queers

Чонгук мягко жмет по тормозам, припарковавшись между двух машин, и вешает руку на кожаный руль, стянув очки к носу. Он разглядывает новую неоновую вывеску излюбленного клуба и знакомых людей, по очереди скрывающихся в его заволакивающей тьме. Звуки грохочущей музыки слышатся даже на улице, где не прекращает кипеть жизнь. Та самая жизнь, которая Чонгуку по душе, ради которой он решил вернуться. Мужчина вылезает из машины, придерживаясь за дверь; отросшие кудрявые волосы, потрепываемые разгулявшимся ветром, щекочут тихую улыбку, промелькнувшую на губах. Там его жизнь, внутри этих холодных огромных стен, засасывающих навсегда надолго, там чонгукова больничная палата в случае комы, там он окажется в следующей жизни и в других, которые после, тоже. Дом. Долгожданное воссоединение.

***

— А я ему говорю, мол, торговаться — это не ко мне, я из тебя эти бабки высосу любой ценой, так еще и накину сверху, — распыляет Хосок, указательным пальцем тыкая по стеклянной поверхности барной стойки и нервно зажимая между тонких губ что-то вроде мятой разжеванной самокрутки, — еще, пидор, нашел, с кем хреном мериться, — он возмущенно качает головой, рассуждая о своих делах насущных развалившемуся рядом Намджуну, и с очарованием поглядывает на ловкие движения бармена в ожидании пятой стопки за вечер. Когда долгожданный шот с вызовом скользит по переливающемуся покрытию, Хосок облизывает высохшие губы в предвкушении смочить затравленное горло чем-нибудь, кроме курева собственного изготовления. Все его планы рушатся, когда знакомые жилистые пальцы его опережают. Хосоку лишь остается открыть рот и, запланировав про себя сто и одну пытку, проводить взглядом свое каждодневное спасение. Чонгук опрокидывает синий шот за раз, скривив гримасу от резкой приторности. Он, как ни в чем не бывало, присаживается рядом с Хосоком, срывая кусочек апельсина с его предыдущего коктейля, и закидывает в рот, поежившись. Хосок так и замирает с тлеющей самокруткой меж пальцев, как и Намджун, уставившийся на него из-за плеча Чона. — Добро пропадет, — перекрикивает Чонгук громкую музыку, перехватывая у Хосока косячок. Он поглядывает то на Чона, у которого, кажется, задергался глаз, то на Намджуна, явно забывшего про свой излюбленный брэнди. Шлейф ночных дорог и резины приводит Хосока в чувства. — Когда? Чонгук оттягивает длинный рукав кожаной куртки и, как какой-нибудь важный бизнесмен, смотрит на часы, зажимая между губ травку. — Час назад приземлился. Ревущая музыка, впитавшаяся в стены клуба, десятки горячих полуголых тел, купающихся в лучах светомузыки, конфетти под ногами, мальчики, танцующие за ограждением на танцполе, — то, из-за Чонгук не посмел отложить визит хотя бы на минуту. — И ничего не сказал, — ничуть не удивленно выдает Хосок и пятерней, забитой темно-серой краской, на этот раз жадно обхватывает подогнанную стопку, — из тебя по жизни нихуя не вытащишь, ниндзя ебаный. — Буквально три дня назад кто-то пиздел по фейстайму, как в Тае заебись, какие там горячие загорелые мальчики и, наконец-то, ни одной нашей рожи на горизонте, — подключается Намджун, укладывая локоть на стойку, своим острым загадочным взглядом поглядывая на парня. Чонгук слепо пододвигает поданную барменом стопку водки и с усмешкой окидывает Намджуна оценивающим взглядом, отмечая пару тройку свежих татуировок на жилистом предплечье, загадочно ускользающих за рукава цветастой атласной рубашки; тройку новеньких кольцевидных пирсингов, сверкающих под лампами в широкой брови, и новый яркий каштановый цвет волос придает искорку дерзости в и без того по-красивому вызывающий образ. На этом парне скоро не останется живого места, думает Чонгук, но почему-то все равно мысленно подтирает слюни. Если это Ким гребанный плохиш и принц в одном флаконе Намджун, ему