Тьма наступает

POV Дагон Тень, остался в кармане реальности, мы вдвоем на холме. Создается ощущение, что все вокруг нас создано из молитвы и молитвой. Тут, кажется, магией будет управлять чуть ли не проще, чем в нашем обычном мире, только объекты создавать нужно иначе. Короче, я кажись понял, в чем прикол того колечка. — Кроу, ты чувствуешь, как интересно тут все устроено? — Да, я слышу этот мир, — он улыбается. — Песня сотворения интересная штука, отголоски ещё звучат. Я присаживаюсь на корточки и тихо напеваю кустику чахлой предосенней травы о дожде и солнце. Она на глазах зеленеет, начинают появляться цветущие колоски. — Смотри, работает. И это можно облечь в форму чисто волнового действия, вожна только гармоничность слов или мелодии. — Вижу, великий маг и чародей Дагон, — он подходит ко мне и касается плеча ладонью. — Пойдем, нас ждут великие дела. Они, как это всегда бывает, начинаются с попойки в местном заведении. — Пойдем, мне тут очень нравится, мир очень живой, как моя топь, только может даже еще лучше. Хер с ними с туалетами, тут классно, — я обнимаю его и тянусь за поцелуем. Он склоняется и целует, улыбается мне в губы. «Ты у меня болотный дух или ведьмак, м? Мне нравится твоя топь» — Ой, мамочки, ты чувствуешь, тут любовь, это тоже магия, когда двое поют вместе одну песнь, ой все, я пропал, Кроу, это прекрасно! И нет, я точно не ведьмак, это не тот мир, в тот мы тоже сходим, я прям чувствую, что он есть. — Сходим, — соглашается он, поглаживает спину. — И да, я чувствую, это и правда прекрасно. Я обнимаю его за шею, ощущать любовь в этом мире так прекрасно, то что наши тела и поля духа, созданы из одинаковых магических атомов, а связь построена на синхронизации этих колебаний, дарит чувство общности и счастья, удивительный мир. — Пойдем? — Пойдём, — он придерживается меня за талию и увлекает вдоль тропинки в сторону Бри. Да, сейчас надо уйти подальше, а то наша любовь и сила распугает всадников. — Мне вот интересно, тот костерок на Заверти, это случайно не Гэндальф, пока ещё Серый? — Может быть. Хочешь посмотреть? Думаешь к магам нам подходить можно? — Думаю, что о скорее наоборот. Местные майар вполне могут ощутить, что мы с тобой далеко не следопыты. — Ну, с ними можно было бы и правду говорить… Прости, ты прав. Просто этот мир такой хороший и эти чувства, все тут светлые… Я ейчас соберусь. — Я тебя вполне понимаю. Тем более, мы прогуляемся до леса. А Том… он тоже, знаешь ли, не смертный и даже не просто бессмертный. — Пойдем, здесь должно быть несколько дней пути до упокоищ. И там еще, не меньше дня. — Пойдём. Семь дней до Бри, день, хм, полдня до могильников и оттуда ещё полдня, если не засыпать на курганах и не блудить в тумане. — Но, это же крюк, тут можно пройти напрямик. Разве нет? Хотя, пойдем как скажешь, мы же хотели попробовать пиво, я просто задумался. — Через болото. Мы и так в стороне от тракта. А ещё мы можем полететь пару миль и выйти таким образом на тракт. И я тебя покатаю. — Болото здорово, и покататься тоже, я мог бы показать, как по топи ходить. Или можем полететь. Меня немножко сбивает с толку суть этого мира. Не знаю, как описать ощущение от него, в нем нет ничего логичного, это и прекрасно и непривычно, очень особенно для меня. — Тогда пошли, ты будешь показывать мне, как ходить по топи, а потом я буду тебя катать. — Хорошо, пойдем, — мы развернулись спиной к Заверти и стали спускаться с холма. Вскоре трава сменилась покровом мхов, а почва стала мягкой и топкой. — Слушай мои мысли, Кроу, так будет проще. «Хорошо, я тебя слушаю» Я начинаю думать для него, образами и чувствами передавая то, что я делаю, вижу и ощущаю. «В этом мире, так как я ходят эльфы, по снегу или болоту, опавшей листве и ветвям деревьев. Влажная земля, сфагнум и кукушкин лен, увитые плетями созревшей кроваво-красной клюквы, на кочках кустики брусники. Редкие возвышения украшают белые шапки оленьего мха. Разве можно раздавить ягоду или растоптать крохотные растения, с капельками спороносных коробочек? Нет, но у этой земли и уних есть сила пропустить тебя, если ты не хочешь навредить». Мне мешает одежда и я убираю ее несколько трансформируюсь, это не полуформа, но кожа местами полупрозрачная и пятнистая, ноги босые, волосы собраны в косу. На спине, от основания шеи до копчика, дорожка пуха, похожего на шерсть. Она белая, как и такой же пушок в паху. Кстати, мне бы шорты, а то неприлично. — Кроу, сделай мне пожалуйста шортики. — Мммм, а я только залюбовался, но лааадно, — смеется он и одевает меня в запрошенные шортики. — Не огорчайся, твои «шортики», прячут не много, а так ходить удобнее. — Не много, и меня это несказанно радует. «Спасибо, Кроу, слушай и смотри дальше». Уже в этой форме, я переступаю по мягкому болотному ковру, напеваю о том, как идет осень, оседает золотистыми листьями, опускается туманами, приходит дождями. Теперь мои стопы практически не оставляют следов на земле. Я протягиваю ему руку. «Почувствуй все что тебя окружает, послушай как оно поёт свою песнь. Переоденься также, дракон, наверное роднее этому