Китана и Лю Кан: Вместе и навсегда

Настал очередной вечер. Эдения успокаивалась после дневной суеты. Зажигались огни: фонарщики выполняли свой вечерний обход Эдена. Солнце, словно устав припекать, — весь день температура не опускалась ниже тридцати, — полчаса назад скрылось за горизонтом. Подул, как показалось Лю Кану, свежий вечерний ветер; скосив глаза, он заметил, что Китана обмахивается одним из вееров. — Жарко… Впрочем, как и всегда, — вздохнула синий ассасин. — Она приспустила застёжку на груди, приоткрыв место, где был вырез в виде большого сердечка. — Тебе не привыкать, — улыбнулся Лю Кан. — Хочешь? — Китана дала ему второй веер. — Так это же твоё оружие, — напомнил Лю, — может ли его кто-то брать в руки, кроме тебя. — С тебя льёт, как с Саб-Зиро, на которого дохнул Скорпион, и ты не прочь обветриться. — Моя принцесса номер один во всей вселенной легко поднимет освежающий вихрь, — напомнил Избранный воин Земного царства, взяв веер в руки и нажимая на кнопку-фиксатор посередине. Упрямая пружина не желала никак раскрывать фигурные ножи, из которых он был сделан. Принцесса Эдении с улыбкой смотрела на потуги Лю Кана. — Ты можешь больше. — Он вернул эденийке её оружие. — Девочкам вроде тебя оно больше подойдёт. Легко нажав на кнопку, Китана раскрыла веер. — Держи его. — Нажатая кнопка перешла из её руки в его руку. Но стоило Китане отнять большой палец, которым она его удерживала, веер схлопнулся, порезав бойцу Земного царства руку. Острия зацепили одну из вен на руке Лю Кана, пошла кровь. Он сдёрнул с головы красную повязку, которую всегда носил на себе, и перетянул ею порез, Китана помогала ему завязать её в узел. Рана перестала кровоточить. — Какой я теперь боец без руки. — Он развёл руками. — Самый лучший. — Она обняла его. — Оно пройдёт уже завтра. — Твоя близость заставляет забыть о любых ранах. Моя принцесса. Более жёсткого контакта у нас с тобой не было с тех пор, как мы в первый день встретились. Всё остальное — компромисс. Лю Кан сам не ожидал, что помнит наизусть эту чушь из рекламного ролика. Реклама какой-то чепухи под названием «Миеле»… «Миела — Джеррод — Синдел — Китана»… Пробудившиеся воспоминания о том, что ему рассказывала его возлюбленная, заставили его сердце забиться быстрее, что сразу же отразилось и на состоянии Китаны… — Ты подумал о том, что я не родилась бы, если бы мой папа женился на этой Миеле, а мою маму бросил бы… — Странно, что Кроника ни разу не перезапустила этот момент в истории. Знаешь, она могла бы это сделать… В её голове много всего… — Это самое «много» и оградило её от такого шага. Мы успели вовремя её остановить, любимый… — Эденийка вздохнула. — Прошлое напомнило мне об очевидном: просто так встречи не случаются… — И даже то, что я порезался о твой веер — тоже судьба. — Да, — безмолвно ответила ему ассасин Эдении. Он поднял её на руки и понёс в ванную. Они не помнили, как оказались там: оглушительный перестук сердец и непрерывный поцелуй затмили весь остальной мир для них. Китана опомнилась, когда услышала журчание воды, которая набиралась в огромное джакузи, где могло поместиться несколько человек. — А если придут мама и папа? — Пусть, — отмахнулся Земной боец, — лишь бы ты была рядом. Они забрались внутрь большой ванны. В ней можно было даже лечь и вытянуться — хоть прямо, хоть по диагонали. Это большое сооружение, сделанное из стали, которую земные воины называют нержавеющей, стерпит всё, кроме очень сильной кислоты, вдобавок оно могло вместить в