идет абсолютно любой образ. Чонгук бы ему дал. — А я только стал наслаждаться популярностью, — с огорчением усмехается Нам, — ты мне здесь — как кость в горле. Хотя он знает, что с Чонгука никто не сможет сорвать маску самого громкого трахера в этих кругах, все равно решает его подразнить. Если и появится такой, то лет через пятьдесят, когда Чонгук покроется сединой и будет лить коньяк мимо стакана. Хосок любит шутить на эту тему, не может прекратить думать о том, каким Чонгук будет в старости, ну просто живет ради этого момента. Хотя Чонгук фыркает и до горячки уверяет, что он всегда будет молодым и прекрасным, трахающим все, что движется, где-то в глубине своей черной души, Хосок уверен, он безумно этого боится. — Даже если бы я никогда не вернулся, ни у одного из вас не было бы шанса занять мое место, — нахально выкидывает Чонгук, не забыв подчеркнуть свое самолюбие и охуительность, о которой и так прекрасно знает чуть ли не каждый в этом клубе. Парни это игнорируют. Ничего нового они не услышали. — Как там твой старик? Жив здоров? — откровенно интересуется Хосок, наощупь выуживая мятую пачку сигарет из переднего кармана бардовой рубашки. Чонгук непонимающе опускает глаза на свою ширинку черных джинс, а затем снова смотрит на друга, вскинув бровь. — С каких пор ты стал интересоваться моим членом? Намджун посмеивается, окидывая взглядом танцующую толпу, а Хосок закатывает глаза, устало подпирая голову ладонью. — Я серьезно, — без улыбки спрашивает мужчина, на что Чонгук пожимает плечами. — Женился. Земля ему пухом. Хосок хлопает себя по груди, боясь задохнуться больше неожиданной новостью, чем крепкими сигаретами, которые он, видимо, по ошибке счел за свои, наскоро схватив со стола Юнги. Намджун, самый мудрый и здравомыслящий в этом треугольнике, лишь понимающе пожимает широкими плечами, качая головой в такт музыки, будто эта вещь для него — самая очевидная на свете. Это должно было случиться. По крайней мере все люди под старость лет заслуживают самого настоящего счастья и даже черствый, высокомерный отец Чонгука не исключение. Только вот его сын так не считает. — Я надеюсь, ты хотя бы поприсутствовал на церемонии ради приличия? Он как-никак твой отец, — наивно спрашивает Хосок, заглядывая в блестящие глаза друга, чьи губы медленно расплываются в загадочной улыбке. — О да, — тянет мужчина, вспоминая, как в тот вечер он пошел в тайский шумный гей-клуб и весь вечер терся бедрами о задницу молодого горячего паренька в самом центре танцпола. — Пропустить свадьбу собственного отца? Я что, по-твоему, похож на плохого мальчика? — хмыкает Чонгук, а перед носом все еще витает запах горячей кожи, морской соли, впитавшейся в черные вьющиеся волосы, и кокосовой смазки, в которой Чонгук перепачкался по самые локти, с довольной улыбкой выслушивая что-то чересчур эмоциональное на охуительно красивом тайском. — Ну плюсы в тайцах стопудов есть, — ухмыляется Намджун, как будто оправдывает выбор чонгукова отца, — они охуенно массаж делают. — Массаж простаты — да, насчет остального не уверен. Хосок фыркает, закинув ногу на ногу, и скрещивает руки на груди, склонив голову набок, с глубокой ностальгией смотря на своего загорелого друга. Светло-русые волосы перекрыл черный вороний цвет, его естественный; они за шесть месяцев, которые Хосок его не видел, сильно отросли и, признаться честно, так он выглядит еще охуительнее. Чертяга с каждым годом и правда становится все моложе и привлекательнее. Хосок ему не устанет это говорить. — Кстати, уже за полночь, твоя жена тебя не обыскалась? — иронизирует Чонгук и подносит коньяк к губам, жадно рассматривая голый торс бармена, миксующего очередной коктейль в такт музыки. — У нас доверительные отношения, — тянет Хосок, перекрикивая шум толпы, — если ты, конечно, знаешь, что