миру, чем феникс. Потом скажи этой земле, что ты не вредишь, просто идешь, поешь вместе с ней, и пойдем дальше». — Дракон определённо роднее, — соглашается он вслух, на скулах выступают чешуйки, а одежда исчезает, кроме свежесозданных шортиков. Кроули принимает мою руку и подхватывает мелодию влетает в неё летящие по ветру осенние паутинки, солнечные лучи, окрашивающие туман в золотистые тона и зажигающие в росе тысячи радуг. «Как красиво, Кроу» — Теперь мы быстрой и легкой походкой идем вперед по живой земле, которая радуется нашему присутствию в этом мире. Удивительно, какие же все-таки разные все эти заокраинные дали, такие непохожие на наш собственный мир. Здесь можно танцевать на болоте, перворожденные в Эа наверное очень счастливые, странно, что они описаны такими печальными. — В них живёт тоска по морю. Но не во всех. Были те, кто отказался идти на Запад и остался у вод того самого озера, где они впервые посмотрели на мир. — Ой, ты теперь слышишь все мои мысли, здорово, тут синхронизация сильнее! Того самого, а где оно? Наверное есть же где-то? — Есть, конечно. Ммм… за Одинокой горой где-то в диких землях. — Вот бы сходить посмотреть… — Березы и ольхи прорастающие среди топи роняют нам на головы листья. Золотые, буроватые, осины трепещут на ветру, их уже алеющие кроны украшают лес богряными пятнами. А в книге эта топь казалась унылой и тягостной, навевала грусть и усталость. Наверное, для этого мира, как ни для какого другого, уместно выражение: «Красота в глазах смотрящего». — Сходим. Мы можем ходить куда угодно, мой хороший. «Здорово». — Мне становится легче, в этом мире все дурные мысли и тяжкие чувства отступают. Еще недавно мне казалось, что важно, кто из нас кто, будто мы играем какие-то роли, в постановке режисера неудачника. Сейчас, я чувствую, что мы равны и едины, что это время и место, сама Великая Тьма, подарила нам для отдыха и осознания, для утешения. Время утешения… — Я люблю тебя, мой Дагон, — он привлекает меня к себе, заглядывает в глаза. — Мы одно целое. — Кроу, я люблю тебя! Этот мир, с первых шагов подарил мне новое знание и новое понимание бессмысленности моих прежних представлений о том, что такое отношения между живыми. В нем все живо, все прекрасно, живее даже чем на Пандоре! Теперь мне стало неважно многое из того, что раньше, наблюдая и изучая чужую жизнь, я считал значительным и неизменным. Ты прав, мы одно целое. Кроу, какое удивительное счастье и покой, мне впервые и правда хочется петь и танцевать, как дети лесов этого мира. — Тогда пой и танцуй, жизнь моя. А я буду петь и танцевать с тобой, — улыбается он, проводит кончиками пальцев по моей щеке и снова целует. Я отвечаю на его поцелуй, сейчас в нем нечто новое, не только любовь и страсть, а некое удивительное родство душ, сердец. И я начинаю петь о созревающих ягодах, алеющих на мягкой мшаной подушке, о тихих озерцах и их обитателях. В этом нет никакого смысла кроме самой песни. Я танцую и пальчики моих ног, едва касаются мха. В этом мире кажется, что я больше никогда не буду прежним. О, дивные тонкие белоствольные березы, тянущие к нам плетистые руки. Трепетно-печальные, стройные осины, поверьте, мы знаем, весна придет еще в этот мир. Я возвращаюсь в танце к моему Кроу, как же я люблю его. Он подхватывает мелодию о семенах, падающих в землю осенью, о жизни, спящей в них до того момента, когда напоенная снегами земля будет согрета лучами солнца, кружится со мной в танце. Песня летит над топью, приветствует обнимающие её сумерки и первые звезды, зажигающиеся в небе. Рисунок на небе, отдаленно напоминает земной, на юге из-за холмов поднимается небесный охотник, которого мы зовем Орион. Вокруг слабенькой зездочки склоненной немного к северу начинают танец медведицы. Видимо Профессор, был не силен в астрономии, все остальные созвездия, яркие и прекрасные, чьих имен я пока не знаю, пришлось придумывать самой Варде. Мы танцуем под куполом по-осеннему быстро темнеющего небосвосвода. Восходит луна, это действительно не планета, чистая магия, цветок древа сотворенного Йаванной. Лаурелин, дивное серебряное древо, мы обязательно придем сюда, в пору весны Арды, чтобы увидеть его сияние. И Тельперион, деревья даровавшие свет камням Феанора. О, счастье и восторг, мой лбимый, единый со мной в этом мире. Я слышу его песнь вторющую моей, чувствую его счастье. Он подхватывает меня на руки, и взлетает навстречу луне. «Смотри» — звезды и луна над нами отражаются в озерцах воды комариных топей, серебряться тонкие стволы берез, тусклымы огоньками светятся гнилушки. Я обвиваю его шею руками, он держит меня за талию, наш танец продолжается в чистом осеннем воздухе. Мы кружимся, взмываем в высь и падаем обратно к мягкому ковру мха. Любимый, я смотрю, смотрю. Хотя вижу уже только его. Он смотрит мне в глаза и тоже видит только меня. Я чувствую. «Самое тоскливое место наполняется радостью рядом с тобой. Самое мрачное — светом» «Кроу, любимый, ты мое сердце, когда я увидел тебя, я начал жить, и теперь не жалею ни об одном мгновении, ты мой мир и ты мой дом, моя