себя большую компанию. Ею однажды воспользовались мужчины-спецназовцы, которые, будучи приглашёнными в Эдению как почётные гости на свадьбу Джеррода и Синдел, — все, кроме Робокопа и триборгов, — устроили парилку чтобы пообщаться по-мужски, о своих секретах, — а потом земные мастера единоборств потянули сюда же своих «половинок»… Лю Кан с Китаной тогда тоже развлеклись, не желая отрываться от коллектива… А сейчас они были только вдвоём… — Холодно, — поёжилась Китана. — Твоя прабабка была ледяной колдуньей. — Мама вот тоже мёрзнет, — зуб на зуб не попадал, эденийка дрожала. — Всё для любимой, — ответил Шаолиньский боец, — как говорят в США, сейчас сауна будет. Тридцать секунд, — он щёлкнул пальцами, и вокруг бассейна забушевало пламя. В то же мгновение эденийская принцесса покрыла их обоих защитной голубой аурой. — Иди ко мне. — Он привлёк её. Китана и Лю Кан нырнули в воду. Он схватил её и увлёк за собой на дно. — Я тебя люблю, — беззвучно призналась она. — Спасибо, что ты есть. — И я тебя тоже люблю. Пока ты есть, я тоже буду. Полминуты показались вечностью. Им обоим почудилось, что времени больше нет… Вынырнув, они обнаружили, что пламя сникло. Баня не пострадала: Лю Кан был настоящим мастером своего дела. Вода стала почти горячей. — Знаешь, что мне сейчас нужно? — Он опять говорил фразами из рекламы. К Шинноку семейку Кейджей, подумал он, о Старшие боги! Достали со своим контентом, тащат во все миры свою медийную заразу, пристанет — не отмоешься! Китана поняла его без слов. Она вылила своё зелье-парфюм в воду. — Тебя же заводит этот запах, правда? — Да, — признался он, — за это я тебя тоже люблю. Я буду пахнуть по-другому, сколько бы ты ни лила этот экстракт фиалки, чей аромат ты источаешь всегда. — Я сделаю новый. — Она бросила открытый флакон в воду, взболтав и вылив остатки содержимого. — Моя волшебница… — Лю Кан заметил: Китана его дурманит, она вытворяет с ним то же самое, что Синдел делала со всеми своими ухажёрами. — Вся в мать! За это я тебя и люблю! — А за что ещё? — Китана нехотя оторвалась от его губ. — Моя принцесса, королева миров, моя вселенная, мой лучший ассасин умна и проницательна… Раньше я говорил, что ты для меня — как нежный холст, а я для тебя — как кисть художника, и для тебя не пожалею любых красок. Яркие и нежные тона — ты достойна и тех, и других, моя любовь. Довольная, Китана прильнула к нему… Помывшись, влюблённые пошли в свои покои. Китана оставила своё новое платье в бане, облачившись в образ Скорбной. — Ну? Ты хочешь меня? Она так призывно виляла бёдрами, что он перевозбудился. — Нравится? Возбуждён? — Разморило. Его ответ вызвал её звонкий смех. Как же он любит её! — Сделай любимой приятно… — постанывая от предвкушения бурной ночи, ответила она на его мысли. В спальне Лю Кан не дал ей передохнуть. — Режим богини включить, — и он жадно набросился на неё. Он превратился в столп огня, который принял форму человека. Защитная оболочка эденийки включилась мгновенно. Она чувствовала, как пламя ласково и нежно лижет её со всех сторон. Кровь вскипела, нервы были на пределе… о, этого она и хотела! Огненное шоу продолжалось полминуты, — затем они оба пришли в своё прежнее состояние. — Если бы ты вдруг отключилась, то сгорела бы. — И не надейся. — Её голос лязгнул, точно сталь клинков её веера, — крепость выдержит осаду столько, сколько нужно. — Эта крепость готова сдаться на милость победителя. — Она сдаётся. Возьми её, — распалялась Китана всё больше, — и владей ею… береги