это такое. — Доверие? — Нет, отношения. Чонгук хмыкает, закончив перекидываться многозначительными взглядами с барменом, и поворачивается к Хосоку, вздернувшего бровь. Его лучший друг сотворил самую глупую и смешную вещь в своей жизни далекие семь лет назад, так тупо поставил точку в своей развязной свободной жизни и все ради чего — «семьи», «детей», этого Юнги? Да Чонгук его терпеть не может даже больше, чем мысли об отношениях или уж тем более женитьбе. Высокомерный напущенный хрен. Хотя в этом они даже похожи. Хосок сделал то, чего Чонгук не сделает никогда в своей жизни. Не выжжет на себе клеймо семьянина. Это игры для натуралов. А он — самый гейский гей из всех существующих. — Как бы там Юнги охуительно тебя ни трахал, ты все равно любишь меня больше, — Чонгук наклоняется ближе к Хосоку, соприкасаясь лбами, пальцами обхватывает шею и прижимается губами к чужим, оставив тягучий и звонкий чмок. Хосок молча улыбается, сверкающими глазами смотря на своего лучшего друга, снова обратившемуся к бармену в своей кокетливой манере, и у него возникает дикое желание просидеть так весь вечер. Может, даже всю жизнь. — Вот это я называю крепкой мужской дружбой, — довольно улыбается Намджун, делая последний глоток выдохшегося бренди, присмотревшись к высокому черноволосому иностранцу в толпе, строющим ему глазки еще с самого прихода. — Какая встреча, — Чонгук поворачивается в сторону, окинув взглядом парня, присевшего рядом с ним. Мужчина проходится по крепкой фигуре развязным взглядом и, сделав крупный глоток виски, натягивает обворожительную заинтересованную улыбку, аля, я весь твой. Хосок цокает, сталкиваясь взглядами с Намджуном, надеется, что хотя бы тот составит ему компанию, а не променяет дружеские разговоры на очередную задницу. Но Намджун вместо этого всучивает ему стакан с недопитым брэнди, стремительно направляясь в горячую полуобнаженную толпу. Чон наблюдает за тем, как он укладывает парню ладони на плечи, пританцовывая, и шепчет что-то на ухо, заставляя того улыбнуться шире. Ясно, думает Хосок, Намджуна не будет как минимум полтора часа. — Взять тебе чего-нибудь выпить? — кокетливо улыбнувшись, спрашивает Чонгук, подперев голову рукой и внимательно разглядывая лисьи подведенные глаза. Парень напротив скрещивает руки на груди и выжидающе молчит, вздергивая бровь. — Не помнишь меня? — Чонгук хмурится, c притворной задумчивостью почесывая пальцем нижнюю губу, и опускает глаза на чужую промежность, хмыкая. — Может, если снимешь штаны, вспомню. А так вряд ли. — Мы пересекались в парилке. Ты обещал перезвонить, — парень кивает бармену, подогнавшему ему текилу, и быстро осушивает рюмку, прикусив губу из-за отсутствия закуски. — Но я так и не дождался. — Номер потерял, — с безразличием говорит Чонгук, губами касаясь стакана, и провожает взглядом прошедшего высокого брюнета, не в силах проигнорировать эти охуительно тесные кожаные брюки. Встречались раньше — уже не интересно. Чонгук предпочитает не трахаться с одним и тем же парнем более одного раза. Ну просто охерительный — причем один единственный — принцип, существующий у двадцатидевятилетнего мужика. Юноша замечает прикованный чонгуков взгляд к мелькнувшему мимо парню и с огорчением хмыкает, скрещивая руки на груди. — Ну ты и скотина, Чон Чонгук. Соси у себя сам, — последнее, что Чон слышит в свой адрес. Он провожает взглядом обтянутый тугой джинсой зад, и после поворачивается к Хосоку, все это время наблюдающим за развернувшейся сценой. — Кто это? — Судя по заднице, парень, которого я оприходовал в парилке спортзала. Сколько Хосок Чонгука знает, тот всегда был таким. Эгоистом, ежесекундно думающим лишь о том, кому бы присунуть, а когда это случается с каким-нибудь смазливым парнем, каждый раз обещает перезвонить. Чего, конечно