любовь». Луна серебрит чешую на его плечах, горит золото глаз, волосы кажутся кроваво-черными в ее свете. Как же он прекрасен. «А я тебя вначале почувствовал. И только потом увидел. И понял, что моя жизнь изменилась. Не схождение во Тьму изменило её. А ты. Один твой взгляд и я понял, что больше никогда не уйду» Теперь я знаю, как могли тысячи лет стоять Тингол и Мелиан, просто глядя друг на друга. Я вечно мог бы смотреть на него, влюбляясь снова и снова. И что бы нас не ждало впереди, я сохраню это чувство в своем сердце, этот мир, за считанные часы изменил меня. Теперь я знаю, сколько бы миров, не ждало нас впереди, главное что мы будем рядом. В единой песне, едином порыве. «Любимый». Я смотрю на него, луна образует призрачный нимб за его головой, а он видит ее отражение в мои глазах. «Кроу». Мой возлюбленный, мой единственный. «Любимый» отзывается он. «Всегда, Дагон». Безбрежная нежность, любовь и преданность. Абсолютное приятие. Чтобы не происходило, он всегда будет на моей стороне. Вместе, рука об руку, едины. Я целую его, обвиваю ногами талию. Подушечками пальцев прослеживаю контур лица до челюсти, спускаюсь на шею, второй рукой зарываясь в волосы. Он держит меня обнимает руками и крыльями, целует в ответ, гладит спину, касается сущности такой же лаской. Я чувствую единение, наши тела, не имеющие ничего общего с человеческой оболочкой, сливаются в едином порыве и общем желании. Это удивительно и кажется невозможным, чувствовать его, как самого себя. Он опускает меня в мох и продолжает целовать, дыхание одно на двоих, стук сердец в одном ритме, касания синхронны. Приникаю к нему, мои руки оказываются у основания его крыльев. Провожу пальцами вдоль мяггких перышек и пуха на лопатках. Зарываюсь в них, ласкаю. Его тепло, его дыхание на губах, руки ласкающие меня, сущность сплетающаяся с моей. Всего так мнго, но все это свет, радость, благословение. И так скудная одежда исчезает, кожа к коже, суть к сути, он подхватывает меня под поясницу, гладит пушок вдоль позвоночника, искры с его волос щекочут грудь. — Кроу, любимый. — шепчу я оглаживая плечи его крыльев. — Дагон, любимый мой, — отзывается он, между поцелуями, спускается губами к шее и плечам. По моей коже под его губами пробегают голубоватые искорки, она становится еще нежнее и прозрачнее, я выгибаюсь в его руках. Теперь мои пальцы зарываются в пух на внутренней стороне его крыльев. Обхватываю его еще плотнее ногами. В этом мире любовь и желание сплетены и нераздельны. Это единая мелодия в которой нет места ничему кроме света. И говоря: «Я хочу тебя», имею в виду любовь и единение, прежде нам недоступное. И этот момент единения. естественно и гармонично вплетается в общую мелодию мира. Мы одно целое, мы друг в друге, все чувства и эмоции общие. «Люблю…» его вздох продолжает мой, над стылой водой водой звучит песня, звуки её дрожат в каплях тумана, отражаются в свете звёзд, касаются облетающих листев и тонких травинок. Единение и счастье затапливают нас, вознося наши души на вершину блаженства, в котором есть все, слезы счастья, и утешение покоя, стремление отдать себя полностью и желание никогда на разжимать рук. Вечность. В мире Арды, это слово перестает отражать льдистый свет далеких галактик, или математические пределы. Оно становится простым и понятным, синонимом любви. Он лежит рядом, укрывает крылом, гладит меня по щеке, над нами горят знакомые-незнакомые звезды, ночь живет вокруг звуками и приглушенными красками. Лежим. Уютно, спокойно, чуть прохладно и очень хорошо. Но, кажется, этот мир действует на меня еще сильнее чем мне показалось изначально. Приходит нетерпение, знаете исследовательское такое. Сначала я начинаю елозить и вертеться, как хоббитенок, которого мама пытается причесать. Потом выковыриваю из-под его крыла пару ягод клюквы. Протягиваю одну Кроули. — Я погорячился насчет еды, я есть хочу, хлеба с вареньем, и чай. И яичницу с сосисками. И кататься! Кроу, пойдем, покатай меня. — Я уже откровенно начинаю его теребить. Он тихо смеётся и целует меня в нос. Конечно, пойдем. Он подхватывает меня на руки, возвращает «походную» одежду. — Держись. Один взмах крыльев и мы поднимаемся над болотом. Он ловит воздушный поток и парит. С этой высоты вдалеке, в туманной дымке, видны огоньки города Бри. Приближаются они быстро. — Ух-ты! У-у-у-ху! Как круто! — Топи под нами довольно быстро сходят на нет, их заменяют холмы и перелески пустошей. — Там в книжке было написано по ужасных тварей живущих в паре дней пути от дома Маслютика, вот бы посмотреть. Не мог же Арагорн врать, он же Арагорн, да, Кроу? — Не мог, — соглашается он. Сейчас слетаем тебя покормить, пока они все не позасыпали, а потом продолжим нашу прогулку. Ещё обязательно нужно познакомиться со старым Вязом. — Это тот, который Лох? — В зависимости от перевода, — смеется Кроу. — Кроу, а ты что, его из коллекции русскоязычной литературы у Эсте брал? — Помнишь, когда он нам настоящие бумажные книги приносил? Вот именно тогда. — Ой, точно, конечно! Тогда ты не мог её не прочитать. Я очень хочу с ним