Композиция VI

Тест действительно ошибся: Петя прошёл подобный на другом сайте, и выяснилось, что из смешариков он — Кар-Карыч. Справедливость восторжествовала — чтобы в этом окончательно убедиться, оставалось только дать пройти такой же Марку и Жене. — Зачем тут вообще задают вопрос такой — «море или горы»? — нахмурился Женя, не отрывая глаз от экрана своего телефона. Марк до этого вопроса пока не дошёл. Ну да, было бы забавнее вставить вопрос «горы или конфеты». — Петя ответил что, «горы»? — спросил Марк как бы в воздух, но всё-таки посмотрел на Петю, сидевшего чуть поодаль, на своей кровати. Петя коротко кивнул. — Тогда я отвечу «море». Обнимет, закопает в пески… Логики в этом, на самом деле, было маловато, но о логике тут вообще было говорить странно. Особенно в таких обстоятельствах. В гости в общежитие Марка — ещё раз, теперь уже официально — позвал Петя, Женя упомянул, что они с Петей это обсудили, и в общем и целом у Марка возникло такое ощущение, что Женя был очень, очень рад, что пригласил его именно Петя. Как будто Женя тоже хотел бы, но вряд ли бы решился. Может, Марк просто лишнего между строк прочитал. Филолог, как же. Но факт был фактом — они сверили свои расписания, пришли к выводу о том, что удобнее всего будет устроить такие посиделки во второй половине дня в какой-нибудь понедельник. Какой-нибудь понедельник — первый в ноябре — наступил, Марк прилежно отсидел все пары и даже не прогулял наискучнейшую лекцию по истории, а потом успел даже съездить домой, чтобы привести себя в порядок: и у Жени, и у Пети последние пары заканчивались на час с лишним позже. Женя спонтанно предложил встретиться после патологической анатомии, и Марк — всё так же прилежно — подошёл к библиотеке аккурат к тому времени, как Женя не подошёл, а даже подбежал к памятнику Шувалову, а потом и к Марку. И обнял порывисто. — Тебе же от поликлиники уже близко было до общаги, — не здороваясь и не отрываясь от него, заметил Марк. — Какая разница, — выдохнул Женя и отстранился, всё-таки до последнего Марка не отпуская. Улыбался. Красиво улыбался. Как будто бы не этиологию патологических процессов два с половиной часа изучал, а… нет, Марку даже никаких вариантов в голову не приходило, отчего Женя может выглядеть таким счастливым. Или приходило, но… — Пешком дойдём? — спросил Женя, и Марк закивал. Идти минут пятнадцать же, если он правильно понимал. К чему тут лишние тряски в автобусе. В теории они могли бы дойти втроём. Дождаться Петю — или Петя бы их тут дождался, у него минут на двадцать пораньше цитогенетика заканчивалась — и как тогда, в сентябре. Но Петя не предложил пересечься, Петя сказал, что задержится, чтобы дообсудить детали курсовой, но обязательно придёт. Марк старался верить в то, что Петя не обманывал. А потом вспоминал, что и сам уже соврал Жене, и чувствовал, как подступает очередная волна загонов. Нет, ну, не такой уж и великий был этот обман. И не обман. Это Марк в моменте навоображал всякое, вот и пришёл к выводу о том, что вот то всё про музей — это нарушение их молчаливой договорённости о том, чтобы быть друг с другом честными. Враньё. Может быть, иногда нужно лгать. Марк даже рассказал Жене в итоге, что он с Петей гулял. Постфактум, но тем не менее. Когда обсуждали приглашение на… приглашение в гости. Было бы неловко вот так сидеть втроём без понимания, кто кого когда в последний раз видел. Да и к теме смешариков это логично подводило. Хоть что-то логичное в этом… в этой комнате. Нет, комната нормальная. Отличная, комфортная. — Петя попросил чай сделать, — сказал Женя, заглянув в телефон, когда они уже зашли в неё с Марком. Марк кивнул, медленно расстёгивая куртку и пытаясь осознать себя на новом месте. Необычно слишком. У них тут даже мини-кухня своя, считай. Женя уже закопошился: по-быстрому повесил на крючок куртку, запихав в рукав шапку с шарфом, сбросил кроссовки, поспешил в