться. Но Марк не видел повода закрываться. И не видел тут ничего такого, что можно было бы скрыть. Выбирай. Потому что сам я выбирать так и не научился. Женя подошёл к ящику, Женя стал перебирать пластинки. Марк смотрел в сторону окна, потом закрыл глаза. Сейчас Женя выберет пластинку. Может быть, такую, о которой Марк уже позабыл. Женя выберет, достанет. Очень аккуратно, у него же пальцы такие красивые, Марк думал, что ему бы в музыканты, но нет, они не для музыки, они для другого, они — для нежности. Женя откроет чемоданчик, потому что скажет перед этим, что у него дома тоже проигрыватель есть, просто слушал очень редко что-то на нём, а тут вспомнит, каково это — быть дома. Про «быть дома» не скажет: Марк и так поймёт. Сопоставит с репликой про телевизор. И захочет Женю обнять крепко-крепко сразу, но будет ждать. Выжидать правильный момент. Но что же такое — пра-виль-но? Это когда кто-то правит? Марк даже это выбрать не мог. Не в этой реальности. Когда зазвучит музыка, Марк вспомнит Кандинского. Вспомнит, как он говорил про цвета. Жёлтый — звук трубы или фанфар. Оранжевый — альт, красный — трубы и барабаны. Синий — виолончель, орган или контрабас. Фиолетовый — это фагот. А ещё есть зелёный — это спокойные, растянутые средние тона скрипки. А потом Марк откроет глаза и посмотрит в Женины, пока на фоне будет играть скрипка, и всё будет правильно — на этом построен мир. Разве что игру скрипки Марк придумает, потому что у него, кажется, нет таких пластинок. У Маяковского было: скрипка разревелась так по-детски, что барабан не выдержал. Не дослушал скрипкиной речи, шмыгнул на горящий Кузнецкий и ушёл. Конфликт зелёного с красным. Красная часть причёски Шото Тодороки. Красная тёплая куртка. Красный рюкзак. Красная надпись, красные рыбы, красные панды. Дорога до метро от корпуса сентябрьским вечером. Распределение по цветам — красный и белый. Барабан не выдержал. Шмыгнул из комнаты и ушёл. Что-то случилось? Просто устал. Тихо и честно. — Это Radiohead, — сказал Женя, усаживаясь обратно рядом с Марком. Музыка уже заиграла. — Я просто обложку знакомую увидел, там же песня из «Ромео + Джульетты», да? Марк уже даже не помнил, откуда у него она. Редкость. Включал, может быть, когда-то один раз. А тут вот Женя. Всё сделал. Опознал, порадовался. Включил. Марк попробовал вслушиваться в слова, но это было сложно. Первым на альбоме был другой трек, не тот, который в фильме. В первом треке — здания, холодные руки, механизмы. — Ты посмотрел? — спросил Марк. Женя сидел к нему вполоборота. — Посмотрел. Марк вдохнул, выдохнул. Женя близко, Женя настоящий, Женя действительно посмотрел фильм. И приехал с Марком сюда. — И… как тебе? Марк спросил осторожно, а Женя улыбнулся, и Марк снова отметил, что улыбка ему, как и свитшот, шла. Ему с ней — очень красиво. — Могу сказать, что теперь это один из самых моих любимых фильмов. And fade out again and fade out again Immerse your soul in love Immerse your soul in love Они взялись за руки — не так, как по дороге сюда, не так, как перед корпусом фияра, не так, как в общежитии. Марк не находил слов. Но по цветам это было бы самое приятное сочетание из возможных здесь и сейчас. — Знаешь, — начал вдруг говорить Марк, разглядывая их руки. — У меня сейчас нет любимого фильма, но, наверное, есть любимая картина. Вернее, их много, да, мне много всего нравится, но если выделить что-то одно… Он замолчал. Подумал, что Женя сейчас спросит: Матисс? «Красные рыбы»? Но Женя молчал, и Марк мысленно благодарил его за это молчание, потому что сейчас так было нужно. — Был такой художник, Кандинский, — продолжил он. — И у него есть серия картин-композиций, там под номерами. Они такие… как кульминации его художественного видения в тот или иной период. Я, когда в Главном Штабе последний раз был, наверняка видел ту самую, но тогда как-то не приметил. А вот потом в интернете её увидел уже. Я могу показать… — Нет, подожди, — остановил его Женя, когда Марк уже было потянулся одной рукой за телефоном, развернул к себе. — Просто скажи, какой у неё номер, и почему она тебе нравится. А я попробую представить. Марк думал когда-то, что Жене бы в музыканты, но Женя хотел пытаться видеть, как Марк, а Марк не был музыкантом. И поэтом Марк не был. — Это картина «Композиция VI», — сказал он. — И я вижу её как конец света перед новым началом. Такая грандиозная катастрофа. И вроде не знаешь, какой будет исход, а вроде надеешься на свет. Там есть цвета такие. Мягкие. Бледно-розовый, желтоватый, бирюзовый. А есть грубые очень, тёмно-коричневого много, и вообще формы резкие, но… Марк поднял голову, чтобы посмотреть Жене в лицо. Женя внимательно слушал. — Там как будто всё обещает обновление, — заключил наконец Марк и выдохнул немного рвано. — Эпичную историю любви? — напомнил Женя Марку его собственные слова. Марк вспомнил, что у альбома Radiohead — обложка в синих тонах. Вспомнил аквариум в фильме База Лурмана. Вспомнил, что синий свет в бассейне производит впечатление прозрачной защитной оболочки, оку­тывающей <…> и позволяющей <…> проявить свои чувства. И, когда из проигрывателя донеслось что-то про птиц, Женя приблизился и, словно тоже удостоверившись, что Марк никуда не убегает, наконец-то прижался к его губам, и Марк успел быстро подумать, прежде чем окунуться во что-то новое с головой: всё будет правильно. На этом построен мир.