познакомиться! — Вооот, и я тоже. Мы же с тобой не хоббиты, для нас его чары не опасны. А вот оплести корнями весь лес… это сильно, — ещё пара взмахов крыльями и он опустился за поворотом дороги, под прикрытием кустов. — Вряд ли они там несут очень пристальный дозор, но не будем смущать местных. — Знаешь, тут совсем не страшно, не опасно и не грустно. Мне кажется, если бы мы оказались, например, в мире Ведьмака все было бы совсем по-другому, наверное, это зависит от того, какой человек создавал произведение, из которого потом получилось пространство. — Да, думаю ты прав. Здесь хорошо. Что-то мне подсказывает, что тут и Барад Дур вполне миленькое местечко. — Да! Мне кажется он очень классный, ну лестницы там всякие без перил, мостики метровой ширины, и прочие противоречащие правилам техники безопасности, приспособления для устрашения бестолковых приспешников Темного Властелина! Я туда хочу! Кстати, а почему мы никогда не звали Люца Властелином? Круто же звучит! — Круто, — кивает он. — Ну, Владыка тоже звучит неплохо, хотя без свидетелей он предпочитает по имени. Но это страаааашная тайна! Как и то, что Вельз раз в столетие даёт ему щелбан за феерический проеб в однодневней войне с Небесами. В Мордор мы тоже прогуляемся. — Странно, а мне показалось ему нравится, когда я его так называю… — Нравится, потому что это ты. В твоём исполнении «Владыка» звучит совсем иначе, чем от Вельз или Мони. — Через Минас Моргул… Что значит: «по тому…», ой. Неловкий момент… Лаадно, слушай, я тут подумал, а это ведь реальный мир, получается будет только варенье с медом. — Ну, тебе очень повезло, потому что мои хождения по миру приучили меня к тому, что проще впихнуть в подпространство то, что пригодится с вероятностью полпроцента, чем не прихватить и потом либо спешно это сотворять, либо выкручиваться. — Мне очень повезло! А через ручей Моргулдуин пойдем, я хочу образцы этой сонной мертвой воды и цветов. — Пройдем. А потом очень вежливо попросим Шелоб сцедить нам немного яда. Дорога подставляет нам вою пыльную, каменистую спину, кошкой выгибаясь на холмах и стекая к их подножиям. — Однажды теплым майским днем вышел я из дома и покинул все, что было мне знакомо с самых первых дней. Попрощался с папой, с мамой выпил пива и немного пьяный вперед я зашагал, Песни я орал, Собак всех распугал, но вскоре стер я ноги. Помоги же мне немного, каменистая дорога… — Начали вспоминаться мне слова, ирландской народной песни. — Ммм, а она очень подходит, эта песня, — улыбается Кроу. Мы останавливаемся у ворот, к этому часу уже закрытых. — Постучимся, как приличные гости? — Обязательно, — отзываюсь я и вежливо стучу в воротину, в которой как и ожидалось, прорезано два окошечка, одно на уровне моих глаз, и еще одно пониже, видимо, для хоббитов. С минуту стоит тишина, только лёгкий ночной ветерок шелестит в траве. Затем слышится кряхтение, шаги и приглушенное ворчание на тему, кого это там нелёгкая принесла. Наконец, с тихим скрипом-стуком открывается окошко. — Здравствуйте, впустите нас пожалуйста, мы направляемся в таверну Гарцующий Пони! — Ладно уж, здравствуйте-входите. Следопыты небось? — интересуется привратник. — Здравствуйте, уважаемый, они самые, — откликается Кроу. — Да, мы странствовали по Зеленопутью и очень проголодались, спасибо, что впустили нас, уважаемый! — Да-да, не оставлять же вас у ворот, — бурчание смещается в сторону и нам открывают калиточку. Мы вежливо прощаемся с привратником и проходим в деревню, домики не выше двух этажей обступают нас со всех сторон. Мощеная булыжником мостовая, как ни странно, значительно чище так запомнившихся мне Лондонских бедных кварталов, — Слушай, Кроу, а Дагон, не слишком странное имя для здесь? Может мне придумать что-нибудь, поинтереснее? Будь я эльфом, точно назвался бы Реланиумом или Элениумом. А так, нужно что-то приземленное, воин пустошей Барбитурат, скажи звучит воинственно? Кроули смеётся. — У тебя определённо талант к выбору имён. Да, очень воинственно. Придумывай тогда и мне. — Таак! Поименование, для Божества это очень важный ритуал… На меня возложена великая ответственность! Ты будешь прославленный в боях, мужественный и бесстрашный герой Транквилизатор! Прими свое имя и носи его с честью! Кроули уже откровенно ржёт, обнимая меня и уткнувшись в плечо. «Это имя войдёт в легенды. Главное, чтоб не в местные» — И даже сокращения удобные есть Вилли и Барби! «О, как я тебя люблююю!» Прокручиваю в голове кусочек клипа группы Аква, «Барби ворлд», и вспоминаю этикетку от дешевенький вискаря Вильям Лоусен, показываю ему и начинаю ржать сам. «Слушай, сейчас местные стражи порядка обратят на нас внимание. Пойдём, мой бесстрашный воин Барби». И он все ещё посмеиваясь уводит меня к призывному свету фонаря у входа в таверну. — Нужно срочно обмыть такое грандиозное событие, как обретение имён, — продолжает вслух. — Да, командир Вилли, так точно, козыряю я ему, приставляя руку к «пустой» голове. — Нет, ну я просто обязан научить тебя ходить на каблуках, — посмеивается он и толкает дверь таверны. — И будешь одевать в меня в костюм