ванную, чтобы руки помыть. Ага. В ванную. И это всё в пределах комнаты, а не в блоке, как у однокурсников Марка. — А я… — запнулся Марк, уже тоже повесив свою куртку рядышком и разувшись. И рюкзак ещё там же оставил, аккуратно прислонив к стене. — Ты проходи, — сказал Женя, придвинув к себе чайник. — Можешь на мой стул или кровать пока сесть, мои по правой стороне. Снилось, кстати, Марку тогда наоборот. Вернее, снилось, что Петины — по правой. Нет, не Петины — только Петина кровать. Наличия стульев Марк как-то там вообще не припоминал. В действительности всё было не так. Марк притормозил было у Жениного рабочего стола, но всё-таки отодвинул стул, присел. Глянул украдкой на стол: бóльшую часть столешницы занимали учебники с тетрадями, но у настольной лампы сидел небольшой плюшевый тюленчик серого цвета, а ещё в рамочке стояла семейная фотография. Марк отвернулся — как оказалось, вовремя. — Тебе сделать тоже? — спросил — очевидно, про чай — Женя, заглянув в комнату. — Нет, я… не хочется, — ответил Марк и коротко улыбнулся. До Петиного прихода Женя успел переодеться в ванной в простые спортивные штаны и футболку на несколько размеров больше с каким-то аниме-принтом. — У них другого размера не было, а мне очень этот персонаж нравится, — стал объяснять Женя, видимо, заметив в лице Марка удивление. — Лелуш, из «Кода Гиасс». — Не слышал. — Это ещё две тысячи шестого года сериал. Ну, там интересно, накал просто зашкаливает… реально интересно. — Это фантастика? — предположил Марк. Женя тем временем уселся на Петин стул — наверное, ему было можно. — Там альтернативная история. Женя наверняка рассказал бы всё-всё, подробно, эмоционально. Но как раз в этот момент щёлкнул дверной замок — пришёл Петя. Женя с места не сдвинулся, а Марк как-то вытянулся. В комнату Петя зашёл молча. Пригладил кое-как волосы — Марку показалось, что они ещё сильнее отросли с момента их последней встречи — и сразу забрался на свою кровать, спиной к стене. На Пете — чёрная футболка из мерча Раммштайна. Марк её помнил. И Петю в ней помнил. Плакаты с любимыми группами над Петиной кроватью, кстати, не висели. Только таблицы какие-то исписанные — что-то по учёбе. Марк перевёл взгляд на стену, у которой стояла Женина кровать: а вот там уже как раз что-то типа плакатов с группами и висело. Издали плохо различимо, но там точно были наклеены несколько постеров с группками парней — может, с TXT как раз. Или Stray Kids. И по учёбе тоже что-то было — Марк вспомнил картинки из учебников по биологии школьных, и что-то общее между ними и тем, что он сейчас видел над Жениной кроватью, прослеживалось. Но разглядывал всё это Марк не так долго, как мог бы. — Я чай у плиты оставил, — заговорил Женя, махнув рукой. Нет, не махнув даже. Грациозное что-то в жесте этом было. Скульптурное. — Там ещё сахар из старса лежит, я взял вчера несколько пакетиков. Петя кивнул — всё так же молча. Становилось неуютно. — Что-то случилось? — решил спросить Марк. Что бы ни последовало дальше, это всё равно бы сдвинуло всю эту ситуацию с мёртвой точки. А ведь последовать могло много что, учитывая… да. Обстоятельства. Петя посмотрел прямо на Марка. Они, конечно, далеко друг от друга сидели, но прямую линию провести можно было бы — от глаз к глазам. Марк — опять-таки — не так хорошо видел, будь это плохое зрение неладно. Только напряжение странное почувствовал. Но ничего безумного не случилось. — Просто устал, — ответил Петя и мягко улыбнулся. Тихо и честно. Вот тут Марк и предложил отвлечься, вспомнил про тесты эти дурацкие, Женю заодно просветил. Петя скинул заново ссылку на тест Марку, Марк переслал Жене и задумался: интересно, насколько бы зашкаливал уровень неловкости, если бы у них был общий чат на троих? Типа как накал в том Женином аниме? Реально интересно, ага. Марку выпал Крош, Жене выпал Ёжик, Петя посмеялся. Потом всё-таки вышел в прихожую — Марк не