как так-то?

Игорь встречается с Птицей, но не с Сергеем. И это очень-очень-очень странная история от начала и до самого конца. Всё началось с того, что Игорь работал. Вообще-то все истории Игоря, начиная с двадцати двух лет начинаются с того, что «он работал», а дальше какая-то поебень, которая с нормальным человеком бы в жизни не случилась, но это же Игорь Гром. Эта история ничем не отличается от остальных. Просто был вечер, просто Игорь шёл с работы, потому что дома не был уже трое суток, и Фёдор Иванович выгнал его «хотя бы в душ, Игорёк», вот он и пёрся, хотя бы в душ, прекрасно понимая, что дома ни есть нечего, ни спать он по-человечески не сможет, но куда деваться? Поэтому, хотя бы душ. Шёл себе, никого не трогал, да крики услышал. Конечно же рванул на помощь, а как иначе? Никак Вот и рванул. По визгливым крикам думал очередную девицу в беде от хулиганов отбивать придётся, а оказалось — Гречкина, от огнемётов. Тут, конечно, моральная дилемма. С одной стороны, тот угашенный девочку сбил и из суда ушёл полностью оправданный, с другой, блять, не сжигать же его за это, чай не в средневековье, да и этот тощий мажор-нахалёнок, на ведьму никак не тянул. Вот он и кинул камнем в голову не-Бетмена и впервые с младших классов, где его травили нещадно, не попал. Но и не промахнулся, Гром вообще не был уверен в том, что человек может обладать такой скоростью реакции и уже приготовился стать мясом прожарки медиум, но нападавший, отчего-то посмотрел на него странно и рванул в сторону тёмных подворотен, понять его можно — не по освещённым дорогам в таком «карнавальном костюме» бегать. Он почти рванул следом, но вовремя вспомнил о Гречкине, бессознательно валяющимся слишком близко к горящей тачке, наверняка стоящей дороже, чем сам Игорь. Пришлось вызывать ему скорую и ехать с ним в больницу и даже в этой же больнице объясняться, чтобы никто не решил, что это он придурка так приложил. Он может и хотел бы, да нельзя так. В итоге ни о каком «хоть в душ» речи уже ни шло, сначала он полночи (оставшиеся) сидел у постели придурка, который, как оказалось, получил сотряс, да ещё и угарного газа наглотался так, что промедли майор ещё минут пять и поминай как звали. Папашка этого «детёныша» в больнице так и не появился. Сам майор Гром думал о том, когда ждать нового объявления «не-Бетмена», потому что очень сомнительно, что человек вооружившийся ГРЁБАНЫМИ ОГНЕМЁТАМИ вдруг решит отступить после первой неудачи. А ещё он думал о том, чем это грозит ему лично — всё же сомнительно, что псих решивший сжигать людей, имеет принципы, запрещающие ему вальнуть свидетеля. Тем более мента. Игорь не обольщался — в России стражей правопорядка (и левопорядка, как любил шутить его сосед по общаге в студенческие годы, до сих пор в сержантах ходит, шутник) не жалуют и добропорядочные граждане, что уж говорить о преступных элементах. Игорь всегда думал, что сгорит на работе, но никогда, что буквально. От идеи он не в восторге, но куда деваться? Теперь-то уж точно некуда. Потом очнулся Гречкин. Как бы Игорь его не ненавидел пятнадцатью часами ранее, во время слушания, но этого молодого парня, находящегося в полном ужасе, ему было жаль. И даже очень. Но майор понял, что степень ужаса он явно недооценил, когда тот стал писать чистосердечное, выложил всё: и про Лизу, и про кураж в тачке, и про наркотики, и про алкоголь, и про всех, кто был с ним в этой тачке. Гром заявление принял, он даже в чём-то понимал парня, после вчерашнего во что угодно поверить можно и в чём угодно сознаться — жить хочется больше, чем и дальше тратить папочкины деньги на свободе. Игоря действительно волновало, как он будет доказывать, что не оказывал на оправданного вчера подсудимого давления, но как оказалось, этот вопрос мало кого волновал. Весь отдел был занят — весь отдел ржал с его показаний, как не в себя. Только Фёдор Иванович вызвал к себе в конце дня, да сказал, что его никто ни в чём не подозревает, потому что огнемёты, были бы слишком даже для него. Игорь