барби-малибу? — Мммм… я об этом подумаю. — Ты прав, давай отложим эти мысли, до прибытия в мир, где уже придумали… Ну, понимаешь, хотя бы барби, а то перед миром чистых мыслей и чувств мне за свои мысли уже стыдно… — Не стыдись, но подумаем позже, — он улыбается. — А сейчас выберем тёмный угол, не занятый Арагорном и произведём замену кружек в этой таверне на чистые. — А ты думаешь, мы тут прям в самое вовремя? Это же палево, он же всех следопытов знает! Спасибо, что не забыл про кружки, мыло у них есть, оно в отличие от туалета упоминается, но вот моют ли они с ним посуду… — Маленькое чудо с отводом глаз плюс тёмный угол и нас не заметят. Главное, не повторять подвиг Фродо с танцами на столах. Пойдём, кажется, я нашёл, то что нужно. Не уверен, насчёт посуды. Не волнуйся, у меня всё есть. — Кроу, я тебя обожаю, а как же мы послушаем местные байки, если будем невидимы? А что нужно? Не, на столе я тебе потом станцую, обязательно, но наедине. — Услышим, мой суровый воин пустошей. Сразу после шоу и отбытия хоббитов на заслушивание лекции об основах безопасности в пути. — Хорошо! — легко соглашаюсь я, — Так что нам нужно, то? Что ты придумал? — Вот этот тёмный угол, — отзывается он, указывая на столик, стратегически прикрытый от остального зала углом барной стойки. — Остальное я уже сделал. Маслюк, кстати, забудет обо мне через пару секунд после того, как я организую нам пиво. Это очень легкое воздействие. — На него-то? Наверное и без воздействия мог забыть, — смеюсь я, ему для плохой памяти ничего не нужно. — Кроуууу, Уилли, да, привыкнуть будет нелегко, правда? — Ммм, привыкнем. Видишь, я уже почти не смеюсь, — улыбается он. — Подождешь меня здесь? — Да, конечно! — И я чинно, как подобает достойному, мужественному воину, уселся за стол и поправил оружие. Кроули же направился к стойке, коротко переговорил с хозяином и вернулся с двумя кружками местного пива. — Местные кружки были успешно заменены на наши, к тому же пиво даже не разбавлено водой, как любят делать в некоторых других тавернах. А сейчас пришло время манипуляций с техникой, которой в этом мире не существует, — Кроу сел напротив меня и ухмыльнулся. — Каких? — неподдельно удивляюсь я. Как же прикольно и интересно! — С пищевым синтезатором, мой хороший. Дабы не ограничивать твой рацион сухарями и яблоками, которые у меня тоже с собой. А если ты про таверны, то на Земле практически в любых. И степень разбавленности пива зависит от суровости взгляда. — Какие сухари, они же из хлеба, — грустно смеюсь я, — у тебя в рюкзаке синтезатор! Вау, вот это да! Ты наверное очень суров, когда вступаешь в поединок разумов, за неразбавленное пиво! — Ну, значит одними яблоками. Я же помню, что ты мне рассказывал. Так что он у меня теперь всегда с собой. Очень суров. — Мне кажется, тут есть столько интересных местных рецептов, пирогов там всяких, а давай возьмем образцы? — Давай, — соглашается он. — Мммм, после леса нужно будет заскочить в Шир. Там в плане образцов для синтезатора будет ещё больший простор. — Точно, но лучшее пиршество мы уже упустили, того что готовили на день рождения Бильбо уже не узнаем… Ой, смотри, что это там происходит? — О, похоже это и есть наши герои, — Кроу чуть отвлёкся от синтезатора, переводя взгляд в зал. Хоббиты, посчитав таверну местом достаточно безопасным, утратили бдительность и воздали должное местному пиву. — Вилли, — улыбаюсь я — Вот смотрю я на них и думаю, какой счастливый мир, представляешь, мы бы с тобой так боевые операции проворачивали? Это же у них все замешено на вере и надежде, ни крохи рационального. — Да, хотя хоббиты считают себя вполне рациональными. А эта компания по их меркам едва достигла совершеннолетия. У них все это пока ещё довольно веселое приключение. Несмотря на всадников и недавнее столкновение с умертвием. К тому же, вера — очень мощная вещь. — Да, ты прав, а мы потеряли свою в мире нарисованных богов смерти на корабле. Кроу, а ты бы тоже так себя вел… А нет, дурацкий вопрос, их защищает жизнь, прожитая в тихом краю, в любви и безопасности. Мы такого даже понять наверное не сможем, совсем другое, чуждое. Просто счастливый край, в котором самый страшный кошмар — это град побивший хмель, а самая жуткая боль, палец порезанный при готовке. Дааа… — Не потеряли. Мы можем её позвать. Сейчас ты задал вопрос вел бы я себя так же тому, кто спросил толпу крайне разгневанных и вооружённых архангелов «Какого хуя?». И до сих пор об этом не жалею. Хотя сейчас я бы себя так не вёл, опыт, все дела. — Правда? Ты встретил их фразой «Какого хуя?», серьезно? Вот это круть! Ваще невероятно! — Ага. Им это не понравилось, как ты понимаешь, — он фыркнул со смешком. — О, мне так жаль, Кроу, для всех падение стало ужасной травмой, ну кроме нас конечно… Но, я хотел спросить не совсем об этом, или, в процессе спрашивания передумал, я хотел сказать, мы ведь никогда такими не были? Или те кто не мы, были на них похожи? — Нет, не были. Не все, наверное. Но я не был знаком со всеми. Конкретно мы, компания Люца, такими не были никогда. Прелесть в том, что все