Оксигенация

С трудом выковырявшая себя из кровати в пять утра Сакура слышит удовлетворённое хмыкание за спиной, только когда вошедший покашливает, раз, наверное, в третий, чтобы привлечь ее внимание. Обернувшись, видит доктора-чтоб-его-Акасуну. Он стоит в дверях технического помещения, где, как он вчера и просил (стол заказов на радио-токийская-больницы вновь открыт), в разнобой пищат, жужжат и моргают мониторами наркозные аппараты. Харуно как раз заканчивает проверку последнего. — Доброе утро, доктор Акасуна, — приветствует его Сакура, взглянув на своего механического «пациента» — тот все никак не хотел включаться. — Доброе, — кивает рыжий, оглядывая плоды ее утренних мучений, — Все работает исправно? Мониторы, систему подачи газов и выведения отработанной дыхательной смеси проверила? — Да, все в порядке. Ларингоскопы, трубки, маски, все приспособления в сборе. На этом, — Сакура указывает на ближайший к ней аппарат, — была приклеена бумажка техников о том, что он долго включается после повторного подсоединения к розетке. Надо будет подождать. — О, мой самый капризный малыш, — к удивлению Сакуры, Акасуна склоняется к аппарату и любовно гладит его по корпусу, — пора бы его уже отправить на пенсию. — Он поднимает заиндевевшие глаза на Харуно, — Давай сюда документы, подпишу. У меня через полчаса удаление желчного пузыря, сходи теперь в пятую операционную и проверь, хорошо ли опускается и поднимается кровать и каталка. И в течение дня заходи на них ещё раз посмотреть. Кстати, зачем? «Потому что ты мстительный мудак, который заставляет меня делать работу для медсестёр», думает Сакура. — Потому что наркозные аппараты перекатывают с места на место, их толкают, линии подачи медицинских газов натягиваются, — вместо этого вслух отвечает Сакура. — Хорошо, — она получает очередной сухой кивок. Сухой, как ее губы в середине холодной зимы. — Потом можешь присоединиться к обходу, если они еще не закончили. Проверив и кровать, и каталку в операционной, и даже, на всякий случай, кофеварку Сакура все же успевает на обход. Мышкой просачивается сквозь толпу интернов, стараясь не привлекать внимания к своему появлению, хотя у неё и есть индульгенция на опоздание. На кровати, облепленной со всех сторон юными дарованиями медицины, лежит молодой парень, примерно их возраста, бледный как смерть и потный, как после спортзала. А дышит так вообще как после марафона. Прямо как Сакура, которая бежала из пятой операционной, чтобы успеть послушать хотя бы про последнего пациента. — Мужчина, тридцать лет, поступил с повышением температуры, резью в животе, рвотой, — объявляет симптомы Джирайа, — На что это указывает? — Думаю, это случай аппендицита, — робко предполагает Хината. Наруто, как всегда вьющийся рядом, гордо смотрит на свою девушку. — Правильно! — Джирайа хлопает ее по плечу богатырской лапой так сильно, что Хьюга пошатывается, как пьяница, и привычно заливается краской. — И вовсе не похмелье, как некоторые из вас могли подумать! Будьте внимательны с этим, чтобы мы успели вас прооперировать. Под дружный хохот пациента отправляют в хирургию. Обход заканчивается, так толком и не начавшись для Сакуры. Джирайа остаётся, чтобы пометить что-то в карте пациента. Харуно остаётся, потому что пяти часов довольно мало, чтобы четко координировать свои действия. Он смотрит на неё и улыбается так широко, что глаза слепит. — Харуно Сакура, правильно? — уточняет он, даже не пытаясь тайком посмотреть на ее бейджик. — Ты же в практике анестезиологии у Акасуны-сана? Слышал, вас там порядочно убавилось. Как настрой, ещё держишься? — Спасибо, Джирайа-сама, хорошо, — бодро отвечает Сакура. Но пяти часов действительно бывает мало, чтобы