Прошу, не упади

Когда Дима приехал на место, он был в ужасе: при осмотре Антона оказалось, что у него множественные ранения, в том числе после удара ногой в брюшной полости была пара повреждений по жизненно важным органам и внутреннее кровотечение. Такие тяжёлые последствия требовали незамедлительного вмешательства. Антон постепенно терял связь с реальностью: звуки были отдалёнными, будто из-за толстой бетонной стены, слова застревали поперёк горла, да так и затихали там, сопровождаясь болезненными стонами. Пелена легла, как очки, застилая всё размытым одеялом. Последнее, что он увидел — это испуганно-встревоженное лицо и расширившиеся голубые глаза. Протянул руку, чтобы дружественно потрепать тёмные волосы, сказать пару ободряющих слов: что всё в порядке, что всё будет хорошо… Хотя на душе самому было тоскливо. Антон не видел больше смысла оставаться здесь. Он уже ничего не хотел. Нет сил. Вот и всё. Это последнее воспоминание.

***

Так противно пищит аппарат слежения за жизненными показателями. От долгого статичного положения затекли все конечности, так, что даже глаза было невыносимо трудно открыть. Веки слиплись настолько плотно, что казалось невозможным их разомкнуть. Белые стены, белый потолок, белая плитка пола, белые стулья, белые халаты — всё это слепило после кромешной темноты по ту сторону. Всё тело вместо веснушек или родинок было усыпано отходящими от него иглами и разными трубками, по которым мерно капали растворы. Каждая капля эхом отдавалась в раздражённом сознании. Каждый звук, каждый шорох — непосильное испытание. Шумы плотно оседали в уме, перетекая в общий громкий вездесущий гул. Сказать, что было отвратительно — ничего не сказать. Зрение постепенно возвращалось: вокруг сновали доктора и медсёстры. Приходил какой-то главврач, рассказывал про диагноз, про лечение, что где можно найти и вообще общую информацию о содержании в этой больнице. Сюда его привёз Позов, это была клиника, в которой он подрабатывал в перерывах между учёбой. У Антона диагностировали повреждение тканей печени, если говорить просто. Травма была получена вследствие механических повреждений, и он стал принимать анальгетики. Поначалу преследовали мигрени, и это, мягко сказать, было ужасно. Светобоязнь, боязнь звуков, внутричерепное давление, ломка во всём теле — малый список того, чему был подвержен Антон во время своих припадков. Сутки тянулись друг за другом, нанизываясь на ниточку времени, которая тянулась всё дальше и дальше… Весь круговорот однотипных событий составлял в представлении Антона один сплошной день сурка между перерывами на сон, а спал он теперь по шестнадцать часов. А часы летели с бешеной скоростью. За первую неделю он настолько исхудал и обессилил, что стал походить на тюремного заключённого с пожизненным сроком, не евшего, как минимум, дней пять. Хотя начинало казаться, что больница представляет из себя ничто иное, как самую настоящую тюрьму строгого содержания. А ведь действительно, в чём отличие? Оксана и Стас навещали через день — они приносили одежду, еду, одеяла, а иногда и цветы, если хватало денег. Дима появлялся с Серёжей, но крайне редко: по большей части у них просто не хватало ни времени, ни сил. Антон на них не обижался. Один раз, когда парень отдыхал после долгой судороги и продрал глаза, затуманенный взгляд упал на стоящую рядом с дверьми Иру. Она быстро подошла к больничной кровати, встала на колени рядом с его головой, взяла в руки его бледную холодную ладонь, приложилась к ней лбом и бросила шёпотом: «Прости». Что побудило её сделать это, для Антона до сих пор остаётся загадкой, но ясно одно — больше он её никогда в жизни не видел.