разные. А падение было травмой для тех, кто жалел. Я не жалел ни тогда, когда не помнил о том, что было раньше, ни когда вспомнил. — Не жалел… Мы тоже, это была первая перемена к лучшему в нашей жизни. — В этот момент в зале звучит: " И тут корова в небо прыг!» — Кроу, смотри, это оно! — ООО! А вот и колечко. Хм… а вибрация то ощущается. — А его видно, вон с перепугу под столами пополз, и правда, — вот это да, мы его видели, прям настоящее, прям живое, невероятно! А еще меня посетила одна мысль, и я начал ее сосредоточенно думать, она показалась мне очень важной. — Нам да, нам его видно. Тому Бомбадилу тоже было его видно. — Да, вон поплюхал к Арагорну, какая трубка у него прикольная, Кроу, а можешь сделать мне табак, а? Блин, только надо взять образец… Нужна технология перемещения, нащипать ото всего по кусочку можно будет. — Подумал я о другом и отвлекся от очень важной мысли… — Могу. Погоди секунду, сейчас посмотрим, что там смешано и все такое, — кивнул он и через пару секунд извлёк из пустоты кожаный кисет, трубку и огниво. — Владей. Знаешь, работа через карман реальности полностью обходит законы местной магии. — Серьезно? Круто! Но я все равно займусь разработкой, интересная техническая задача, короткие дороги тут есть, но сложные их нужно вплетать, как желание прийти к цели, ожидание и надежду, Кроу, какой ужас, весь мир построен на чувствах! Для меня это мог бы быть максимально сложный мир, но я, как ни странно, адаптировался, наверное благодаря любви к тебе и природе, начал чувствовать все остальное, и даже могу с этим работать. Спасибо большое, Кроу, вряд ли мне разрешат курить ее на корабле, но я ее сохраню, буду использовать в подпространстве. — Я разминаю табак в пальцах, и набиваю трубку, роюсь в вещмешке, нахожу спички и прикуриваю, огниво, это выше моих сил. — В нашем пространстве ты можешь делать, все что угодно. Конечно, займись. Многие миры построены на чувствах, ну и наша связь не просто даёт возможность разговаривать молча и беспалевно, мы в данный момент только знакомимся с её возможностями. Как местный табак? — Шикарный, если честно, просто отпад! Видимо Профессор был большим ценителем трубочного зелья. Да, про связь ты прав, это не только удобная коммуникационная система. В некоторых мирах, говорят, что это признак сильной расы, создавать то, что не можешь до конца понять. Я тут подумал… — Не то чтобы я боялся рассказать о своих догадках, просто может быть не хотел портить настроение. — Говори, мой хороший. — Ты заметил, что нам совершенно не хочется им помочь? — Да, заметил, продолжай, — он заинтересованно посмотрел на меня. — Мы любим мир и любим живых, а значит нам такое поведение не свойственно. Им сейчас грозит не меньшее зло, чем наш апокалипсис. Я вот что думаю. Некоторые истории закончены, и в этих мирах присутствует детерминированность. С тех пор, как мы разработали план предотвращения апокалипсиса, наш мир стал таким, а мы ушли из него и ему нам тоже больше не хочется помогать, не страшно за него, мы просто хотим контролировать, ведь это наш мир. Но когда мы вышли на Перекресток, все было иначе, был ужас, была реальная угроза. Мне и сейчас страшно, только теперь не за нас, а за Вика, за ветку С, за многие из их ужасающих миров оставленных под управление несчастных и усталых детей. Я вот что думаю, есть миры в которых ход истории предопределен, в них присутствует детерминированность. А есть миры с открытой историей и там нужна и помощь, и осторожность, и сила. А мы, как бы отделили себя от этой детерминированности, придумав аватары… Как-то так. — Знаешь… я думаю, что ты прав, мой Дагон. Во всем. Ну и мы действительно больше не принадлежим родному миру. — А кому принадлежим? XDD&Co.? В смысле самим себе, а наш мир это Эсте? — Наш мир это мы, мой хороший. И он включает в себя Эсте. — Ну, да, с точки зрения понятия «множество», не Эсте включает Нас, а Мы, его. Прикольно, люблю математические каламбуры. Кроу, а нас ведь никто не видит, да? — Никто, — кивает он. — Тогда я переберусь к тебе на колени, а то так непривычно, просто не хотел портить мораль этого мира. — Перебирайся, — он приглашающе развёл руки. — Мне тоже привычный, когда ты ближе. Я пересаживаюсь к нему на колени и передаю трубку, хотел сразу дать попробовать, но задумался и отвлекся. Он улыбается, принимает её, выпускает ровные колечки дыма. — Да, ты прав. Тут особенный табак. — А сделай пожалуйста еще пива, чтобы не вставать. — Все, что захочешь, — соглашается мой бог. — Смотри, будущее Братство кольца, шлепает по комнатам, можно будет присоединиться к местным. Спасибо. Слушай, а Назгулы же сгинут, да? Я вот что подумал, мне кажется, прикольно было бы поговорить с королем-чародеем, может его можно спасти? А раз он тут все равно погибнет… Я тут подумал… Наверное… — Можно это устроить, думаю. С Сауроном и Мелькором та же история, кстати. М? Продолжай. — Ну, можно было-бы предложить им с нами пойти, а то все равно сгинут же… Извини, я знаю, что и так всех тащу на корабль, но он же большой, а у нас есть подпространство… Нет, я не хочу