Возвращение Феникса

      Фулгрим не посещал театральные постановки и картинные галереи. По крайней мере смертные не заставали его за этим занятием.       Но примарх не препятствовал летописцам в их стремлении встречаться в отведённом месте, выпивать и шумно что-то обсуждать. Правда, мародёрство помещения, названного после Ла Синере де Фениче, сразу же было строго запрещено. Стоило кому-нибудь хоть подумать в направлении «А не разрисовать ли мне стены неприличными жестами?», как тут же объявлялись воины-неофиты и под белы рученьки провожали гражданина подумать о своём поведении.       Вид сборища праздных летописцев был противен Адальберту. Но зал Ла Синере де Фениче был единственным местом на корабле, помимо каюты, где он мог не чувствовать на себе постоянного надзора. Два старательных неофита, приставленных к нему, едва ли были серьёзными соперниками, но эльдар и не пытался бежать. Просто некуда и незачем. А ещё в это местечко в свободное время приходили гвардейцы. Олланий в их числе.       Каждую встречу Адальберт ждал с волнением. Досадно было, что Олланий никогда не приходил один. Вместе с ним в Ла Синере де Фениче вваливалась толпа солдат с забавных меховых шапках. Хладнокровные и неприветливые, они постоянно ворчали о чём-то своём. Но стоило им только выпить, как они начинали гудеть песни своего народа. За короткое время Олланий нашёл с воинами в меховых шапках общий язык, многие следовали за ним как псы или любопытные дети. Узнали ли они о том, как героически тот управлялся с орками, или же просто были тронуты историей кадианского ветерана, избежавшего плена друкхари, оставалось загадкой. И неизвестно как, но Адальберт оказался втянут в эту странную компанию людей.       Особо отличался Прохор. Его имя Адальберт запомнил сразу, но не вспоминал с теплотой. Это был свирепый на вид мужик маленького роста. На его лице небрежными клоками росла борода, а в волосах всегда можно было найти колтун. Он пах потом и кожным салом, из-за этого его появление никогда не оказывалось внезапным. Кожа на его ладонях была грубее горной породы, а всё тело покрывала мелкая зудевшая сыпь. Он никогда не упускал случая подшутить над ксеносом. Хлопал по плечу, дышал вонью изо рта, упорно называл «ксеноподружкой», шутил одни и те же несмешные шутки и постоянно пытался споить пахнувшей спиртом жижей. А главная беда: его никак не получалось спровадить, ибо он оказался не восприимчив к псайкерским манипуляциям!       Правда, имелось у Прохора одно достоинство, которое ценилось в кругах Ледяных Воинов. У него был на редкость мелодичный голос, пускай и тронутый хрипотцой после многочисленных попоек. Он одинаково искусно заряжал воинов весельем своими частушками и заставлял их прятать редкие слезы, когда затягивалась песнь об оставленной ими Вальгалле.       Олланий, впрочем, и сам оказался охотник выпить. Адальберт неожиданно для себя открыл новую его сторону: тоскливую и безбашенно весёлую. Этот человек, что не дрогнув, сражал врагов человечества, под подбадривающие хлопки новых товарищей, танцевал на столе. Грубый, первобытный танец, невольно зачаровывавший Адальберта своей бесхитростной красотой.       «Хой! Хой! Ристо! Борзо!» — выли солдаты, а Адальберт покачивал головой в такт этой музыке из грубых голосов, гудения, хлопков и щелчков пальцами. А в один момент его легко подхватил Прохор и под возмущенное шипение вытолкнул на стол рядом с Олланием.       Хорошее питание и сон — а главное, отсутствие пыток! — сотворили великое. Ксенос из блеклого скелета превратился в по-настоящему величественное существо. Его золотые глаза блестели жизнью, а движения наполняло женственное обаяние. Подчинившись грубому порыву, он начал хлопать и кружить под смех гвардейцев. Олланий схватил его за ладони, увлекая в танце. Босые ступни следовали за грубыми ботинками, неземное — за столь приземленным.       Сквозь гул прорезался хриплый голос Прохора. Его шутливая благодарность Лорду Жиллиману за «легальных ксеноподружек» давно потеряла свою новизну, но зал всё равно зашëлся в хохоте. Просто потому что хотелось отдаться порыву веселья. Просто потому что воины знали: завтра этого может не случиться.       Дуэт ксеноса и человека был так странен и смешон. Сойди с неба звезда да станцуй со скалой, и то это не было бы столь нелепым зрелищем. Но до чего же легко становилось на душе, когда эльдар чувствовал влажные теплые ладони и видел прищуренные лиловые глаза. На его мире-корабле жизнь была такой размеренной и спокойной, а здесь...       Гвардейцы прекратили навещать Ла Сенере де Фениче. Адальберт прислушивался к людской молве — поговаривали, что гвардейцы были спущены на пустынную планету. Но эльдар всё равно приходил сюда и ждал, терпя общество разгульных монкеев-летописцев.       Ксенос шёл к своему углу, натянув капюшон на голову. Хотя в том, чтобы скрывать свою природу не было необходимости: люди обтекали его в толпе, упорно не замечая.       Внезапно, он ощутил руки на своих боках и взвизгнул, нервно хихикая.       — Приве-е-ет, — протянул маленький человечек с золотыми пластинами на щеках. — Ты ведь аэльдари? Ксеносы такие красивые!       — Как ты... Откуда ты... — Адальберт узнал. — Ты! Это ты просил того огромного в белом не убивать нас!       — Ну, да, было такое... Меня зовут Омниссион! — робот вытянул свою золотую ручку.       Ксенос осторожно пожал её. Омниссион не выглядел опасным: непосредственная улыбка, маленький рост, ребячески круглое лицо, великоватые шортики. Хотя с монкеями и их иерархией, выстроенной на крови, всë же следовало опасаться. Это существо остановило одним только словом Поцелованного Жаждущей — так Адальберт обозвал про себя Фулгрима. Малыш даже не пах как монкей. Машинным маслом, возможно, металлом, резиной, но не потом и кровью.       — Адальберт. Ты тоже «ксенос»? — осторожно спросил эльдар.       — Нет, я не ксенос, — покачал головой Омниссион. — Я вообще не живой. У меня металлическое тело, но душа собрана из кусочков и подсажена извне. Как некрон, но имперский.       Адальберт кивнул. Некроны — раса, которую нельзя недооценивать. Как, однако, забавно тусуются стороны: теперь прежние собратья были для него больше враги, чем те, ради борьбы с которыми Адальберт и ему подобные были созданы.       — Того гвардейца спустили вниз? Надеюсь, он будет в числе живых, — догадался Омниссион о тревоге Адальберта.       Адальберт опустил голову, скрывая лицо под капюшоном. Его губы дрогнули, но не голос.       — Будет.