и не отдавай никому. Кстати, а где волшебное слово? — Режим богини включи, — прошептал Лю. От этих слов Китана перевозбудилась, её бросило в жар, в воздухе запахло феромонами. — Режим бога огня, — ответила она ему. — Бог огня сделает тебе хорошо, — он привлёк Китану к себе. — Режим богини, — он снова и снова повторял эту фразу, Китану рвало от экстаза во все стороны. — Ты забыла бы своё имя и рыдала от счастья, — одна из сокровенных мыслей не давала Лю Кану покоя. — Я знаю лишь то, что я тебя люблю, больше ничего не хочу знать, — откровения полились из принцессы в ответ на его слова. Китана смеялась от счастья. Словно бабочки поселились в её животе… Ей было всё равно: только он и она, никого и ничего вокруг. Она забылась, ни о ком, кроме Лю Кана, не хотела думать, ничто её не волновало! — Залазь на меня. Я хочу тебя, Китана! — Я ждала этого, Лю! Я очень сильно тебя хочу! Моя девочка изголодалась по твоему мальчику, — в состоянии эйфории шептала она… — Крепость сдалась на милость победителя. — Она сама, добровольно открыла перед своим завоевателем свои врата. Победителей не судят, ты взял её длительным измором и осадой… Ах! — вскрикнула ассасин. — Уже теку… — Ох, Китана… Пусти его внутрь, до самой башни… Отодвинув в сторону тёмно-синие стринги, он уверенно вошёл в неё. — Я чувствую, что это особый момент, Китаночка. — Я тоже, дорогой… Построившись под ритм своей эденийки, Лю Кан быстро подвёл её к такому пику, что Китана не знала, кричать ей или падать в обморок. — А что, если у нас родится ребёнок, любимая? Ты давно этого ждёшь… — Я мечтаю об этом, родной… Я тебе говорила, что хочу нового защитника Эдении и Земли… — А если это будет ещё одна принцесса? — Он взял её за грудь. — Я её полюблю не меньше, чем если это был бы новый боец, такой же, как и ты! — Её взгляд заблестел. — Давай поспорим? — Он почувствовал, как она затрепетала от поступающего оргазма. — Давай. На любовь. — Она ощутила толчки, пульсацию его орудия внутри себя. — И девочка, и мальчик… — Её затрясло, она вскрикнула от переполнявших её эмоций. — Режим богини вкл… Лю Кан не договорил: ощутив сладкие спазмы Китаны на своём конце, он стал кончать вместе с ней. Казалось, между ног у него зажглась огненная сфера… Китана, сводя мышцы, доила его… — Не выходи… — попросила она. — Не бросай меня… — Слезы счастья неожиданно покатились из её глаз, ассасин готова была захлебнуться ими. — Я без тебя одна… Он чувствовал такую любовь, приязнь к Китане, что не находил себе места… Она загоняла всё, что накопилось у него, внутрь себя, подмахивая и крича от наслаждения. — Моя девочка, самая лучшая, — Лю спустил всё ей внутрь. Китану всё ещё подбрасывало, эденийка бессознательно вцепилась в него, не выпуская из рук сложенные веера, — пока они оба резвились в покоях ассасина… Переполненная страстью, она нанесла ему несколько порезов, Лю Кан не реагировал на это… Он лежал, ощущая её утихающие сокращения мышц, которые продолжали его ласкать. Успокоившись, она прилегла на него. — Я опять порезался твоими веерами. Превозмогая истому, медленно приходя в себя, Китана нехотя встала с него. Она взяла какой-то флакон с фиолетовым гелем. — Это бальзам на основе магнолии, мама говорит, он быстро лечит. Иди ко мне. — Эденийка принялась втирать гель, запах магнолии распространился по комнате. Воин Земли заметил: гель не жёг, а, наоборот, успокаивал, боль утихала. Кровь тут же остановилась, и порезы начали светлеть. — Не за минуту, но завтра ты точно будешь целым