контролировать свои действия, а общий куратор стажеров улыбается так тепло, да и вообще выглядит как большой плюшевый мишка (контролировать мысли, видимо тоже сложно), — Сегодня с утра проверяла состояние наркозных аппаратов, потом состояние каталки и кровати, а потом перепроверяла состояние наркозных аппаратов, — лепечет Сакура. Она даже не пытается жаловаться, но Джирайа и так все слышит по ее голосу, видит в уставших глазах, обрамлённых не густыми ресницами, а синяками. Поэтому откладывает карту и приобнимает ее за плечи. — Послушай, Сакура. Сейчас тебе наверняка кажется, что он даёт тебе дурацкие задания, которые должны выполнять медсестры, потому что он злобный сукин сын, ненавидящий то ли конкретно тебя, то ли всех женщин-врачей. Но поверь, у него нет ни к кому ненависти. У него для этого слишком высокая самооценка, — усмехается Джирайа, — Зато он ценит профессионализм. Другим он поручает только заполнять за себя бумажки, гоняет за кофе, а тебе — практические задания, которые помогут погрузиться в работу. Так что, — он хлопает ее по плечу так, что она качается, как Хината несколько минут назад, — терпи и учись. Что ж, думает Сакура, поднимаясь в кабинет доктора Акасуны, остаётся терпеть. И учиться. Групповой сеанс пыток, по какой-то нелепой, неизвестной науке причине названный анестезиологической практикой, к великому облегчению интернов проходит без происшествий и потерь в их числе, если не считать первых симптомов невроза и, кажется, паранойи (все стажеры доктора Акасуны потом ещё долго будут раздумывать над каждым заданным им вопросом, ибо любой неправильный ответ карается расстрелом на месте). Сакура задерживается на минуту дольше остальных, уже успевших пулей вылететь из кабинета, от греха подальше. Дурацкая молния на дурацком рюкзаке все никак не хочет застегиваться. Акасуна, будто и забывший о ее присутствии, спокойно заполняет истории болезней. — Раз ты ещё здесь, будь добра, сходи в морг к Орочимару-саме и забери результаты аутопсии Зензо-сана, если они уже готовы, — Акасуна даже не поднимает на неё глаз от экрана компьютера, — И побыстрее, пожалуйста. Хочу понять, прокололись ли хирурги или мы. — Да, доктор Акасуна, — отвечает Харуно, задаваясь вопросом, когда это она, не участвовавшая до сих пор ни в одной операции, успела стать частью «мы». В морге предсказуемо холодно, как в подземельях Слизерина. Сакура, разыскивая в этих лабиринтах смерти Орочимару-саму, мечтает только о том, чтобы не напороться на профессора Снейпа. —Заблудилась, мышонок? — а вот и он. Голос главного патологоанатома скрипит наждачкой, крошится в воздухе и оседает пылью на барабанных перепонках. Сакура отмечает про себя, что он стягивает перчатки с длинных, тонких пальцев слишком медленно. Что кожа у него настолько бледная, что в свете синюшных ламп кажется почти прозрачной. Что длинные, черные волосы не по уставу рассыпаются по плечам. И, внезапно, что пахнет от него вовсе не смертью, ни реагентами, а чем-то приятным. Лаванда? Главный патологоанатом принимает ванну с лавандовой пеной? Сакура встряхивает головой, чтобы прочистить мысли. Ее бросает ни то в жар, ни то в холод при виде этого человека. — Профессор… — она запинается, понимая, что чуть было не ляпнула, — То есть, Орочимару-сама, доктор Акасуна просил передать ему результаты вскрытия Зензо-самы, если они уже готовы. Она смотрит в пол, но вовсе не из-за почтительности. Просто тяжело отвести взгляд от его светлых, практически желтых глаз (это освещение такое, или у него действительно вертикальные зрачки?). А ведь она и правда мышонок. Мышонок, попавшийся огромному такому удаву, который сожрет ее за один присест и не подавится. Орочимару кивает