жить как бабка-кошатница, но жалко же… — Мой удивительный цветочек, сейчас у нас четыре корабля и я могу создать ещё хоть несколько сотен копий. Если ты хочешь, мы возьмём с собой кого угодно. Можем даже Унголианту в качестве корабольного кота. — Правда? — радостно и одновременно настороженно спросил я, — Не шутишь? Маленький мирок, для богов, демонов и темных повелителей? — Не шучу, всё, что угодно. — Армада долбоебов на крейсерах бороздит глубокий космос под командованием бога странников?! Круто, так-то! — О, да, — смеётся он. — Представляешь реакцию Эсте, как флагмана этой армады? В конце концов, у него на борту максимально точное описание моей божественной миссии. — Ну, да, хорошо, что ты ее на копиях не продублировал, это было-бы самое смешное палево из всех виденных Великой Тьмой, столько предосторожностей и надпись… — О, даааа… — А мы с местными говорить пойдем? Или фиг с ними? — Пойдём. Послушаем мнения о шоу. Кстати, всадников перехватим здесь, на реке или позже? Время у нас есть. — Погоди, сегодня все не вовремя думаю, наверное совсем перешел в режим отдыха. — Тебе иногда полезно. — Если с назгулом договариваться, надо сделать артефакт, который его в момент смерти перекинет в подпространство. Наверное тоже колечко, он же и в книге странно вел себя перед гибелью. Ему надо сделать некро-артефакт, который будет физически кольцом, а так колебанием поля духа и некро-энерги, типо как песня смерти, я могу такую спеть, только подальше от земли надо отлететь, ну хоть на километр. — Хорошо, сделаем. Тогда пока не будем спешить с ними говорить. — Почему? — Вначале сделаем, а потом будем разговоры разговаривать. Нас они скорее всего воспримут как Валу и Майа А еще… возможно, имеет смысл позвать маленькую и начать разговор не с ними, а с их боссом. — Ну, да, ты прав, да… Прикольно, а у Саурона энергия — адское пламя, только конечно тоже в волновой форме. О! А у Мелькора какая? Мне кажется либо энергия жизни, либо жизнь плюс пламя? — Не уверен, что оно именно адское, но тоже одна из форм, да. Мелькор, как классический металлист в церковном хоре. Хм… Чем он там только не повелевал. Льдом и багровым пламенем глубин, вроде, как основное. — Так лед, это то же пламя, суть в… Как бы тебе так сказать, это единая характеристика — температура. Потому у нас два озера. — Ага. Вроде противоположны, но суть одно — А вот жизнь и некро, это не псевдо противоположности. Жизнь — это меньшая энергия при создании ситемы, а некро — это энергия выделяемая при разрушении системы, все похоже, а процессы принципиально разные. Это проще всего понять, только не смейся! По такому принципу идет накопление начального капитала в обществе, до и после периода стагнации. Государство строится, стартовый капитал, за счет энергии жизни. Государство рушится — девяностые, некроэнергия и бандитские бабки. А я-то думал, как у императоров жнец вырос… — А знаешь, да. Логично же. И удалось ему вырасти исключительно у них. — Девяностые рулят, некроманты в трениках и кожанках! Я знаю, это смешно… Можно попробовать объяснить нормально. Дерево, сотни лет накапливает солнечную энергию, запасая ее в углеродных связях высокой напряженности, потом гибнет и высыхает, но связи не разрушаются, потом применяется катализатор того или иного рода и энергия резко высвобождается — это горение. Но суть не в том, что это пламя, огонь, а в том что описывается одна характеристика — резкое высвобождение. И оно действительно противоположно медленному накоплению… Понимаешь? — Понимаю. Хм… По поводу энергий, катализатора… есть смутные ассоциации, но пока они не оформились в чёткую картинку. Как с музыкой. Звуки есть, но ещё не сложились в общую мелодию. — Мы привыкаем думать, так как принято в этом мире, прикольно. Я тоже теперь многое представляю себе как мелодию или стихи. Раз не будем сейчас ковать назгулячье кольцо, тогда пойдем, послушаем местных? Блин, а ведь все расходятся… — Заговорились. Не расстраивайся, послушаем их после того, как хоббиты с провожатым скроются и у нас будет гарантия, что король-следопыт не спалит бога-странников и его святого воина, прикидывающихся коллегами по следопытчьей работе. — Кроу, а где мы спать будем? Тут? В таверне? — Можем тут, можем скрыться чуть в стороне с палаткой. — Наверное тут, где-нибудь в верхних комнатах. — Хорошо, идём тогда к хозяину, пока и он спать не ушёл. Мы подходим к хозяину таверны, Суслень Маслютик, именно такой, каким я его себе и представлял, полноватый, рассеянный, но со внимательными умными глазами и хотя обычно довольно добрый, сейчас кажется нервным и раздражительным. — Уважаемый, прошу прощения что мы поздно определились, мы с другом хотели бы снять комнату на ночь, — обращается к нему Кроу. Маслютик всплеснул руками. — Ох, господа мои, дак нету комнат! Тут вчера компания южан приехала, а утром ещё гномы с гор, даже будь вы хоббиты, ничего нет! Видели вот давнишнюю компанию, так они как раз специальные комнатки для хоббитов в северном флигеле заняли! ‐ Ничего, уважаемый, не стоит волноваться. Нам дело привычное, в зале переночуем, коли