Прошу, не упади

Блаженство! Без него было жутко тошно. Существование теперь длилось от шприца до шприца. Поначалу всё было в порядке, но теперь… Мало. Хотелось больше. Сильнее. Выше. Антон потерял интерес ко всему, кроме острых и ярких ощущений. Красочные видения в припадках становились для него реальностью. Он потерялся, но в его мозге это не укладывалось, для него это было вполне приемлемым. А вот Арсений видел проблему. Он советовался с врачами, искал информацию в интернете, сходил даже в местную библиотеку за медицинской литературой, но отовсюду было слышно только одно: «Это необходимо». Арсений не хотел с этим мириться. Для него был немыслим факт пичкания Антона наркотой. Его Антона! Даже из благих побуждений… Бывало так, что Антон давал отпор Попову, когда тот пытался удержать его от очередной дозы. — Но мне же больно! — хныкал Шаст. — Ты что, не понимаешь? — Тош, послушай… Врачи говорят, что тебе уже лучше. Может, стоит перейти на другое обезболивающее? Антон был не в курсе, что ему колят, он лишь ловил кайф с последствий. — Не-е-ет, — он скривил лицо, — мне и с этим хорошо. Все попытки заканчивались одинаково.

***

Однажды ночью случилось следующее. Антон проснулся от истошных воплей. Казалось, они исходят откуда-то из соседней палаты. Он на цыпочках встал и прошёл туда по освещённому бледной болезненной луной коридору. Подкрался к двери и прислонил к ней ухо. Крики были тише, но они в самом деле исходили оттуда. Он набрался смелости и с силой дёрнул ручку. Вход распахнулся. Комната была намного темнее его собственной. Действовал он осторожно, чтобы его не заметили ночные сиделки и не дай бог не проснулся Арсений. Только полы больничного халата тихонечко шуршали. Но оставалось непонятным — в комнате никого не было, а крики всё снова и снова содрагали полнейшую тишину. Антон сел на пол и прислушался. Его глаза округлились: звук шёл изнутри. Этот шум был в его голове. По телу пробежали мурашки. В ушах стоял звон. Антон шатаясь добрался до своей палаты. На столе рядом с больничной кроватью лежали таблетки, которые он принимал вместе с пищей, его телефон, блокнот и приготовленный заранее медсестрой шприц с гидрокодоном. Какая глупая… Шевеление в углу принудило насторожиться, Арсений спал очень чутко: пришлось научиться из-за парня. Антон, как шёлковый платок, невесомо парил вдоль приборов и аппаратов к столу. Нетерпение раздирало больной мозг огромными когтями, выедало своими зубами здравый смысл, рассудок сдавался: он беспомощно возвёл руки к небу. Холод лекарства пробирал сквозь тонкие пластмассовые стенки, игла слегка блестела в тусклом свете. Снаружи раздались торопливые шаги в направлении палаты Шастуна. Он вздрогнул. «Нет! Только не сейчас! За что жизнь так подло шутит надо мной?». Голос дежурной медсестры парень узнает из тысячи. — Не спите? У вас всё в порядке? Я видела кого-то из пациентов, — звук шёл из комнаты напротив. — Мало ли, может, у кого-то лунатизм. Они во сне могут сломать нам оборудование, уже проходили. Шаст рванул в сторону туалета. Если она доберётся до него в палате, то непременно заберёт лекарство и настучит на безответственную коллегу. Поэтому действовать нужно было сейчас же. Топот босых ног по плитке, запах спиртовых салфеток, писк приборов слежения, свет неоновой таблички «Выход» — всё смешалось в кучу. А в голове одно — как можно скорее добраться до безопасного угла и принять анальгетик. Антон больше ни о чём не мог думать. Он уже не подчинялся здравому смыслу, тело двигалось забвенно механически, даже