Убожество

                               Просыпались ли вы когда-нибудь от мысли, что где-то ваш родной человек корчится в муках, страдая? Обедали ли вы, чувствуя на сердце ледяные когти, что с каждым разом стягивались, заставляя судорожно кашлять? А Советы не чувствовал, Советы знал. Но было больно только в первый год, наверное, время берёт своё. Уже через пару жалких месяцев ты забываешь всё. Забываешь человека, будто его никогда не существовало в этом мире и он не был частью семьи. В начале войны Цветаев был молодым, амбициозным... В конце концов, бесстрашным. Но столкнувшись со смертью, всё изменилось. Некогда яркие зелёные глаза больше не пылали той дикой необузданностью. В них поселилась глубокая и скрытая печаль, которой нигде не было места. Сердце мужчины работало на износ, а разум... Разум занимал себя чем только можно, чтобы не возвращаться к мысли о сыне. И самое ужасное, что было в этой ситуации, — он смирился. Не было ни одной весточки про РСФСР, ни одной зацепки, будто парнишка сгинул на болоте, став частью глиняного дна. Да, чёрт побери, была надежда, что Россия не умер, а попал в плен. Но этот самодовольный индюк Рейх ни разу даже намёка не дал о столь важном козыре в его рукаве. Надежд уже не было, приходилось думать настоящим. Мало того, что они оказались в полузабытом городке, так ещё и второй петушара в роли Соединённых Штатов Америки пожаловал. Вот те на... Ещё и явно решил свои шары куда не надо катить, виляя между старшим сыном задницей. Видно, разнюхивает ситуацию, пытаясь переманить Андрия после войны к себе. Ну ничего, у украинца голова на плечах, не столь глуп, чтобы поддаться этим сладким и приторным речам. Грузная фигура уместилась за обшарпанным и изрядно старым столом. М-да, время никого не щадит, а воплощение — не исключение. С каждым годом он становился всё менее привлекательным, перейдя в фазу "мужика за сорок". Если бы не эта война с активной физической деятельностью, то кто бы знал, что стало с формой некогда спортивного государства. Даже сейчас живот стал чуть обвисать, а щетина всё чаще и чаще появляться на лице. Эх, а когда-то Роман был эталоном славянского мужчины. Крепкий, чуть загорелый и высокий... Умеющий делать комплименты и обхаживать дам. Ну прям горячий пирожок нарасхват. А сейчас кто на него смотрит — озлобленная немецкая псина, у которой из пасти смердит гнилью. Никак иначе, Третий Рейх. Не важно, ему не надо думать о внешности, когда на улице война. Надо вырвать эту победу с корнем, чтобы никто не сомневался в звании «Сильнейшего». Стопка документов, которую надо разобрать до завтрашнего дня, иначе будет завал. Только вот мысли прерывает цокот каблучков. Их он узнает из миллиона. Его верная секретарша Вероника Краснова. Девчушка, которая в возрасте семи лет стала полной сиротой. Воспитывалась она Москвой, что без доли сомнений взял ребёнка на удочерение. Повзрослев, полностью отдала свою жизнь для блага родных воплощений. Поэтому именно этой девушке СССР мог доверить всё, начиная от важных военных секретов и заканчивая личными проблемами. Она останавливается у стола, а после кладёт сверху ещё бумаги, моментально отряхиваясь от пыли и грязи с пожелтевших листов. Роман быстро переключает свое внимание на изучение планов перед собой, однако голос Вероники заставляет оторваться, подняв голову. — Господин Советы, ваш старший сын Украина просит навестить его в ближайшее время. Из-за травмы лично прийти не сможет, за что приносит свои извинения, — серьёзно? Его отвлекли от важных для государства дел для какой-то семейной встречи? Бред и глупость, однако что-то внутри заставляет призадуматься. Стоит навестить Андрия, заодно проверить, стоит ли украинца пускать на фронт. Никого нет, в коридоре опять пусто. Вероника ушла, оставив Советы в раздумьях. Андрий... Не был особо людим, а значит, повод был веским. Интуиция тихо шептала мужчине, что сейчас будет достаточно трудный момент для отношений между отцом и сыном, но отступать... Он не трус, в конце концов, Роман не сможет потерять и второго сына.