вы не против. — Это пожалуйста, — закивал он. — Идём, Барбитурат, — Кроу увёл меня обратно к столику, за полог отвлечения внимания. А оттуда в карман реальности. — Может и к лучшему, как бы мы иначе назгулов своим присутствием не распугали. А так я время синхронизировал. Утром нас ждёт продолжение шоу, а сейчас спать. Кровать материализовалась сама собой и мой бог увлек меня к ней. Улегся к нему под бок, свернулся калачиком. Перебираю пальцами уже нормальную домашнюю одежду. Забавно, прижились наши свитера из пыточной… Так много всего происходит, а вот свитер меня успокаивает. Миры, пространства, немножечко хочется вернуться в уютный простой мирок, я без сестры слишком долго, без… Опоры под ногами, не знаю как объяснить. Теперь ведь ни один дракон в пыточную не прилетит, правда? — Теперь ни один дракон не прилетит. Кроме меня, мой Дагон. Хочется вернутся в привычную обстано… — Кроу, прости, я забыл, что в этом мире связь работает иначе. Я не хотел огорчать тебя своими мыслями. — Ты не огорчаешь меня, мой хороший. Я тебя понимаю. — Хочешь, вернемся домой? Позовем Маленькую, побудем немножко в привычном пространстве. Наверное для меня всего слишком много, давай поспим, а завтра проснемся и подумаем? — Да родной, для тебя и Маленькой всего слишком много. Я знаю. Я чувствую. Давай поспим, а завтра подумаем. Мы можем вернуться в любой момент, любимый. — Любимый… Знаешь, я никогда не надеялся услышать от тебя это слово, а теперь мне страшно все испортить. Это плохо влияет на алгоритмы моего мышления и страх совершить ошибку может к ней и привести. Наверное, этот крайне сложный момент закончится. Мы вырастим себе настоящий дом из Земли изначальной. Найдем звезду основной последовательности типа G2. Сделаем там из нее систему, знаешь, я уже почти закончил расчеты… Это будет дом, куда можно вернуться и откуда можно уйти. Наверное это слабость — мечтать о таком месте… Если тебе не понравится, я все равно пойду за тобой, куда бы ты не решил отправиться. — Мне нравится. И ты ничего не испортишь. Даже если совершишь ошибку. Все можно исправить, я с тобой. Я всегда буду на твоей стороне. Я люблю тебя. И я принимаю тебя любым. Понимаешь? — Если честно, то нет, это так не работает, если существо не функционально, оно не нужно. Это же логично. — Ох, хороший мой. Ты высокофункциональное существо. И вы с Маленькой моя точка равновесия. Что бы вокруг не происходило. — Это значит, что тем более мы оба должны верно и безошибочно функционировать… А значит, я боюсь, что нам придется создать условия в которых мы можем это делать. Но это вызывает этические затруднения. Что если тебя не устроят эти условия? И вообще, условия при построении отношений, могут привести к появлению критической ошибки… А мы должны служить тебе, нашему богу и нашему любимому, а не выставлять свои условия и требования… — А бог должен заботиться об интересах своих последователей. Точка равновесия в самом вашем существовании. — Кроу, я люблю тебя, — смотрю на него, зарывшись носом в складки его свитера, невозможно любимый, абсолютно нереальный, сбывшаяся мечта. Ему отдана каждая моя мысль, но столько страха, столько ужаса. Он кажется мне хрупким, хрустальным, прозрачным. Кажется любое неосторожное касание развеет его как дурман утренней дремы. — И я люблю тебя. Не бойся. Я же феникс, кроме всего остального. Я не исчезну, — он гладит меня по волосам, перебирает пряди. — Прости, Кроу, мне наше существование, если сравнивать с мирами детерминированной реальности, как миры Профессора, кажется настолько эфемерным и хрупким, словно его придумала буквально пара человек, на Земле изначальной, против мнения миллионов. Будто каждый наш шаг в этом множестве миров связанных Тьмой, хрупок и легок, крайне маловероятен. Прости, наверное я совсем засыпаю… Кроули, я люблю тебя. — И я люблю тебя. Не извиняйся, родной мой. Мы вместе и мы справимся. Засыпай, я с тобой, рядом. И всегда буду. — Всегда… Всегда, это даже не пределами описывается, это истинная бесконечность максимального масштаба. Это Тьма. Знаешь, если ты захочешь сойти во Тьму, я пойду с тобой, а если ты захочешь уйти один, я останусь. Честно, у меня нет других слов, чтобы описать любовь к тебе. — Я ее чувствую. Твою любовь, мой Дагон. Мы едины. Без тебя и Маленькой я бы не справился ни с чем из того, с чем мы столкнулись. — Кроу, мой любимый Кроу, ты прав, мы едины, мы есть любовь. Потому, что в нас не особо много чего осталось кроме нее. Я зарываюсь еще больше к нему под бок. «Кроу, обними меня пожалуйста» Он обнимает меня руками и крыльями, прижимает к себе, целует в макушку. «Люблю тебя» Сворачиваюсь клубочком, зарываюсь пальчиками, утыкаюсь носом. «Люблю тебя» Его крылья сейчас накрывают всего меня. «Хочешь я спою тебе колыбельную?» «Да, очень» И он поёт мне о доме для нас. Таком, какой мы создадим сами. Который не страшно будет покидать для странствий. В который можно будет возвращаться. В котором будет безопасно, тепло и уютно. Я успокаиваюсь и засыпаю под звуки любимого голоса. В его руках, в безопасности, рядом, вместе.