машинально. Бежать. Бежать! бежатьбежатьбежать За поворотом туалет. Шаст влетел в него и захлопнул за собой дверь. Он обессиленно упал на пол и вжался в угол между раковиной и держателем салфеток. Холод кафеля пробрался под футболку и расползся вдоль рук, ног: по всей коже. Антона от этого передёрнуло. Непонятливым детским взглядом он смотрел на зажатый в руках шприц. Он знал, что сейчас за ним придут, но медлил. Осознание вдруг свалилось на него — Господи, что он творит! Но оно сразу же рассыпалось. Одного нервного импульса в раздражённом сознании хватило, чтобы закончить начатое. Антон натянул свой браслет чуть выше локтя и плотно-плотно затянул. Колпачок слетел с иглы с характерным звуком. Шаст поднял шприц кверху и нажал поршень, убирая весь воздух. Скрипнула ручка двери. Луна отбрасывала лучи, очерчивающие силуэт пришедшего. Глаза опасно сверкнули в темноте, только рубашка тихо шуршала да слышались осторожные шаги. Фигура Арсения статно возвышалась на фоне больничного окна: она как будто мастерски выточена из само́й ночи ловкими скульпторами. В тишине гулко раздался звук падения колпачка от шприца. Антон так испугался, что тот выкатился у него из зажатой ладони да так и остался под раковиной. Рука начинала неметь из-за браслета. Шаст сверлил взглядом стоящего перед ним Арсения. Было заметно, как тот сильно стиснул челюсти, брови сошлись на переносице, а руки были сжаты в кулаки. Воздух между ними наполнялся напряжением. Взгляды их пересеклись и ничего уже прервать их не могло: здесь были лишь Антон, Арсений и никого больше. Вместо тысячи слов хватало присутствие и того и другого. Шасту казалось, что он слышит помимо громких сокращений своего сердца ещё и другое, чужое… Антон столько хотел рассказать в эту минуту, но не мог. Арс, по-видимому, тоже. Шли секунды, а вроде и часы. Хотя нет, года. Антон готов был завыть от невыносимости укоризненных голубых глаз, но сдерживался. Он закусил нижнюю губу и вонзил ногти до боли, чтобы не сорваться. Попов хотел было двинуться в сторону парня, но в последний момент пересилил себя. — Тош, — он говорил полушёпотом, но голос порывался через все преграды. — Как сильно ты упал… Этих слов было вполне достаточно, чтобы застывшие на глазах Шаста слёзы наконец выступили. Он хотел было что-то сказать, но лишь только открывал рот, издавая сиплые звуки, как рыба. Арсений поднёс руку к лицу и протёр глаза двумя пальцами то ли от усталости, то ли от навернувшихся вслед за Антоном слёз. Шаста накрыл приступ паники: беспрерывные рыдания сопровождались удушьем, грудь часто вздымалась, но отчаянно не могла вобрать в себя воздух. Тут он подскочил, как ужаленный, бросил шприц куда-то в сторону и бросился на шею к мужчине. Арсений от неожиданности чуть не упал вместе с Антоном, обнявшим его и притянувшим к себе. Шаст сейчас трепетал, как маленькая дикая птица, загнанная в клетку против её воли. Вот-вот она готова была вспорхнуть, вырваться и улететь, но что-то её здесь держало. Тянуло к себе, занимало всё пространство в её разуме, пленяло своим присутствием. Антон просто был не в силах оторваться. А может даже и не хотел. Это всё сейчас мелькало отрывками в голове парня, пока его опустошённое тело так и льнуло к человеку напротив. Движения рук, положение торса и жесты выражали вереницы мыслей, что царили в голове Шаста. Между ними не было недопониманий: они говорили сейчас обо всём. Даже не произнося ни слова. Ни звука. Ни вздоха. — Пойдём, ты, наверное, устал, — Арсений надрывно выдохнул прямо на ухо Антону.