и достаёт из кармана чёрной, явно дорогущей, шелковой рубашки сигареты, вытряхивает одну из пачки, чиркает зажигалкой. Сакура заторможенно наблюдает, как огонёк тлеющей сигареты мелькает между его пальцами. Как дымок, отдающий ментолом, вьётся к потолку. — Мне можно, мышонок. Здесь хорошая вытяжка, — она так откровенно пялится на него, что Орочимару отвечает на упрёк, который даже не пришёл ей в голову. — Карин, любовь моя, принеси результаты по Зензо-сану, — скрипит он куда-то в глубину коридоров. — Сасори не терпится узнать, облажалась его светлость или нет. Ожидая, они стоят молча. Орочимару продолжает курить, задумчиво прикасаясь к длинной серьге, смотря куда-то поверх ее головы. Ками-сама, стонет про себя Сакура, он еще и серьги носит. — Вот, Оромару-сама, — подошедшая через несколько минут Карин протягивает ему толстенную папку. А вот и Пивз, думает Сакура. Карин Узумаки, двоюродная сестра Наруто, смотрит на неё с плохо скрываемой ненавистью и злорадством — она была влюблена в Саске весь колледж и теперь наконец получила его в свое распоряжение. Когда Сакура получает результаты из рук Орочимару, то больше всего на свете ей хочется оказаться наверху, пусть даже и в кабинете Акасуны. В кабинете его, как ни странно не оказывается. Дежурная медсестра сообщает Сакуре, что доктор Акасуна сейчас на операции, поэтому она, прихватив папку, отправляется перевести дух в ординаторскую. — Ну и видок у тебя, — с порога выдаёт Ино. — Даже лобастой тебя язык не поднимается назвать, скорее грустной пандой. Сакура отмахивается от неё и делает себе чай — заслужила. — Как там наркозные аппараты? — подначивает Яманака. — Ой, иди ты. Но есть и хорошие новости — пока я в строю. — А плохие? — Дай-ка подумать, — Сакура садится рядом с ней, грея руки о горячую чашку. — Кажется, сегодня я встретила воплощение профессора Снейпа. — Сакуру аж передергивает. — Хм… Орочимару, властелин морга? — Ты уже про него слышала? Ужас, аж дрожь берет, когда его вижу. Хотя он вроде ничего такого не делает. Не орет там, с практики не выгоняет, сто наркозных аппаратов в шесть утра не заставляет проверять…. — Что, я уже не так плох? — смеётся Акасуна, выезжая на своём кресле из потайной ниши. — Да у вас что там, выручай-комната спрятана?! — взрывается Сакура, у которой нервишки в конец расшалились. — Я вас искала, чтобы отдать результаты по Зензо-сану, — уже чуть спокойнее говорит Харуно, протягивая ему папку. — Вот же идиоты, с такими анализами решили его резать. — Эй! — возмущается на этот раз Ино. — Ты тут не при чем, — говорит Акасуна, уже успевший спрятать папку и собравшийся уходить, — Просто хирургов в принципе тянет спасти неспасаемое, — в дверях он оборачивается к Сакуре, — Завтра в два часа у меня операция на сердце, будешь осуществлять послеоперационный мониторинг. Сакуре едва удаётся скрыть свой восторг — наконец-то ее подпустят к пациенту. Утренний обход проходит привычно весело. Джирайа-сама выдаёт очередные шутки по алкоголь, наркотики и призывает девушек всех возрастов, любого роста и веса (и размера груди, шепчет Ино) приходить к нему на профилактический осмотр. Сакура с блеском отвечает на поставленные вопросы. На Наруто вырвало пациента, которому тот пытался поставить капельницу. Им даже удаётся выбраться всем вместе на обед. Но Сакура не успевает доесть заслуженный сэндвич, как получает сообщение о том, что необходимо срочно явиться в кабинет доктора Акасуны. Горестно оплакав судьбу своего обеда, Харуно, кивнув всем на прощание, срывается с места. — Доктор Акасуна, вызывали? — запыхавшаяся Сакура вваливается к нему в кабинет. — Один из моих ассистентов сегодня заболел и не явился, — рыжий, быстро простучав