***

Дни без Америки проходили скучно и однообразно. Здесь за ним толком не ухаживали, делали всё абы как, занимаясь "более важными пациентами". Да, регенерация воплощений — штука удивительная. Порой кажется, что с её помощью можно отрастить потерянную конечность, правда, проверять что-то не хочется. Рана практически затянулась, но моральное состояние было на самом дне. Чем больше Андрий думал о России, тем дальше отдалялся от него Хосе. Больше не было той первоначальной любви, нежных фраз и комплиментов. Осталась серая, жестокая реальность, которая вопила, что будущего у них нет. И ведь из-за этого иностранца отношения с отцом... Мягко говоря, испортились, они стали чужими друг для друга. Пришло время выбора. Выбор давался с трудом, вначале хотелось бросить всё и вместе с Америкой обрести крылья, улетев от этой ужасной войны. Потом вспомнились младшие братья с сестричками. Вторую потерю в семье никто не перенесет, они еле как оправились от РСФСР. Тем более теперь именно УССР являлся законным наследником тех территорий, на которые претендовал Виктор. И всё-таки чаша весов качнулась, давая ответ. Семья превыше всего. Лишь взрослея, ты понимаешь своих родителей. Понимаешь некоторые действия и слова, а порой и вовсе поражаешься тому жизненному пути, который они преодолели. И сейчас, став уже мужчиной, Украина понял отца. Понял, что сам Союз боялся боли, ведь никогда не хотел любить. Знал, как это больно — привязываться к кому-то. Андрий всё осознал, пришёл к заключению, но не простил родную душу. И никогда его не простит. Каждый ждал этой встречи с мыслью, что речь точно зайдёт о России. Только вот Украина знал, что РСФСР жив, а в своих мыслях СССР давно похоронил любимого сына.