и невредимым. Забыв о ранах, Лю Кан отдался лёгким движениям своего ассасина. Она видела, что ему приятно, и он не держит зла на неё. — Сколько ты вылила на меня этого геля, Китана? — Мама приготовит новый. Ей это легко. У неё этих магнолий… — …как у тебя фиалок. Как вы с ней похожи… — О да, любимый! Я очень люблю маму и доверяю ей всё! — А я тебя люблю. За твою доброту и ласку, за твою нежность и любовь. Гель закончился, Лю Кан заметил, что во флаконе ничего не осталось. — Ты для меня — всё, я счастлива! — Китана прильнула к своему Избранному, она вся светилась. — Я перестала препятствовать зачатию. — Китана показала Лю «спираль», вынутую накануне утром. — Я хочу простого женского счастья, милый. — Она положила голову ему на плечо, её короткая стрижка Скорбной Китаны источала аромат фиалки. — Где твои локоны? — Он провёл по её непривычно коротким прядям. — Хочу, чтобы они были до пояса. Ты ещё более женственна с ними. Не говоря ни слова, Китана взмахнула правой рукой, и её короткая стрижка сменилась на роскошную копну волос, которая протянулась гораздо дальше лопаток. — Сделай их волнистыми. Ещё одно движение рукой, и пряди Китаны потеряли свою прямоту, стали более объёмными. — Хочу, чтобы они были серебристыми, как у твоей мамы. — И не надейся. — Китана догадалась о его мыслях. — Ты влюбился в неё. Переодеться в её наряд? Скажи правду. Ты хочешь её? Не делай мне больно, — простонала эденийка, — признайся, изменил мне с Синдел, верно? — Что за выдумки, Китана… — Не лги мне. Ты представил, как ложишься с мамой в постель, и вы любите друг друга. Серебристые, с чёрным пробором волосы, серебристо-фиолетовый, с сиреневыми деталями наряд. Ты хочешь Синдел, признайся мне. Не утаивай от меня истину, тебе же будет лучше, я не хочу быть с предателем и изменником. — Я тебя хочу в наряде королевы Синдел, Китана. Зачем мне её тело, сама подумай: грудь, фигура тебе уже достались от неё, статуи лепить можно. Этого у тебя не отнять. — Лю Кан взял Китану за грудь, поглаживая и разминая нежную кожу, ощущая её пышную, упругую выпуклость, эденийка застонала. — Тогда зачем тебе её причёска? Забыл перламутрово-сиреневый гребень. Тебе не нравится, что мои волосы собраны сзади в хвост, с башней на голове, переплетены в косички, я тебе надоела. — Да, я хочу разнообразия, Китана. Достань у мамы это всё. Сейчас же. Я не хочу, чтобы ты мне подложила вместо себя свою мать — я всего лишь хочу её наряд на тебе. Давай для разнообразия? — Маминым голосом тоже разговаривать?! Обойдёшься. Люби меня такой, какая я есть. С синими нарядами и длиной волос можешь играть, сколько пожелаешь, я всё для тебя сделаю. Но переодеваться в маму я не желаю, сразу предупреждаю, мама — это святое, и думать забудь. — Стань блондинкой, Кити… — По Соне Блейд соскучился?! Я же сказала: нет!!! — Не знаю, какой цвет тебе предложить… В чёрном ты и так на Сарину похожа… — Тебе напомнить, что у неё другой оттенок? Глаза в Шаолине забыл, Лю Кан?! — Глаза Китаны блеснули по-недоброму. — Засматриваешься на других. Я так и знала. Всё, не… — Помилуй, Кити! — Лю Кан просяще поднял руки. — Я не хотел тебя обидеть. — Я и не хочу тебя бросать, — томно произнесла эденийка, прежний апломб исчез. — Ревнивица. — Какая есть. Не то что твои, на которых ты заглядываешься. Верь только мне, я никогда тебе не изменяла, я верная девушка. Пока ты есть, я тоже буду, любимый… — Вот и хорошо. — Лю Кан обнял её. — Иди ко мне, моя девочка… Моя богиня и принцесса. Моя вселенная.