же, никогда не делает. Чонгук, живущий по приницпу: отношениям — «нет», траху — миллион раз «да», кажется, поимел всех голубых в их маленьком городке. Хосок даже не хочет об этом думать. — Пойду прогуляюсь, — улыбается Чонгук Хосоку, хлопая того по плечу и привставая со стула. — Блять, серьезно, сейчас? Мы не виделись вечность. Чонгук оборачивается и, пританцовывая, обхватывает тонкую шею друга, пальцами придерживая аккуратное лицо, мягко и нежно чмокая в распахнутый от возмущений рот. — Я вернусь быстрее, чем ты начнешь скучать, — шепчет Чонгук на холодное ухо друга и, больше не обернувшись, мгновенно сливается с толпой, попутно успевая отвечать на кокетливые взгляды парней обворожительной игривой улыбкой. Хосок смотрит ему вслед и после возвращается обратно к виски и сигаретам, проверяя телефон на наличие сообщений. Юнги и правда ему не написал ничего за весь вечер. Какие-то чересчур доверительные отношения. — Такой красивый и один? — Хосок вздрагивает от ора на свое ухо и уже готовится светить кольцом на пальце, как приличный семьянин, но видит перед собой смеющегося яркого Чимина, продолжающего супер активно двигаться в такт музыки. — Блять, у тебя что, петарда в заднице? — смеется Хосок, убирая телефон подальше, и оглядывает друга с головы до ног: кожаные брюки отлично подчеркивают его сочные бедра, яркая оранжевая майка, облегающая подкаченную грудь, открывает вид на точенные ключицы, обмазанные блестками и маслом, переливающимся под яркой светомузыкой. Хосок тепло улыбается. Не он тут солнце среди хмурого неба, а этот Пак Чимин, вальяжно обхватывающий губами трубочку седьмого «космо» за вечер. — Я в первый раз накурился до такой степени, — лепечет рыжеволосый, облокачиваясь локтем о стойку, — что мне привиделся Чонгук, прикинь, — Чон хмыкает, не спеша расстраивать Чимина, — отвечаю, это был последний раз, когда я покупаю травку у этого Содже, иначе я так с ума сойду. — Вообще-то, не привиделся, — Чимин давится коктейлем, ошеломленно уставившись на Хосока своими большими глазами. — Он действительно вернулся. — Что, тайцы не пришлись по вкусу? — язвит Чимин, облизывая сладкие губы и присаживается рядом с Хосоком, забивая тому ноздри своим одеколоном, который, на удивление, пахнет ну просто замечательно. У Чимина вкус на все вещи просто бесподобный. — Не говори мне, что он ушел в «комнату» вместо того, чтобы сидеть тут с тобой и рассказывать, какие секс-фразы на тайском он выучил. — Пусть развлекается. Хосок пожимает плечами, тихо улыбаясь, а Чимин смотрит на него с каким-то огорчением, так, как будто тот потерялся в густом темном лесу под названием «Чонгук», а путь назад зарос высокой колючей травой. И Хосок там бродит почти всю свою жизнь. — Я вот тебе удивляюсь, — манерно тыкает пальцем Чимин в грудь друга, — Чонгук — чертов эгоист, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо, но все равно продолжаешь сидеть здесь и ждать, пока он не натрахается. — Это тот, кто он есть. Всегда был. Чимин закатывает глаза, качая головой от безнадежности Хосока, и улыбается высокому темноволосому парню в ответ, прошедшему мимо. Он приподнимает коктейль в знак приветствия, а Хосок улыбается и на секунду жалеет, что уже связал свою жизнь с кое-кем особенным. А иногда так хочется с первым встречным, в той самой «комнате», в которую они начали ходить с Чонгуком, когда им стукнуло по шестнадцать лет. Изменилось так много. Хосок ушел намного дальше, став серьезным человеком, обзавелся любящим партнером, как и всегда хотел, а Чонгук как-будто остался тем мальчишкой, у которого до сих пор намечается стояк при каждом симпатичном парне, которого он видит вне зависимости от того, где находится. И трахает вне зависимости от того, где находится. И почему они все еще называют друг друга лучшими друзьями?