***

Свет! Уберите этот чёртов свет, иначе у меня сейчас лопнут оба глаза. Это невыносимо! Я устал терпеть эту боль… Мне никогда не было настолько плохо. Боже, за что ты так со мной? Никогда не делал никаких ужасных вещей, а получил такое наказание! Я заслужил? Разве это справедливо?! Я скоро прокляну и эту больницу, и эту кровать, этих врачей, и… Перед собой он теперь отчётливо видел знакомого брюнета, который одной рукой сжимал обессиленную кисть, другой же придерживал голову. Под его глазами пролегли глубокие синие синяки, а лицо осунулось. Помятая футболка и растрёпанные волосы говорили сами за себя. — Арс? — голос Антона звучал хрипло и тускло, как будто он не говорил не два дня, а целый год или даже десять. — Тебя всю ночь лихорадило, потом начался припадок. Я рядом, слышишь? Теперь всё в порядке. — Спасибо, — на усталые глаза наворачивались слёзы. — Отдыхай теперь. Врачи говорят, что больше такого не повторится. Ты идёшь на поправку. Сегодня сменят лекарство, и тебе станет намного легче, по крайней мере, я на это надеюсь, — он попытался выдавить улыбку, но взгляд был утомлённым и даже тоскливым. — Не уходи только. Я… — Молчи и не напрягайся. Я буду здесь, взял отгул с работы, — улыбка стала более естественной — казалось, ей можно верить. Антон только откинул голову назад, блаженно расслабил всё тело и сжал тёплую руку Арсения. Через час пришла медсестра. Она рассказала про новый курс препаратов, режим, специальную диету и физические занятия, которые потребуются для восстановления. Антон особо не вслушивался, пропуская все её слова через фильтр «в одно ухо влетело, в другое вылетело». А вот Арсений ловил всё на лету. И когда он успел записаться парню в няньки? Ладно, пускай, раз это ему не особо мешает. Ежедневные капельницы, осмотры, регулярные тренировки, слежка, камеры, охранники, решётки… Скукотища. Тюрьма так тюрьма, что уж теперь поделаешь. Не нужно было срываться на того уёбка из бара, вот и всё. — А что с тем мужиком? — Антон повернулся всем корпусом к сидящему рядом приятелю. — Каким мужи… А! Это тот, который тебе с ноги дал? Его отвезли в реанимацию. Он сейчас в тяжёлом состоянии в восьмой районной больнице. Не бойся, ты больше о нём не услышишь. — Звучало так, будто бы ты собрался прикончить его, — засмеялся Шаст. — Кто знает, — голубые глаза хитро свернули. — А как ты его вообще умудрился уложить? Занимался где-то? — парню действительно не терпелось узнать после того самого вечера. — Смешанные единоборства, ничего особенного. Нужно будет и тебе показать несколько приёмов, — Арсений многозначительно пихнул Антона в бок, отчего тот поморщился. — А то так и будешь по больницам шататься. — Договорились.

***

Вечером Антону ввели новый препарат. Врач велел проконтролировать его действие, потому что у пациента могли быть различные последствия начиная от синдрома отмены, заканчивая побочными эффектами. Такое повышенное внимание настораживало, но особых причин для беспокойств заранее не было. А зря. Ночью началось самое интересное. Антону повезло увидеть осознанный сон: он был глубоким и ярко насыщенным. Давным-давно такого не происходило, что не могло не обрадовать. Хороший отдых — залог скорой поправки пациента. Было ещё кое-что удивительное во всём этом: боль, преследовавшая каждое движение, каждый вздох этого обречённого тела, впервые за долгое пребывание в этой тюрьме отошла на второй план, уступив главенство странному чувству, которое успокаивало и вбрасывало огромными порциями чувство удовлетворённости в измождённую голову. Приятные глазу образы и события наполняли до края это странное сновидение, всё казалось гипертрофированным, приторно-сладким и чересчур жизнерадостным, но Антон не считал это неприятным, а даже наоборот — ему нравилось. Он ловил блаженный кайф от происходящего. Восхищение с тихим журчанием переливалось из артерий по маленьким сосудам и капиллярам в тёмно-синем свете. Мозг уже не воспринимал реальность в её настоящем виде: он простирал свои ловкие пальцы воображения, разрывая обложку на отдельные составляющие и заглядывая туда дальше, за корешок. Ему было мало, хотелось больше, больше, больше! Антон судорожно проснулся. Долбаное сердце! Если оно сейчас же не остановится, то за него это сделаю я. Перед глазами всё плывёт, Господи, какой кошмар… Блять, ну и что это было? Рядом послышалось тихое ёрзание. Антон повернул голову на звук. — Проснулся? Ты очень беспокойно спал, — заспанный голос сильно хрипел. — Тебе лучше? — Мне не больно, это радует. Ты-то хоть поспи, нельзя же всё время за мной приглядывать, — Шаст нашёл руку Арсения на ощупь и стиснул в своей ладони. — Сейчас главное — твоё выздоровление. Стас ввёл меня в курс дела: рассказал, что ты ищешь новое место обучения. Я согласился скидывать с ним и Оксаной тебе на лечение и еду, пока ты не поправишься, но всё это временное, не забывай, — он попытался улыбнуться, но вышло как-то неправдоподобно. — Спасибо. Я правда не знаю, чем заслужил такое отношение к себе… — Тош, всё в порядке. Я знаю, что это такое, когда ты остаёшься один. И, поверь, исключено, что тебе придётся пройти через то же, что и мне, — Арс отвернулся и незаметным жестом протёр глаза плечом своей толстовки. Антон удивлённо посмотрел на него. Сколько ещё секретов скрывается за этой дружелюбной маской? Как долго он улыбался? Через что он прошёл?