* * *

      — Шутка ли, но мы опять оказались в пустыне, парни! — бодро заявил Прохор.       Остальные в окопе одарили его хмурыми взглядами бородатых лиц. Вальгалльцы прикрепляли штыки к винтовкам.       Прохор стоял у уступа в траншеи, которая была предназначена для тяжелого вооружения, но, ввиду того, что с ресурсами существовали определённые проблемы, место пустовало. Впрочем, вальгалльцы разместились в дюнах так, будто пески стали их вторым домом. Невыносимая жара пускай и сделала их довольно раздражительными ребятами, но внешне это проявлялось слабо.       Рядом находился и Олланий, что немигающим взглядом наблюдал горизонт. Где-то вдалеке то и дело мерещились орки и ветер доносил грибную вонь. Она заставляла воинов Вальгаллы всё больше раззадориваться.       — Затишье перед бурей, каждая минута слово сотня лет, — проговорил задумчиво Олланий.       — Сражаться бок о бок с двумя Орденами Десанта, — усмехнулся Прохор. — Разве это не великая честь?!       Зелёная волна издалека стала выливаться из орочьих городищ с шумом, который могут издать только орки. Воины приготовились к бою. Каждый ждал определённого момента. Момента начала. Для кого-то славный, а для кого-то печальный эпизод жизни. Кто-то умрет первым, не успев вылезти из окопа, а кому-то будет суждено продолжать жизнь, снова и снова погружая пальцы в кровь.       Но все они не собирались покидать окопы до того момента, пока жизнь не покинет последнего Ледяного воина.       Прохор и Олланий припали к краю окопа, напрягшись, словно гончие собаки.       — О, Император, благослови меня ещё на одну битву, — тихо, одними губами произнес Олланий.       — Сегодня прольется орочья кровь, — с предсмертным восторгом прошептал Прохор.       — Позволь мне быть в числе тех, кто вернётся живым, — Олланий сжал винтовку крепче.       — Да свершится правосудие! — торжественно улыбался Прохор.       — Не отворачивайся от меня!       — Чтоб в грохоте битвы весь мир потонул!

* * *

      Увидев, что Сыны Феникса пошли в лобовую атаку, Люций разразился смехом. Он-то ожидал, что его будут давить массой людишек в зелёных панцирях, но видно, Империум немного решил сменить тактику.       Две волны - пестрая нестройная толпа и организованная черная с белизной армия - сошлись. Волны схлестнулись, и землю окропили первые брызги цвета свежей крови. Вмиг армии смешались, превращаясь в бурлящую кровавую пену.       В этом океане разгульного насилия Люций был дельфином, поглощавшим неосторожных рыбешек. Он с заразительным смехом, пританцовывая, ступал по полю брани. Коррозия энтропии давным-давно изуродовала его сознание. Размытые безликие образы кружились вокруг него в праздничном хороводе нимф. Он протягивал руки к этим прекрасным нимфам, и с каждым галантным поклоном на землю падала чья-то голова. Люций наслаждался хаосом насилия. Он сам был воплощением насилия, его чемпионом.       И до чего же странным показался краткий миг прояснения.       — Люций, — окликнул кто-то его. Растянутые в широкой улыбке губы в шрамах дрогнули. Люций знал этот голос. Каждое дитя третьего легиона знало этот голос. По-отечески добрый, по-отечески строгий и по-отечески наставляющий. Голос, что одним словом возмутил остатки рассудка Люция.       Мечник обернулся. Он увидел приближающегося гиганта в белом доспехе из керамита. Воин невесомо ступал по полю брани. Волны насилия расступались перед ним, словно признав в нём кого-то равного богам. Словно бы понимая, что в этот бой им вмешиваться не стоит. Может, это была наркотическая галлюцинация, может, пустынный мираж, а может, Люций действительно почувствовал трепет, о котором успел забыть за тысячелетия.       На секунду он вновь стал тем маленьким хвастливым мальчиком в обносках, что дерзко смотрел в будущее, сжимал грубый деревянный меч и растирал свежую кровь из разбитого носа.       Люций сбился с танца, споткнулся, протягивая руки к гиганту.       — Кто ты, о дивный миф? — Люций двинулся навстречу незнакомцу.       