знал, как Женя с Петей это пространство меж собой называли, но казалось правильным — за чаем. Женя тоже с места поднялся, и Марк дёрнулся было тоже зачем-то подскочить, но Женя мотнул головой. Придвинул стул к своему столу, а потом потянулся рукой — Марк сначала не понял даже, за чем именно, а Женя в итоге взял того самого плюшевого тюленчика и сел обратно на стул, уже совсем близко к Марку. — Познакомитесь? — выдал вдруг Женя и шутливо протянул Марку лапку тюленчика. Марк посмотрел на игрушку — кажется, тюленчик улыбался. — Как его зовут? — спросил Марк, осторожно протягивая руку тюленчику навстречу. — Не знаю даже, — пожал плечами Женя, а Марк — Марк пожал игрушке лапку. — Мне его мама подарила, когда я сюда переезжал, но имя я ему так и не придумал. — А меня зовут Марк, — напыщенно серьёзным тоном сказал Марк, смотря тюленчику в его глаза-бусинки, а потом перевёл взгляд на Женю. — Что там тюлени в два года делать умеют? — Не знаю, — мотнул Женя головой и засмеялся. И Марк захихикал, всё лапку не выпуская из пальцев. И не сразу заметил, что Петя уже зашёл обратно в комнату и сел не на кровать, а на пол, рядом с ней. Сделал глоток чая и аккуратно поставил кружку рядом с собой. Марк отпустил тюленя, опустил глаза в пол. Раз, два, три… Досчитать про себя до десяти, вдох-выдох, поднять голову. Увидеть, как Петя собирает пряди волос в хвостик на затылке и с пола подниматься явно не собирается. Стоп, что? Серьёзно? — Тебе так нормально? — спросил Марк. Петя не сразу сообразил, что Марк обращался к нему, и повернул голову, только когда тишина затянулась. — Что? Тишина вообще напрягала. Вот был бы тут проигрыватель, можно было бы пластинки послушать, например. — Ну… на полу сидеть. Марк сказал, а потом вспомнил, что стул Петин занял Женя. Но Петя же и не возражал тогда? Петя пожал плечами и опёрся спиной о кровать, так, что мог на неё голову положить при желании. Странно. Марк уже почти дорисовал себе в голове продолжение разговора: Петя мог бы заговорить о том, что норма — это то, что действует в определённой сфере, поэтому… Не важно. Петя же не заговорил. — Может… можно с тобой так посидеть? — предложил вдруг Марк и тут же спохватился, глянул на Женю быстро. — Нам всем. Петя снова не возражал, и от этого спокойнее не становилось. Наоборот. Он ведь и тогда тоже не возражал, пока не случилось то, что случилось. Принимал как данность, проявлял инициативу, писал первым — и не только писал. Женя оказался проворнее: положил тюленя на стол, встал, задвинул стул, присел напротив Пети, подвинулся так, чтобы можно было сесть рядом с ним. Это Марк всё медлил. Слишком много думал. Запоминал каждое движение всего вокруг, чтобы попытаться понять, какие свои движения можно вписать в эту последовательность. Как вклиниться и ничего не сломать, как слон в посудной лавке. Слон в комнате. Сел всё-таки справа от Жени, обняв колени. И сразу взгляд Пети на себе поймал. Так, что глаза в глаза. Странно: никакая стена их вроде не разделяла, а всё равно показалось в моменте, будто смотрят друг на друга через стекло. Или и вовсе сквозь аквариум, как в фильме этом для курсовой. Только в фильме настроение другое. Ситуация. Действующие лица. — Марк, — вдруг позвал его Женя, и Марк перевёл взгляд на него. Смена ракурса — или даже начало новой сцены. — Ты ничего не написал за последнее время? Ничего не написал? Из стихотворений, конечно. Марк же — с первой минуты их знакомства — поэт. А теперь вот — новый знакомый плюшевого тюленчика. Марк запнулся, даже не начав отвечать. Потому что — ну, честность, всё такое. Делились же друг с другом важным потихоньку. А теперь получалось, что Женя думал, что Марк бы мог написать что-то и ему не сообщить? Нет, может, и мог бы, но именно с такой точки зрения, это же получалось, что он… он всё почувствовал, да? Про обман. — Я больше не пишу, — отвернувшись, ответил Марк. Не соврал: он