***

— Здравствуй, Антон. Как себя чувствуешь? — безучастно поинтересовался дежурный врач во время дневного обхода. — Мне лучше, правда, — Шаст перевёл взгляд на часы. Пятнадцать часов. — Только вот, знаете… — Да, что такое? — Ко мне стала возвращаться боль, — парень одной рукой держался за живот в области печени. — После нового лекарства она стихла, но сейчас… — умоляющий взгляд упал на мужчину в халате. Доктор озабоченно посмотрел в больничный лист пациента и забегал глазами по строчкам. — А, гидрокодон… — пробубнил себе под нос. — Одну минутку. Я попрошу сестру сделать вам следующий укол, не переживайте, — он торопливо положил лист на место, нервно засунул руки в карманы и вышел из палаты с нахмуренным взглядом. Арсению пришлось уехать утром. Он сказал, что появились дела. Пока его не было, Антон успел вкусить все прелести типичной городской больницы: орущие дети и их сумасшедшие мамаши, толпы стариков, жалующихся на погоду, странное поведение контуженных, не говоря уже про еду и туалеты… Один раз чуть ли не пришлось драться с уборщицей из-за «Ты куда по вымытому?». Красота, да и только! И вот тут-то Шаст и проведёт следующий месяц, а может и два. Оставалось только ждать и терпеть. А как иначе?

***

Новая инъекция имела немного другое действие следующего характера: боль стихла, как прежде, но добавились ещё эффекты. Лёгкость, сравнимая с эйфорией, накрыла парня с головой. А жизнь заиграла другими красками, как бы избито и клишированно это ни звучало. В этом странном приливе сил Антон подорвался с кровати, впервые за последнюю неделю, подошёл к широкому окну и разместился на подоконнике. А за окном птички, деревья шумят, дети играют, облака проплывают мимо, солнышко блещет. — Антон, осторожно! — Шаст не заметил, как вернулся Арсений. — Врач, конечно, предупреждал, что ты теперь можешь делать всякие странные вещи, но… Он не успел закончить: Антон подорвался с места, залез на подоконник с ногами, потянул ручку окна вниз и распахнул его настежь. Зрачки Арса расширились. — Шаст! — он обернулся. — Прошу, не упади. Арс бросился к нему и охватил двумя руками парня за ноги. Тот пошатнулся и накренился в сторону Попова. Он поддержал его и осторожно перетащил на кровать. — Арс! А я тебя ждал, — с наигранной обидой проговорил парень. Он всё ещё был невменяем. — Я и без тебя знаю. Ты чего творишь, дурачок? — Не знаю, просто захотелось за окошко… — голос звучал по-ребячески беззаботно. Он почти ничего не соображал. — Полетать? Ты с ума сошёл! — Арсений обнял Антона так крепко, как только мог. Потерять его было самой страшной мыслью для мужчины, но до конца он не хотел осознавать этого. — Как мило! — Шаст глупо улыбнулся и только сильнее прижался к нему.

***

Ночью снова началась лихорадка. Антон из кожи вон лез по непонятным причинам. Боль изнутри отдавалась по всему телу, хоть локти кусай. Чтобы как-то перебить её, Шаст машинально царапал себе различные участки кожи — и это работало. Пока боль не стала невыносимой. Слёзы текли по щекам рекой, как бы он ни пытался их сдерживать. Арсений провёл всё это время рядом с ним, разделяя все трудности. Он успокаивал, держал руки, когда он снова пытался причинить себе вред, смахивал слёзы с ресниц, гладил по голове. Шаст истошно кричал. Его голос резал душу наугад, но снова и снова попадал в самый центр. Было страшно смотреть на это исхудалое тело, которому здесь было душно и тесно, и больно. Антон взмолился, вопрошая хоть чего-нибудь. Лишь бы перестать чувствовать всё это. Принесли очередной шприц.

***

Наутро Антон увидел Арсения, спящего подле него. Он протянул руку к его тёмным волосам и осторожно, боясь спугнуть чуткий сон, провёл двумя пальцами от макушки, по виску, вдоль скулы и остановился на шее. От одной мысли, что Арс может проснуться, становилось страшно: сложно было сказать, кто из них двоих выглядит хуже. Бессонные ночи изматывают, а отсутствие движения, нормального питания и пребывания в социуме вообще высасывает все соки из организма. Но нужно было держаться, несмотря ни на что. Любые преграды сейчас необходимо было преодолевать, и на это были свои причины. Попов отдавал почти всё своё время и силы на уход за парнем. Что его на это побудило? Одному богу известно! Но очевидно — без него Антон давно бы уже сдулся, отчаявшись в попытках выздороветь. А теперь есть мотивация двигаться вперёд. Теперь есть цель, к которой можно стремиться. Теперь есть смысл. — Доброе утро, Антон.