Магазинчик шалостей

Неделю спустя.

      То как меня видит Ли Минхо заставляет всё к чему мы прикасаемся — сгинуть. Наша связь настолько разрушительна, что порой, когда он лишь слегка касается меня, чтобы я поделился хотя бы небольшой частью себя, я ощущаю, как всё вокруг погружается во тьму сотканную из эгоистичной потребности в близости. Не то, что я к нему ничего не чувствовал… Я считаю, большой вероятностью того, что он всегда был привлекателен и желаем для меня. И если за пять лет интимной близости с ним можно назвать «отношениями», то я бы предпочёл не быть лицемером и трусом в вопросе «нравиться ли мне этот человек или нет». Мин очень неудержим в сексе, а когда нужно податливый и чувственный, почти ласковый. Он знает чего хочет, уверенный в себе, и никогда не стесняется себя.        Он любит меня, это всё что я знаю. Готов ли я признаться ему о неуверенности в своих чувствах, откликаясь на каждое его касание? Без понятия. Всё-таки трусость идёт на опережение. Наверняка, поэтому он всё ещё здесь, со мной, греет мою постель после рабочего дня. Я уже так отвык просыпаться в одиночку. Тоскую ли я по этому чувству?       — Привет, — улыбаясь, мирно разомкнув свои глаза, щебечет Мин. Его руки скользнули под одеяло, чтобы обнять меня.       — Проснулся? — задал я вопрос с небольшой надеждой. Он только что-то пробубнил, сия от радости. Чёрт, а ведь он действительно счастлив быть со мной.       — Ты не против, если я умру в твоей кровати? — его бредни иногда вгоняют меня в панику.       — Но тогда мне придётся объяснять всему миру, что виной этому ни я, так что мой ответ «нет», — я усмехнулся, отбрасывая его руки с себя. Он жалобно простонал, уткнувшись в подушку. — Я закажу нам завтрак. — Мне не хотелось готовить, так как мне не нравилось делить это времяпровождение с кем-то. К тому же, это бы означало, что считаю его кем-то очень важным, раз я готов посвятить ему всего себя за трапезой или в любом другом случае. Ещё… я просто терпеть не мог утро, потреблять пищу кроме кофе не входило в мои привычки, а Минхо вообще нельзя подпускать к кухне, ибо этот человек обязательно приводил её к разрушению.       — Почему бы тебе не полакомиться мной… Ещё раз, — этот негодник вновь оказывает на меня иступляющие влияние, соблазнительно кусая губы. Но я сдерживаюсь, лишь слегка коснувшись его губ своими.       — Если я опоздаю, то Сынмину придётся не сладко, — я оставался непреклонным, но, моего Минхо это только ещё больше дразнило. Сначала он видел мир в красном цвете: всё было страстным и ярким, но со временем тайны стали раскрываться, а его любовь окрашиваться в блеклый серый цвет. И в этом я действительно был причастен. В том, что теперь его руки стали жечь мою кожу, моя кожа стала покрыта иглами, причиняя ему боль своим неприятием, а наши чувства стали похожи на вязкую субстанцию, затягивающую нас в пропасть.       — Тогда тебе придётся выложиться на полную, ибо я никуда не уйду без… зарядки, — его сучья натура ужасно бесит, а оттого и заводит.       — Не делай такое лицо, будто бы выиграл в лотерею, — он выводит меня из себя, поэтому я больше не буду таким милым с ним. — Если не хочешь нормально сидеть и ходить сегодня, я могу это устроить.       — Другого я от тебя и не ждал, котик, — ухитряясь впиться в мои губы, парень раздвинул свои ножки, чтобы обхватить меня ими. Так я уложил его на лопатки, совсем позабыв о времени.

***

      — Прости, я опоздал, — влетев в магазин, я на ходу бормочу извинения. Чтобы загладить его, я взял ему кофе. Если Сынмина это и удивило, что он смог это в себе подавить и молча принял мой знак внимания.       — Да, я уже привык… — бурчит в ответ парень, не прекращая листать какой-то журнал на своём рабочем месте. Я задержался в дверном проёме своего кабинета.       — Так он ещё не приходил… — меня вдруг посетила очень странное ощущение тоски. Я осмотрелся. Ким вытаращил свои глаза, теперь-то он действительно шокирован моим поведением.       — Босс, — выдаёт он, колеблясь. — Вы что кого-то наняли? Мне ждать человека на стажировку?       — Да с чего ты это взял?! — занервничал уже я. — Тебя мне вполне хватает. В магазине ты работаешь за десятерых. С чего бы мне это менять?       — Тогда с какого перепугу мне быть здесь с кем-то ещё?! Вы меня пугаете в последнее время… Шепчетесь с самим собой, ходите задумчивым, высматриваетесь, — пытался понять меня парень, отложив в сторону свой журнал. — Кто по вашему мнению должен был прийти?       — Мне интересно, видел ли ты того ребёнка… Приходил ещё? — я неловко откашлялся.       — Нет и слава Богу, — он закатил глаза и отвернулся к компьютеру. — Вы же сами хотели, чтобы Феликс Ли больше не появлялся у нас. Наверное, вернулся домой, к родителям, как хороший мальчик. И правильно сделал.       — Да, ты прав, — я старался выдохнуть с облегчением. — Всё так, как должно быть. — но что-то всё равно заставляло меня беспокоиться, странное чувство…       — Но знаете, босс, — решил подразнить моё любопытство Ким. — Что-то мне подсказывает, что мы о нём ещё услышим… Ну или, как мне кажется, Феликс не из тех, кто… просто сдаётся. Он довольно-таки упрямый.        Ничего не ответив, я решил, что задержусь на мысли своего подчинённого и отложу её в своей памяти. Дверь моего кабинета закрывается.