шёл домой и думал, что пусть весь отдел ржёт, если так им угодно. Пусть клоуны делают что хотят, только бы у них не объявился в городе маньяк-поджигатель. Он, конечно, любит интересные дела, спору нет, но нахрен такое счастье, серьёзно, нахрен. То, что в квартире он не один Игорь понял даже раньше, чем переступил порог. Ментовская чуйка, если угодно. Будь он гражданским и свалил бы по тихой грусти, вызвал бы ментов и трясся бы над тем, чтобы они приехали побыстрее и ничего не сломали. Всего-то. Вот только Игорь сам мент. Нет, если бы он был нормальным, то может и вызвал бы подкрепление, вот только нахуй ему тут коллеги не сдались, если честно. Он не спал почти двое суток, не считая прерывистых провалов в сон у больничной койки Гречкина на очень неудобном стуле, не мылся четверо суток, и не ел нормально… Ну, тут с выходного вечера в доме Прокопенко, что было почти две недели назад. В общем, если его сейчас убьют, то он хотя бы выспится. Из-за угла на него нападать никто не спешил. Мужчина сидел на самом видном месте — на подоконнике окна в гостиной, Игорь прислонился плечом к косяку и смотрел на это с приподнятой бровью, что говорить в таких случаях он не знал. Как девственница перед сексом «у меня в первый раз такое», чесслово. Но он разумно рассудил, настолько разумно насколько ему позволяли двое сумасшедших суток без отдыха, что это не он залез в чужую квартиру, а значит и разговор начинать не ему. Нет, всё же стоило позвонить в участок, прежде чем заходить. С другой стороны, Гром и так их видел весь день и ушёл оттуда явно не для того, чтобы видеть их ещё и у себя в квартире. Когда «гость» повернулся и оказался Сергеем Разумовским, Игорь решил, что всё же заснул где-то в участке или даже на неудобном стуле в больничке, и всё это сон. Очень странный сон. Вот только глаза у Разумовского на плакатах явно не были такими золотыми, может линзы? Но тогда появляется новый вопрос «Нахрена?». Какого там на самом деле глаза у создателя новой русской соцсети он в упор вспомнить не мог, не фанат. Зелёные? Карие? Голубые? Серые? Какие там ещё цвета есть? В общем — не помнил, но явно не золотые, хотя и линзами они не казались. А потом начался разговор… Шантаж, перемежающийся угрозами и заинтересованностью. Кнут, пряник, снова кнут. Сергей явно был не в порядке, его «Птица» тем более и кажется никто из них понятия не имел, что должно стать итогом этого разговора. Игорь думал, что его убьют, Птица думал, что невовремя появившегося мента можно подкупить или вальнуть, в крайнем случае, потому что его в списке на ликвидацию не было, да и если Серёженька когда-нибудь узнает… В итоге они разошлись. Птица ушёл через дверь, самостоятельно закрыв её отмычкой, которой и открывал пять часов назад (этот мент вообще знает, во сколько у него официально рабочий день заканчивается?), а хотевший только одного — спать — Игорь, ещё около часа валялся на старом продавленном диване и думал, почему днём не сказал в участке, про то, что преступник правша, что рост приблизительно метр восемьдесят и о других мелких приметах, которые он успел заметить, и наличие которых явно бы заставило его коллег серьёзнее отнестись к его словам. Хотел раскрыть дело сам или отчаянно пытался убедить себя, что этого не повторится? Дело раскрыло себя само. Попытки убийства путём сожжения не повторились, и в интернете, судя по всему, ничего не всплыло, но теперь Игорь возвращался ночевать домой, как все нормальные люди, потому что раз в несколько дней там появлялся Птица, по словам которого, от убийства сдерживался только из-за Грома. Это льстило, «подобного» ему раньше не говорили, что, наверное, скорее хорошо, чем плохо. Вот только это же и пугало до чёртиков. Игорь был бесплатным психотерапевтом для Птицы, вот только в слова он не очень, и каждый раз после ухода мужчины его пробирал холодный пот — как скоро он ляпнет что-то такое, из-за чего Птица убьёт человека? И как ему потом жить с осознанием, что это он виновен в чьей-то смерти, что он убийца?