***

Очередной кошмар! Сколько можно?! За что ему это всё? Казалось бы, свобода уже в его руках, так почему приступы удушья стали чаще? Почему Рейх здесь?! Почему он касается его лица, груди и ног. Россия не понимает, он ничего не понимает. Ему страшно. Банально страшно, вот так, как загнанной в угол мышке. В его кошмарах у Рейха нет лица. Он олицетворяет всю гниль этого мира. Огромное чёрное пятно, на котором часто появляется ослепляющая белая улыбка... И в его отражении Россия видит лишь себя. Отто ничего не знает, Виктор понимает, что не имеет права нагружать собственными проблемами других. Он всё в одиночестве вытерпит, но так страшно. Так боязно даже нос за порог квартиры высовывать, без мысли о том, что где-то рядом бродят ищейки Рейха. Рано или поздно Ягер его достанет, всему свое время. Тем более тот же Берлин без труда чувствует присутствие другого воплощения на своей территории. Рихтер все меньше и меньше появляется дома, видно, занимается государственными делами, а улицы пустеют с каждым днём. Нет больше той весёлой атмосферы жизнерадостных немцев, крах империи уже пришёл в действие. Рано или поздно Рейх падёт. Если не в этой войне, так в следующей. Слишком много человеческого ресурса немец потерял, а восполнить его — трудно. И это не может не воодушевлять. Не подумайте, Россия не радовался смертям обычных солдат, нет... Он радовался тому, что Рейх в погоне за величием истощает сам себя. Его союзники попросту паразиты, что пытаются стать такими же великими, как воплощения до них. Сплошной цирк. И чем больше поражений у Рейха, тем больше тот ужесточает всё. Так что бежать определённо стоит. Просить помощи у Отто? Всё равно подставить его, хотя вряд ли Рихтер выживет, если вскроется правда о том, что тот укрывал отпрыска вражеской страны. Есть вариант сбежать через соседние государства, например, та же Польша. Однако есть множество «но», почему это плохой вариант. Как минимум то, что поляк, видно, активно содействует Рейху, пытаясь спасти конкретно свою шкуру и улучшить жизнь своих людей. В любом случае у него только два варианта добраться к себе на родину: либо сразу напролом в Польшу, либо же через Чехию и Словакию в Румынию. Только вот, в отличии от первой страны, Россия не знал ситуации на фронте у тех воплощений. Было решено моментально, что именно сделает Россия. Тем более вряд ли ожидает от него побега через эти страны, сто процентов уже где-то кружит вокруг границ Польши. Отто возвращается никаким с работы. Кидает свой кожаный портфель на стол, а после со вздохом опускается на стул. Сначала молчит, о чем-то думая, но, завидев Россию, напрягается. Смотрит молча, потом переводит взгляд на собственные руки, облачённые в перчатки. — Виктор, — Россия, что только сейчас заглянул на кухню, чуть напрягается, понимая, что не только у него есть серьёзный разговор. — Меня отправляют на восточный фронт, я больше не могу скрывать тебя в своей квартире, — повисает долгая, гнетущая тишина, в которой каждый думает о своём. Отто — о скорой смерти, ведь с восточного фронта никто не возвращается, а Виктор — о побеге. — Я как раз... — замолкает, ощущая, как в горле пересохло. Соберись, Цветаев! Ты в конце концов уже не ребёнок, а взрослый парень, который пережил целый ад. — Я как раз хотел об этом поговорить. Я хочу сбежать в соседнее государство. Если бы вы могли мне в последний раз помочь... Я прошу, Отто, в последний раз. Знаю, что много требую от вас, но и вы должны понимать, что я важная фигура в этой войне. Говорит чётко и с каждым словом замечает, как сильно стал похож на СССР. Не только внешностью, но и манерой с поведением. Правда, отец требовал бы, а он просто, практически умоляет. Потому что по-другому нельзя, Виктор и так пользуется Рихтером, подставляя. — Сбежать... — Немец моментально выходит из своего транса, смотря на Россию. — И как ты собрался провернуть свой план? Ты же понимаешь, что это будет долго и вряд ли ты выживешь... Я помогу тебе только в начале, а дальше тебе придётся действовать самому. — У меня нет плана, у меня есть чёткая цель. Достигнуть территорий СССР, найти своего отца и стать ему опорой. И ради этого я сделаю что угодно. Надо достичь границы Третьего Рейха, а после пересечь Чехию. Через неё Словакию, а попав в Румынию, как-нибудь добраться до родины. — Очень слабо, Виктор. Ненадёжно, но другого выбора нет. Теперь тебе остаётся надеяться на мисс Фортуну и собственные силы. Я узнаю насчёт поставок в Чехию. Чехи олицетворяют собой рабскую покорность. Но если выбирать между всеми соседними государствами, то они — лучший выбор. — Если исходить из такой логики, то Рейху не нужно увеличивать там свою диктатуру, раз чехи и так на его стороне. А Польше тот не будет доверять, немцев в этих странах меньше, можно рискнуть, — Россия призадумался. Ему не впервой оказываться в окружении нацистов. Да и славянская внешность сыграет на руку в Чехии.