действительно уже за несколько месяцев не написал ни строчки. Ни для Ярика, ни вообще. — Совсем? — спросил уже Петя, и Марк вспомнил, как Петя ему ошибку в стихотворении исправил. Марк потом дома документ открыл, перечитал строки, но они уже ни во что не складывались. И как Петя смог их вообще тогда запомнить? Марк тяжело вдохнул через нос, точно собирался нырять в воду. — Я… скажем так, я люблю стихотворения, но, наверное, это не совсем мой вариант самовыражения. Марк сказал это, не смотря ни на Петю, ни на Женю. На тюленчика смотрел. Тюленчик слушал и не перечил. Тюленчику никто не сказал, что Марк — поэт. Тюленчику сказали, что Марк — это Марк. Никаких обязательств, никакой нужды чему-либо соответствовать. Спокойно. — Я же пытался всё время этим впечатлить, — продолжил говорить Марк, как будто это было его последнее слово, но не договорил, кого именно пытался — впечатлить. Тюлень продолжал слушать. — Не считал себя шибко талантливым и не считаю, просто хотел делать что-то, что будет услышано. Не так, чтобы что-то провозглашать, а просто чтобы… чтобы не потерять голос и направить его в правильную сторону. Как адреналин. Да. Было. — Это не отговорка, не отмазка, — тут же поспешил пояснить Марк. — Просто буквы, слова — это конструктор, который здесь не терпит экспрессии, если ты хочешь, чтобы тебя поняли. А экспрессия, эмоции — это всё-таки моя сильная сторона. — А как же экспрессионизм в литературе? — вдруг спросил Петя: диалог с тюленем пришлось прервать. — Я знаю. Я знаю, я… я немного о другом. Вы же ходили на чтения, вы… слышали, что и как там пишут. То, что понимают единицы. Так, что для своих. А Марк так и не смог стать этим своим, не нашёл своё место. Марк зажмурился. В памяти слишком отчётливо всплыла та самая зелёная доска, на фоне которой ещё Ярик стоял. Слова эти древнегреческие. Вот бы стереть их все, вот бы написать поверх — свои, своим языком, не имеющим определённого значения. Вот бы вернуться, вот бы сказать Ярику всё в лицо, вот бы… Из мыслей Марка вытянуло, точно из бурных волн, прикосновение к левой ладони. Марк не дёрнулся, напротив: расслабился почему-то, глаза открыл. Прикосновение мягкое, но настойчивое. — Марк. Это Женя. Это Женя взял его за руку, сначала одной своей, потом и второй ладонью накрыл, пряча его небольшую ладошку в своих. Марк не противился, Марк просто растерянно наблюдал. У Жени руки красивые и приятные на ощупь. Ему бы в музыканты… может, хирургом в итоге станет. Тоже подходит. Марка из мыслей вытянуло, но воздуха хватало. Марк всё помнил, Марку в мыслях этих было не по себе. Без темы воды можно было дышать. — Марк, ты не обязан писать ради кого-то, — негромко сказал Женя. — Всё нужно в жизни делать для себя, если есть желание, а потом уже… — Я рисовать хочу, — перебил его Марк. — Вот. Так просто. Без увиливаний, без обманов. Потому что Марку гораздо интереснее было смешивать краски, чем буквы. Потому что Марку гораздо любопытнее было очерчивать контуры, чем подбирать слова. Потому что Марку гораздо важнее было расплёскивать цвета, чем выравнивать неуклюжие строки. Женя вот, кажется, понимал. — Значит, будешь, — проговорил он очень уверенно. На Петю Марк взгляд поднять всё не решался. Кое-как переплёл пальцы с Жениными, тот убрал вторую руку и как будто ближе придвинулся — а может, он приблизился ещё во время речи, обращённой к тюленчику, просто Марк не заметил. Женя держал его за руку очень крепко. И Марк всё-таки посмотрел на Петю. Петя, как оказалось, обеими руками держал свою кружку. Простая совсем, белая, с эмблемой какой-то — наверное, с конференции летней. Той самой, о которой Марк ничего толком и не знал. Бред. Марк снова хотел закрыть глаза — и действовать наощупь. Как у Бродского в том стихотворении про слепых. Слепым котёнком себя почувствовать, да. Чтобы по наитию. Чтобы угодить в тёплые объятия, спрятаться, чтобы ничего не бояться