***

Антон проснулся под утро в агонии от очередной ломки. Арс стоял напротив приоткрытой форточки и курил рядом с ней, чтобы не сработали датчики дыма: он не мог позволить себе отойти от Шаста ни на минуту, могло произойти всё что угодно. Он был нужен рядом здесь и сейчас. Парень попытался приподняться, но не смог этого сделать и лишь позвал мужчину. — Арс. Попов повернул голову и хмыкнул. — Подойдёшь? Он приблизился к кровати, сел на край и померил температуру тыльной стороной ладони. У Антона был жар, по коже разбегались мурашки, а тело сводило судорогой. Снова. Арсений вызвал врачей. Те дали обезболивающие и что-то ещё, он уже не помнил… Когда они ушли, он снова сел рядом и взял парня за руку; она была холодной, а пальцы то и дело подрагивали. — Ты не мог бы лечь рядом? — Антону было плевать, как это звучало в тот момент. — Конечно. Арсений опустился осторожно на самый край, не занимая много места, чтобы парню было максимально комфортно. Шаст заметил это, положил свою дрожащую руку близ талии парня и мягко, очень слабо потянул его на себя. Арсению пришлось придвинуться ближе. Парень растворился в сладкой улыбке, а сосед осторожно вплетал в светлые волосы свои длинные пальцы, нежно гладя того по голове. Давно Антон не чувствовал такого спокойствия и уюта. Это было так приятно и необычно. Когда чего-то очень долго недополучаешь, то потом ощущение от достижения желаемого настолько блаженно, что и сравнить не с чем. Всё это складывалось в такие волшебные граничащие с реальностью эмоции, не испытываемые обоими уже целую вечность… В какой-то момент Арсению показалось, что Антон совсем успокоился и обмяк. И точно: парень наконец заснул. Попов разрешил себе отойти и сделать пару звонков на работу, он пообещал в скором времени отработать со сверхурочными, а ещё узнал, что стендап-клуб хочет отправить его в тур. Это радовало, но как же поступить с мальчишкой? Неужели остаётся только поставить его перед фактом и бросить тут, в Воронеже? Потом решит, сейчас он не мог нормально рассуждать. Арс вернулся в палату и не смог сдержать умиления: Антон, распластавшись на освободившейся кровати, раскинул в стороны руки, закинул грациозно одну ногу и отвернул голову в сторону окна. Мужчина подошёл к нему вплотную и замер — он любовался каждой чертой лица, каждой родинкой на бледной коже, каждым тугим завитком каштановых волос… Ресницы в полусне невесомо подрагивали так, что любой другой бы и не заметил, но только не Арсений. Он коснулся двумя пальцами плеча Антона и, убедившись, что тот не проснулся, провёл ими дорожку по всей длине исхудавшей руки до пальцев. Попов не мог себя контролировать вблизи Антона. Хотелось исследовать каждый сантиметр этого тела подле него самого. Хотелось притянуть к себе и никогда не отпускать. Хотелось касаться его полностью. Только касаться и быть рядом.

***

Утром Арсений распорядился о полном переводе Шастуна с предыдущих анальгетиков на их аналог. Так больше не могло продолжаться. Врачи чуть не покалечили его Антона. Как только он смог такое допустить? Эта мысль казалась ему немыслимой. А ведь могло же обойтись… Арс даже посоветовался с Позовым, как лучше поступить. Тот был полностью солидарен с мужчиной и не препятствовал его решениям, хотя и был удивлён таким особенным вниманием со стороны Арсения. — И что, ему точно станет лучше? — Попов выглядел очень обеспокоенным. — Да, точно. А чего ты так печёшься-то? Пустяковое дело — поправится! — улыбнулся Дима. — Знаешь… А я и сам понять не могу, чего вокруг него ношусь. Цепляюсь, как за последнюю надежду. — Опа! А наш юморист не запал ли ненароком? — покосился в его сторону Позов. — Да неужели, а ведь и вправду! — Не-е-е-ет, даже не думай. Уж не решил ли ты… — Всё, всё, всё! Мне пора, — он взял свою куртку и направился в сторону выхода. — Бывайте! — До встречи, Дим. После этого Арс ещё долго сидел на стуле возле Антона, глядя бесцельно на его лицо, погружаясь всё глубже и глубже в свои мысли. А ведь и вправду…