***

Видно, СССР недоволен тем, что его отвлекли по столь глупому вопросу. Однако Андрий настроен серьёзно, ему нужно убедить отца в том, что Россия в плену у Рейха. Доказательства... Только из уст Америки, которому мужчина от слова совсем не доверяет. — Ну и что ты... Хотел обсудить? — каким бы грозным и воинственным правителем СССР ни был, он все равно не умел обращаться с собственными детьми. Такие разговоры очень тяжело давались в их семье, где принято молчать о проблемах. — Ты не хочешь... Узнать о моем состоянии или ты спешишь? — резко и дерзко отвечает Украина, что приподнимается с больничной койки. Чуть шатается, но сразу же выпрямляется, выглядя не менее угрожающе, чем его отец. — Сразу к делу, у меня есть более важные вопросы, — игнорируя его хамство, Роман чуть приподнимает подбородок, смотря на сына сверху вниз. Нет, отец, если раньше такой взгляд пугал и заставлял глупое дитя отступить, то теперь ничего не выйдет. Украина тебя не боится, отец. — Интересно, что может быть важней, чем собственная семья? — и вправду вопрос звучит глупо в нынешней ситуации, когда на носу война... Но, чёрт возьми! Сколько раз за свою жизнь слышал эти слова Украина, и сколько раз ему было больно, что на первом месте у родного отца работа. — Не дерзи мне, УССР! — терпение кончается моментально. Они никогда не ладили, с подросткового возраста отдалились, стали чужими, а из-за Хосе и вовсе тихо возненавидели друг друга. Гнев накрывает с головой, однако Андрий глубоко дышит, не позволяя эмоциям действовать. — Тебя... Вообще совесть не мучает? — на этот вопрос СССР лишь приподнимает бровь, попутно сжимая кулаки. Да, у старика терпение уже слетело, совсем скоро и Украина может вновь ощутить солоноватый вкус собственной крови из разбитого носа. — Что ты несёшь, Андрий? Это на тебя так Штаты повлиял?! Точно! Стоило мне оставить тебя с этим педиком крашенным, как ты резко возомнил себя главным? Не забывай, я до сих пор твой отец. — Хосе здесь ни при чём! Но в отличие от тебя он старался заботиться обо мне... В отличие от тебя он пытался найти Россию, — последнее предложение было сказано тихо, практически себе под нос, однако СССР услышал. Моментально оторопел, вначале побледнев, а после сильно раскраснелся. То ли от злости, то ли от собственного стыда. — Пытался найти умершего?! Ха, я не думал, что мой сын такой простой и глупый! Зря я пустил этого урода к себе домой. — Ты совсем меня не слышишь, отец! Дело не в нём, дело в тебе! — так же переходя уже на громкую интонацию, Украина чуть жмётся. Ему страшно, он вновь видит отца в настоящем гневе. — Ты не представляешь, как нам было больно, когда Россия исчез... Все его искали, но только не ты. А если я исчезну... Ты так же забьёшь на меня? Видно, вопрос вновь ставит СССР в замешательство, но глаза всё выдают. Где-то глубоко внутри ему так же больно. — Я в первую очередь лидер, а потом отец. Если пешка теряется, то так тому и быть, — последняя капля, Андрий буквально подпрыгивает, услышав это... Пешка?! То есть всё это игра для него и жизни собственных детей уже ничего не значат!? В глазах появляется влага, а губы искривляются в оскале. — Пешка?! Так вот кто мы для тебя? Чтоб ты знал... Россия жив! Но он больше не твой сын... СССР незамедлительно приближается. Для своих габаритов он быстрый. Хватается за руку Украины, сковывая в сильной хватке. А второй кулак поднимает, сразу же опуская на испуганное лицо Андрия. Слышится взвизг, а после кряхтение. Сильный удар попадает в скулу, задевая нос и разбивая губу... Однако на место страха в глазах старшего сына приходило другое... Некогда не изведанное чувство... Чувство ненависти. — И я... Больше не твой сын.