по клавиатуре, вскакивает и надевает халат, висящий на спинке кресла. — Ты кажешься наиболее разумным лабродуделем из моих интернов, поэтому тебе выпадает уникальная возможность принять участие в сегодняшней операции. — Он тянет Сакуру за локоть из кабинета, — Ну, чего зависла? Пошли, не заставляй меня ждать! Очнувшись, Сакура следует за ним. В лифте Акасуна всовывает ей в руки карту пациента. Пожилой мужчина, жаловался на одышку при ходьбе и сильные боли в груди. По результатам обследования было приятно решение делать коронарное шунтирование. — Противопоказаний вроде нет, — бубнит Сакура себе под нос, когда они выходят из лифта и следуют в палату, — анализ крови и ЭКГ в норме, легкие и почки в порядке. — Здравствуйте, Хасегава-сан! Как вы себя сегодня чувствуете? Знакомьтесь, моя помощница на сегодня — Харуно Сакура, молодой, подающий надежды анестезиолог, — Акасуна присаживается у кровати больного и указывает на Сакуру. Она в немом изумлении уставляется на рыжего говнюка, который внезапно перестаёт быть говнюком, а превращается в доброго дядюшку. Обычно холодные глаза, подернутые пеленой равнодушия, лучатся добротой, голос полон заботы. Сакура сглатывает комок в горле и встаёт рядом, готовая делать пометки. — Ой, Сасори-доно, такая молоденькая, а уже врач! — качает головой Хасегава-сан, оглядывая Сакуру. — Честно говоря, страшновато в моем возрасте под нож лезть. — Не беспокойтесь, — Акасуна легонько сжимает его лежащую поверх одеяла руку, — операция надолго продлит вашу жизнь. Мы расширим сосуды, и кислород снова сможет поступать в сердце, — он пускается в объяснения предстоящей операции. Она заполняет бумаги. Хасегаве-сану шестьдесят семь лет, ишемическая болезнь сердца, других заболеваний нет. Аллергии нет — Сакура ставит жирную галочку. Ранее проблем при индукции анестезии не было — опять галочка. Вредные привычки отсутствуют — галочка. Они проводят обследование. Сакура тщательно изучает рот пациента — достаточно широкий для интубации трахеи, зубы не торчат вперёд, восполнения голосовых связок нет. Галочка. По окончании осмотра Акасуна просит Хасегаву-сана подписать согласие на анестезию. Помедлив секунду, тот ставит широкий росчерк. Галочка. — Хасегава-сан, не хотите ли местную анестезию, чтобы снизить боль во время установки венозного катетера? — осмелев, спрашивает Сакура — у пациента кожа такая тонкая, что ей становится жалко тыкать в него иглой. Вопреки ее опасениям, Акасуна молчит, только смотрит на неё, как-то странно смотрит, будто зверь в засаде. А Хасегава мгновенно соглашается на крем с лидокаином. Его увозят в операционную. Сердце Сакуры пропускает удар, когда на лицо пациента надевают маску и пускают газ. Он начинает считать до ста, но засыпает на двадцати. Доктор Акасуна протягивает ей ларингоскоп, и Харуно даже через маску видит, как он ухмыляется, забирает прибор обратно и сам интубирует трахею. Когда трубка оказывается в положенном месте, он вводит миорелаксанты. Теперь остаётся подождать, пока препараты подействуют. Сарутоби Асума уже готовится сделать первый надрез, когда Сакура бросает взгляд на приборы и ахает. — М? — тянет стоящий рядом Акасуна. — Трубка не в трахее, — шепчет Сакура и кивает на монитор наркозного аппарата, — в выдыхаемой дыхательной смеси нет углекислого газа. Нужно ее вытащить, — она почти умоляюще смотрит на своего сенсея. Она весь колледж раздавала Наруто дисциплинарные затрещины и иногда даже с ноги открывала кабинеты преподавателей, которые, по ее мнению, занизили оценки, но сейчас ей вдруг становится неловко прерывать работу более опытных коллег. — Так вперёд. Эти два слова переключают в ней какой-то рубильник. Она отодвигает хирурга в