***

— На нем эти брюки смотрелись реально отвратительно, но от этого зависела моя премия, да простит меня бог моды, — активно рассказывает Чимин, подняв глаза к ночному звездному небу, на что Хосок с Намджуном переглядываются и искренне посмеиваются. Чонгук идет впереди, покручивая ключи от своей машины на пальце, и звонко щелкает пузырем жвачки, оглядывая улицу. Вокруг — все как он любит, одни парни, выходящие, либо же, наоборот, заходящие в клуб, грязно целующиеся на улице, идущие за руки, обнимающиеся и просто наслаждающиеся своей свободой. Он улыбается, полной грудью вдыхая воздух ночной Либерти. — Думаешь, твоя премия того стоила? — интересуется Намджун, приобнимая друга за шею, — ты испортил парню жизнь. Хосок достает телефон из пальто и убавляет яркость, на удивление не увидев на нем ни сообщений, ни пропущенных. Намджун кидает на него обеспокоенный взгляд, когда Хосок, помрачнев, убирает телефон обратно и утыкается носом в шарф, тяжело вздыхая. Чонгук разглядывает лица проходящих парней, смотрящих на него, и самодовольно ухмыляется, провожая каждого увлеченным взглядом. Так происходит и со следующим, которого он, кажется, зажимал в туалете кафе неподалеку. Они перекидываются долгим взглядом, а когда Чонгук отворачивается и поднимает глаза, видит его. Парень, одиноко стоящий в стороне от курящей шумной компании, потерянно оглядывается, засунув руки в карманы джинсовой куртки. Его белоснежные волосы, не свойственные для корейца, треплет холодный октябрьский ветер, а сам он переминается с ноги на ногу, посматривая в сторону гей-клуба и длинную шумную очередь. Он похож на слепого щенка, которого выкинули на улицу бездушные хозяева. Чонгук застывает на месте, с любопытством уставившись на свою очередную жертву, а Хосок ойкает, когда врезается носом в его затылок. — Ты чего? Забыл что-то? — Намджун смотрит прямо, на мальчишку, выделяющегося среди остальных своим цветом волос, и хмыкает под нос, заметив, как их взгляды, словно магниты, наконец притягиваются. — Доберетесь до дома сами, — единственное, что говорит Чонгук, продолжая смотреть вперед. — Чего, блять? — возмущается Хосок, обходя друга, и внимательно всматривается в его стеклянные глаза, прикованные только к одному единственному. Чон поворачивается назад, увидев мальчишку, без стеснения уставившегося на Чонгука, и закатывает глаза. — Ты что, в тюрьму сесть захотел? Да ему от силы лет семнадцать. Мужчина, словно загипнотизированный, идет дальше по улице, а Хосоку лишь остается второй раз за вечер проводить взглядом его спину. — Я поведу. Я самый трезвый, — смеется Чимин, выхватывая у недовольного Хосока ключи, которые им всучил Чонгук от своей машины, лишь бы потом не выслушивать гундеж о том, что он променял друзей на очередного парнишку, а их оставил ловить такси на холоде. Хосок кричит другу вслед что-то типа «кидалово» и только потом открывает дверь мерседеса, скрываясь в машине. Сейчас почему-то сильнее обычного захотелось домой. Чонгук упирается ладонями в столб, зажимая мальчика своим телом, и внимательно разглядывает мягкие черты лица напротив, копаясь в своей памяти. Глубокие карие глаза, смотрящие на него без особого интереса, смущения и страха, белоснежные, словно снег, волосы — все это точно отложилось бы в его памяти. Трахать белоснежку ему еще не приходилось. — Не видел тут тебя раньше, — первым выдает Чон, опуская глаза вниз. — Аналогично, — чересчур храбро отвечает парень, продолжая смотреть прямо в глаза напротив. — Хочешь поехать со мной? — почти перебив, спрашивает (нет) Чонгук. Отказа, как обычно это бывает, не последовало.

***

Чонгук ведет огненным языком по торчащим позвонкам, укладывая широкие ладони на узкую талию, и наконец касается нежной кожи ягодиц, прикусывая белоснежную половинку. Мальчишка шикает в подушку, сжимая в кулаках наволочку, и довольно прикрывает глаза. Чонгук медленно ведет скользким кончиком между сочных ягодиц, останавливаясь посередине, мягко проталкивается внутрь и довольно улыбается, услышав первый стон. Мужчина выпрямляется в спине, утыкаясь взглядом в белую макушку, и нежно ведет холодными ладонями по ляжкам, грубовато сжимая ягодицы. Он переворачивает мальчишку на спину, загипнотизированным взглядом смотря в теплые карие глаза, приоткрытые влажные губы и подтянутый торс, на котором уже красуются прелестные капельки спермы, вызывая у Чонгука ухмылку. Он подбирает худощавые ноги под колени и закидывает себе на плечи, выплевывая в сторону кусочек блестящей упаковки от презерватива. Мальчик внимательно за ним наблюдает, сухо сглатывая, и сжимает в пальцах черные простыни, нервно ерзая. — Стой, — Чонгук поднимает вопросительный