В тоже время.

      Металлическая дверь открывается со скрежетом. Мне ненавистный звук наталкивающий на мысль, о том что мне вновь наносит визит Хван. Чёрные как смола уложены лаком, рукава белой рубашки он засучил, поскольку, как мне кажется, не хотел чтобы во время завтрака попала на ткань. Моё первое предположение. А второе… ему ни к чему видеть на себе жирные пятна от моих касаний, или багровые оттенки моей запёкшейся крови, которая обычно всегда окрашивает его одежду после причиненного им мне вреда.       — Я принёс хлопья, солнышко, — с улыбкой на лице мужчина ставит глубокую тарелку на прикроватную тумбу и наслаждается видом — оголённого меня с множеством тёмно-фиолетовых синяков на участках кожи, стоя у моей так называемой «кровати». Я так говорю, потому что уже привык к запаху плесени образовавшейся внутри старого матраса. И мне никуда не уйти от этой угнетающей, давящей температуры, от спёртого влажного запаха и грязи, которую хочется немедля смыть с себя, поскольку повышенность моих сальных желёз на коже, лице и волосах никто ещё не отменял. Я был прикован наручниками к поручням сорок восемь часов, отчего моё тело до смерти затекло.       — Я знаю, что не приходил к тебе со вчерашнего обеда, но, это только потому что я много работаю. Устал, понимаешь? — он играет такого внимательного папочку, что мне хочется лезть на стену… Настолько он мне противен. Он хочет, чтобы я правда беспокоился, что ему там так тяжело… Работать, гулять, дышать всей грудью, общаться с людьми. Да и вообще просто наслаждаться жизнью во внешнем мире, которой он меня лишает. Я отвёл взгляд, ощущаю как тяжелы мои веки.       — Ликс, — его рука сжала мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. — Скажи, что понимаешь, насколько важен для меня, несмотря на мою занятость. Ведь я всегда думаю и скучаю по тебе, если не рядом…       — Я… понимаю, — выдавил я из себя, чтобы он смог это услышать и отстать от меня со своими ебанутыми вопросами. Однако, я знал, что это ещё только начало.       — Значит ты прощаешь меня за отсутствие, — он просиял от радости, весьма нездоровой кривой ухмылкой. — Обещаю, сегодня я не оставлю тебя.       — Когда я смогу выйти? — задал я с опаской. — Хотя бы во двор.       — Зачем тебе это нужно? — он рассмеялся, а потом вдруг его жестикуляция стала нервной. — Я достану и принесу тебе сюда всё, что нужно. Так что хватит говорить об этом… — он вдруг вцепился в тарелку и начал тыкать мне в лицо ложку с кукурузными хлопьями, но я увернулся.       — Я не ел нормальную пищу ещё со вторника, Хёнджин. Меня затошнит…       — Но ты ведь справишься с этим, правда же? — его вопрос в точности как вирус, распространяется и губит мои нервные клетки. Звучит оно как утверждение и я почти что дохожу до истощения. — Придётся съесть всё, если не хочешь, чтобы избежать наказания. Тошнота не самое страшное, что может с тобой произойти.       — А о расстройстве пищевого поведения тебе ни о чём не говорит, как я понимаю, — я презренно выдохнул ему эти слова почти в губы. И его рука словно по рефлексу вцепилась в мой затылок, он наклонил меня к себе, чтобы наши лица были на уровне.       — Не надо… строить из себя, — прошипел он гневно, пригрозив пальцем. — Мне похуй, нравиться тебе то, чем я тебя кормлю, или сколько в день часов даю на сон. Ты принадлежишь мне. Только я один могу распоряжаться всеми благами, которые ты получаешь. Я зарабатываю на эту миску с хлопьями, на воду, которую ты потребляешь и на простыни, которые я меняю намного чаще, чем в собственной спальне. И, кстати, ты ещё не отработал всё вышеупомянутое мной за время недельного проживания.       — Даже квартирантам дают отсрочку с выплатой, — попытался выдавить из себя сарказм, но выходило крайне паршиво. У меня не было сил с ним браниться. И я молча съел, что было в тарелке.       — Если шутишь, значит, в полном порядке и вполне способен сделать мне приятно прямо сейчас, — пошло ухмыльнулся Хван, толкая меня на кровать. В мои глазах мутнеет, и появляется симптом «мелькания мушек перед глазами». Едва ли я способен выставить перед собой руки, чтобы оттолкнуть. Я пытаюсь. Но мои руки не слушаются, превращаясь в кисель. Я понимаю насколько странное сравнение, но, кажется, что в них отсутствуют кости и я… сейчас сблюю.       — Мне плохо, — проговорил я, пока Хван грубо стягивал с меня одежду и устраивался между моих ног.       — Уже торкнуло что-ли? — казалось, что Хёнджин говорит мне это не прямо у моего уха, а в другой комнате. — Еще ведь рано…       — А что должно было… подействовать? — я рассмеялся.       — Я хотел, чтобы тебя сделали податливым хлопья, что я принёс… А если быть точным, то что в них было, — его брови нахмурены. Злиться или озадачен? Впрочем, без разницы. Меня волнует только — «умру ли я?»       — Так ты облажался, — я старался не смеяться слишком громко, но, это «вещество», что мне подсыпал Хван Хёнджин делает из меня идиота. — Кажется, тебе всё-таки придётся вывести меня отсюда.