сторону и вынимает трубку. А потом уже извиняется и обьясняет свои действия, одновременно переключая вентили на наркозном аппарате, увеличивая количество кислорода — сейчас пациенту нужна оксигенация. После повторной интубации операция продолжается. Сакура смотрит на халаты хирургов, на кучу окровавленных салфеток и лужу на полу. Акасуна, проследив за ее взглядом, кивает. — Коллеги, думаю, пора начать переливание компонентов крови, — твёрдым голосом сообщает Харуно. Операция заканчивается, пациента увозят в палату пробуждения, хирурги и медсестры расходятся. Сакура стягивает маску и, обессиленная, оседает на пол. Над ней нависает Акасуна и качает головой, даже глаза закатывает, засранец. А потом молча протягивает ей руку и помогает встать. Он ведёт ее в свой кабинет, кивает на гостевое кресло напротив своего стола и, когда она садится, все ещё в коматозе, включает кофеварку. — У вас же есть своя кофеварка в кабинете, почему вы постоянно в ординаторской? — спрашивает постепенно приходящая в себя Сакура. — А там кофе лучше, — смеётся Акасуна, протягивая ей чашку. Задумывается, достаёт из шкафа бутылку виски и щедро плещет ей в напиток. — Я займусь бумажками, ты пока пей кофе, а потом проваливай. — Спасибо. — Не за что, — он отрывается от монитора. — Ты молодец. Сакура захлёбывается то ли кофе, то ли смущением. Вместо утреннего обхода Сакура спешит в палату Хасегавы-сана, чтобы проверить его состояние. Сейчас он спит, весь перебинтованный. Медсестра говорит ей, что шов держится хорошо, начинает заживать. Пациент не жаловался на тошноту, противорвотные препараты не понадобились. Сознание ясное, дыхательные пути в порядке, температура нормальная, дополнительный обогрев не требуется. Харуно просматривает анализы и рекомендует медсестре увеличить уровень гемоглобина, чтобы восполнить кровопотерю во время операции. — Как он? Акасуна подкрался так тихо, что Сакура подпрыгивает от неожиданности. Он протягивает к ней раскрытую ладонь, и она вкладывает в неё карту. — Назначила ему сульфат железа? — Да. Когда окрепнет, можно подключить диету. — Хорошо. После обеда ещё раз зайдём к нему. А теперь марш к Джирайе. Сакура успевает к середине обхода. Они как раз обсуждают лечение пациента с почечной недостаточностью. Тентен предлагает начать диализ. Пациент спорит, говорит, что не очень любит диализ. Джирайа наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Пациент заливается краской, глупо хихикает и в конечном итоге соглашается на процедуру. — Что же он ему такого сказал, что тот согласился на диализ? — вопрошает Сакура за обедом. — Ну, жная эро-Джирайю, наверняка што-то про то, что с диалижом он и в свои-то годы ещё успеет побегать за девушками, — с набитым ртом предполагает Наруто. — Кстати, ты же с ним работаешь, — Ино поворачивается к Узумаки и смотрит на него с таким неподдельным интересом, с каким последний раз она засматривалась разве что на Сая, когда тот только перевёлся в их группу из Университета Киото, — А с пациентками он так же похабно себя ведёт? — Нет, что ты! — уходит в оборону Наруто, — Я сам охренел просто, — Узумаки ловит летящую в него ложку, брошенную Сакурой, — Он вообще сама галантность. Правда, особо красивых пару раз звал на свидания, за что ему потом бабуля Цунаде по шее надавала. Сакура-чан, перестань бросаться в меня приборами, я ж любя! — Саске-кун, а как тебе Орочимару-сама? — робко, ну прям как в первый раз, спрашивает Сакура, ловя при этом настолько гневный взгляд Ино, что даже не надо читать по губам «Харуно, какого хрена?!», — Мне он показался довольно странными типом. Саске, который после Наруто-терапии стал было выглядеть и вести себя лучше, ну там, на людей, включая