***

Самая ближайшая отправка из Берлина в Чехию уже этой ночью. Грузовой поезд, которому предстоит доехать до границы Германии. Там груз отсортируют, военные припасы и продовольственные продукты отправят на двух разных путях. Всё-таки по большей части все поставки осуществляются через Польшу. Стоило поспешить. Отто вызвался подвести к станции, откуда отбывает поезд. Ехали в молчании, но в самый последний момент Рихтер приблизился. А после так крепко обнял Россию, что из того аж воздух выбился. Виктор в ответе не остался, так же обнял, всхлипывая от нового расставания. — Береги себя там. Если я выживу и война закончится... Я буду ждать тебя в гостях, — сущий бред, они больше никогда не увидятся... Но эти слова греют душу, заставляют почувствовать себя нужным. Одно немецкое слово... «Danke». До отправки поезда ещё час, поэтому здесь не так много солдат и рабочих. Проникнуть в этот комплекс оказывается легко, всего лишь окольными путями огибать все освещённые места. Что ж, Россия благодарен в одном Рейху... За это чертовски теплое и удобное пальто, в котором он сейчас щеголял. Да и по внешнему виду не скажешь, что он какой-то бродяга и оборванец, одежда его красит, делает более значимым в глазах общества. Где-то слышатся возгласы, но их не разобрать. В ушах звенит, а сердце сжимается то ли от страха, то ли от адреналина. Ящики свалены в огромную кучу, куда Россия направляется. Спрятаться за ними, а когда начнут загружать — проникнуть внутрь. План очень глупый и быстро придуманный, но ничего другого в голове не появляется. Неожиданно немецкие голоса раздаются совсем близко, в нескольких метрах. России приходится прижаться к ящикам, вжавшись взмокшей спиной к ним. Сердце начинает колотиться сильней. Нет... Голос.. этот голос. Он точно знакомый, но ведь не может быть такого. В свете луны появляются тени, несколько... То ли четыре, то ли пять. Виктор решает выглянуть, чуть высовывая своё лицо. Прислушивается, только вот всё бестолку, все знания немецкого языка в миг исчезли, оставляя место панике. Не может быть такого. В окружении двух солдат и двух работников стоит он... Одетый, как всегда, с иголочки, стоящий с ровной осанкой и с орлиным взглядом. Не изменяет себя, все так же использует духи с нотками шоколада, что всегда нравились России. Они напоминают ему о летних деньках, когда все было ещё хорошо. Лицо у немца другое, более усталое, на грани серо-белого цвета. Видно, немец совсем себя извел, гоняясь за собой по кругу. Столько сил бросил на восточный фронт, да и главный приз потерял. Внутри что-то ёкнуло. По инерции прошлой жизни Виктор хочет дёрнуться, выйти к нему и, как всегда, отправиться в то поместье. Интересно, как там Сигаль, Марта и сыновья Рейха. Эти люди стали в какой-то степени роднёй, что изо дня в день помогали держать себя в руках, давая надежду на завтрашний день. Неужели он больше ни с кем из них не увидится? Судорожно сглотнув, Россия вновь вытянулся, смотря на то, как Рейх в грозном тоне что-то объясняет. Секунда, и его острый взгляд бросается на ящики. Только вот там пусто, груда багажа стоит, как и раньше. Немец, видно решивший, что ему померещилось, продолжает диалог, а после разворачивается. Слышится цокот лакированных туфлей, а после гомон рабочих, что начинают дискуссию между собой. Сердце России сейчас выскочит. Он еле успел спрятаться, когда увидел, что Рейх дёрнул головой. С одной стороны, что-то кричало о том, что Россия, будто послушная собака, должен вернуться к немцу. Тогда бы мужчина непременно простил бы непутёвого паренька, которого собирался использовать как гарант победы... А с другой стороны. Отец, братья, родной дом. Всё это было дороже призрачного чувства жизни в будущем. Пускай он погибнет, если Рейх победит... РСФСР ни за что больше не окажется в лапах столь омерзительного убожества, как Третий Рейх. Совсем скоро на станции начинают подтягиваться другие работяги. Все выглядят устало и сонно. Дорогая на вид машина в последний раз проезжает мимо железной дороги, а после сворачивает за угол, исчезая. Вместе с ней пропадает и мнимое чувство страха. Вернера здесь нет, и это был последний раз, когда они увиделись вживую. Однако нельзя расслабляться, всё самое главное впереди. Он прячется где-то между ящиками в дальнем углу, наблюдая, как груз стремительно оказывается в пустых вагонах. Вот его шанс пробраться внутрь, ведь совсем скоро дверь туда закроют. Словно быстрый стриж, РСФСР оказывается рядом, заныривая внутрь. Моментально бросается к торчащему уголку ящика, умещаясь там. Возня за пределами вагона стихает, слышится лязг закрывания двери. Теперь осталось подождать, пока другие вагоны закроют, и тогда они поедут. Что же, Отто успел впихнуть России пакетик с клёцками, флягу с водой и небольшой ножик. Туповатый, но запугивать им вполне реально. Внутри оказалось холодней, чем Цветаев думал. Закутавшись в своё пальто, парень зевнул, ощущая, как поезд тронулся в движение. Вместе с тем раздался гудок, предвещая путь на целую ночь.