и, что самое главное, не бояться оказаться слишком близко. Не бояться привязаться. Ему ведь совестно было, что он боялся, а боялся он дико, и страх нёсся с грозным шумом сквозь него, как поток, и тело дрожало, как мост над водопадом, и нужно было очень-очень громко говорить. Чтобы за шумом — себя услышать. Перебороть отвращение. Бродский писал, что ночью намного проще, за окнами уже темнело, но Марк вспоминал ту ночь, когда ему снилась эта комната, снился снег за шторами, снилось то, чему больше нельзя было быть, и понимал, что ночью — не проще. Марк вспоминал, как он тогда проснулся, как крепко вцепился в подушку, а теперь — теперь он очень крепко цеплялся за руку Жени, и у него возникало такое чувство, что во рту нету языка. Слов нет. Закончились. А Петя держал кружку и смотрел на него. Не так, как смотрел на Хлебозаводе. Но как теперь — Марк не мог выразить. Потому что для этого выражения нужны были слова. Марк больше не хотел — в слова. Марк хотел в кольцо надёжных рук, Марк хотел в безопасное незнание — такое, что не мешает, а лишь подталкивает идти вперёд. Когда Петя вышел из комнаты, чтобы вымыть наконец-то опустевшую кружку, Марк очень быстро ткнулся лбом в Женино плечо, всё-таки закрыв глаза и так и не отпустив его руку. Женя не был против. Это Марк сам отстранился — буквально через пару секунд. И руку отпустил: как будто онемела уже. Как и он сам. Не стал извиняться за нарушение границ, потому что не чувствовал, что сделал что-то неправильное. — Можем посмотреть какой-нибудь фильм, — предложил Петя, вернувшись. Марк согласился. Женя нашёл на своём ноутбуке какое-то аниме. Марк в итоге не вникал. Они все устроились на полу, сели поудобнее, вглядывались в экран. Марк ловил чередование цветов, и ему нравились картинки. Женя тыкал в экран пальцем и что-то объяснял. Петя даже пару раз посмеялся. Хорошо. Это радовало. Особенно после того разговора про Женю. Они разъезжались, но раз Женя ещё был способен Петю рассмешить, значит, вряд ли между ними была какая-то серьёзная недомолвка? Марк не вникал. Поглядывал помимо экрана поочерёдно то на Женю, такого близкого, то на Петю, такого, что снова не дотянуться. Петя складывал руки, ёрзал. Женя следил за сюжетом, хотя уже его и знал. Марк поглядывал, а потом возвращался к всплескам ярких цветов. Очищал голову. А потом, когда фильм был досмотрен, а все последние возможные слова произнесены, Петя вызвался проводить Марка до остановки, и Женя сначала — Марк успел это увидеть — нахмурился, но всё-таки согласился. Разрешил? Марк успел это увидеть. Ещё успел поймать в голове мимолётное желание — обнять. Поймал — и сразу отбросил в сторону. Это слишком. Слишком. Попрощались, пожав друг другу руки. Марк и тюленчику помахал тоже — тот не мог ему ответить без Жениной помощи, но это ничего. Считай, не расставались надолго. На улице было темно и холодно, но Петя вышел без шапки, без шарфа и даже в не до конца застёгнутой куртке. И жался как-то. Руки по карманам. — Ты простудишься, — сказал Марк, поправив на плечах лямки рюкзака. Петя тяжело вздохнул, но снова ничего не ответил. Вот у кого слова закончились. Ещё задолго до того, как они закончились у Марка. Но всё же не совсем. — Я хотел спросить, — остановившись, вдруг заговорил Петя, и Марк обернулся, притормозив. — Если ты вдруг пишешь какое-то сочинение и резко понимаешь, что там много ошибок и вообще всё не то, ты будешь исправлять каждую ошибку или перепишешь всё заново по-другому? На одном дыхании выдал — почему-то подрагивающим голосом. От холода, наверное. — Я бы начал с чистого листа, — немного подумав, ответил Марк. Петя кивнул. Принял к сведению. В автобусе Марк всунул в уши наушники, чтобы отвлечься и не думать ни о чём, но буквально второй песней включилась та самая, в которой было про злой туман, про ураган, про ветер. И только тут Марк догадался, что Петя всё это время мог иметь в виду.