Воин быстро сократил расстояние меж ними. Он подбежал к Люцию, замахиваясь искрящимся мечом. Атака была грубой и совсем не похожей на прежний изящный почерк. Он явно не намеревался играться, а бил в порыве бешеной ярости.       — Я Фулгрим! Твой генетический отец и примарх! Чтобы тебя варп сожрал да кости выблевал!       Маленький хвастливый ребенок обиженно надулся. На глазках вскипали слёзы. Как так, отец сердится на него?! Но ведь он не сделал ничего дурного! Он выполнял то, что папа хотел! Он убивал и калечил для него, за ним он вступил на скользкую дорожку предательства! Почему папа сердится?!       Люций перехватил поудобнее лаэранский клинок и встретил им яростный удар. Тот получился настолько сильным, что копыта Люция взрыли землю, словно плуг.       Люций сделал быстрое движение запястьем, защищаясь от второго такого удара. Он усмехнулся. Давно ему не приходилось принимать позицию защиты.       — Лжёшь, букашка. Наш лорд никогда не позволял себе таких выражений, омерзительная чернь!       Люций припал к земле, поднырнул под руку гиганта и со всей дури полоснул мечом по лицу. Шлем Фулгрима разлетелся в дребезги.       Маленький хвастливый мальчик закрыл лицо руками. Он хотел бы сдержать слезы, не дать отцу увидеть, как сильно он скучал, горевал без него. Он-то, думал, что варпово отродье заменит ему покровителя, обратит на него внимание. Но сейчас он лишь оплакивал тысячелетия мрака, в который сам себя и загнал.       Волосы Фулгрима упали на бледное лицо, искаженное в гримасе ярости и тоски. Осколок шлема оцарапал его щеку. Но рана тут же затянулась, не дав крови даже показаться.       — Как выражениям не сорваться с языка, когда видишь подобную мерзость!       Фулгрим нанес рубящий удар сверху вниз. Люций уклонился в последний момент и подставил под цепной меч свой наплечник. Зубья впились в броню, разбрызгивая кровь и осколки заколдованного керамита. Люций отскочил на пару шагов, широко расставил ноги, выставил меч, готовый к дуэли. Атаковал колящим ударом.       — Разве я мерзок?! На себя посмотри! Говори что хочешь, ничтожество, но ты мне не отец. Пусть ты и реален, но ты не тот, за кого себя выдаешь.       Фулгрим пригнулся к земле, уходя от клинка. Он пнул Люция в грудь.       — Люций! Ты помнишь Саула? Саула Тарвица? — Фулгрим выставил меч перед собой, защищаясь от очередного удара.       Однако слишком поздно, чтобы тот не прошелся по пластине нового доспеха, оставляя широкую царапину, и не резанул мягкие ткани у локтя. Фулгрим фыркнул, уходя в сторону. Ткани локтя сошлись, залечивая рану.       — Этот слабак? Как хорошо, что он в итоге сдох, — Люций зашёлся трескучим противным смехом. — Ты не Фулгрим. Ты ничто! Даже будучи захваченным демоном, ты сражался лучше, чем сейчас!       Фулгрим свирепо и с размаха толкнул Люция ногой в живот. Слова Люция задели его гордость. Он полоснул плечо воина, вдарил плашмя клинком по ноге. Стоило тому покачнуться, как Фулгрим вдарил по руке. Спустя всего несколько мгновений лаэранский клинок вылетел из рук мечника и вонзился в песок. Люцию потребовалось бы несколько секунд, чтобы вернуть меч, но он не располагал даже таким временем.       Этого поганца необходимо было убить. Вспороть. Выпотрошить. Втоптать в грязь. Покрошить на мелкие кусочки.       Сам вид этой ухмылки был невыносим! Умри, умри, умри, гудела голова. Фулгрим направил удар меча, целясь в незащищенную голову астартес.       Только после Фулгрим понял, что Люций и не собирался парировать удар. Меч с нечеловеческой скоростью двигался навстречу его лысой черепушке. А Люций улыбался, выставив напоказ свои гнилые заостренные зубы. Одно мгновение — и Люций стал бы трупом...       Меч со скрежетом нарушил свой ход.       Улыбка Люция превратилась в досадливое выражение лица. Всякое бывало в его долгой жизни, но его еще никогда не закрывал собой враг.       Фулгрим отступил, захлебываясь в ненависти.       — Предатель, — прошипел примарх, обращая взгляд фиолетовых глаз на Строноса.       Магистр Железных Рук вовремя оказался между Фулгримом и Люцием и отразил удар поручнем. Тот посыпался на землю крупными осколками.