бывших девушек, с кулаками перестал бросаться, теперь снова осунулся, помрачнел. — Мне плевать, каким он кажется. Главное, что он профессионал и поможет в одном моем деле, — подняв ледяные глаза, плохо скрывающие угрозу, отвечает Учиха. — Это какое это у тебя дело с этим трупом невесты? — без всякой задней мысли спрашивает Узумаки. — Не твоё дело, усуратонкачи, — огрызается Саске. «Вот и поели», — думает Сакура, вставая из-за стола. «Попытайся задать вопрос Учиха Саске — и никакие диеты тебе не понадобятся, снижает аппетит сразу и гарантированно», — придумывает она новый рекламный слоган для Центра по контролю веса. — И чего ты ожидала от его говнейшества? — спрашивает Ино, пока они поднимаются к своим кураторам. — Хотела растормошить, — пожимает плечами Сакура. — Ага, растормошила. Осиное гнездо, — фыркает Яманака. — Скорее змеиное. Видела я его сенсея…— Сакура снова ёжится, стоит только вспомнить Орочимару. — Иногда твою лобастую голову посещают крайне умные мысли! Ладно, давай, удачи с твоим другим говнейшеством, — на этом Ино отправляется к Сарутоби-сенсею. Практика с его рыжим говнейшеством проходит спокойно. На этот раз он даже допускает их к пациентам и поручает одному из интернов интубировать трахею. — Надеюсь, этому вас учили в медицинском, но во имя спасения человества напомню, что эндотрахеальная трубка должна занять правильное положение! — инструктирует он до начала процедуры, — Не в пищеводе! Не в бронхе! Харуно, расскажи им, что вчера произошло на операции Хасегавы-сана. Сакура вздрагивает (раньше он никогда не спрашивал кого-то конкретного, давая им право самим решать, кто опозорится на этот раз) и заливается румянцем. — После индукции анестезии доктор Акасуна ввёл эндотрахеальную трубку, затем началась подача миорелаксантов, — она опасливо косится на него, — Однако по показаниям на наркозном аппарате стало ясно, что в выдыхаемой дыхательной смеси отсутсвует углекислый газ. Пришлось делать повторную интубацию. — Вот. Харуно вовремя это заметила, вмешалась и спасла пациента от гипоксии. Сакура краснеет круче Хинаты, когда две пары глаз уставляются на неё в религиозном экстазе — до сих пор возможность одобрения Акасуной считалась чем-то за гранью фантастики, вроде йети, НЛО или Несси. Харуно отмахивается от них, бубнит что-то вроде «так на моем месте поступил бы каждый» и встречается взглядом с рыжим. Он даёт им время переварить эту мысль, улыбается одним уголком губ, едва-едва заметно, и подмигивает. Подмигивает?! Сакура несколько раз моргает, но Акасуна снова привычно полу-равнодушен, полу-нетерпелив и не торопит их только потому, что ему головой отвечать, если кто-то из стажеров покалечит пациента. Им удаётся правильно и интубировать трахею, и рассчитать нужную дозу препаратов для анестезии и мышечных релаксантов. Когда последнего пациента увозят в операционную, Акасуна отпускает их с занятий. — Харуно, стоять! — окрикивает он Сакуру, когда та собралась уходить. Чертова молния на чертовом рюкзаке, пора уже купить новый. — Сегодня состоится университетский приём для факультета медицины. Соберутся светила нашей науки, спонсоры, руководство больницы и подобные занудные личности. Мой ассистент, с которым я должен был пойти, все ещё болеет, а так как ты до сих пор кажешься самым разумным лабродуделем в этой компании, то пойдёшь со мной. — А можете меня повысить, хотя бы до гориллы? — осмелев (народная героиня, все-таки), спрашивает Сакура. — Думаешь, горилла умнее лабродуделя? — усмехается Сасори, — Сегодня в семь вечера, в большом зале Университета. Прости, но заезжать за тобой не буду, не настолько уж ты мне нравишься. Сакура думает, что пусть немножечко, но всё-таки нравится.