взгляд, наскоро раскатав презерватив по члену, — вообще-то, это мой первый раз. Будь нежнее. Чонгук ухмыляется и наклоняется к лицу блондина, заглядывая в испуганные наивные глаза. — Шутишь, — с иронией шепчет он, будто догадаться об этом — супер сложно, — а я-то думал трахну сегодня гуру секса. Мальчишка улыбается, смотря на острое лицо, освещенное мягкой синей подсветкой, расположенной над кроватью, и тяжело выдыхает, когда мужчина жадно целует мягкие пухлые губы. Он придерживает мальчишку за подбородок, проскальзывая в его рот языком, и медленно, со всей осторожностью, толкается бедрами, вызывая у парня скулеж. Блондин цепляется ногтями за чужие предплечья и откидывает голову назад, зажмурившись до искр, когда Чонгук с трудом входит до самого конца, сжимая пальцами икры. Мужчина кривит гримасу от легкой боли, от того, насколько там узко, и двигает бедрами назад, наблюдая за лицом мальчишки, заломившим брови. Он болезненно приоткрывает рот, вбирая побольше воздуха, и соскальзывает головой с подушки, хрипя прерывистое: — Не останавливайся. Чонгук начинает двигаться плавно и размеренно, укладывая ладони на острые колени, и гортанного хрипит от того, насколько сильно блондин сжимает его в себе, скребя своими короткими ногтями по жилистым предплечьям. Его узкая грудь покрылась испариной, белые пряди — прилипли к вискам, которые он пропускает сквозь свои пальцы, открывая вид на мокрый лоб. Чонгук прикусывает нижнюю губу и резко двигает бедрами, опираясь рукой рядом с головой мальчишки. Он начинает ускоряться, проникая глубже и чувственнее, так, что у блондина прерывается дыхание. Он приобнимает мужчину за шею и ловит шумное дыхание своими губами, намертво путаясь пальцами одной руки в густых черных волосах. — Это пиздец, как больно, — хрипит мальчик сквозь легкую улыбку, а Чонгук прилипает к его открытой длинной шее, прикусывая подергивающуюся венку. — Дальше — лучше. Блондин поджимает пальцы на ногах, когда мужчина начинает беспощадно врезаться в его тело, двигая бедрами рвано и резко, так, что тело мальчишки буквально размазывает по кровати, выкидывая то вверх, то вниз, комкая черную простынь. Чонгук находит влажные губы и снова его целует, жадно и страстно, не давая глотнуть воздуха, ладонью обхватывает тонкую шею, не позволяя прервать поцелуй, и стукается своими липкими бедрами о чужие раскрасневшиеся, блестящие от клубничной смазки. Мальчик обхватывает крепкие бедра ногами, сметая рукой подушку на пол, гортанные стоны раздробили его грудь, а Чонгука это драконит лишь сильнее. Раздается звонок телефона, лежащего на тумбочке, Чонгук кидает туда короткий взгляд, и, нахмурив брови, снова сосредотачивается на блондине, по новой закинув одну ногу на свое широкое плечо. Телефон дотошно трезвонит на всю квартиру, на экране — фотография Хосока. — Не ответишь? — запыхавшись, спрашивает мальчишка, смотря затуманенным взглядом на вспотевшее лицо Чонгука, старательно вбивающимся под новым углом. — Вдруг это что-то важное. — Я слегка занят, если ты не заметил, — ухмыляется он, продолжая стукаться о бледную кожу своей загорелой так, что блондин с каждым разом приоткрывает губы в немом стоне. Телефон продолжает дотошно вибрировать, елозя по тумбочке, на что Чонгук недовольно рычит и тянется к нему через мальчишку, проведя липким пальцем по экрану. — Что? — недовольно спрашивает Чонгук, зажав телефон между ухом и плечом. Он продолжает активно двигать бедрами, смотря на лицо блондина, которое тот прячет в изгибе локтя, своей ладонью обхватывая ноющий стояк. — Я тут занят вообще-то, — мужчина с терпением выслушивает до конца, даже не пытаясь скрыть свое шумное дыхание. — Ладно, скоро буду. — Что-то случилось? — интересуется мальчик, хватаясь пальцами за спинку кровати. — Ерунда, — спокойно говорит мужчина, выкидывая телефон куда-то в сторону, и откидывает голову назад, довольно приоткрывая губы. — Я только что стал отцом. Мальчик удивленно хмыкает и привстает на локти, совершенно забыв о члене в своей заднице. — Ты женат? Чонгук посмеивается, встречаясь с большими карамельными глазами, которые сейчас выпадут из орбит от удивления. — Я похож на душевнобольного? — Чонгук собирает пятерней мокрые волосы, убирая назад, и, прикрыв глаза, стремительно наращивает темп, царапая ногтями мягкие вспотевшие бедра. — Поздравляю, — улыбается блондин вместо мужчины, которому, кажется, на произошедшее плевать с высокой колокольни. — Ты ведь поедешь? — Конечно, — уголком губ улыбается Чонгук, сверху вниз смотря своими черными ястребиными глазами на изгибающегося в пояснице мальчика, по полной влившегося в процесс. — Сразу после того, как заставлю тебя кончить.